***
Алка явилась на следующее утро, сразу после того, как Рома ушел на работу, не прошло и пяти минут. Мне показалось, что она просто караулила за дверью, поджидая, пока он уйдет. Первое, что я сказал, когда она вошла, было: — Ключи. Оставишь их на тумбочке в прихожей. — Почему? — последовал полный недовольства вопрос. — Потому что я теперь живу не один, и твоя... твое внезапное появление может кое-чему помешать, поняла? — Вик, — она подошла ближе, я чувствовал запах ее тела, — но я же не ночую здесь, чем помешаю? — Тем, что будешь тут. Роман умеет готовить, стирать и все такое, так что... ищи себе работу. — Твоя мать... — начала она, но я перебил, теряя терпение: — Моя мать в Англии, и, кроме того, я не думаю, что тебе будет приятно чувствовать себя лишней, — попытался я сгладить момент, все же столько лет она мне помогала. Не хотелось обходиться с девушкой по-свински, она же не виновата, что влюбилась в меня, с каждым бывает. — Ты не понял. Я звонила вчера твоей матери, — спокойно продолжила Алла. — Только не говори мне, что ты растрепала ей все, — прошипел я, уже представляя, что сейчас услышу. — Я рассказала правду, — так же бесстрастно прозвучало в ответ. — О том, что меня опоили и изнасиловали? — Нет. О том, что ты собираешься меня уволить. — И что дальше? — стараясь не выйти из себя, спросил я. — Она захотела знать причину. — И? Давай уже, говори, как есть. — Она твоя мать, Виктор, имеет право знать, — ни одной ноты раскаяния я не слышал. — И как? Она сильно обрадовалась? Думаю, была просто счастлива. — Она сказала, что сама тебе позвонит. И велела мне оставаться тут, несмотря на то, что ты будешь говорить или требовать. — Так значит? Ну, хорошо... — процедил я, разворачиваясь к ней спиной. — Я тебе это припомню, сучка. — Виктор... — Алла попыталась схватить меня за руку, но я грубо оттолкнул ее от себя: — До сегодняшнего дня я считал тебя почти другом, теперь ты нажила врага, — я пошагал к синтезатору, захлопнув с треском дверь зала. Я злился. Злился жутко. И когда Сэт уткнулся носом в руку, я так сильно сжал шерсть на загривке пса, что он тихо заскулил. — Прости, — я присел, зарылся лицом в собачью шерсть и прошептал: — Ненавижу ее. Дура конченая. Баба... блин, — я поцеловал верного друга в нос. — Ты хоть не предашь? В ответ Сэт облизал мое лицо — он всегда так делал, желая подбодрить. Пожалуй, до встречи с Романом я любил только его — Сэта. Он всегда понимал меня с полуслова, и когда мне было особенно одиноко и хреново — клал голову на колени, трогал лапой руку, тыкался носом в ладонь, давая понять, что он тут, рядом. Я молча гладил Сэта несколько минут, а потом, немного успокоившись, подошел к синтезатору. Я хотел придумать новую мелодию для Романа, но получалось что-то очень резкое и злое, яростное и полное ненависти. В итоге я плюнул, к тому же, руку опять свела судорога — мне нельзя нервничать, сразу старый ожог напоминает о себе. Решив не издеваться над инструментом и собой, я подошел к столу, на котором Рома вчера раскладывал краски. Вспомнил, как он давал мне подержать баночки с гуашью, маленькие ванночки с медовой акварелью, даже тюбики с акрилом. Я касался пальцами каждой краски, растирал по коже и нюхал. Акварель понравилась больше всего, а пастель и уголь не пахли ничем. Но я специально втирал краски в кожу — хотел пахнуть ими так же, как Рома. Решил снова повторить процедуру, надеясь, что это меня успокоит, но тут зазвонил телефон. Мать. Проигнорировать этот звонок не получится. Я с сожалением отставил баночку с гуашью и достал мобилку из кармана: — Слушаю. — Вик, это правда? — рванула матушка с места в карьер. Нет, я понимаю, что международные разговоры стоят дохрена, но все же... — Да, — односложно и честно. — И что? — Почему ты молчал? — я слышал, как часто она дышит. Волнуется. Нервничает. — Потому. — Виктор, я не шучу. — И я, — я