***
Ворчливое клокотание воды тихо разносится по небольшой уютной кухне, и, подхватив чайник, ЭмДжей разливает дымящийся кипяток по кружкам, а затем, пододвинув одну из них к Питеру, усаживается напротив. — Спасибо, — кончики пальцев приятно покалывает исходящим от чая теплом, и, шмыгнув носом, он благодарно улыбается ей в ответ. — Но правда, не нужно было заморачиваться… настолько уж сильно. — То есть надо было оставить тебя сидеть здесь мокрого с головы до ног? — скептически окидывает его взглядом ЭмДжей, вылавливая из кружки пакетик. — Исключено: горячей воды и полотенец в доме предостаточно. Кроме того, должно же было это безразмерное нечто однажды пригодиться, так что носи на здоровье — только не чихай больше. О да, распечатанный во всю грудь удивлённый Пикачу определённо дожидался своего звёздного часа где-то в шкафу, чтобы стать достойным соперником футболке «Я пережил поездку в Нью-Йорк», иронично подаренной мистером Старком взамен некогда отобранного костюма. Случайное воспоминание вдруг заставляет сжаться что-то глубоко в груди, и в памяти вновь проносятся не далее как час назад вырвавшиеся слова и исполненный болезненного осознания взгляд, который он не сумел выдержать. Выпалил всё и сбежал — вот же молодец, Паркер. — Так значит, рассказывать, что у тебя стряслось, ты не намерен? — нарушает затянувшуюся тишину ЭмДжей, и Питер виновато качает головой. — Я не могу. Правда не могу, извини. — Ну ладно, — приподнимает она бровь, внимательно изучая выражение его лица, а затем, поднеся кружку к губам, как ни в чём не бывало добавляет: — Просто выглядишь так, словно тебя держит в подвале безумный учёный, ставящий на тебе абсолютно негуманные эксперименты, а так, в принципе, всё в порядке. — Что?! — Что? — подавшись вперёд, переспрашивает ЭмДжей, определённо заинтригованная его реакцией. Звенящая пауза распирает пространство, и Питер успевает перебрать с десяток вариантов развития событий, пытаясь понять, где он прокололся и как оградить ЭмДжей от последствий, чувствуя, как ужас ледяной толпой мурашек сбегает по позвоночнику, как вдруг, покачав головой, она… невозмутимо отмахивается? Преспокойно допивая чай?! — Шучу, не обращай внимания: кто-то пересмотрел документалок по уголовным процессам. Но лицо у тебя, конечно, было что-то с чем-то. Осознав, что едва не хвативший его удар отменяется, а ЭмДжей… это просто старая добрая ЭмДжей, трепетно любящая криминалистику, Питер как может выдавливает нервный смешок в ответ. — Кто тут ещё негуманные эксперименты проводит… — На самом деле, — поднявшись из-за стола, чтобы взять чайник, задумчиво продолжает она, — понимаю твоё удивление: версия и правда никудышная. С гораздо большей вероятностью я могла бы предположить, что ты Человек-паук. — Вот эта шутка уже на порядок смешнее, — бормочет Питер, на этот раз всеми силами стараясь сохранить невозмутимое выражение лица. — И всё-таки никто не видел вас с ним в одной комнате, не находишь? — загадочно подмигнув ему, бросает ЭмДжей. И, помолчав, вдруг устремляет на него до непривычного серьёзный взгляд, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Так или иначе, но даже если у меня не выйдет разгадать, что же такого с тобой стряслось… пожалуйста, просто знай, что я рядом. Даже когда всё, что я могу — это отогреть тебя в ванной, напоить чаем и запихнуть в свою огромную кринжовую футболку. Ты не обязан справляться со всем в одиночку, Питер. Слова замирают в горле, теряя всякий смысл, когда он смотрит на неё. Неловко улыбнувшись, она делает шаг, а Питер встаёт ей навстречу — и пусть немного неуверенно, но со всей искренностью, которая только в нём осталась, заключает её в объятия, прижимая к себе и с нежностью зарываясь щекой в пушистые от дождя кудри. — Спасибо тебе. Когда изумительное печенье, всё-таки дождавшееся своего дегустатора, оказывается съедено, а включённый в гостиной фильм из восьмидесятых подходит к концу, за окном уже давно расстилаются глубокие синие сумерки. Чуть приоткрыв один глаз, Питер сонно зевает, пытаясь сообразить, в какой момент происходящее на экране окончательно перестало иметь смысл, окидывает взглядом хаотично устилающие пол материалы совместного школьного проекта, улыбается, вспомнив, как воодушевлённо блестели во время обсуждения глаза ЭмДжей. И, потянувшись за лежащим