Слепая симфония

Когда прошел час после последнего звонка Романа, и он не появился, я ощутил странную тревогу. Беспокойство поднялось изнутри и не желало успокаиваться. Я прекрасно знал, что, скорее всего, Рому просто задержал начальник, да и проблема с маршрутками: попробуй втиснись в них! И все же, почему-то волновался. Да еще и Сэт ни с того ни с сего он вдруг зарычал и несколько раз гавкнул, заставив вздрогнуть. Я положил руку на холку собаки и ощутил, что его шерсть встала дыбом. — Что случилось, Сэт? — спросил, поглаживая пса. В ответ он снова глухо зарычал и рванулся к выходу, я понял это по удаляющимся шагам и царапанью лап по металлу двери. — Место, — осадил я собаку. — Гулять ты уже ходил. Я не собирался его выпускать, мало ли что могло оказаться там, за дверью? Мне не хотелось, чтобы верный друг пострадал. Время от времени в нашем подъезде находили приют бомжи, а им ничего не стоит убить и съесть собаку. Тем более, Сэт не из агрессивных пород, он очень добродушный, для него человек — это друг, вот потому я и не открыл. Между тем время шло, а Рома не появлялся и больше не звонил, это уже пугало всерьез, и тогда я позвонил сам. Я старался не злоупотреблять этим, чтобы не показаться навязчивым, но беспокойство стало слишком сильным. «Абонент находится вне зоны действия сети» — вот что я услышал после небольшой паузы. Что за черт? Как это — вне зоны? Странно. Пытаясь хоть как-то взять себя в руки, я подошел к синтезатору, но... играть не смог. Пальцы свело судорогой почти стразу же, да и в голову ничего путного не лезло. Я снова набрал Романа — и опять услышал то же самое: «Абонент находится вне зоны...» Я не знаю, сколько раз за вечер и ночь слышал эту фразу. С каким-то маниакальным упорством я снова и снова набирал его номер, но ничего, кроме равнодушного женского голоса, не слышал. Я не понимал, что же могло случиться, почему Роман так внезапно исчез? Он не говорил, что собирается куда-то после работы, последний наш разговор был о том, как сильно он соскучился по мне и как хочет скорее оказаться дома. Дома. Мне было так приятно слышать это от него. Знать, что он считает домом мою квартиру, что ему тут так же уютно и тепло, как было тепло теперь мне самому. До сегодняшнего вечера, до исчезновения. Сэт пытался успокоить меня по-своему, ткнувшись носом в ладонь, но это не помогло. Не помог и чай, который я решил заварить и, впервые за несколько лет, выронил чашку. Она упала на пол и разбилась, почти оглушив меня, хорошо хоть кипяток на руки не попал. Эти самые руки дрожали, а в голове была каша из мыслей, подозрений и страхов. А может... он просто решил снова сходить в клуб? А телефон выключил, чтобы... чтобы никто не мешал? Я покачал головой, отметая в сторону эту мысль. Может, я и хреново разбираюсь в людях, но Рома не из тех, кто будет изменять втихаря, если я ему надоем — скажет прямо. Это будет сложно и больно, но честно. Или... мне просто очень сильно хочется, чтобы он был таким? Ведь по сути, я его совсем не знаю. Мы прожили вместе всего лишь неделю, а это ничтожно мало. С Андреем я встречался несколько месяцев и до самого конца верил каждому слову, представить себе не мог, что я у него не один. Но... с другой стороны — Роман не Андрей, ничего общего, кроме длинных волос, между ними нет. Так какого хрена я его подозреваю? Когда мой телефон ожил, я схватил его так быстро, что чуть не выронил, но это оказался не Роман. Это был один из старых товарищей по интернату, он хотел знать, как у меня дела. Прекрасно, просто прекрасно: я сижу на собственной кухне в гордом одиночестве, пытаясь придумать, что же такого случилось в жизни моего любовника, который почему-то «Вне зоны досягаемости». Услышав эту фразу еще раз, я едва сдержался, чтобы не швырнуть телефон на пол, рядом с осколками чашки. Удержала мысль, что так я окончательно лишу себя связи, а этого никак нельзя допустить, ведь Рома может позвонить в любую минуту. Он не позвонил. Ни через час. Ни через два. Ни ночью. Ни утром. Я ждал этого звонка, как чуда. Звонка по телефону или в дверь. И пусть Рома придет пьяным, пусть от него будет пахнуть чужим запахом, только пусть... вернется. Я понял, что без Романа не могу найти себе места, что мне холодно, пусто и одиноко, и я ни о чем больше не могу думать. Я понял, что прощу ему все — даже измену, только бы вернулся, только бы снова услышать родной голос, почувствовать запах красок, обнять, прижимаясь всем телом... Но он не пришел.