сжал опущенную руку в кулак, а Сэт ткнулся мордой в колено. — Я не могу сейчас приехать, ты же знаешь. Контракт... — И не надо. Зачем? — Но ты... — Со мной все в порядке, — как можно спокойнее сказал я, — не знаю, что тебе наплела эта дура, но я жив, здоров и даже счастлив. Ты же этого мне всегда желала? — Да, но... — Просто «да». Я гей, мама. — Тебя... — Не насиловали и не развращали, — сказал я за нее, — просто я такой. — И давно... ты об этом знаешь? — она тоже старалась держать себя в руках. — С шестнадцати, — не стал врать я. — Вик... будь осторожен. Это все, о чем я тебя прошу. Поговорим, когда я вернусь, береги себя. Деньги получишь завтра. — Не... — мой протест был оборван, как и соединение. Мда, поговорили, называется. Лучше бы не звонила! Я сунул мобильный в карман, и до самого вечера настроение было хреновым. Поднялось, только когда Роман вернулся домой. Перед тем, как уйти с работы, он позвонил и сказал, что скоро будет, и я решил, что не стоит посвящать его в свои проблемы, хватит и моего испорченного настроения. Алла все еще была в квартире, я слышал, что она что-то делала на кухне. Зверски захотелось схватить ее за шкирку и вышвырнуть за дверь. Вместо этого я подошел к кухонной двери, открыл ее и сообщил равнодушно и холодно: — Через полчаса Роман вернется домой, а тебе пора сваливать. Я не хочу, чтобы ты мозолила ему глаза. — Вик... — услышав шаги, я предостерегающе выставил вперед руку, не позволяя ей подойти вплотную. — Нам не о чем говорить. Все, что могла, ты уже сделала, твоя смена закончилась. Уходи. — Хорошо, — не стала спорить она. — Я приготовила тебе жаркое, постирала твои вещи и постельное. На словах «тебе» и «твои» был сделан явный акцент и намек, что вещи Романа она стирать не собирается. Ну, еще бы, за это же ей не платят. — Все закончила? — нетерпеливо спросил я, не собираясь ее благодарить, хоть раньше всегда это делал. — Да. — Уходи, — повторил я, — больше ты мне не понадобишься. Ждать, пока она свалит, я не стал, пошел в спальню, растянулся на кровати, которая все еще хранила запах прошлой ночи. Щекочущий ноздри и нервы, наш общий, смешавшийся так, что разделить уже нельзя. Я провел ладонью по покрывалу и улыбнулся — совсем скоро эта постель снова станет тесной.***
Так оно тогда и случилось. Рома притянул меня к себе еще на пороге, едва захлопнув дверь. На его жадные поцелуи я отвечал своими такими же. Весь остальной мир тут же перестал для меня существовать, где-то там остались и Алка, и мать, и все, что было со мной раньше. — Я проголодался, — шепнул он мне на ухо, забираясь руками под футболку. — Еда на кухне, — озвучил очевидное я, начиная дрожать от его касаний. — Угу, — теперь футболка задрана, а его губы обхватили сосок. — Это вкуснее, — заявил через несколько минут, в течение которых я просто уплывал — настолько сладко-заводящими были прикосновения языка. — Ром, — выдохнул я, запуская пальцы в волосы — холодная статика пробежала по коже, и я понял, что до кровати мы просто не доберемся, и снова угадал. — Я за него, — снова прозвучало на ухо, пока пальцы расправлялись с застежками моих джинсов, — твоей красотки уже нет? — Нет, — мой ответ утонул в стоне — Роман захватил мой член в рот, и я опёрся о стену рукой, чтобы не потеряться в собственной прихожей, увеличившейся сейчас до размеров центральной площади. Теперь сдерживаться уже не получалось, я снова запустил руки в его волосы и краем уха услышал постукивание по полу собачьих когтей. Блин, Сэт... Ну какого?.. Роман тут же остановился и пробормотал: — Черт... Вик, я не могу так. Он... — Сэт, место, — отдал приказ, а сам схватил Рому за руку и потащил в нашу комнату — тут нам не помешает никто. Потом он ласково поглаживал меня по плечу, обвел пальцем ареолу соска и спросил: — Это было глупо? — Ты о чем? — Ну... о Сэте. Я не смог при нем. — Понимаю, — я нашел его