Берег огня

1016 год от Прибытия Антийское приграничье Выбраться из Академии оказалось не такой простой задачей. Близилась пора экзаменов, и госпожа ректор становилась неумолима. А потому ни на секунду не задумалась, перехватывая письмо от одного загулявшего преподавателя другому, пока еще сохранявшему страх и совесть. Под громы и молнии получить дорожные бумаги от теурга Динеи было невозможно, и Мильфору пришлось пробираться через две границы, прячась от патрулей и коллег, подвизающихся в «нюхачах» (к которым присоединялся ныне каждый второй выпускник Академии — способствовать наполнению государевой казны). Конечно, для Магистра Пути это было проще, чем для кого иного, но недельная дорога и череда переносов вымотали Мильфора в край. Антийские пейзажи на первый взгляд ничем не отличались от керенских. Та же хмурая пакость на небе и под ногами. Взгляду зацепиться совершенно не за что. Чтобы не заблудиться, Мильфор двигался вдоль Версы, хотя там шанс нарваться на патруль был наиболее велик. Но обошлось — небольшой городишко, по сути, пограничный пост, обросший деревней и гостиным двором, не обратил на пришельца никакого внимания. Разного рода проходимцы кишели здесь кишмя. Несмотря на сказки, которыми северные соседи красовались как пень — опятами, а то и благодаря вполне реальной подлости соседей восточных, керенцы с энтузиазмом осваивали новый рынок сбыта. День не пахли, а золота в дикарских монетах, говорили, было даже больше, чем в полновесной талерской «розе». Найти братца труда не составило. Хотя черными волосами здесь мог похвастаться каждый третий, чародей выделялся среди толпы купцов как елка среди берез. Верный своей темной мантии, он расположился у входа в самую дорогую лавку, с любопытством рассматривая всех встречных-поперечных. Такое пристальное внимание от непонятного колдуна явно не способствовало торговле, и Мильфор ускорил шаг, дабы молчаливое недовольство хозяина лавки не успело перерасти в мордобой. — Ну здравствуй, братец! — распахнул руки Мильфор. Майер широко улыбнулся и сгреб его в объятья. — Сколько лет, сколько зим! — Здравствуй, Милли, — не прекращая улыбаться, Майер одной рукой подхватил его сумку, а второй приобнял за плечи. — Да ты, никак, женился? Ишь, лоснишься аж, одежда вся стежок к стежку. — Да какой там, — смутился Мильфор, отвыкший от братовой медвежьей хватки. — Разве с моим контрактом женишься? Это ты у нас титулованная особа, с привилегиями да угнетенным крестьянским поголовьем. Майер на мгновение помрачнел, но потом хлопнул брата по плечу: — На хлеб титул не намажешь, а крестьяне стоят мне больше, чем приносят. Знал бы ты!.. Но да ладно. Хватит нам с тобой гроши перебирать, дельце есть. Здесь недалеко, проще верхом. Мильфор попытался отобрать у Майера свою сумку, но тот перекинул ее за спину и повел брата в сторону конюшен. Расплатившись с конюхом, они оседлали неприметных серых жеребчиков, точно таких же, на каких ездила половина севера. Хоть Майер и владел чарами переноса, Мильфор порадовался возможности не лезть в портал, тем более чужой. Из-за низких серых туч выглянуло солнце, осветив мрачный северный пейзаж, и жизнь стала чуточку лучше. — Как тебя сюда занесло? — спросил Мильфор, когда пост остался позади. Майер за те несколько лет, что они не виделись, мало изменился. Разве что шевелюра отросла да в седле стал держаться увереннее. — Последний раз ты писал мне из Республики, что собираешься домой. — Так и было. А потом я открыл карту и обнаружил, что пропустил весь левый верхний угол. Потомки не простили бы мне такой небрежности. Пришлось ехать. Довод вполне в духе Майера. По полгода молчать, а потом объявляться на другом конце Аеделы было для магистра сен Хейда делом дежурным. Но думать об этом не хотелось. Сейчас Мильфор просто радовался встрече и негаданному отпуску. Подставив лицо ветерку, он блаженно улыбнулся. — А что за дельце? Чтоб ты знал — Динея не может пройти мимо твоих писем. — Ах, госпожа Динея, — мечтательно вздохнул будущий великий чародей. — Скучает ли она по своему лучшему ученику? — Меня только неделю нет, поди не успела еще соскучиться. Братья обменялись дружественными тычками. Лесок кончился, и взгляду предстал завораживающий вид — подернутые дымкой холмы, на которых раскинулся белокаменный город. Дома обступали стены крепости, как цветы клевера высокий дуб, солнце золотило шпили храмов. На самом высоком холме сквозь зелень сада белели своды дворца. Даже привыкшего к роскоши талерских городов Мильфора проняло. На минуту он замер, рассматривая раскинувшийся пейзаж. — Это Лара. Сердце Алидского княжества. Мильфор провел рукой по глазам, накладывая чары дальнего видения. После дождя воздух был кристально чист, и все можно было рассмотреть в мельчайших деталях. Для столицы приграничного княжества город выглядел на удивление миролюбиво. Сомнительно, что он выдержал бы серьезную осаду, но, судя по всему, давно жил торговлей. Сейчас же Лара и вовсе казалась нарядной и вылизанной, словно игрушечной. Ни толп, ни подвод, ни прочих радости больших торговых перекрестков. — А вон и наше дельце, — Майер указал рукой в сторону ворот, и Мильфор послушно перевел взгляд. К главным воротам со всей возможной помпой подъезжала карета, сопровождаемая внушительным отрядом. Знамена Мильфор не разглядел, да ничего бы этому ему и не дало. — Это, ни много ни мало, здешняя принцесса. А мы ее почетная охрана. У Мильфора пересохло в горле. — Ты успел уже и с антийским королем снюхаться? — Ну, допустим, не с королем, — миролюбиво возразил братец, — Тут, кстати, не король, а великий князь. На крестьянах денег не заработаешь. — Ты зубы мне не заговаривай. Один леший ты меня опять в втравил в неприятности. — Тебя, Милли, не втрави, так всю жизнь у доски и проведешь. Значит так — последний у ворот первым пишет Брильке. Хэй-а! Майер пришпорил коня, оставляя Мильфора в пыли. Прочихавшись, зазевавшийся Мильфор послал непривычного к таким нагрузкам доходягу в галоп. Ветер смысл с него обиду и недоверие, и в душе снова дало ростки предвкушение радости и хорошего приключения. Разумеется, Майер сжульничал — не могла его кляча столько идти галопом и даже не запыхаться. Но не пойман — не вор, развеять чары он успел до того, как Мильфор успел ткнуть ими в нос. Стражи у ворот кивнули Майеру и вернули на физиономии суровые выражения. Мильфор не понимал ни слова из того, о чем говорили вокруг, но очевидно новостью дня была отнюдь не парочка южных колдунов. Когда выглядывавшие из всех углов зеваки понимали, что они не отставшие от кортежа воины, то теряли к ним всякий интерес. В Мильфоре же, напротив, проснулась природная любознательность — все вокруг было в диковинку. — Здешний князь к этой принцессе сватается, — пояснил Майер, глядя на творящуюся вокруг суету. — Разбил на турнире с десяток черепов, чтобы смотрин добиться. И теперь местные очень переживают, как бы невесте в наделе все понравилось. — Ее что, спрашивать кто-то будет? — фыркнул Мильфор. Впереди показалась вторая стена, отделявшая княжий двор от остального города. — Дикари. — Князь еще дюже молод, верит в браки по любви, — пожал плечами Майер. — Но поверь моему опыту, нам лучше получить свое золото ДО того, как карета превратится в тыкву, принцесса — в жабу, а семейный очаг — в адский котел. Мильфор хмыкнул и пожал плечами. Город не казался таким уж мерзким, а работа, учитывая огромную принцессину охрану — сложной. Из окна выглянула прелестная белокурая головка, заинтересованно глядевшая на южан. Милли послал ей воздушный поцелуй, на что получил громкое фырканье и хлопнувшие ставни. Весело улыбнувшись, он повернулся к брату: — Чем же им свои чародеи не угодили? Или они как анфы, иностранцев для престижа приглашают? Майер скривился и кивнул на золоченый шпиль храма. — Местные религиозные заморочки. Не хочешь на кол — стригись в жрецы. Так что тут не ворожба, а одно название. Иностранцев это не касается, не беспокойся, — поймав братов взгляд, поспешил успокоить Майер. — Да и вообще, здесь, на юге, всем плевать. Приграничье завалено отщепенцами, посбегавшими из керенских Кругов. Да и наши, гильдейские, иногда попадаются. «Ну начинается», — страдальчески подумал Мильфор, но лезть пока стал — они добрались до двора. У витых металлических ворот стояли привратники в тяжелых темных доспехах с громоздкими алебардами. Майер сверкнул массивным кольцом, надетым поверх перчатки, и привратники расступились, пропуская гостей. Чародеи