Судьба струится по венам

Хибари и Вонголу удалось разнять лишь подоспевшему преподавателю, которому пришлось прочитать заклинание, что образовало невидимую стену между студентами. Оба парня выглядели помятыми, с разбитыми носами и множеством наливающихся цветом синяков. Их едва ли останавливала мнимая преграда, но мужчина не стал терпеть дальнейших препирательств и развёл парней по разным этажам. Он также пригрозил Хибари отстранением от миссий, если тот заявится на этаж первокурсников вновь. Тсунаёши же наказали помогать преподавателю следующие две недели с бумагами и выполнять все его поручения. Тсуна разумно промолчал, когда пытались выяснить причину ссоры или первого напавшего, но благополучно вставлял комментарии о том, что столь тлетворная личность как Хибари давно напрашивалась на взбучку. Ему мало хотелось обсуждать возникшую проблему, потому что рядом вновь стоял Такеши и бессовестно читал весь чувственный фон. Однако преподаватель быстро вернулся к прерванному занятию, и Тсунаёши благодарно выдохнул и последовал в кабинет. Это мало отвлекало от злости и раздражения, которое раздирало раны с запёкшейся кровью где-то на подкорке. Ему хотелось заточить ничтожного альфу в вечный лёд, когда вспоминал слова о том, что сам Тсуна его приманил, чтобы заняться сексом. Чёрт возьми, да никогда в жизни! Он был бы рад больше в жизни не ведать этого понятия, и не вспоминать ужасы, которое оно за собой несёт. Эта человеческая потребность была отвратительной и грязной, гадкой и омерзительной. Его действительно отвлекает хоть что-то, когда между занятиями Вонгола после медпункта проходит в свою комнату и видит там незнакомого парня на второй кровати. — Привет, сосед! — тут же говорит он. — Меня зовут Базиль Савада. Базиль предстал парнем с неразвитой мускулатурой и миловидным лицом, что мало подходило образу боевого мага, которых он встречал в академии ранее. Юноша едва ли подходил под образ беты. Это немного сбило с толку, но Тсуна постарался спокойно ответить: — Вонгола Тсунаёши, — он кивнул в знак приветствия и обратил внимание на чемодан рядом. — Ты заселяешься только сейчас? — подозрительно прищурился. — Ох, нет! — активно замахал руками Базиль. — Я сменил комнату. Меня не жаловал прошлый сосед. Это мало успокоило Тсунаёши. Его интуиция не верила ни единому слову парня, но Тсуна в любом случае не собирался лишний раз общаться с другим студентом. А мысленно проклинал этот день за столь паскудные события, которые раз за разом выбивают его из колеи и испытывают на прочность. Вонгола уже надеялся этот год или хотя бы полугодие провести один в комнате, но едва ли что-то когда-то шло по задуманному плану. Он присел на свою кровать и постарался игнорировать внимательный взгляд голубых глаз, который следил за каждым его движением. Пришлось в ускоренном темпе взять другие тетради и выйти из комнаты подальше от давящей атмосферы. Тсуна с досадой осознал, что теперь не сможет сбежать от излишнего общения в своей берлоге. Крепостью это, конечно, не было, но в комнате вполне удачно можно было ненадолго скрыться от энергичного Такеши или дотошного Гокудеры. В любом случае, теперь у него был повод вернуться к обычному режиму, когда он до поздней ночи проводил всё время в библиотеке. Несколько безумных недель вывели его из этого графика настолько, что теперь это казалось далёким прошлым. За это время он успел убить несколько людей, испытать жуткую агонию и ещё больше повздорить с собственной сущностью. Отлично, он всё равно не планировал искать компромиссы! И Вонгола отгонял мысли того, что она уже выиграла эту войну, раз ему теперь нужно прожить одну течку. Он едва ли смирился с этой мыслью, но в то же время продолжал судорожно обдумывать то, как это должно происходить. Хуже неведения было то, что его нельзя было разорвать разговором с каким-то другим омегой. Он даже ни с кем не был знаком вне стен академии, чтобы попытаться вырвать встречу. Последним его ни-другом-ни-приятелем был Шоичи Ирие. И помимо барьера из-за военных, которые оккупировали Намимори, он не общался с парнем уже долгое время, и сейчас даже не будет уверен в сущности того. Он осознанно оборвал все связи с бывшими одноклассниками и сейчас не мог пойти с вопросами о течке даже к Гокудере и Ямамото, потому что не доверял им настолько. Потому что даже не упоминая реальные причины того, для чего ему нужна эта информация, всё равно бы избегал на самом деле этого разговора. Единственным