Берег огня

      Три недели спустя       Окрестности Осоми, Талера                     Жара стояла страшная. Чем дальше от моря, тем тяжелее становилось дышать. Дорога между двумя столицами занимала у королевского курьера неделю, но кавалькада, с помпой сопровождавшая наследника анфирского престола, была в пути уже десятый день. Адриану, назначенному на почетную должность главы охраны, оставалось лишь злиться. Сам же Ганн на глазах оживал, вел светские беседы с навязанными ему паркетными шаркунами и подшучивал над старым дипломатом, приходившимся ему каким-то дальним родственником.       Попытки убедить цвет анфирского рыцарства, предпочитающего передвигаться в каретах и носилках, а не в седле, перенести отдых на дневное время, чтобы ехать ночью по холодку, увенчались успехом – теперь привалы устраивались в день два раза. Мрачно окинув взглядом располагающихся на дневку свитских, Адриан снял клинок с седла и расположился в тени близстоящего дерева.       – Сегодня ты мрачен как никогда. – Оставивший своего жеребца на попечении оруженосца Ганн развалился под тем же деревом и с улыбкой протянул Адриану флягу.       – Я все не дождусь, когда у них закончится вино, и они решат, что им грозит смерть от жажды. Тогда к концу лета мы успеем добраться. В один конец.       – Завтра уже должны быть в Осоми. Реми выслал гонца – предупредить о нашем прибытии. Уговор – ждать у путевого камня, до него осталось всего ничего.       – Объясни мне, какой смысл был назначать меня главой охраны, а Реми давать распоряжаться? Мы должны были быть на месте сегодня, вдвоем были бы еще позавчера. Я понимаю, что наследный принц не может путешествовать в одиночку, но зачем нам три еле волокущихся кареты?       Ганн мотнул головой, откидывая с лица прилипшие пряди, и улыбнулся еще шире. Похлопав Адриана по плечу, принц прислонился к дереву и прикрыл глаза.       – Половина экипажей забита подарками для принцессы. Матушка до последнего дня туда что-то докладывала. Все-таки свататься едем, а не корову покупать. А должность тебе нужна, чтобы сопровождать меня, когда Реми останется за воротами. Уж в этом я буду непреклонен.       Адриан промолчал и тоже закрыл глаза. Дорога подходила к концу, и это не могло не радовать.              Путевой камень предстал перед ними залитой закатным солнцем багровой горой. Наполовину скрытый плющом, он представлял собой не цельный монолит, а остатки старинной кладки, бывшей некогда частью крепостной стены. Спустя тысячу лет – это все, что осталось от древнего города, падшего под натиском прибывших из-за моря завоевателей, о чем витиевато гласила выбитая на видном месте надпись.       – Это возмутительно, – изводился сопровождающий Ганна дипломат, глядя на встречающую делегацию. – Еще бы прачек да лакеев выслали навстречу! Неужели талерская корона не смогла выделить приличное сопровождение?       – По мне, так было бы достаточно и весточки о том, что нас ожидают. – Адриану чужие солдаты действовали на нервы, пусть их было и совсем немного.        Возглавлял встречающих необъятных размеров вельможа, с трудом умещающийся на жеребце-тяжеловозе. По правую руку от него со скучающим лицом считал камни в кладке с коротко стриженый юнец, без конца поправлявший выпущенный поверх робы медный знак и до блеска начищенное колечко серьги.       – Смотри-ка, уважили тебя, колдуна встречать прислали, – негромко сказал Адриан Ганну. – Хотя в Талере их как собак нерезаных.       – Чтоб ты знал, – высокомерно сообщил Реми, – в Талере быть чародеем почетно, даже для дворянина! Шпагой-то и такого как ты обучить владеть можно, а чтобы на чародея выучиться мозги нужны.       – Так почетно, вестимо, что клеймить их приходится, как скот. Чтоб на радостях не разбежались.       Реми открыл было рот, чтобы возразить, но тут откликнулся Ганн.       – Это их чародействам обидно стало, что их привилегий лишили, налогами обложили и служить заставили. Но зато с тех пор разброда и неповиновения стало значительно меньше.       – Понятное дело , – хмыкнул Адриан. – Хотя могу поспорить, что вон того и Реми кнутом перешибет. Невелика ценность.       Придумать остроумный ответ Реми не успел. Два отряда встретились у путевого камня, и начался обмен любезностями. Вельможе, чье имя Адриан даже не попытался запомнить, было поручено в целости и сохранности доставить прибывшего принца ко двору его величества Оскара, короля Талеры. И к своим обязанностям вельможа относился серьезно.       – От лица всего талерского народа я приношу свои искренние извинения, – под согласное кивание дипломата сокрушался он. – Это все проклятые колдуны со своим Конклавом! Никакого житья от них не стало! А теперь и вовсе куда ни плюнь, везде в одного из их проклятого племени попадешь! Его величеству пришлось даже свою гвардию отправить наводить порядок на улицах!       Мозоль явно была больная и любимая – чародейскую братию встречающий мог костерить часами, нисколько не стесняясь поджавшего губы колдуненка. Адриан многозначительно переглянулся с талерским офицером и тот негромко отдал приказ солдатам начать построение. За ним пришел в движение и кортеж Ганна, захваченного в плен громогласным вельможей и свитскими лизоблюдами.       – Может, нам стоит переждать ночь здесь? – Реми никогда дальше пригородов Пады не выбирался и переносил дорогу с трудом. Попытку заискивающе обратится к родственнику, встретившись глазами с Адрианом, благоразумно оставил – под вечер характер и рука Адриана легче не становились.       Вскоре на землю опустилась ночь, но темное южное небо вдалеке освещалось желтым заревом – это виднелась Осоми, столица Талеры. Самый большой город Аеделы, который благодаря колдовским огням, никогда не спал. Даже в столь поздний час, как горделиво рассказывал провожатый, городские ворота были открыты и работали таможенные посты, давая вести дела торговцам, а близлежащие к городу дороги патрулировала городская стража. Единственный тихий час наступал перед рассветом, когда жрецы звонили в колокола и созывали верующих на молитву.       Справедливость его слов подтверждалась уплотняющимся по мере приближения к городу потоком путников. Колдовское собрание было приурочено к большой весенней ярмарке, и людей в город стекалось великое множество.       Под звуки трубы телеги съезжали на обочину, давая дорогу развернувшему знамена королевскому кортежу, и к рассвету они достигли города. Ворота и впрямь были открыты и, после всех необходимых формальностей, гости были допущены внутрь, а солдаты отправлены на размещение в казарму. Но вот попасть во дворец в это время суток оказалось невозможно. Громогласно обругав охрану дворца и невесть куда провалившегося церемониймейстера, провожатый предложил не тревожить в столь ранний час анфирского посла и любезно пригласил гостей в свой дом. Хвала всем богам, Ганн с дипломатами слишком устали, чтобы битый час рассыпаться в любезностях, и покорно направились к гостеприимному хозяину.                     Долго наслаждаться гостеприимством громогласного хозяина дома принцу со свитой не пришлось. Казалось, что не успел Адриан коснуться головой подушек, как сразу вслед за булочниками явился анфирский посол – тоже один из многочисленных Ганновых дядюшек. Щедро искупав в комплиментах хозяйку дома и не добудившись хозяина, посол остался на завтрак. И проследить, чтобы не позже полудня все были в сборе – на время своего присутствия в столице принц Ганн – официальный представитель своего государства в Талере и обязан присутствовать на всех важных светских мероприятиях. Например, открытии заседания Конклава чародеев. Отчаянно зевая, Ганн дал теперь уже двум дипломатам поднять себя с постели и в компании Адриана отправился приводить себя в порядок.       Хвала Святому Триединству, чтобы выглядеть прилично в это время суток достаточно было иметь выбритое лицо и парадный плащ – кружевные рубашки и придворное платье отравились в обществе изысканных украшений и подарков ожидать своего часа в анфирское посольство. Но без подводки для глаз благородному анфу или талерийцу дозволялось выходить из помещения разве что вперед ногами.       – Откуда пошла эта дурацкая мода? – с тоской наблюдал за наводящим красоту другом Адриан. Ганн пожал плечами и подготовил коробочки с тушью и кисточки. – Когда один из твоих напудренных друзей испортил мне очередную рубашку, я специально отправился в королевскую галерею. Так вот – никто из наших предков такой ерундой не занимался.       Адриан, хотя и вырос вместе с принцем, оставался предан суровым северным традициям и признавать нюхательные соли, каблуки и тушь отказывался наотрез.       – Можешь на сей счет поинтересоваться у церемониймейстера, если не боишься, что он обратит-таки на твою не накрашенную физиономию более пристальное внимание. Зато есть приятная новость – дядюшка отправил Реми в посольство. Стеречь сокровища короны. Он посчитал, что такую родню показывать соседям рановато, – не без иронии бросил Ганн, взбивая кисточкой мыльную пену. Плачевный опыт его деда, однажды не пережившего утренней встречи с цирюльником, был Ганном учтен – принц считал, что самостоятельное поддержание гигиены способствует долголетию. – В самом деле, отец мне свитских как нарочно подбирал – один другого чванливее и толще.       – Ну и слава Триединству. От твоего кузена я порядком устал. – Адриан покончил с туалетными процедурами и облачился в темные неброские одежды, приличествующие его статусу – благородного и гордого, но нетитулованного дворянина, основная задача которого – сопровождать своего господина и обеспечивать его безопасность.        Ее величество, а также принцессы, время от времени предпринимали попытки привить Адриану если не любовь, то хотя бы терпение к придворной жизни, со всеми ее играми и ритуалами, но каждый раз терпели крах. Большую часть времени он проводил тенью за плечом принца либо на плацу, а предписываемые этикетом придворные туалеты терпел с трудом, закидывая их подальше в шкаф при первой возможности. Потеряв после войны свой керенский титул, он стал предпочитать подчеркнутую скромность, и вести жизнь, подобающую компаньону наследника престола, категорически не желал.       Городской шум нарастал, как гул встревоженного улья. К тому времени, как принц и его сопровождение привели себя в порядок и покинули гостеприимный дом, с большим трудом уклонившись от приглашения остаться на второй завтрак, солнце уже подбиралось к зениту.       – Уверяю вас, граф, – успокаивал проснувшегося хозяина посол, – компетентность столичной стражи не подлежит никакому сомнению. Его высочество может без опасений передвигаться по городу пешком.       – А я уверяю вас, – упрямо басил хозяин, – что на площади не протолкнуться от всякой швали и полно колдунов, а значит небезопасно. Но раз уж нельзя отправиться верхом, может, его высочество согласится на носилки?       – Полагаю, если его величество изволит передвигаться по городу в сопровождении одного лишь секретаря, то Осоми вполне безопасна.       – Если секретарями в Талере нынче принято называть телохранителей, то возможно, вы и правы. Вы бы избавили меня от стольких забот, согласись вы пойти сразу на вечерний прием, – ворчал хозяин, но крыть было нечем и гостей пришлось отпустить. Оставив лошадей на попечении слуг, Ганн в сопровождении Адриана, посла и нескольких охранников из посольства отправился на торжественное открытие заседания Конклава.                            К удивлению принца, в Осоми не было чародейского квартала –колдуны с их змеиными повадками гнездиться любили подальше от своих коллег и от людей вообще, лучше всего – где-нибудь в лесу, за городской стеной.       – Надо же, даже хроникам верить нельзя. Ивар Тарнийский утверждал, что Башня Гильдии – оплот свободы, знания и братства, а город чародеев, выстроенный вокруг нее – приют для любого человека, ценящего истину больше земных благ, – с сомнением протянул Ганн, разглядывая площадь перед указанным оплотом       – Почтенный Ивар Тарнийский жил в ином веке и, я рискнул бы предположить, не в одной с нами реальности, – сказал посол. – Свобода свободой, а законы законами. За талерскими чародеями сейчас следит и корона, и Гильдия. А в столице задержаться так и вовсе непросто – надо заслужить или выкупить хороший контракт. Так что от «города чародеев» остались только вон те башни.       – А как же Академия-на-Нирсе и свободные Круги?       – В Талере не осталось свободных Кругов. Колдовать на территории страны имеют право только члены Гильдии. Если не хотят окончить свою жизнь в канаве, разумеется. А почти все контракты выкупает корона и отправляет отбывать трудовую повинность в дальние гарнизоны. Где большинство из них навсегда и остается.       Посол ловко лавировал между толпящимися людьми и быстрым шагом приближался к центральной площади, скороговоркой описывая основные достопримечательности и историю города, а также рассказывая про наиболее влиятельных людей в столице, с которыми предстояло вскоре встретиться.       Адриан не понимал, почему колдуны так любят башни. Наверное, подчиняются какому-то неведомому закону природы, велящему пчелам лепить соты, а колдунам – башни. И чем главней колдун, тем выше гнездовище. Штаб Гильдии нависал над площадью, как дуб над полем. Его размеры впечатляли, и Адриан невольно принялся прикидывать, сколько бы понадобилось времени, чтобы забраться по ступеням на самый верх.       – Не люблю колдунов,– высказался Адриан. – По мне так от них больше вреда, чем пользы.       – А ты никого не любишь, – широко улыбнулся Ганн. – Ты мизантроп. Но нельзя не признавать, что среди чародеев есть выдающиеся люди.       – Как и среди любых других людей.       – При разумном подходе, их возможности можно использовать во благо, – примирительно сказал посол. – Хотя то, что устроил с их помощью его величество в Игглейме, гм, впечатляет.       – Вот именно. Только города с их помощью с землей и равнять, – упрямо гнул свою линию Адриан.       Он-то из первых рук знал, на что способны натасканные воевать колдуны – в последнюю войну они опустошили весь север его родной страны, после чего он и попал к анфирскому двору. После того-то Гильдию и проредили частым гребнем и посадили на королевский поводок.       – Так или иначе, но Конклав Гильдии – это выдающееся событие, и его высочество обязан на нем поприсутствовать, – прекратил препирательства посол.       Ганн вертел головой направо и налево. Хотя почти на каждом столбу висела копия королевского указа, скрепленная гильдейской печатью, о недопустимости применения чар в центре города на время ярмарки и заседания Конклава, особенно в местах скопления людей, а за выполнением указа следили хмурые мордовороты в кирасах с королевским гербом, сопровождаемые не менее хмурыми охранителями порядка в форменных гильдейских мантиях, посмотреть на что все равно было. Многочисленные лавки, набитые бумагами, бижутерией и всякой травой, представительства крупных мастерских, специализирующихся на изготовлении зачарованных доспехов, висящие гроздьями амулеты и наваренные целыми бочками зелья.       Посол взирал на все эти чудеса равнодушно, даже с ноткой презрения, чем расположил к себе Адриана. Краем уха внимая рассказам, Адриан бдительно присматривал за принцем, держа руку на заговоренном дальше некуда клинке. Ганн, впрочем, беззаботен был лишь с виду, скрывая настороженность за восторженным любопытством.       По меньшей мере каждый десятый на площади был колдуном. Они явно задались целью ни в коем случае не слиться с толпой – нелепые прически, вычурные мантии, покрытые татуировками руки и лица, золоченые носилки и прочие способы привлечь внимание должны были свидетельствовать о толщине кошелька и влиятельности владельцев, но смотрелись хуже балагана. Как женщины, так и мужчины одаривали соратников по ремеслу ревнивыми взглядами и устремлялись ко входу в башню.       – Мне, конечно, говорили, что в Талере много чародеев, но чтобы столько… У нас и пятой части не наберется, даже если вымести колдунов из всех углов. – Ганн обвел рукой площадь. – И это при том, сколько их перебили. Эй, смотри на дорогу!       Возглас предназначался носильщику паланкина, что налетел назаслонившего собой принца Адриана. Стоило демонстративно перехватить шпагу, и носильщик в страхе закрылся, уронив паланкин. Из-за штор раздался женский вскрик, и посол, кинув гневный взгляд на своих подопечных и загородивших его охранников, с извинениями открыл дверцу и изысканным жестом подставил невидимой даме накрытый плащом локоть. Который был незамедлительно оттолкнут рукой в расшитой перчатке.       Воздух вокруг ступившей на землю женщины ощутимо искрил, и Адриан почувствовал, как волосы становятся дыбом. Второй носильщик, поддерживавший носилки сзади, посмотрев на это дело, бережно поставил ношу на землю и удрал. Виновник столкновения под взглядом пассажирки побледнел и медленно осел на мостовую, схватившись за грудь.       Испугаться было чего. Неестественно светлые, похожие на ледышки глаза пылали гневом из тени капюшона, на локоть вокруг потусторонне веяло холодом, а на блузке и плаще расходилось огромное чернильное пятно. Перед собой ведьма держала проткнутый в нескольких местах свиток и безвозвратно испорченную книгу. Встрепенулись подпиравшие стену королевские вышибалы и послали служку в башню.       – Имейте в виду, – прошипел посол, недовольный, что даже до мероприятия не удалось добраться спокойно, – по талерским законам все чародеи имеют личное дворянство, так что ведите себя пристойно.       