Змейка.

26 17 21 Джафар удивляется переменам в поведении Синдбада, но не подает вида. Как и прежде занимается бумажной работой и проясняет многие тонкости, изменившиеся за долгое отсутствие правителя. Хотя, когда Синдбад пропал, королем он еще не был. Все это случилось позже, после того как он узнал, что на отвоеванных и выкупленных им территориях на самом-то деле ничего не изменилось. Если не считать сдвигов в худшую сторону. Он не хотел власти, не стремился к правлению, но не видел другого выхода. Впрочем, он и сам не сомневался, что рано или поздно все так и обернется. Радовало лишь то, что за это малое время он смог найти верных соратников и друзей, притягивая их к себе словно магнитом. Он изменился. Настолько сильно, что порой удивляется даже сам себе. Потому что, если раньше он должен был жить по определенным канонам и соответствовать принятым правилам , то теперь он мог следовать только за собственным чувством справедливости, влипая в такие передряги, что его новоиспеченный "здравый смысл" в виде молодого советника только и делал, что стонал и с нравоучительными нотками протягивал сокращенную форму его имени. Хорошо хоть на "Вы" его называть перестал. И вообще, он стал каким-то слишком кротким и послушным, если учесть, что всего несколько лет назад он был ребенком, умеющим воровать, грубить всем подряд, взбираться на все, что можно и что нельзя, и так мастерски пинать своего короля под колено. Больно было просто до слез, но «змейка» был настолько юрким, что поймать его было тем еще испытанием. Нет, он и сейчас не потерял свою скорость и силу, можно даже сказать приумножил, просто его желание задавливать собственный буйный характер за сдержанностью советника, иногда коробило Синдбада. Но он закрывает на это глаза. Пусть Джафар утверждается в жизни как хочет, все равно он не сможет никому ничего доказать. А его эмоциональные вспышки так яростны, что невозможно не хохотать. Или не умиляться. Все же для выбранной роли он слишком эмоционален. Синдбад улыбается и проводит ладонью по округлой фигуре полуобнаженной девы, устроившейся на его коленях. Место, где они сейчас находятся, принадлежит дружественному правителю, так щедро принимающему гостей, что прекрасных наложниц и не менее прекрасного вина тут в избытке. Слегка порозовевший в щеках Джафар давно уже покинул залу, направляясь в предоставленную ему спальную комнату. Ему всегда не требовалось много алкоголя, чтобы захмелеть. Синдбаду тоже, но это его никогда не останавливало. Поэтому сейчас он остается практически наедине с прекрасными дамами, поглаживающими его кожу и с удовольствием подставляющие собственные тела под ответные ласки. Странно, что в такой момент он проникается ностальгией, вместо того, чтобы погрузиться в приятные ощущения. Поэтому, едва заметно встряхнув головой, Синдбад растягивает губы в улыбке и шутливо опрокидывает одну из наложниц на мягкие подушки, тут же замечая радостные отблески в ее серых глазах. Он никогда раньше таких не видел и поэтому на миг замирает, всматриваясь в глаза цвета ртути.На смуглом лице девушки они смотрятся как-то подозрительно неестественно. И, наверное, дело в алкоголе, но Синдбаду кажется, что было бы намного прекраснее, если бы в эти серые льдинки вплелось бы немного желтоватых или зеленых отблесков. Лучше зеленоватых, для себя решает Синдбад, проводя по остро очерченной скуле девушки. Потому что когда в серебряные глаза вплетается желтое сияние, значит в скором времени будет пролита чужая кровь, на почти детском лице, в краски ненависти и толики безумия. Зато, если добавить немного изумрудного, то так легко представить теплую улыбку и счастливые смешинки в уголках глаз. Конопатый и чуть вздернутый нос приподнимается чуть сильнее, даруя чертам «змейки» радостные лучики