действительно верным вариантом было всё-таки обсудить всё с Шамалом, но уже эту беседу он планировал оттянуть вплоть за день до течки или около того. Рассчитывал ли на самом деле Шамал, что студент будет осведомлён в этом процессе, если всю жизнь подавлял сущность? Он не может перестать думать под градом новых событий. Сердце Тсунаёши разрывается от волнения ещё около двух дней, но когда ему снится сон с Фуутой, беспокойство обретает ясную оболочку, хоть и не явную. Это даёт ему толчок для ещё большей злости на сущность, потому что юноша знал, что не стал бы в ином случае переживать за панотия. Потому что беспокойство было слишком необоснованым и напрасным, которое просто раздирало его изнутри, когда он не мог отвлечься даже на миссию. Шамал лично обговорил с Реборном вопрос того, чтобы Тсунаёши не назначали заданий в ближайшие две недели. И это было слишком много! Ему требовалась разрядка, которая могла бы остудить его пыл, потому что тело и чувства выходили из-под контроля, и он не знал, как это заглушить и не обращать внимания на явные отклонения. Уже после первой недели Вонгола просил Шамала о разрешении на миссию, но на деле всё также вызывал лишь маленькие искры. По-настоящему вызвать пламя ему удалось лишь в момент неистовой ярости из-за Хибари. И то ненадолго. Тсуна чувствовал себя безоружным. У него всё ещё был хорошо поставленный кулачный бой, но абсолютная беспомощность в призыве огня. Простые заклинания тоже давались с трудом. И единственное, чем он мог довольствоваться это прорыв точки нуля. Этого хватало на боевые практики с Джи, но едва ли выходило за рамки. А также имело последствия. Тсунаёши убедился в этом, когда после очередного спарринга почувствовал как внутренние органы плавятся от раскалённой лавы, что отдавало мелкой дрожью по всему телу. Во всяком случае, он не мог позволить себе бездействовать, поэтому муки повторялись минимум раз в два дня, что подводило его разум к краю пропасти. Его сонное сознание рисовало картинки того, как Тсунаёши терпел такие же боли в десять лет и был вынужден обо всём молчать. Это сводило с ума и приводило к постоянным кошмарам, которые вовремя прерывал Базиль. Базиль действительно помогал ему придти в себя после особенно правдоподобных кошмаров, но Тсуна всё ещё старался с ним говорить как можно меньше. Невзирая не на то, что парень дружелюбно предлагал ему помощь и возможность выговориться. Он не мог этого сделать. Или даже думать о том, чтобы действительно позволить рассказать о себе больше, чем нужно его соседу. Для этого он переходил на нейтральные темы. Пламя. Занятия. Преподаватели. Лёд. Всё, кроме его проблем. И после этого Тсунаёши действительно чувствовал себя легче, а интуиция после нескольких дней успокоилась, словно вовсе и не предупреждала его о подозрительной личности. Отчего же она действительно его оберегала? Уставшее тело и сознание едва ли могли понять причину. Но это даёт ему небольшую передышку перед тем, как его тело вновь начнёт сходить с ума. Он ощущает себя совершенно иначе, когда сидит в библиотеке с Гокудерой. Ему пришлось вернуться к стеллажам, когда неожиданно внизу его живота начала разливаться лёгкая боль наряду с необъяснимым томлением, что прошлось приятной дрожью по позвоночнику. Это были новые и необъяснимые чувства, которые смутно напоминали ему день «предупреждения». Крови не было и это единственное, что действительно успокаивало, когда тело начало наливаться свинцом и ему пришлось осесть на пол. И Тсуна не замечал своего сбившегося дыхания до момента, когда рядом с ним кто-то не появился. Его зрение не может сфокусироваться на лице, но Тсунаёши вновь ощущает приятную дрожь, когда кто-то касается его паха через ткань штанов. Его отрезвляет тогда, когда уверенные руки расстёгивают ремень и в нём просыпается паника от чужих прикосновений. — Нет, не трогай меня, пожалуйста, — он вкладывает в интонацию слишком много невысказанных просьб и мольбы на самом деле, когда голос срывается на беззвучный плач. Тсунаёши знает, что в единственный раз его «пожалуйста» было проигнорировано, но всё ещё надеется на это, когда его ремень вновь застёгивают. Картинка перед глазами продолжает расплываться и ему едва ли удаётся развидеть силуэт, но странная боль наконец начинает проходить, отчего он не может удержать облегчённый выдох. До сознания доходит неясная просьба, и когда он находит глаза с топлёным железом, Тсуна слабо кивает и закрывает глаза.