В переводе с посольского это значило, что с благородными дамами, пусть и ведьмами, следовало быть галантными. Ганн вылез из-за спин ощетинившихся оружием охранников, выразительно посмотрел на друга и полез за платком. Посчитав про себя до пяти, Адриан, как косвенный виновник происшествия, открыл было рот, чтобы принести свои извинения, но ведьма, плотнее запахнувшись в плащ, громко выдохнула и жестом заставила мужчин замолчать. Приблизившиеся гильдейские стражи застыли на почтительном расстоянии и молчали, сжимая в руках амулеты. Несколько мгновений спустя воздух вокруг колдуньи потеплел и запах грозой, жуткое свечение погасло. Обведя собравшуюся толпу прищуренными глазами, задержавшись почему-то на Адриане, женщина повернулась к послу и с силой швырнула ему книгу.       – В отличие от собравшихся здесь щенков, надеюсь, за годы, проведенные здесь, вы хотя бы выучились читать. – Ощутимый северный акцент в раздавшемся голосе заставил Адриана вздрогнуть. – Потому когда поймете, что было утрачено вашими стараниями, то сами объясните нашему общему другу Форго, почему вы возмещаете ему ущерб.       Возмущенный таким хамством Адриан выступил вперед, но получил тычок в спину от посла.       – Конечно, госпожа магистр. Еще раз приношу вам свои глубочайшие извинения.       Презрительно поджав губы, ведьма одернула плащ и потеряла к послу всякий интерес. Подбежавшие слуги собрали не слишком объемный багаж и занялись лежащим без чувств носильщиком. Гильдейские чародеи, молча наблюдавшие за конфликтом, отмерли и, наперебой источая комплименты, препроводили ведьму в башню.       – Что это было?! – Удивление Ганна, привыкшего что даже придворная чародейка смиренно опускает очи в пол, было понятно. Адриан, так и вовсе проведший детство в среде, где у чародеев прав было лишь чуть больше, чем у собак, нервно дернул щекой.       – Это была Альдис, магистр Гильдии. И это не самое в ней страшное. Настойчиво советую вам обоим избегать ее общества.       Ганн с Адрианом переглянулись. Аккуратно завернув фолиант в поднесенную одним из слуг ткань, посол продолжил прерванный путь.       Внутри башня была значительно больше, чем снаружи – зал Совета, выполненный в форме амфитеатра, окруженный многочисленными балконами, мог вместить в себя половину центральной площади. Проводив принца до одной из лож, посол на правах старшего родственника сделал грозное внушение никуда не лезть и отлучился по своим дипломатическим делам.       – Странный у ведьмы выговор. Наверняка северянка, окончила Академию и осталась в Талере. У вас колдунам сейчас ловить нечего. – Принц скучающе опер лицо на ладонь, разглядывая других гостей.       В ложе напротив расположился седой мужчина в цветах королевского дома Керении. Он, как и Адриан, взирал на происходящее внизу безо всякой приязни.       Адриан отвел глаза от соотечественника и опустился в кресло рядом с принцем. Часы пробили три раза, заседание вот-вот должно было начаться.              За большим круглым столом в центре зала могло уместиться человек двадцать, однако кресел рядом стояло всего для пятерых. Полукругом за ними тянулись ряды скамей, за которые рассаживались все остальные. Те, кто помоложе и поскромней, поднимались по рядам ближе к стенам, другие ревниво и недружелюбно рассматривали коллег по цеху, успевших занять места внизу. С каждой минутой людей прибывало все больше, и на скамьях становилось тесно.       Колдуны спать спокойно не могли, если всем вокруг не понятно, кто есть кто. Узнать любого из чародейского племени и расположить его в пищевой цепочке можно было по серьге в правом ухе. Ученикам вдевали скромные бусинки, мастера уже носили небольшие кольца. Магистров во всей Анфире проживало всего двое, им полагались длинные цепочки. Высшим чародеям – теургам – ковали массивные серьги-кафы. Хоть это и облегчало жизнь окружающим и Адриану в частности, но все равно казалось ему страшной глупостью – будто люди добровольно лепили на себя клеймо.       Статус же главных колдунов, рассаживающихся за центральным столом, подчеркивали не только кафы, но и богатые одежды, золотые нагрудные знаки. Первый из них пересел из зала, где развлекал себя беседой в ожидании других членов Совета. Следом свои места за столом заняли двое колдунов-близнецов, одни из немногих, которых Адриан узнал – они были его соотечественниками и до войны служили керенскому королю.       Единственным коренным талерийцем среди членов Совета был Ганнов «дядюшка» Мильфор, придворный талерский чародей. В гильдейском приглашении для Анфиры стояла его подпись, и сопровождалась личным письмом с морем добрых чувств. Он пришел на своих двоих, а не соткался из воздуха посреди зала. Сопровождали его пара рыцарей и несколько чародеев в светлых одеждах.       