проследовали по мощеной тропинке к дворцу. Майер уверенно вел брата по коридорам. К немалому удивлению Мильфора, слуги не обращали на них никакого внимания, словно так и надо было. В Осоми бы их допрашивали часа два прежде чем пустить в жилую часть дворца. Конечно, Лара — не великокняжеская столица, но антийская некуртуазность его покоробила. Майер сунул сумку и плащ слуге, парой коротких пассов привел брата в подобие порядка и распахнул дверь в главную палату. — А вот и ты, мальчик, — раздался низкий голос с трона. Толи седой, толи белый от природы мужчина махнул рукой, подзывая чародеев ближе. — Я как раз говорил княжне о тебе. Майер почтительно прижал правую руку к левому плечу и склонил голову, хотя князь на него уже не смотрел. На шелковой подушке перед троном сидела молодая антийка, и когда она повернула к ним свое лицо, Мильфор потерял дар речи. Глаза цвета вечернего неба, казавшиеся огромными на белоснежном лице, обрамленном волосами, похожими на лунные лучи, пронзили чародея, и не отпустили, даже когда она отвернулась. Мильфор подавился стихами, которые излил бы незнакомке, не будь она антийской княжной и чужой невестой, и украдкой повернулся к другу. Майер застыл в поклоне, не отводя взгляд от княжны и не замечая ничего вокруг. Мильфор, знавший этот майеровский взгляд, незаметно, но с силой наступил братцу на ногу. Пока еще не очень великий чародей очнулся и скрипнул зубами, и в этом звуке Мильфор распознал много нехороших слов. Майер кинул еще один взгляд на княжну и опустил очи долу. Как раз вовремя — стоявший по правую руку от трона разодетый антиец, вероятно, счастливый жених, все это время пожиравший княжну точно таким же взглядом, помог ей подняться, а князь повернулся к гостям. От стены безмолвными тенями скользнули двое охранников с волнами на щитах. Девушка напоследок оглянулась, встретилась глазами с Мильфором и задержала взгляд на склоненной голове Майера. — Княжна поступила жестоко, оставив нас без своего общества, но она перенесла долгую дорогу и нуждается в отдыхе, — на хорошем керенском сказал князь, едва закрылась дверь за сыном и его невестой. — Впрочем, это дает возможность пообщаться на темы, слишком мрачные для прелестных головок. Садитесь. Слуги внесли невысокий резной стол и стулья. Словно из неоткуда появилась терпко пахнущая травами настойка и блюдо с чем-то непонятным. Про этот обычай Мильфору читал — он взял белый кусочек какой-то пакости, молча опрокинул рюмку одновременно с князем и Майером и быстро закусил. — Ваша светлость, позвольте представить вам моего брата — магистра Мильфора. Надеемся быть полезными Дому Алид. Мильфор встал и снова поклонился. Князь милостиво махнул рукой, едва взглянув на гостя. Князь Алид, жилистый и моложавый, с хищным выражением лица, производил не самое приятное впечатление — он походил на хищную птицу. На поясе у него висел внушительный кинжал, а рядом лежала тяжелая трость. Майер предупредил, что она там не для красоты — внутри надежно скрыт клинок. У Мильфора возникло ощущение, что князя просто забавляли гости-южане, как змею забавляют мыши. — Я полагал, что ты приведешь больше… своих. Почему твой брат один? Мильфор почел за благо молчать. Майер же невозмутимо ответил: — В Искусстве качество важнее количества. Мы вдвоем стоим иного Круга. Князь хмыкнул, ни капли черноволосому зазнайке не поверив, но ничего не сказал. Вернулся княжеский наследник, сверкая парадной кольчугой и богатым плащом. Майер встал, обмениваясь с ним рукопожатием, Мильфор последовал его примеру. — Это наш жених, князь Овэйн из Дома Алид. Мой брат — Мильфор Ферверда сен Хейда.  — Я рад знакомству, — откликнулся антиец. — Но вы бессовестно опоздали. Овэйн, в отличие от отца, интриганом не выглядел. Сразу приглянувшийся Мильфору, он больше походил на рыцаря в классическом понимании. В отличие от талерских аристократов он носил длинные волосы, с несколькими, как у всех антийцев, косичками. Теперь стало понятно, с кого Майер взял эту манеру. А еще князь был влюблен по уши, что было видно с порога. Впрочем, циничному эксперту по брачно-семейным отношениям маленькая княжна его ехидство впихнула в горло, и он теперь старательно отводил глаза. Сын почтительно поклонился отцу и сел напротив Майера. Тот напрягся и стиснул в пальцах рюмку, что не скрылось от овэйнских глаз, и тот слегка нахмурился. Старый князь рассмеялся: — Споры о том, чьи женщины красивее, обычно заканчиваются ничем, но полагаю, что княжна Альвдис недосягаема для прочих, как луна на небе. — Властелин может гордиться красотой своих дочерей, — равнодушно ответил Майер, но Мильфора это не обмануло. — Впрочем, как мне известно, зятьями он тоже хочет гордиться. Этих смотрин было непросто добиться. — Породниться с властелином в Антии желает каждый, а дочерей на выданье лишь две. Впрочем, это напрямую касается вашего присутствия. Чародеи на долю секунды переглянулись. Овэйн стукнул кулаком по столу: — Ортвины! Они — Второй Дом княжества, и им плевать на мнение Храма. Они открыто принимают у себя всех переселенцев, особенно обученных колдунов. — Это так, — кивнул князь. –Глава их Дома стар и давно не узнает даже собственных детей. Всем заправляет его старший сын — Танис, а с ним у нас давние счеты. Он знает, что ничем не рискует. Если что полетит голова его отца. Или моя. — Драккайнов выродок, — сплюнул Овэйн, стискивая в руке кубок. — И чего вы хотите? — рискнул спросить Мильфор, доселе молчавший. Оба князя посмотрели на него. — Я НЕ хочу, чтобы княжну беспокоил всякий чернокнижный сброд. От остальных напастей мы ее оградим и сами. Майер зарекомендовал себя благородным человеком, и за тебя он поручился. Вы обеспечиваете охрану дочери властелина Гаравейна, мы оплачиваем ваше время золотом. Майер встал из-за стола и поклонился. — Я буду рад оказать услугу своему другу Овэйну и вашей светлости. Князь тоже поднялся, и тут же за ним Овэйн и Мильфор. — Вот и славно. А сейчас располагайтесь на отдых. Не думаю, что нашей гостье что-то угрожает прямо сейчас. Когда за спинами чародеев захлопнулась дверь, и они остались в коридоре одни, Мильфор перевел дух и тихо спросил: — Скажи мне, что в тебе осталась хоть капля благоразумия? Лучший друг и брат передернул плечами и устремился вглубь коридора. Весь последний месяц Майер занимался тем, что зачаровывал дворец на все и от всего подряд. Как Лары достигла весть о победе Овэйна, город словно сошел с ума. До того Алиды относились к Майеру как к южной диковинке, позволяя ему рыться в своей библиотеке и болтаться по городу, но теперь сполна просили за свое гостеприимство. Да он и не возражал — Овэйн успел стать ему другом, и Майер искренне желал князю самой лучшей доли. Хотя три брака за плечами подсказывали, что супружеская жизнь даже в первую пятерку лучшего не входит. С другой стороны, семейные дела князей — сплошная политика, кого там волнует личное счастье брачующихся. А значит лезть своими грязными лапами будут лезть все, кто ни попадя. Коллеги, нашедшие приют у Ортвинов, на контакт с Майером выходить не желали, что с каждой неделей становилось все подозрительней, а потому заговорил он каждый локоть будущих покоев высокой гостьи с особой тщательностью. Женская половина дворца осиротела, когда старый князь овдовел. Для княжны отперли хозяйские покои в надежде, что в них она и останется. Там же расположили часть ее охраны, которая, будучи дворней, за мужчин-то не считалась. Майер же, хоть и делал, по сути, то же самое, оставаться на женской половине права не имел. Но незадолго до того его переселили в комнату, из окна которого прослеживался невестин балкон. И теперь Майер с тоской смотрел на него, отгоняя свои самые черные мысли. Тучи ушли, оставив на небе крупные капли звезд, ветер приятно холодил лицо. Луна еще росла, но уже давала достаточно света. Майеру, хоть и был коренным керенцем, северный климат нравился куда больше душного южного лета и дождливой зимы. В Антии снег лежал до марта, а в горах и того дольше, зато летом полуденное солнце не загоняло кого куда, лишь бы долой с улицы. Не росло огромных ярких цветов и не роились маленькие юркие птички, но вересковые пустоши напоминали веснами лиловые моря. Женщины не затягивались в корсеты, но вырезы их платьев открывали плечи, а светлые волосы не знали пудры и краски. Раздался скрип ставень. На балкон вышла она, босая и простоволосая. Окинув взглядом залитый лунным светом сад, она села на балюстраду, перекидывая