***

Звонок в дверь раздался утром. Не веря, тому, что слышу, я поднялся с постели, слегка пошатываясь, потому что уснуть так и не смог — лежал, вслушиваясь в каждый шорох и ожидая. Я поспешил к двери, но... на пороге стоял не Рома, а всего лишь Алла, теперь у девушки не было ключей, она отдала их мне, попросив прощения за свой поступок. — Что случилось? — встревожено спросила Алла, как только я впустил ее в квартиру. — Ничего, — отрезал я. — Вик, не обманывай, — она мягко коснулась моей руки, я отдернул локоть, едва сдерживаясь, чтобы не наорать на нее, — у тебя же все на лице написано. Что случилось? — Ничего, — резче повторил я, вернулся в свою комнату и упал на кровать лицом вниз. Я слышал, как Алла ходит по квартире, как убирается на кухне, и с каждой минутой это бесило меня все сильнее — само ее присутствие, а когда она постучалась в дверь, я заорал: — Пошла нахер! Не смей сюда соваться! И услышал в ответ: — Вик, я не первый год тебя знаю и вовсе тебе не враг, и если ты скажешь, что случилось, я... — Ты пойдешь нахер! Прямо сейчас! — я вскочил с кровати, намереваясь лично вышвырнуть Аллу из квартиры, и тут мне в голову пришла очень даже здравая мысль. А что, если с Романом случилось что-то серьёзное? Вдруг он в аварию попал и лежит сейчас в больнице... без сознания и просто не может сообщить?.. Потому-то и телефон вне зоны — его просто раздавило. Ну, конечно, какой же я идиот! Дверь я все-таки распахнул и выпалил скороговоркой: — Ты хочешь знать, что случилось? — Да. — И помочь обещаешь? — я схватил ее за руку, сильно сжимая. — Да, я сделаю все, что ты скажешь, — последовал ответ. — Тогда садись на телефон и звони по больницам и... — я запнулся, но договорил, — и моргам. Звони и спрашивай: не привозили ли к ним вчера парня с длинными русыми волосами по имени Роман Соколов, впрочем, имени они могут и не знать. Ты видела Рому, вот и опишешь его. — Он... — Он не пришел домой, — как можно спокойнее сказал я, — а телефон — вне зоны. Я должен знать, что случилось, понимаешь? — Конечно, — в голосе Аллы я слышал самое натуральное сочувствие, или мне хотелось, чтобы оно там было? — Я сделаю все, что ты скажешь, только успокойся. — Отлично, — я протянул свой телефон. — Звони. — Лучше с домашнего, — Алла мягко отвела мою руку, — я же не знаю всех номеров, а в телефонной книге они точно есть. — Пошли, — я сжал ее руку и потащил к аппарату, висевшему на стене в прихожей. С каждым набранным номером моя надежда становилась слабее, с последним отрицательным ответом — умерла. Ромы не было ни в одной из больниц, парня с такими приметами не привозили ни в один из моргов. Я хотел позвонить в полицию, но Алла меня отговорила, пояснила, что заявление о пропаже принимают через три дня и только от родственников, а кто я Роману? Гражданский муж? Хах. Только не в этой стране. О нашей связи лучше не знать никому для нашего же блага. — Вик, — Алла опустила трубку на рычаг, — если хочешь, я схожу в его фирму и спрошу там. — Я не знаю, где она находится, — едва слышно сказал я, придавленный усталостью и опустошенностью. — Там... в зале, среди рисунков... я видела визитку. — И какого черта ты еще тут? — снова обретая надежду, рявкнул я. — Сейчас, не злись, — спокойно ответила она и через несколько минут снова набирала номер. Ответ убил меня окончательно: на работе Роман тоже не появился, как вышел вчера после совещания, так и не видели его больше. И никто ничего не знал, как будто он в воду канул, растворился в шуме большого города. — Вик, а может... — начала было Алла, но я перебил: — Не может, ничего больше не надо, — я почувствовал, как что-то внутри сжимается и замерзает. — Спасибо, — давно я не благодарил Аллу. — Сделай мне кофе, пожалуйста. — Конечно, ты приляг, а я принесу, — она снова коснулась моей руки, — Вик, все образуется. Он... ну мало ли, что могло случиться? Главное, что в больницах и моргах его нет, верно? — Да, — равнодушно ответил я, поднимаясь и направляясь к своей комнате. В тот день Алла была со мной до самого вечера, она ничего не говорила, но периодически приносила мне то кофе, то чай, пыталась даже накормить, но мне ничего не хотелось. Я не мог понять — что же случилось, куда пропал Роман? Неужели, действительно, решил от меня отдохнуть? Но как иначе пояснить исчезновение?.. Но... он ничего мне не говорил. Раз за разом я прокручивал в голове каждый проведенный вместе день, пытался найти признаки того, что он собирался уйти — и не находил. Ничего на это не указывало, все было хорошо, слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. А