Последним свое место занял грузный колдун с безразличным серым лицом – нынешний глава гильдии, теург Квирино. Впрочем, что по-настоящему дела никому нет заметно было сразу – подчиненные даже не подумали понизить голоса. Но стоило сидящему по правую руку от него Мильфору постучать костяшкой пальца по столу, как зал погрузился в тишину. Серьезно кивнув, верховный чародей, не вставая с места, проскрипел свою приветственную речь. Если Ганн внимательно слушал и хотя бы понимал, о чем идет речь, то Адриану оставалось лишь скучающе рассматривать собравшихся в башне людей.       Становилось понятно, что, несмотря на то, что нижние скамьи были забиты битком, колдунов среди присутствующих – меньшинство. На каждого чародея приходилось несколько человек гостей либо свиты, притащенных для подкрепления собственного статуса. Подавляющая часть членов гильдии носила на «бронзовые бляшки», ради случая наколотые поверх мантий. Более привилегированные обладатели серебряных знаков и магистерских серег занимали всего один ряд скамей вокруг стола Совета. Среди этих людей в мантии были одеты далеко не все – то тут, то там пестрели и камзолы родовых цветов, и национальные костюмы.       Взгляд Адриана упал на сидевшую к нему спиной женщину. Одной рукой она опиралась на скамью, а другой лениво обмахивалась веером. Так и есть – та утренняя хамка. Связываться с ней не хотели и ее собратья – несмотря на то, что на скамьях было довольно тесно, к этой колдунье на расстояние вытянутой руки никто не подсаживался.       Что это та самая женщина, Адриан был уверен. Испорченную рубашку и плащ заменило платье с богатой отделкой, оголявшее белые плечи. По спине спадала толстая, переплетенная серебреными лентами, коса светлых, почти белых волос. Лица ее было не видать, а только плавные, неторопливые движения веера.       – Ганн. – Адриан тронул друга за плечо. Тот не сразу отреагировал, внимая речи своего дядюшки Мильфора. – Ганн! Посмотри туда.       Принц, нахмурившись, перевел взгляд за Адриановым пальцем. Вглядевшись, принц удивленно раскрыл глаза и подался вперед, облокотившись на перила.       – Она что – антийка? Ты посмотри на орнамент! И этот акцент! – громким шепотом спросил принц, и на них недовольно покосились из соседней ложи.       – Но разве их всех не выгнали из Талеры?       – Знаешь, после того, как этот венценосный придурок Гиллс при всем честном народе плюнул его величеству Оскару в лицо, я был бы удивлен, если б отношения Талеры и Антии не пошли на лад, – саркастически отозвался принц.       Адриан скривился, но крыть было нечем. К королю своей отчизны Адриан относился, как и почти все керенское дворянство, с презрением, а к Антии, веками сидевшей в северных предгорьях, а в последней войне внезапно отхватившей от южного соседа приличный кусок, когда Керения в очередной раз сцепилась с Талерой, любой керенец имел длинный-предлинный счет. Если постоянные стычки с Талерой были всем понятны и привычны, и приграничные лорды в среднем раз в жизни меняли сюзерена и относились к вечному цапанью стран-соперниц как к дракам сестер за расческу, то война с иноверцами вышла совсем другой, залившей кровью весь керенский север. Талера, увидев, что кто-то еще посмел кусать ее соседку, вступилась за сестринскую державу, и война сошла на нет. Антия после такого отпора присмирела, но в завоеванное вцепилась мертвой хваткой.       И дело было не только в разных богах, которым поклонялись народы. Война обнажила лелеемую веками ненависть к захватчикам, приплывшим откуда-то из-за Закатного моря и вытеснившим антийцев с родных земель. Потому и пощады не было никому. Ни женщинам, ни детям.       Асселин пал в самом конце. Адриан был оруженосцем и попал в плен вместе со своим господином задолго до этого, но о мертвых, молчащих деревнях ему каждый день напоминали шрамы от клейма.       Официальная часть заседания подходила к концу. Знать из лож постепенно перемещалась в зал с закусками, а колдуны откровенно клевали носом. Решив, что приличия соблюдены и будет о чем доложить дражайшему родителю, анфирский наследник встал и кивнул на дверь. День близился к концу, а вечером король давал прием, пропустить который было нельзя. В конце концов, они сюда приехали не на колдунов глазеть.       Бросив последний взгляд вниз, Адриан поднялся и направился к выходу.