Слепая симфония

И я показал ему эту работу после следующего занятия. Я снова остался и, когда все ушли, молча положил перед учителем рисунок. Лекс рассматривал его очень долго и внимательно, а я стоял, усердно делая вид, что меня совершенно не волнует его близость, хоть это была наглая ложь. Встал у меня, как только я вошел в аудиторию. В течение всего занятия я старался думать о чем-то гадком и неэротичном, чтобы руки не дрожали, и не краснеть, как девица. За эти три дня я успел смириться с собой таким и хотел одного — продолжения банкета. Я хотел испытать то, что чувствовали парни с рисунков Лекса. В конце концов, я уже не ребенок! Хорошо бы и Лекс так думал. Впрочем, будь это иначе, он бы меня не трогал, но и навязываться ему я не хотел. — Неплохо, — вынес наконец-то вердикт учитель, — я могу оставить его себе? — Всего лишь... неплохо? — я поднял голову и посмотрел ему в глаза. — Что не так? — Детали, не хватает деталей. Придется повторить еще раз, — деланно вздохнул он, — если у тебя, конечно же, есть время и желание учиться. Тон был менторски серьезным, а в голубых глазах плясало другое: он точно так же хотел продолжения, как и я. — Хорошо, у меня как раз вагон времени, — ответил я, давая понять, что согласен. На все. — Отлично, тогда сегодня я познакомлю тебя с новой техникой. Идем? — Да, — мне жутко хотелось прикоснуться к нему прямо здесь и сейчас, но я знал, что делать этого нельзя, потому что по закону подлости нас обязательно кто-то застукает, и уже завтра весь поселок будет знать, что мы... Но добраться без приключений к Лексу не получилось. Ливень с градом, холодный и почти сбивающий с ног, хлестанул, когда до дома оставалась всего-то пара улиц. Зонтов ни у кого из нас не было, да и не спасли бы они от стены ледяной воды, льющейся с неба. Нам оставалось только ускорять шаг, и к его двери мы почти подбежали — промокшие насквозь и очень жалко выглядящие. Закрыв дверь, Лекс приказал: — Быстро раздевайся и под одеяло. Не хватало еще заболеть! — А ты? — стуча зубами, спросил я, воюя с намокшей одеждой. — И я, — он стаскивал рубашку и потемневшие от воды джинсы. — Сейчас согреемся. Ты давай, не тормози. Я послушно и как можно быстрее снял с себя все и юркнул под одеяло. Лекс бросил мне полотенце — вытереть голову, и только потом присоединился ко мне. Обнял, прижимаясь таким же прохладно-мокрым телом. — Замерз? — спросил, коснувшись уха губами и проводя рукой по бедру. — Да, — я громко вздохнул, ощутив прикосновение к мгновенно откликнувшейся плоти. — Сейчас будет жарко... Лекс не соврал. Жарко действительно было. Жарко настолько, что вскоре одеяло оказалось сброшенным на пол, а мое тело горело сначала снаружи — от его поцелуев и ласк, а потом изнутри, когда Лекс проник в меня пальцами, заставляя вцепиться в плечи и спрятать лицо у него на груди. Он ласкал меня долго и неспешно, откровенно наслаждаясь процессом: — Какой же ты... — шептал он, покрывая поцелуями шею, грудь, постепенно опуская все ниже, — с ума сойти можно... Я задохнулся и зарылся лицом в подушку — слишком откровенным это показалось. Лекс умело удерживал меня на грани оргазма, не позволяя кончить до тех пор, пока он наконец-то не вошел в меня, делая это как можно осторожнее и медленнее. Я