***

Хибари едва сдерживается, когда преподаватель выражает намерение отстранить его от миссий. Асари (как куратор) не воплощает угрозу в жизнь, но всё равно держит Хибари в поле зрения в течение следующей недели, когда тот находится в стенах академии. Это держит его в некотором напряжении, поэтому ему приходится чаще скрываться в библиотеке или собственной комнате в свободное от занятий время. Иногда его донимает Такеши с глупыми и непонятными вопросами, с которыми ему вовсе не хотелось разбираться. Он отчаянно посвящал себя миссиям и короткому отдыху между ними. Это контрастировало с теми чувствами, с которыми он раньше осознанно выходил на битвы наполненные кровью и пеплом. Хибари прятался от собственных мыслей, когда больше недели загонял своё тело тренировками, не вспоминая даже про найденную статью и зарытое глубоко желание продолжить расследование его исчезнувшей матери. Он прятался, но даже во время лёгкой дрёмы на кровати не мог понять от чего именно. На второй неделе он более сдержанно реагирует на Такеши и даже почти уверен, что может выдержать очередные бредни, когда они находят друг друга в библиотеке. — Хей, я кое-что узнал на счёт твоего рисунка, — радостно начал Такеши. — Ты знал, что это метка истинной пары? — Истинной? — недоумевает Хибари, когда вспоминает разговор о татуировке на чёрном рынке. Бад совершенно другими словами описывал метку, но за его презрением и недовольством было неудивительно, что он мог попросту игнорировать правильно подобранные слова. — Да, некоторые пары из альфы и омеги образуют действительно прочную связь — истинную. Обычно их тянет друг к другу с первой встречи и довольно скоро они осознают свою влюблённость. — Зачем мне эта информация? — раздражённо уточняет Кёя и окончательно отрывается от прочтения книги. — Метка, — он указывает на запястье Хибари. — Она появляется у тех истинных, которые с первой встречи могут возненавидеть друг друга. Метка связывает их крепче до того момента, когда их предубеждение не перерастёт во влюблённость. — Во-первых, откуда ты это узнал. Во-вторых, это худшая вещь в мире, если является правдой, — сухо сказал он. — Да ладно, Хибари! — расстроенно возразил Ямамото. — Разве это не прекрасно знать, что у тебя есть пара? К тому же, истинная! Идеально подходящая тебе! — Идеально подходящая мне пара — это пара тонф, — отрезает Кёя. — О, Фавны! — он возводит глаза к небу и вновь смотрит на собеседника. — Мне рассказал это Гокудера. На самом деле, он даже узнал, что и у директора была истинная пара! — У Реборна? — почти удивляется Хибари и скрещивает руки на груди в молчаливом жесте продолжить свою мысль. — Да, его парой была прекрасная девушка-омега, но она достаточно рано погибла во время родов. Они полюбили друг друга с первого взгляда, — он опускает плечи от внезапной грусти, но уже знает, что эта история не задела струны души его брата. — У него иногда проносятся неясные мысли. Я не знаю, как это точно описать, но уверен, что они связаны с его парой. — Нет, это явно лишняя информация, — Хибари на секунду прикрывает глаза, нахмурив брови, после чего вновь старается сосредоточиться на тексте в книге. — Хей, — Такеши искренне обижается на этот жест, — я это говорил к тому, чтобы ты не отвергал свою