счастья. Да так было бы гораздо лучше. Синдбад отстраняется от удивленной наложницы и, проведя напоследок по её щеке пальцами, улыбается и удаляется к предназначенным не для него покоям. Он пьян, а когда он в таком состоянии, то всегда совершает глупости. Джафар знает об этом, поэтому вряд ли удивится его появлению на пороге своей спальни. Чаще всего они втроем спят в одной комнате из соображений безопасности. Но в данной ситуации это могло показаться знаком недоверия к хозяину замка. Плевать на тонкости и тоны, все это не имеет ни малейшего значения, когда высокая дверь распахивается, пропуская Синдбада в полумрак чужой спальни. Чужой. Так ли это? Синдбад слишком привык воспринимать Джафара как “своего советника”, "своего телохранителя", "боевого друга ".Слишком привычно ко многому, касающемуся «змейки», добавлять это собственническое «свой». Но сейчас «его змейка» спит, свернувшись под белой простыней, скрывающей тело до самой поясницы, но не трогая верхнюю его часть. Он такой, что становится как-то не по себе. Синдбад знает, что это вовсе не признак недоедания или болезни. Просто для того, чтобы так управляться с нитями и спокойно использовать их как акробатические канаты, необходимо весить как можно меньше. Но Сину, наверно, хотелось бы, чтобы эта видимость болезненности и хрупкости пропала, пусть она и является только иллюзорной. Ощущение, что если положить ладони на эти прикрытые вечерней полутенью черты, то можно порезать пальцы. И это так сильно контрастирует с округлыми и плавными переливами тел женщин, что чувство в груди становится только еще более непонятным, но от этого не менее сильным. Синдбад кладет ладонь на выпирающие тазовые косточки, обтянутые белой кожей, и проводит чуть вверх, останавливаясь, когда чувствует гладкость залеченного, но так и не прошедшего отпечатка собственной ладони. Ожег расползается шире, и появляется ощущение, что то, что схватило тогда юношу, было намного больше, чем Синдбад, а значит эту боль ему причинил не он. Но все это бред, потому что воспоминания не врут, а сдавленный крик боли, полузабытый тогда, но так отчетливо вспоминающийся сейчас, до сих пор звенит в ушах. Король прикрывает глаза и поглаживает след, больше не пытаясь его разгладить, но словно желая унять давно прошедшую боль. И обратившийся в чувство разум тут же реагирует, когда мышцы под пальцами напрягаются, и Син может увидеть, как чисто автоматически Джафар выхватывает из-под подушки клинки, тут же со звоном роняя их, когда, развернувшись в одно движение, видит перед собой того, кто так аккуратно прикасается к его коже. Синдбад знает, почему юноша так перепугался. Он где-то на грани сознания вспоминает жадные взгляды сына здешнего правителя, ощупывающие каждый изгиб, скрытого тканью тонкого тела. Впрочем, он не первый, кто так засматривается на его советника. Только раньше он как-то не обращал на это внимания. - Син? Что ты здесь делаешь? - не привыкшие еще к темноте сонные глаза вглядываются в лицо правителя, но не могут распознать эмоций. Синдбад сам не знает, что тут делает. Ему просто хочется, чтобы было так. Поэтому он проводит пальцами по скулам, большим пальцем задевая линию веснушек на левой щеке. - Син, ты пьян, да? Голос какой-то грустный и растерянный, но чужие руки от лица он не убирает, позволяя своему королю делать все, что заблагорассудится. В рамках приличия, конечно, но кто может объяснить, где заканчиваются эти границы? Синдбад практически уверен, что перешагнет через них уже сегодня. Потому что его не отталкивают, даже когда под пальцами оказываются тонкие ключицы. Джафар только прикрывает глаза, отводя голову немного вправо и замедляя дыхание. Совершенно не реагируя, когда Синдбад подсаживается ближе и пристально рассматривает веснушки на