Слепая симфония

Ловко управившись с ключом, Виктор открыл дверь своей квартиры и сказал: — Проходи, зал — налево. — А туалет где? — рискнул озвучить я потребность, становящуюся все острее с каждой минутой. Это была уже даже не просто потребность — необходимость. Отлить захотелось еще по дороге, но я не рискнул оставить Виктора одного, почему-то побоялся, что он меня не дождется. Этот иррациональный страх возник еще в винном погребке. Чем дольше я стоял в очереди, ожидая, когда же, наконец, та блондинка выберет свое долбаное шампанское, тем сильнее становилась уверенность, что, когда выйду из магазина — не увижу никого. И потому я наплевал на гордость и упросил девицу пропустить меня. Скрипнул зубами под снисходительным взглядом, но зато получил желаемое. Я почти вылетел наверх по крутым ступеням, желая как можно скорее убедиться в том, что ошибся в предположениях, и Виктор никуда не ушел. Пожалуй, я еще никогда так не радовался своей ошибке. А еще резко впечаталась в память его нахохлившаяся тонкая фигура. Я застал тот момент, когда Виктор пытался согреть руки, дуя на пальцы. Невероятно захотелось взять руки парня в свои и отогреть их, но я не рискнул этого сделать. Я уже понял, как болезненно он реагирует на попытки вторжения в личное пространство, как старается быть независимым от всего и вся. Мне это нравилось. Виктор не был слабым и жалким, несмотря на свой недостаток. Я понятия не имел, родился он незрячим или же потерял зрение в результате несчастного случая, а спрашивать о таком не принято. Если захочет — расскажет сам, нет — значит и не нужно, да и неизвестно, во что выльется наше знакомство. Об этом я и думал, пока мы шли к нему домой. Отвечал на вопросы, исполнял просьбы и тщательно следил за словами, особенно, когда начал описывать улицу по желанию Виктора. Пару раз с языка чуть не сорвалось: «А сейчас мы видим», — но я вовремя тормознул. Видим, ну да. Это я вижу. Но как бы то ни было, до его квартиры мы добрались благополучно, и теперь я собирался первым делом — отлить, а потом — все остальное. Душ, например. Но это как масть пойдет: если станет ясно, что проснемся мы вместе, то вместе и пойдем купаться. Честно говоря, я любил принимать с партнером душ, начинать игру еще там — под упругими струями теплой воды. Но не стоит об этом, особенно сейчас — слишком много неопределенности. Выйдя из сортира, я услышал музыку. Похоже, Виктор решил разогреться, не дожидаясь меня? И то верно. Следуя на звук, я вошел в большой зал. Вообще его квартира была трехкомнатной, с высокими потолками и явно неслучайной мебелью. Порядок, чистота... чувствуется женская рука, да и в прихожей я заметил яркий халат, скорее всего — его мать. Стоп, а что она... Но лучше спросить сразу. Я остановился в дверном проеме, решив дождаться, пока он сделает перерыв. А еще... повязки на лице Виктора снова не было. И я вспомнил, где и когда видел такие же голубые глаза. У Лекса. Только там цвет придавали линзы, а тут... Блин, как же все же несправедливо устроен этот долбаный мир! Будь Виктор зрячим — отбоя бы не знал от партнеров обоих полов. А так... Сложно поверить в то, что эти глаза ничего не видят. Сейчас, когда он играет, это совсем незаметно, но все равно — чертовски несправедливо. В этот момент Виктор перестал играть и сказал: — Это была просто... мелодия, не твоя. Принести бокалы или потом вино? — Как хочешь, — я подошел ближе, — скажи... а мы не разбудим твою мать? — Нет, даже если будем шуметь очень громко, — он чуть улыбнулся, — она в Англии, Роман, я живу один. — А халат? — вырвалось у меня. — Это