помню, что сначала просто стонал, потом — кричал, потом — умолял его прекратить, потому что я больше так не могу, потому что это слишком остро, слишком хорошо, слишком... Особенно когда он снова стал ласкать меня рукой, двигаясь во мне все быстрее. Я сорвал горло и практически охрип, но ничего не мог с собой поделать. Каждое прикосновение, каждый толчок, каждый поцелуй — это было именно то, чего мне хотелось, то, чего ждало мое тело. Потом я прижался к Лексу, даже не пытаясь найти слова. Теперь на смену удовольствию пришла боль, но меня это не волновало — пережитое только что того стоило. И если мне чего и хотелось — так это повторения пройденного, причем не единожды. Свои участившиеся задержки с занятий я пояснил родителям тем, что учитель занимается со мной дополнительно, на дому. Мать рассеянно кивнула, едва ли расслышав пояснения, отец нашел в этом еще повод для гордости — значит, я чего-то стою, раз со мной занимаются индивидуально! Вот что значит благородная кровь! А еще я как никогда радовался тому, что не девушка, ведь в противном случае визиты к молодому учителю на дом очень быстро стали бы источником слухов и сплетен, на которые всегда были горазды обитатели нашего поселка. А так ни у кого наши дополнительные занятия подозрений не вызывали, что лично меня очень даже радовало. Наша связь с Лексом длилась два года, за это время я закончил как художественную, так и обычную школу и собирался ехать поступать в тот вуз, который он мне советовал. А сам мой учитель и любовник решил вернуться в столицу. — Без тебя мне будет смертельно скучно, — говорил он мне в одну из наших последних ночей. — Холодная постель действует на меня угнетающе. — Так поехали со мной, — рискнул предложить я, слабо представляя, как сам буду без Лекса. — Нет, Ром, я вернусь домой. Мать желает меня срочно женить. «Это очень удачная партия, Алексей, — спародировал он свою родительницу, — нельзя упускать такой шанс!» Богема, блин... — Так не женись, если не хочешь, — слышать это от него мне было, мягко говоря, неприятно, я уже успел по уши втрескаться в своего первого парня. — К сожалению, не все так просто! Не парься, — он снова взъерошил мои волосы, которые я отрастил за два года. — Тебе надо двигаться дальше, помнишь, мы об этом говорили? — Помню, — вздохнул я, — просто... — Это не любовь, мы всего лишь... — Трахались, я знаю, — об этом мы тоже говорили не один раз. — Ладно. Забей. Мы расстались, так же просто, как сошлись. Просто? Это теперь, спустя шесть лет, я могу легко об этом говорить. А тогда... тогда мне было на редкость дерьмово. И главное гадство заключалось в том, что нельзя было ни с кем об этом поговорить. Ни одна живая душа не знала, чем я на самом деле занимался в доме учителя все два года. Нет, мы не только трахались, мы рисовали друг друга очень часто и помногу, я помню, как Лекс заставлял меня позировать и как позировал мне. И как порой рисование забрасывалось где-то на середине, потому что обоим было не до этого. Все эти рисунки у меня до сих пор, время от времени я перебираю их, вспоминая прошлое. Я не жалею ни о чем, Лекс дал мне больше, чем кто-либо из последующих любовников. Он сделал меня таким, каким я стал. После него я ни с кем не встречался долго.