пару! Серьёзно, я бы удивился, если бы у тебя была истинная пара без метки. Ты буквально каждого человека ненавидишь после первой встречи. — Чушь, — просто отвечает Кёя, прекрасно осознавая, что многих людей он готов был терпеть в своей жизни. — Я всё ещё говорю про твою пару, — настаивает Ямамото. — А не про того человека, которого ты будешь уважать из-за того, что он достаточно силён и хорошо сражается. Хибари отводит взгляд, когда вспоминает Тсунаёши в пылу битвы: его кулаки, что уверенно и точно наносили удары, пламя, которое верным помощником обволакивало руки и ужесточало урон, непоколебимый взгляд, что приковывал внимание. Всё это несомненно было поводом для уважения Вонголы как хорошего боевого мага, хотя часть его всё ещё продолжала неясно размышлять об этом. В своих мыслях он резко после этого переходил к воспоминанию того, как Тсуна лежал под ним полностью беззащитный, с кровотечением и мольбой в глазах. Он всё ещё не мог простить себя за то, что не переборол свою сущность и элементарно не обратился к Шамалу. В нём взыграло первобытное желание, что в итоге привело к ещё большему конфликту. Но он уж точно не признается вслух в том, как ненавидит себя за то, что не остановился. Позже он вспомнил о том, что мальчишка просил его остановится и говорил другие слова в протест тому, что происходило. Хибари действительно не стоило ожидать большего сопротивления, когда Тсунаёши буквально истекал кровью. Однако его гордость не позволяла полноценно признать ошибку и тем более искать прощения. — Я не понимаю, как ты можешь ненавидеть того, кого буквально не знаешь, — устало выдыхает Ямамото и опускает голову на книгу перед собой. В следующий миг ему приходит новая мысль и он вновь говорит Хибари: — Как с Тсуной! Что за взаимная вражда у вас? — Такеши, ты переходишь границы, — расслабленно отвечает Кёя. — Я не собираюсь тебе ничего рассказывать. Ты должен был уже это понять. — А, ладно! — раздражённо говорит Ямамото и встаёт из-за стола. — Мне нужно найти другую книгу, — он поворачивает голову в сторону стеллажей, но его следующее движение пресекает Хибари, схватив за запястье. — Я возьму, какая тебе нужна, — он нетерпеливо получает ответ и быстрым шагом скрывается между стеллажами, когда обоняние улавливает знакомый запах. Почему его больше никто не чувствует? Этот дурманящий аромат должен был бы обратить на себя внимание всех альф в академии, но никто не выдавал напряжения от крышесносящего запаха. Хибари чувствовал себя идиотом, когда послушно вновь шёл к источнику, прекрасно осознавая, что тело его вновь предаёт. Альфа безумно управлял им, когда перед Кёей вновь предстало заплаканное лицо напротив. Хибари чувствовал себя подонком и тем самым животным, о чём кричал Вонгола. Однако в этот раз у него хватило сил остановиться, когда запах стал менее ясным и едва различимым, это дало ему фору. — Вонгола, — сквозь зубы говорит он, когда старается держать инстинкты под контролем, — Вонгола ты меня слышишь? Я должен отвести тебя к Шамалу, — он ощущает как постепенно его внезапно возросшее желание перерастает в желание защиты, пока взгляд юноши продолжает быть рассеянным и туманным. Он неосознанно смягчает тон и уже спрашивает: — Я могу к тебе прикоснуться и отвести в медпункт?