Аллы, — недовольно сморщился мой визави, — моей... помощницы. Мать ее наняла, по хозяйству, понимаешь? — Да. — Но она никогда не ночует здесь. — Виктор подошел ко мне вплотную. — Так я принесу бокалы? — Погоди, — я очень осторожно коснулся его руки. — Ты не хочешь сначала... посмотреть на меня? — я надеялся, что незрячие называют это именно так, что не ошибся в выборе слова и не обидел его. — Хочу, — просто ответил он и снова улыбнулся, так же, чуть смущенно. — А можно? — Нужно. Я сам поднес обе его руки к своему лицу и следующие несколько секунд, затаив дыхание, ощущал, как пальцы Виктора неспешно его касаются: лоб, брови, нос, глаза и губы. Немного щекотно, приятно и... до дрожи интимно. Именно так. Особенно прикосновение к губам — почти поцелуй. Я старался не выдать своих чувств, даже дыхание контролировал, чтобы его не обидеть, но, когда пальцы руки медленно прошлись по волосам, я прикусил губу. — Ну вот, — он убрал руки и отступил, — теперь действительно познакомились. Ты соврал мне. — В чем? — слегка опешил я. — В том, что обычный, ты симпатичный, — без упрека, просто факт. — У тебя очень приятные волосы, похожи на шелк. Вероятно, красиво под солнцем... — Ни разу, солома она и есть солома, — я видел, как грусть заострила его черты, придав им трагичность. — Теперь я тебя сыграю, слушай, — Виктор вернулся к синтезатору, и я снова обалдел. Я узнавал в мелодии свой характер, себя и этот вечер, даже стычку с Женечкой, по взлетевшим вверх визгливым нотам — он действительно играл меня. Я понятия не имел, как такое возможно? Как он может переносить на музыку людей и события, но это было так. Самым поразительным оказалось то, что мелодия рождалась под его длинными пальцами на моих глазах. Экспромт, пригвоздивший меня к месту и заставивший превратиться в слух. Я слышал в нотах себя, а потом уловил и самого Виктора: ярость, растерянность и... беззащитность и темнота, она тоже была в наполнивших комнату звуках. Темнота, в которой он жил. В какой-то момент в мелодию вплелся ритм сердцебиения, добавив ей пронзительности. На секунду я сам закрыл глаза, чтобы полнее почувствовать музыку, но... мелодия резко оборвалась, и я услышал сдавленное: — Черт, снова... — смущение и злость отразились на бледном лице Виктора. — Что случилось? — я шагнул к нему. — Ничего, — было брошено в ответ резко и тут же, — извини, у меня бывает. Судороги, после ожога, — он протянул вперед правую кисть, показывая её мне. — Раньше чаще, теперь реже, но бывает. Испортил мелодию, идиот... — Нет, не испортил, — я опять рискнул взять его руки в свои, хотелось спросить, как он обжегся, но это снова вопрос из разряда незадаваемых. — Ты угадал меня. — Не врешь? — невидящие и невозможно голубые глаза смотрели на меня и сквозь меня. Короткое сбивчивое дыхание и пальцы, горячие, подрагивающие в моих. — А зачем мне это? — я чуть притянул его к себе. — Ты же меня раскусишь. — Да, — согласился Виктор, не пытаясь отстраниться, — я очень хорошо слышу... и запахи... Ложь пахнет потом. — А желание? — Ты знаешь это сам, — теперь он все же подался назад. — Мне надо в душ, а потом выпьем. Не против? Тут я решил все же проявить настойчивость, да и провернуть еще одну проверку на совпадение желаний: — Против. — Чего именно? — приподнял бровь Виктор, не отнимая своих рук. — Одиночного купания. Несправедливо — ты будешь чистым, а я... Знаешь, в одном африканском племени перед распитием чарки мира обязательно совместное купание, — как можно серьезнее изрек я и напрягся, ожидая ответа. Важного. Очень. — Врешь, — повторил Виктор, но по его губам скользнула