бледной переносице, наклоняясь так близко, что губы встречаются сами собой, и «змейка» разрешает, отвечает, но больше не двигается. Впрочем, прекрасно и так, как есть. Синдбаду не кажется эта кожа какой-то особенно вкусной, да и не пахнет она практически ничем, просто едва заметные мурашки, пробегающие по ней, заставляют зубы смыкаться чуть сильнее, а руки - крепче стискивать в объятьях податливое тело, чтобы потом опрокинуть его на кровать. Вылизывать, кусать, повторяя все шрамы, и заворожено любоваться тем, как свет луны из окна превращает тонкую фигуру под ним в полупрозрачную статуэтку: чуть сильнее сдавишь и она разлетится на тысячи осколков. " Разлюбить уже не сможет, говоришь? Если так, то завтра все будет по-прежнему, а сегодня я буду делать то, что хочу». Синдбад грустно ухмыляется своим мыслям, и даже себе объяснить не может, какие же повороты судьбы привели его в постель этого мальчишки, который так покорно отдается любому его движению. Знает ли он, как сейчас желанно выглядит? Видел ли его таким кто-то прежде? Синдбад сдергивает белую ткань простыни с обнаженного юноши и рассматривает длинные ноги, спрятанные до этого под тканью, проводит по ним ладонями, оглаживает, пытаясь не обращать внимания на шрамы, но неизменно прослеживая их болезненные пути. С ними ничего уже не сделаешь, но Джафар все равно как-то напрягается, сводит ноги, внутренне прячется, не желая показывать эти стороны себя. Дурак! Синдбаду он нужен весь. Поэтому он с силой обхватывает чужую лодыжку и приподнимает так, чтобы оказаться между раздвинутых длинных ног и иметь возможность согнуть правую ногу в колене. Чтобы кусать кожу, облизывать косточку на внутренней части лодыжки, дышать на мокрые полосы от собственного языка и как-то глупо хихикать, когда едва заметные волоски на ногах начинают щекотать припухшие губы. У девушек такого нет. И, если честно, так явно показывать свое желание они тоже не умеют. Потому что, как бы не прятал свой румянец «змеёныш», возбуждение его явно обрисовывалось между раздвинутых ног. Странно, но отвращения или еще чего-то подобного это зрелище не вызывает, скорее наоборот. Эта искренность тела, неопровержимое доказательство страсти и никакой лжи – все это засталяет терять контроль. Поэтому Синдбад обхватывает пальцами вставшую плоть и проводит по ней рукой, ожидая момента, когда глаза юноши, наконец, распахнутся. И это происходит практически сразу, одновременно с мычащим полустоном и сжатыми на простынях пальцами. И это его растерянно-умоляющее " Син?". Разве возможно что-то желать сильнее? Пара движений, и теперь на кровати лежат два обнаженных мужчины, переплетаясь телами и языками так тесно и горячо, что редкие стоны смешиваются друг с другом. Синдбад плавится в горячих руках любовника, чувствует обхватывающие его бедра ноги, сплетенные за его спиной. А еще этот чертов страх, зависший в комнате раскачивающейся гильотиной. Синдбад не может понять, чего так сильно боится «змеёныш», но все равно успокаивающе прижимает к себе, гладит по волосам, шепчет что-то, отрывисто слушая шепот советника в ответ. - Позвольте мне, я сделаю все, что захотите, Сииин, пожалуйста… Что «пожалуйста», совершенно не ясно, потому что связно мыслить юноша уже не может, прижимаясь к загорелому телу так отчаянно, что становится немного больно где-то в душе. Но он так отчетливо толкается бедрами на встречу возбужденной плоти Синдбада, что расценивать здраво можно только одно желание. Жаль, Синдбад не знает, как оно воплощается, ведь раньше в его постели были только девы, умеющие принимать намного проще, чем мужчины. Синдбад проводит рукой между ягодиц и найдя сжатое колечко мышц, надавливает на него, чувствуя как неохотно оно принимает в себя один палец. Если ждать пока оно свободно растянется