Змейка.

25 16 20 Синяк сходит почти сразу, ушибы тоже поддаются магии мгновенно. Джафар дуется, спорит, говорит, что прибегать к магии с такими незначительными ранами это слишком по-женски и не достойно воина. Но Синдбад не слушает. Он продолжает скупать у шарлатанов "исцеляющие-всё-всё-всё-волшебные-зелья-снадобья-настои", пичкая ими своего советника и так и не наблюдая изменений. Ожог на боку так и не проходит вслед за другими ранами. *** Они кричат друг на друга, практически дерутся. Король гонится за своим советником по пустыне, оббегая ленивого верблюда, улегшегося во время стоянки на отдых. Джафар прячется от правителя, но тот неизменно находит его в кратчайшие сроки, и советнику все равно приходится глотать невкусные снадобья, но он подчиняется, обиженно раздувая щеки и кривя лицо. Масрур качает головой и ничего не говорит. Он слишком хорошо знает этих двоих, чтобы не понять, что движет каждым из них. Правда, на все жалобы Синдбада на «змейку», он только пожимает плечами. Поэтому утреннее появление царя на пороге шатра его помощника с очередной склянкой в руках не кажется чем-то удивительным. Вот только Синдбад совсем не за вливанием очередной бесполезной дозы волшебного напитка поднялся так рано. По утверждением знающих людей, не так далеко от места их стоянки живет маг, которая отличается не только красотой, но и целительскими талантами. Долго отнекиваться себе дороже, поэтому Джафар просто как-то отстранено кивает, а через двадцать минут уже стоит в льняном плаще и с небольшой сумкой на поясе, готовый к дороге. Путь и впрямь оказывается недолгим, а красавица маг —поистине прекрасной. И раз уж два пункта оказываются правдой, то Синдбад верит, что и вылечить «змеёныша» она тоже сможет. Синдбад улыбается особенно радостно, а Джафар привычно молчит. Выслушав восхищенную речь короля, волшебница только задумчиво крутит в пальцах длинную черную прядь и смотрит сквозь правителя. Правда, потом она все же улыбается, поднимаясь так легко, словно её одеяния состоят из струящегося ветра, и подойдя к Джафару как-то заговорщицки улыбнулась ему. Так, чтобы не видел король, но советник разглядел, изумленно поднимая бровь. Потом она просит его зайти в соседнюю комнату и оголить тело, чтобы было видно раны. Джафар только кивает и исполняет просьбу. Можно было бы недоверчиво покоситься на Синдбада, но колдунья и впрямь хороша, поэтому восторженный взгляд желтоватых глаз вполне оправдан, советнику не к чему придраться. Спустя пару минут полного молчания, воцарившегося за спиной удалившегося советника, дева подходит к королю и, приложив палец к собственным губам, беззвучно просит идти за ней. Синдбад, даже если и растерян, не подает виду, словно с удовольствием вставая с мягких удобных пуфов и следуя за волшебницей. Они сворачивают в другую комнату, и, подойдя к стене, правитель удивленно приподнимает брови. Пара движений изящных запястий, магический круг и стена перед ним расплывается, открывая взору то, что, по предназначению своему, должна скрывать. В соседней комнате сидит Джафар без привычной тонкой блузы, без рукавов и белых одеяний. И может все дело в худобе и тонких плечах, но он кажется таким несчастным, что сердце начинает замирать после каждого нервного удара. Ведь не должно быть так! Разве Джафар не улыбается ему всегда? Даже когда хмурится и отчитывает, ругает, раздает всем подзатыльники, прижимает пальцы к веснушчатой переносице. Всегда. Он улыбается как-то глазами, согревая и словно радуясь тем глупостям, за которые и распаляется потом на царя. А сейчас он похож на тощего щенка, промокшего под дождем. Такого не должно быть. Разве Синдбад не старается все это время, чтобы сделать счастливее не только страны, но и дорогих для себя людей? Джафар вскидывает голову вверх, переводя подбородок чуть влево, чтобы видеть вход в комнату, но заметив, что никто так и не спешит, опускает её снова. Проводит ладонью правой руки по боку, изворачивая запястье так, чтобы его ладонь оказалась между пальцев-ожогов. Так, словно это не болезненный отпечаток, а рука, действительно прикасающаяся к тонкому телу. Синдбад сглатывает комок в горле и хочет протянуть руку вперед, но его останавливает уверенная ладонь волшебницы. - Зачем ты показываешь это мне? - Чтобы ты понял. Чтобы чувствовал не только себя. Присмотрись, что ты видишь? Синдбад вглядывается, но не видит ничего нового, разве что грустную улыбку на лице юноши. Но стоящая сзади волшебница тихо смеется, прижимаясь вплотную к широкой спине, и говорит, что если он не поймет, то пусть отдаст юношу ей, она сможет залечить его раны, но королю придется уйти. Синдбад молчит, отказывается, пытается отстраниться и просто забрать советника с собой. Но волшебница начинает говорить, тем же мелодичным шепотом, ласкающим ухо. - Ты так эгоистичен, король. Щедр для всех, но так скуп для близких. Присмотрись. Разве ты не видишь, как ему дорога эта боль? А вот для тебя она отвратительна. Ты так яростно желаешь избавиться от воспоминаний, что он идет у тебя на поводу, но подсознательно цепляется и не отдает то, что так бесценно. Твой знак, отражающийся не только на душе, но и на теле. Твои объятья, - волшебница отстраняется, обнимая тонкими руками собственные плечи, но Синдбад даже не шевелится. - Мальчишка до бесконечности будет кусать себя за хвост, но разлюбить уже не сможет. Хотя, знаешь, король, знак исчезнет тогда, когда он сам этого захочет. И я не знаю, рад ты будешь этому, или нет. Она уходит, оставляя Синдбада наблюдать за тем, как быстро надевается маска спокойствия на грустные черты. И он смотрит на то, как ведьма поглаживает шрам, и просит Джафара устроиться боком на подушках. Он знает, что эти заклинания не помогут, но он не жалеет то золото, которое ей отдал. Через какое-то время он прекращает попытки вылечить следы ожогов на теле своего советника, а к волшебнице присылает гонца, в сумке которого самое прекрасное ожерелье, которое она когда-либо видела.