улыбка. Та, немного смущенная, а бледные щеки немного порозовели. — Вру, — согласился я, — так сильно пахну ложью? — Нет, красками сильнее, но и ложью тоже, но это легко исправить, — он, будто, решился на что-то. — Идем, только возьму для тебя полотенце. Высвободив руки, он уверенно пошагал вперед, а я молча последовал за своим, теперь я был в этом уверен, сегодняшним любовником. Интересно, Виктор предпочитает сверху или снизу? Решив, что готов сегодня сыграть обе роли, я наблюдал, как он открывает двери шкафа, достает оттуда большое махровое полотенце и протягивает мне: — Вот, а теперь купаться. И снова чертовски уверенная походка. Если не знать, что он не видит — ни за что не догадаться. Впрочем, свою квартиру Виктор, вероятно, изучил до сантиметра, ничего удивительного. Сжимая в руке полотенце, я покорно следовал за ним к двери ванной, которая за нами и закрылась еще через пару секунд. — Поможешь вымыть голову? — спросил он, открывая кран и регулируя температуру воды. — Конечно, — я принялся расстегивать рубашку, ожидая, что Виктор последует моему примеру, но он не спешил. Задумался? Или уже сожалеет о пришедшей в голову идее провести вечер со мной? — А ты будешь купаться в одежде? — Да, заодно и постираю, а что? — Ничего, — хмыкнул я, — если не хочешь, я могу и потом... — Нет, — теперь он схватил меня за руку. — Я шутил, насчет одежды, ее Алла стирает. Просто... — Просто нам обоим нужно освежиться, — решил я помочь справиться со смущением. — Я не успел домой заехать, вот и воняю... ложью. — Красками, — пальцы сжали мои, — пахнешь красками. Тут его вторая рука опустилась на мое плечо, скользнула на грудь, и пальцы задели колечко пирсинга в соске. Я вздрогнул, и Виктор тут же убрал руку: — Извини, я хотел убедиться, насколько ты далек от Шварца. — И насколько? — Я все же дальше, — вместо ответа, Виктор принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке, — намного дальше. — Шварц никогда мне не нравился, — сообщил я, невольно внимательно всматриваясь в его обнажающееся тело: стройное, пропорциональное, только килограмм пять ему бы нарастить не помешало. Выпирающие ключицы, острые плечи, абсолютно плоский, даже немного впалый живот с черной дорожкой волос, уходящих от пупка вниз. — Не смотри так, — он повернулся ко мне спиной. — Почему? — я взялся за ремень своих джинсов, чтобы отвлечься. — Потому что мне уже хочется... снова одеться, — рубашка сброшена, а следом за ней на пол упали брюки. — Не надо, — я все же не удержался, — нечего тебе скрывать, наоборот. У тебя отличная задница. — Да? — прозвучало иронично и немного зло. — Это был дежурный комплимент? — Нет. Просто факт, — фыркнул я, — ты не согласен? — Тебе виднее, — он пожал плечами, а потом резко стащил свои боксеры и отпихнул их ногой в сторону, — мне сравнивать не с чем. — И не надо, — я тоже разоблачился полностью, и теперь оставалось только забраться в ванную, что Виктор и сделал, а следом за ним и я. — У тебя было много парней? — не поворачиваясь, спросил он. — Да, — честно ответил я. — И всех ты так... по задницам оценивал? — насмешливость сплелась с горечью, или мне это только показалось? — Неважно, — тут я подошел к нему вплотную и развернул к себе лицом, — это не имеет значения сейчас. — А что имеет? — Вот это, — я прижал Виктора к себе и поцеловал. Не слишком настойчиво, испытывая, спрашивая без вопроса. И ответил он тоже без слов, ответил так, словно только и ждал этого поцелуя. Его руки обвили мою шею, тело прижалось сильнее. Мы оба были одинаково возбуждены и целовались, не обращая внимания на попадающую в рот