до размеров царя, можно сойти с ума, поэтому он прекращает поглаживания, отстраняясь от отчаянно вцепившегося в него советника. - Пожалуйста, Син, хотя бы один раз, подари мне это. Подари мне мой первый раз, пожалуйста... Он что-то еще бормочет, вжимаясь в сильное плечо и не желая отпускать от себя . Синдбад не совсем понимает, что могло так сильно расстроить «змеёныша», поэтому он растеряно оглаживает светлые волосы. Чувствуя, что юноша в его объятьях, слегка вздрагивает. - Не сейчас, будет больно... - Плевать! Пожалуйста, Син. Синдбад накрывает тонкие губы поцелуем, а потом, оторвавшись, шепчет, что больно будет обоим. Это достаточно грязный ход, но иного пути нет. Он слишком хорошо знает своего советника, поэтому не пропускает отчаянного взгляда, пропитанного разочарованием и стыдом. - Прости, я.. Снова поцелуй и зажмуренные серые глаза. Король обнимает хрупкие плечи Джафара и говорит, что у него есть идея, и что позже он обязательно заберет то, что так желает отдать ему советник. «Змейка» недоверчиво поднимает глаза, но тут же опускает их, когда Синдбад встает с кровати и идет куда-то к полкам со склянками. Впрочем, возвращаясь, тут же устраивается между гостеприимно раздвинутых ног. Целует припухшие губы и открывает какое-то приятно пахнущее масло, выплескивая его на обе ладони, и опуская их на внутреннюю часть бедер удивленного Джафара. Тот хлопает глазами, чуть подрагивая когда движения по бедрам достигают его паха. А потом его ноги играючи поднимают наверх, устраивая на левом плече. Синдбад целует костлявое колено и проталкивает свой член между сомкнутых бедер, так, что при каждом толчке задевает и возбуждение самого Джафара. Тот распахивает серые глаза и как-то совсем неадекватно смотрит на влажный торс человека, о котором мечтал столько лет подряд. Пусть сейчас он и не в нем, но даже своим бесполезным телом Джафар может принести ему наслаждение, утопая в горячей неге практически с головой, когда чужие пальцы до боли выкручивают бусинку соска. Синдбад рычит, что Джафар слишком тощий, и советник стискивает ноги сильнее, пытаясь подаваться на встречу, хватаясь пальцами за простыню над головой. Ноги от скорой разрядки сводит судорогой, и они прекращают слушаться, предательски немея. От этого остается только расстроено хныкать, чтобы в следующую секунду почувствовать, что левую ногу снова перебрасывают на место, а губы накрывают жадным то ли поцелуем, то ли укусом. Синдбад сам не может прекратить постанывать, обхватывая собственной ладонью член и в считанные секунды, доводя себя до хриплого крика и... А потом только тишина и тощее тело, придавленное к влажным простыням. Синдбад в последний раз кусает его за шею и, приподнявшись, устраивается с левого бока. Как куклу переворачивая тело советника так, как хочется ему самому. Он сгибает правую ногу в колене так, чтобы Джафар не перекатывался так легко на живот, а Синдбад ,если захочет, смог бы гладить его между ягодиц, Забираться к паху. Но пока достаточно и того, что нос упирается во влажный светлый затылок, а рука закрывает собственный след, оставленный на боку «змейки». Впрочем, теперь отметин стало больше, но на них смотреть куда как приятнее. Синдбад чувствует как его ладонь накрывают чужие пальцы, и думает, что вернуть все на свои места будет не так-то и просто. Что ж, Джафар на это и не рассчитывает. Он знает, что ничего не изменится. Потому что мечты не сбываются, а то, что произошло сейчас, будет восприниматься оплошностью. Больно, когда твоя любовь воспринимается ошибкой, но еще больнее завтра будет проснуться в пустой кровати, получая доказательства к собственной уверенности. А пока желанное тело за спиной и переплетенные пальцы. Часть сказки, вынужденной раствориться в реальности, как только наступит утро.