***

В художественном институте, куда я все же поступил, несмотря на яростное сопротивление матери, таких, как я, было несколько. Мы очень быстро вычислили друг друга, в этом Лекс тоже был прав — умение видеть «своих» действительно имело место. С одним из парней я даже жил целый год в комнате в общаге. Мы оба оказались универсалами, и в постели все было просто шикарно, а большее?.. Большего ему было не нужно, а я уже и сам не знал, чего хочу. А потом он с треском вылетел из вуза за неуспеваемость, а я, удержавшись чудом, решил, что неверно расставил приоритеты, и до конца учебы не забивал голову отношениями. Ограничивался одноразовым трахом со случайными партнерами и все чаще предпочитал быть сверху. Мне нужно было закончить вуз как можно лучше, чтобы найти работу тут, в областном центре. В ритм жизни большого города я втянулся очень быстро, мне тут нравилось куда больше, чем у себя дома. Я даже на каникулы ехал домой очень неохотно, предпочитая оставаться и подрабатывать. С Лексом мы увиделись, когда я получал диплом. Я не знаю, как он об этом узнал, но когда я вышел, чтобы принять из рук декана корочку, увидел среди гостей его. Сердце тут же ухнуло куда-то вниз, я не помню, что молол в ответ на поздравление и как выходил из аудитории. Я не понимал — зачем он приехал? Но когда возле меня, медленно плетущегося по улице, остановилась стального цвета иномарка, за рулем которой сидел Лекс, я без колебаний плюхнулся на переднее сиденье. Я не спрашивал, куда мы едем, не интересовался — почему он здесь, просто пытался удержать себя в руках, потому что его ладонь тут же опустилась на мою ширинку, благо тонированные стекла скрывали нас от прохожих. Лекс привез меня в гостиницу, номер в которой снимал, и вечер, ночь и следующий день мы провели в постели. Я старался не замечать обручального кольца на его пальце, делать вид, что не слышу, как он разговаривает по телефону с женой, как вешает ей лапшу на уши о несуществующих деловых переговорах. Как сюсюкает с двухлетним сыном, которому жена давала трубку. В эти моменты я отправлялся в туалет или на балкон покурить. А потом он снова уехал, взяв у меня номер телефона, но не оставив своего. А я остался, мечтая поскорее найти работу, потому как общага мне больше не светила. В качестве подарка Лекс дал деньги, которыми я и заплатил за полгода вперед за однокомнатную квартирку на окраине. Работу я нашел в дизайнерской студии, где и протираю штаны по сей день. Коллектив у нас отличный, почти все — такие же молодые парни и девушки, как и я сам, да и хозяин не слишком вредный, так что жить можно. Особенно, если не трепаться по поводу своей ориентации, что я и делаю. О том, что джентльмен не любит не только блондинок, но и женщин вообще, из коллег не знает никто. Я умело изображаю асексуала, которого это дело просто не интересует. Пришлось напялить эту личину сразу после самого первого корпоратива, на котором одна из девочек-дизайнеров очень пылко меня домогалась. Дабы не обзавестись врагом, в которого превращается отвергнутая женщина, я и рассказал ей о своей асексуальности — следствии сильной психологической травмы в детстве. В итоге она меня еще и утешала, даже визитку знакомого психотерапевта дала, которую я в тот же вечер выбросил в мусор. Сегодняшняя зарплата окажется как никогда кстати. Рисуя логотип, я как раз думал о том, что не мешало бы немного развеяться. Пойти в клуб и, если повезет, вернуться домой не одному. В последний раз я позволял себе оттянуться месяц назад, а это долго. Слишком долго. К тому же Макс — хозяин клуба «Dеsire» — являлся по совместительству одним из моих бывших любовников, а потому в его заведении я чувствовал себя комфортно, да и скидка у меня там была, что немаловажно, учитывая далеко не рокфеллерское финансовое положение. Решено: заскочу домой, чтобы помыться и — на поиски приключений. Моя задница уже успела по ним соскучиться.