воду. Виктор хотел меня, я чувствовал, как упирается в бедро его член, как учащается дыхание и вздрагивает от прикосновений тело. — Погоди, — прозвучало негромко, в паузе между двумя поцелуями. — Смыть ложь, помнишь? — и повернулся ко мне спиной. — Да, — я взял губку, вспенил на ней гель и провел по его спине, — можно? — Нужно, — Виктор выгнулся, подставляя мне спину, и я быстро намылил ее, потом развернул музыканта к себе лицом и повторил тоже самое с грудью и животом. На его члене я задержался, не столько мыл, сколько ласкал, слушая, как Виктор постанывает. Прервала интимное купание его рука, сжавшая мое плечо: — Не спеши, Ром... пожалуйста. Не хочу кончить так быстро, — он впервые назвал меня сокращенным именем. — Хорошо, Вик, — пробно сократил и я, не услышал возражений и бодро доложил, — я тебя почти вымыл, осталась задница. — Так домой, — послышалось в ответ, и ко мне снова повернулись спиной. — Легко, — улыбнулся я, старательно намыливая его зад. Губкой я не пользовался и снова превратил это в ласку, которая Виктору определенно нравилась. Он оперся рукой о стену, прогнулся в пояснице сильнее, но пока что меня не останавливал. Удобный момент, чтобы спросить: — Ты сверху или снизу? — Без разницы, — полустоном прозвучало в ответ, — а ты? — Тоже, — я прижался к нему вплотную, — теперь голова? — Да, и ты... — Заметано, — я опять коснулся его губ, — ты не только отлично играешь, целуешься тоже улетно. — И ты... давай быстрее покончим с этим... — он сглотнул, снова сжимая мое плечо, — с купанием. — Давай. Голова? — Угу, — он чуть наклонился, чтобы мне было удобнее. Теперь нетерпение сжигало и меня самого. Мне хотелось плюнуть на купание и заняться куда более приятными вещами, но я себя одернул. Не спешить. Я уже понял, что у Виктора давно никого не было, это чувствовалось по его поцелуям, по реакции, но точно так же ощущал его не до конца развеявшиеся сомнения, смущения и страхи. А потому спешить было нельзя, я давал Виктору возможность сорвать стоп-кран, если он вдруг передумает. Не тратя времени на слова, я тщательно промыл его волосы и только потом отрапортовал: — Принимай работу. — Спасибо, — его пальцы скользнули по мокрым, скрипнувшим чистотой волосам, — теперь тебя? — Если хочешь. — Хочу. — Тогда вперед, — я снова намылил губку, вложил ее в руку Виктора и развернулся к нему спиной. Прикосновения были острожными, ласкающими и... волнующими. Я прикусил губу и, в свою очередь оперся о стену, когда вторая рука музыканта скользнула по моему животу вниз и обхватила член. — Вик... — выдохнул я, ощущая, как прижимается к ягодицам его напряженная плоть... — ты хочешь прямо здесь? — Нет, — моей шеи коснулись губы, — я просто на тебя смотрю, — это прозвучало прямо в ухо, — ты против? — Только «за», — я подался назад, прижимаясь к нему теснее. — Ты мне не ответил... Чем пахнет желание? — Тобой, — пальцы скользили по моему члену, и я застонал, а по хребту пробежала дрожь — верный признак того, что ночь будет жаркой, — повернись ко мне. Я послушно выполнил просьбу и, спустя пару секунд, прижался к холодной кафельной стене ванной, чтобы хоть так охладить себя. Температуру кипения в моей крови поддерживали губы и пальцы Вика, ласкающие мою шею, теребящие соски, играющие с колечками пирсинга. Ему нравилось изучать мое тело вот так, а мне... Мне тоже нравилось, но сдерживаться становилось все сложнее. И тогда я его остановил, втянул в глубокий поцелуй, пресекая недовольство, а потом шепнул, неохотно отстраняясь: — Идем в постель, Вик. — Да, — коротко кивнул он, закрывая кран и первым выбираясь из ванной.