на подлокотнике дивана пультом, чтобы остановить бегущие титры, вдруг ощущает непривычную, но отчего-то приятную тяжесть на своём плече. Потому что, приобняв его за руку, ЭмДжей тихо посапывает во сне, и, очарованный этой картиной, Питер на мгновение забывает, как правильно дышать, а сердце впервые за долгое-долгое время переполняется чем-то безразмерным и непередаваемо тёплым, тысячью солнечных лучей распирающим его изнутри. Забавно нахмурившись, она что-то бормочет себе под нос, когда Питер как можно осторожнее выпутывается из её объятий, и, укрыв её пледом по самый подбородок, он просто не может удержаться от того, чтобы бережно убрать за ухо спадающую ей на лицо непослушную прядь. Возможно, пропасть и правда вот-вот разверзнется под его ногами, но отчего-то Питеру кажется, что сорваться в неё больше не будет так страшно — хотя бы потому, что однажды, вглядываясь в бездну, он стоял на краю, держа за руку свою ЭмДжей.***
— Карен, сколько их? — Четверо. Двое вооружены огнестрельным. Вызвать полицию? — Нет, нет, я сам. Можешь звонить им минут через пять. Настороженно озираясь по сторонам, парни в масках принимаются за вскрытие круглосуточного банкомата, и, спрыгнув с крыши, Питер мягко приземляется в паре метров от взломанной двери, но отчего-то медлит, прежде чем обнаружить себя. Гнетущее чувство, словно безумная спираль последних месяцев вот-вот достигнет своего апогея, не оставляло его всю ночь с того момента, как он бесшумно выскользнул из гостиной ЭмДжей через окно, и отправиться в патруль с утра пораньше показалось ему не самой плохой идеей избавиться от навязчивых мыслей — вот только никто не предупреждал, что некогда любимое дело способно навевать настолько болезненную тоску, а ощущаться всё это будет словно… прощальный визит в прежнюю, хоть сколько-нибудь нормальную жизнь. Но личные переживания героев при исполнении никогда не были достойным оправданием их бездействию — и, переступив порог, Питер в привычной манере прочищает горло. — Знаете, ребята, стоит отдать вам должное: вы хотя бы действуете по старинке, а не придумываете для отмывания денег абсурдные телефонные уловки. Кто-то из грабителей вычурно чертыхается, и мгновение спустя отделение банка превращается в средоточие хаоса, когда паутина и пули одновременно изрешечивают пространство, Питер оказывается на потолке, а горе-взломщики один за другим приклеиваются по углам. Очередной выстрел взрезает воздух, вынуждая его метнуться в сторону, попутно пытаясь нейтрализовать последнего оставшегося на ногах преступника, как вдруг пуля за спиной с мерзким звоном рикошетит о что-то металлическое — и бок обжигает внезапной болью, но он, стиснув зубы, продолжает бить паутиной, пока обездвиженный стрелок не падает возле своих подельников. — С полицией объясняйтесь сами, — тяжело выдыхает Питер, спустившись на пол и разворачиваясь было чтобы уйти, но взгляд невольно цепляется за несколько кровавых пятен на полу, и он озадаченно замирает, прижав руку к ране. Он же почти уклонился, пуля лишь слегка задела его — разве всё не должно было начать затягиваться? Кровь капает на пол, просачиваясь сквозь пальцы, и липкое тепло начинает медленно расползаться под костюмом, заставляя сердце пропустить удар. Что за дела, чёрт возьми?! Выскочив на улицу, он так быстро, как только может, оказывается на крыше соседнего здания, подальше от людских глаз, и, осмотрев себя, с ужасом осознаёт, что кровь не останавливается. Как будто… регенерации не существует. — Чёрт, чёрт, чёрт, — испуганно шепчет Питер, глядя на измазанные багровым пальцы, как вдруг раздаётся голос Карен, и волоски на шее встают дыбом от услышанного: — Обнаружено серьёзное кровотечение — в соответствии с протоколом «Мэй-дэй» отправляю сигнал мистеру Старку. — Не смей!!! — в панике вскрикивает Питер, на мгновение позабыв о ноющей боли в боку. — Только не ему! Карен, нет! Однако система успевает исполнить обещанное быстрее, чем раздаётся его команда, и, чувствуя, как гулко колотится в груди сердце, он решается на отчаянный шаг: — Карен, отключайся. Полностью. Ни с кем не выходи на связь. Крыши одна за другой стремительно мелькают под ногами, но каждый прыжок, отдавая в рёбра, напоминает ему о кровоточащей ране, вынуждая всё сильнее сбавлять скорость, и, наконец остановившись, Питер приваливается