***

Но недаром говорят — никогда нельзя строить планов, потому что, скорее всего, так планами они и останутся. Выдав зарплату, начальник вызвал меня к себе и добрых два часа трахал мозги. Ему что-то капитально не нравилось в моем варианте логотипа, но что — он сам понять не мог. Вот и устроил мозговой штурм, в результате которого я почти лишился этого самого мозга. Хреново это, когда синдром Пятачка у начальства обостряется, и оно само не знает, чего хочет. В итоге мой рабочий день стал длиннее на два часа, но самым гадким было даже не это. От моей первоначальной задумки не осталось ничего, а то, что смотрело с листа... Но, памятуя о бессмертном завете Петра Первого, умничать перед лицом начальствующим я не стал — взял под козырек, обещая именно так работу и оформить. Выходя из кабинета и матеря начальника на все заставки, я бросил взгляд на часы и понял, что если хочу попасть сегодня в клуб, то придется ехать прямо отсюда. Если сначала поеду домой, то, учитывая все пробки, в которые неизбежно попаду, я появляюсь в клубе поздновато и к шапочному разбору. По негласной традиции «Desire» неофиты приходили пораньше, а меня как раз свежие лица и тела интересовали. Всех завсегдатаев я уже успел в свое время поиметь, а заниматься повторением пройденного желания не было. Придется закрыть глаза на то, что сходить в душ не смогу, хоть это и было нехорошо, совсем нехорошо. Один из моих тараканов и фетишей — чистая кожа. Кожа, на которой высыхают капли воды, кожа, от которой пахнет свежестью. Это возбуждает меня сильнее любых парфюмов с феромонами. Я не знаю, почему это так. Может потому, что наш первый секс с Лексом был как раз после ливня? Мы оба были мокрыми, тела — холодными и пахнущими свежестью. Не знаю, я не психолог, чтобы во всем этом разбираться. Но как бы то ни было, я не могу трахаться с парнем, от которого несет потом или что вообще уж гадко — немытым телом. Нет, потом, в процессе, когда испарина выступит на обоих, это будет хорошо, но начинаться все должно с чистого тела, с еще влажных волос, в которые так приятно зарываться пальцами. Потому я всегда приводил любовников домой, избегая секса в машинах или, что и вовсе отвратительно — в туалете клуба. А впрочем, чего я гружусь? Если повезет с кем-то познакомиться, приедем ко мне и вместе примем душ, а потом плавно и незаметно переберемся в спальню... Черт, нет, надо срочно кого-то искать, потому что мысли постоянно убегают ниже пояса, и для асексуала у меня начинает непозволительно выпирать ширинка. Блин. Я быстро собрал вещи, попрощался с теми, кто еще не успел слинять, и потопал к остановке. Клуб находился в одном из отдаленных районов, и добираться туда я буду битый час, если не вляпаюсь в пробку. Но мое сегодняшнее невезение еще не закончилось — на остановке извивалась анакондой длиннющая мавзолейная очередь из таких же жаждущих попасть домой. Я вздохнул и закурил — это надолго... Мне удалось втиснуться только в шестую маршрутку, причем о комфорте и речи не было. Я висел на задней площадке, стиснутый со всех сторон, причем могучая грудь дамы бальзаковского возраста, плотно прижатая к моей груди, энтузиазма не добавляла. Тем более тетка время от времени зыркала на меня исподлобья, словно ожидая какой-то пакости. Может, опасалась, что лапать начну? Да даже будь я натуралом, на это «богатство» точно бы не позарился! С другой стороны ко мне так же плотно прижимался толстый мужик, от которого невыносимо воняло потом, перегаром и табаком. Вскоре меня уже начало мутить от этого «коктейля» и хотелось только одного: скорее добраться до места. Но еще веселее стало, когда жирдяй начал громогласно обсуждать со своим соседом и, скорее всего, знакомым, до чего нынче мужики дошли, патлы отрастили, как бабы — смотреть противно. Тетка неожиданно поддакнула, и дискуссия о падении нравов нынешнего поколения быстро охватила маршрутку. Никого из пассажиров не смущало, что предмет обсуждения — то есть я — все это слышит. Мне пришлось прикидываться шлангом до тех пор, пока они не покинули салон, в котором сразу же стало намного просторнее и легче дышать. Мне даже присесть удалось, правда, всего на пару остановок, потому что выходил я на конечной. Но немного прийти в себя я все же успел, а потому десантировался из маршрутки в достаточно бодром настроении. Поздоровавшись с охранниками, которых уже давно знал в лицо и по имени, я открыл дверь и вошел в клуб, надеясь, что покину его уже не один.