руку и сжал, — это же только наше, верно? — Да, а еще он ревнует, — добавил Роман, и теперь усмехнулся я: — Шутишь?.. — Нисколько. Собаки... они же собственники, я читал. Вот отгрызет мне... — Нет, — теперь я засмеялся в голос. С Романом это получалось само собой: улыбаться, смеяться, радоваться, потому что он — моя радость и свет. Кстати, о свете: — Ром, они снова были. — Пятна? — его голос стал серьезным, по шороху простыней я понял, что мой любовник привстал. Я чувствовал его внимательный взгляд. — Да, даже ярче, чем в первый раз. Я же говорил, что ты — свет, — я притянул его к себе, поцеловал и, нехотя отстранившись, добавил: — А Сэта не бойся, он тебя признал. Он добрый, не тронет, да он же не охранник, их по-другому дрессируют. — Он давно у тебя? — Уже четыре года, как и Алка, — я невольно сморщился, вспомнив сегодняшний разговор: — Она матери все растрепала, прикинь. — О нас? — Ага, сучка драная, — прошипел, сжимая руку в кулак, — я ее ненавижу теперь. — Не надо, — Роман коснулся моих губ, — она не виновата, что... — Что дура? — невежливо перебил, но мне закрыли рот поцелуем, и только потом я услышал: — Нет, в том, что любит тебя. — А ты откуда?.. — Это заметно. Очень, — Рома взъерошил мои волосы, поцеловал в висок, — я бы на ее месте тоже бесился. Она давно уже... а ты не замечал, и тут я как снег на голову. — Так пусть проваливает тогда! Какого хрена? Или ей это в кайф? Вот ты бы остался? — Нет, третий всегда лишний. Не любитель я... групповых развлечений. — Совсем? И не пробовал? — я не надеялся на честный ответ, но он все же прозвучал: — Пробовал, не мое. Это давно было, когда я только поступил в институт, я же рассказывал тебе, откуда я, вот и берега потерял, как вырвался из глуши, — в его голосе я не слышал сожалений и неожиданно для себя извлек из этого урок. Толку жалеть о прошлом? — Хорошо, вовремя тормознул, а то вылетел бы нахрен из вуза. — Расскажешь? — Обязательно, после того, как что-то схомячу, — Роман снова поцеловал меня в губы, — составишь компанию? Собрался ответить «Нет», но в последний момент изменил решение — не хотелось расставаться с ним даже на миг, и сказал: — Конечно, — и первым поднялся с кровати. В тот вечер Роман действительно рассказал многое о себе. А я... я никак не мог решиться точно так же раскрыться до конца. Мне казалось, что сил просто не хватит, будет слишком больно — снова пережить первую любовь. Тогда я так и не сумел этого сделать. Я был благодарен Роману за то, что не торопил, не задавал вопросов, чувствовал меня так, как еще никто и никогда. Об Андрее я рассказал ему на пятый день нашего совместного жительства. Мы так же лежали в постели, приходя в себя после секса, и я сказал: — Помнишь, я говорил, что сам сделал это с рукой? — Да, такое сложно забыть. — Но я не сказал, почему, теперь скажу все... — и я начал рассказывать. Роман не перебил ни разу, слушал молча, продолжая поглаживать по спине. Он знал, что мне безумно нравится, когда пальцы пробегаются вдоль позвоночника, а сейчас... сейчас прикосновения помогли довести рассказ до конца. А потом он так же молча притянул меня к себе, но не стал успокаивать, говорить принятые в таких случаях потасканные слова, и за это я тоже был благодарен. — Это сделало тебя сильнее, — наконец сказал Роман. — Наверно, — пожал я плечами. — Точно, могло убить, но не убило и сделало сильнее, — повторил он с нажимом. — Сделало таким, какой ты сейчас. Таким, какого я люблю. — Что?.. — я вздрогнул, услышав последнее слово. Нет, не может такого быть. Слишком быстро. Да и меня... Меня разве можно любить? — Ты слышал, — спокойно и ровно повторил Роман. — Иначе меня бы здесь не было. — Но ты здесь. — Да. Я не чувствовал запаха лжи, не слышал ее в его словах. В том слове, которое так хотелось услышать еще раз и... Я почувствовал, как Роман касается уха губами и шепчет в него: «Люблю».