к каминной трубе, зажмурившись от боли. Как далеко у него вышло уйти? И есть ли вообще в этом смысл, если его и без Карен отыщут везде, куда бы он ни подался? Только бы сообщение угодило в спам, Бога ради… Тяжёлый удар от приземления металлического костюма на крышу заставляет его подорваться на месте, и в следующее мгновение, с силой сгребая его за плечи, перед ним оказывается мистер Старк собственной персоной. — Паркер, какого чёрта произошло?! Питер отшатывается, загнанно мечась взглядом по его искажённому паникой лицу. — В-всё в порядке. — Ничего не в порядке, Питер, — цедит сквозь зубы мистер Старк, уставившись на багровое пятно на его боку. — Тебя подстрелили? Пятница, скан жизненных показателей, сейчас же! — Пятница, отмена! — срывается в воздух прежде, чем Питер успевает дать отчёт собственным словам, и мистер Старк поражённо замирает, неверяще глядя на него. — Вот как, значит? Ты даже не представляешь, откуда мне пришлось сорваться к тебе, Питер. Я выпрыгнул в чёртово окно штаб-квартиры ООН прямо во время заседания, касающегося всех нас, потому что ты мог умереть здесь! А ты просто берёшь и… — Но я не просил вас следить за мной! — в сердцах выпаливает Питер, чувствуя, как собственными руками вворачивает нож себе в грудь. — С чего я вообще вам сдался? Решайте свои проблемы, а не отвлекайтесь на то, с чем я могу справиться сам! Мистер Старк смеривает его таким взглядом, словно получил пощёчину, и Питер готов поклясться, что боль, которую он увидел в его глазах, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. — Мистер Старк, я… — Довольно, — обрывает тот, вскинув ладонь, и Питер не осмеливается проронить ни слова больше, понимая, что переступил черту, за которой возврата нет. Молчание ещё никогда не было настолько громким. Короткое постукивание по генератору наночастиц пару мгновений спустя — алая с золотом броня наслаивается поверх делового костюма. И прежде, чем шлем успевает скрыть лицо, мистер Старк лишь тихо добавляет: — Подброшу тебя в ближайший медпункт. Дальше же… делай что хочешь.***
— Возможно, тебе стоит быть повеселее: всё-таки это предпоследний раз, когда мы видимся. Слова доктора доносятся словно сквозь толщу воды, но Питер находит в себе силы поднять на него опустевший взгляд. — Я обещал, — поясняет доктор, прислонившись к столу напротив, — что после всех исследований ты кое-что для меня сделаешь — и можешь быть свободен. Правда, есть тут одна неувязка: самый главный эксперимент придётся провести уже после твоего прощального визита в Башню Мстителей. Прощального… визита?.. — Ты не ослышался, — кивает доктор, явно уловив замешательство на его лице, — мне нужно, чтобы ты наведался в архив и достал кое-что, Мстителям не принадлежащее. А что до того, почему этот визит станет для тебя последним… Забившееся в самый тёмный уголок подсознания чутьё измученно вздрагивает, но прислушаться к нему Питер заставить себя больше не может. — Когда ты вернёшься, мы наконец выясним, можно ли убрать из твоего генома то, что сделало тебя особенным, и низвести Человека-паука обратно до простого смертного. А заодно и проверим, будешь ли ты им по-прежнему нужен.***
Неоновый синий свет серверной комнаты выхватывает из темноты одинокий силуэт, и тихие шаги меж стеллажей один за другим утопают в монотонном гудении беспрестанно работающих систем. Пятница не задавала лишних вопросов — стоило бы задуматься, отчего его уровень доступа до сих пор позволяет проникнуть в самое сердце Башни после случившегося днём, но в голове лишь монотонно, словно заевшая пластинка, крутится данное ему задание, словно бы вырезанное в самой его сущности. Точно заменившее её. Центральный компьютер находится сразу, и, взглянув на ключ взлома в своей ладони, он без колебаний вставляет его в гнездо. Панель управления приветственно вспыхивает, но тут же, покрывшись мелкими помехами, отключается, когда вредоносный код вступает в игру. Странное чувство — не ощущать больше угрызений совести. Он даже не может сказать, приносит ли облегчение отсутствие собственного «я», потому что не помнит, каким это «я» было когда-то. Но что-то глубоко-глубоко внутри невольно заставляет сердце сжаться, когда за спиной вдруг раздаётся собственное имя — голосом, который однажды что-то значил для него: — Пришло время объясниться, Питер.