на следующий день Алла пришла и сказала, раскладывая что-то на кухонном столе: — Вик, я тут... кое-что узнала о Романе. — Что? — выпалил я, превращаясь в слух. — Обещай, что не будешь меня ругать? — Не буду. Говори. — Так вот. Сегодня утром... я пошла в его фирму, — Алла говорила спокойно и все так же мягко, — хотела поговорить с его коллегами. Сам понимаешь, когда спрашивает девушка, это не так подозрительно. — Да, — согласился я. — Прямо у входа я с парнем столкнулась, его Саша зовут, он курьером у них работает. — Мне насрать на то, как его зовут. Что ты узнала? — Вик... Романа... его нет в больницах и моргах, и на звонки он не отвечает потому что... — она замолчала, — он взял отпуск за свой счет и уехал. — Куда? С кем? — Курьер сказал, что после совещания они из офиса вместе вышли, около них машина остановилась... иномарка, не помню, как называется. За рулем сидел мужчина, по словам Саши — старше Романа лет на пять. — И что было дальше? — спросил я, чувствуя, как почему-то начинает не хватать дыхания. — А дальше они поздоровались. Роман назвал того парня Лексом... сел к нему в машину и уехал, — закончила Алла. — Больше Саша его не видел, он подумал, что Лекс — старый друг Романа. А на следующий день курьер слышал, как начальник ругался с Ромой по телефону из-за несвоевременного отпуска. — Заткнись, — я не дал договорить. — Заткнись немедленно! Я сжал руки в кулаки, а потом запустил пальцы в волосы, сильно сдавливая голову. Обида. Ревность. Боль. Они сейчас рвали меня на части. Я чувствовал, что вот-вот позорно разревусь, как плакал тогда, после истории с Андреем. Меня снова поимели, как последнего кретина. Поимели и решили использовать, как запасной аэродром. Лекс... Ну конечно же. О нем Роман и рассказывал, его первый парень, а такое не забывается. Походу, он снова приехал, и Рома решил тряхнуть стариной. И, действительно, разве я могу дать то, что давал этот... долбаный учитель? — Вик, — Алла коснулась моей руки, и я заорал, вскакивая: — Убирайся вон! — нащупав рукой посуду, стоящую на столе, я смахнул ее пол. — Пошла отсюда! — следом точно так же сбросил на пол то, что стояло на втором столе у газовой плиты, кажется, порезал чем-то руку, судя по тому, что стало больно, но мне было все равно. И тут Алла схватила меня за плечи и тряхнула. Я удивился — какой сильной она оказалась: — Успокойся. Никто не стоит того, чтобы из-за него убиваться, слышишь? — и голос тоже... он был каким-то совсем другим. — Я знаю, как это больно, когда тебя не любят, но... — Тебе-то откуда знать? — горько бросил я, чувствуя, как по руке течет кровь. — Что ты в этом понимаешь? — Многое, — прозвучало в ответ, — сейчас я перевяжу тебе руку, сделаю чай и уложу спать, тебе нужно успокоиться. — Оставь меня, — сдаваясь, выдохнул я. — Нет, не могу. Я обещала твоей матери заботиться о тебе, и я это делаю, — она притянула меня к себе. Сейчас мне было уже все равно, чем от нее пахнет. Хотелось просто подохнуть, чтобы ничего этого больше не было, чтобы я никогда не встречал Романа, не приводил в свою квартиру, не слушал его признание и не говорил, что люблю. Боль вгрызлась в душу — такая же сильная и перехватывающая дыхание, как в тот вечер, когда я узнал правду об Андрее. Все снова повторилось, только теперь это случилось гораздо быстрее. Неделя счастья и все. Хватит. Перед тем, как лечь на постель, я достал из тумбочки черную шелковую ленту и повязал ею глаза. Всю прошедшую неделю я этого не делал, знал, что Роману не нравится, когда мои глаза скрыты черным шелком, и не касался ленты, да и не было желания прятаться от того, кого уже успел... Слезы все же выступили, как я ни старался с ними бороться, они намочили ленту и поползли по щекам. Горячий язык Сэта слизал неуместную соленую влагу, а я притянул пса к себе и зарылся лицом в густую шерсть. Молчаливое сочувствие собаки помогло гораздо лучше всех слов, уже через полчаса я встал и пошагал к синтезатору. Музыка — моё второе лекарство, она помогала всегда, не предаст и сейчас, но кое-что капитально мешало сосредоточиться. Краски. Их запах казался отвратительно резким. Я перестал играть и позвал: — Алла, подойди сюда. Быстрые шаги и: — Я здесь, что ты хотел? — Собери всё это, — я указал на краски и мольберт Романа, — и все его вещи и... выстави на балкон. Когда он... отдашь ему их, когда появится. — Хорошо, — быстро согласилась она, а я снова не выдержал — запах красок наживую разрывал нервы. Я вернулся в комнату, сунул голову под подушку и постарался заставить себя забыть о том, что еще сутки назад был счастлив.