ноги наружу. Лицо ее полно было детского упрямства, сразу ясно — кому-то назло. Удобно устроившись, она откинула волосы назад и стала болтать ногами в воздухе. А потом заметила своего наблюдателя, и у Майера дыханье скрало. Испуг быстро сменил стыд, а сразу после — гнев. Щеки ее залило румянцем, но лицо не выражало недовольства, скорее недоумение — как посмел смотреть? Майер понял, что он только что выделился из толпы окружавших ее холопов (хотя и не в лучшую сторону). Угроза жизни и жажда признания заставила его отлипнуть от перил и изысканно поклониться, не отрывая от нее взгляда. Чужая невеста отвернулась, качнув серебристыми прядями. — Ты — чужеземец, — не просила, но припечатала она. Переходить на керенский княжна и не подумала, а может и не знала его. — Там, откуда ты родом, мужчинам дозволяется так смотреть на женщин? — Так — нет. — При желании перепрыгнул с одного балкона на другой можно было и без ворожбы. Желание у Майера имелось огромное. Княжна гордо вскинула подбородок, подставляя лицо ночному ветерку. Майер украдкой сжал рукой перила и тоже отвернулся. Северное небо казалось выше и немного светлее, а тонкий лунный серп, выглядывающий из-за далеких гор, давал больше света, чем все огни Талеры вместе взятые. Первым тишины не выдержал Майер. Нельзя сказать, что он неромантичен и чувство прекрасного совсем ему чуждо, но спокойно любоваться пейзажами в таком обществе было выше его сил. Удивительно, что еще никто не прибежал проверять, кто тревожит госпожу. — Князь предупредил вашу светлость, почему я… и мой друг здесь? Звезда в девичьем обличии опустила ногу на каменный парапет, держась за перила лишь одной рукой. Майер с трудом подавил желание перехватить тонкое запястье, чтобы не дать ей упасть. — Южане всегда так витиеваты в разговоре? — Вы полагаете, я подвержен этому пороку? — Обращение ко мне, будто нас здесь несколько, способствует подобному представлению. — Госпоже придется меня простить, выученное в детстве так сложно забыть. — С каждым ее словом Майер все яснее понимал, что он пропал, — Но я так и не был удостоен ответом на свой вопрос. Княжна зябко передернула плечами, и одним плавным движением снова разделила их балконом. — Отец полагает, что ты здесь затем же, зачем другие подобные тебе поселились в Доме Ортвин, и во всех других Домах южных княжеств. С юга всегда приходят весна и смута. Приоткрылась дверь, и в проеме появилась полная женщина с толстой косой. Завидев княжну, она всплеснула руками, накидывая на нее теплую шаль, и быстро что-то затараторила, перемежая угрожающие нотки с молящими. Воспитанница возвела очи горе и скрылась в темноте комнаты. Нянюшка напоследок прикрикнула на Майера и хлопнула ставнями. Утешало, что между ними всего две двери и два балкона. Утро неспешно, пробиваясь лучиками из-за города, забралось в майеровскую комнату. Хотя Майер был убежденной совой и дообеденный сон почитал самым сладким, он стащил себя с постели и неохотно побрел к зеркалу — бриться и умываться. Вряд ли княжна поднималась с петухами, но с ее приездом полуночничать и дрыхнуть до обеда не получится. Застегивая ножны, Майер пытался ответить хотя бы себе, на что он рассчитывает. К утру сомнений в том, что он не сможет спокойно смотреть, как она милуется с князем, не осталось. Но как вести себя с ней, и как — ее женихом, майеровским, по совместительству, другом. Княжна она не походила на тот тип девушек, что согласны сбежать под покровом ночи за первым же заезжим чародеем, наплевав на семью и прочие приличия. А князь — на того, кто станет за этим наблюдать, роняя скупую мужскую слезу с городской стены. Майер тяжело вздохнул. А дома его поджидала Брилана — родная мильфорова сестра, распланировавшая всю их дальнейшую совместную жизнь и даже написавшая пригласительные на свадьбу — не хватало ей только самого Майера и предложения. Собственно, это стало последней каплей, после чего Милли сам выставил его из дома в добровольное изгнание. Любящий брат, считал (совершенно беспочвенно!) Майера особо склонным к авантюрам романтического толка, вовсе не желал делать их семейные связи еще более тесными. Впрочем, и сам Майер глубоко сомневался, что исполнение ее заветного желания принесло бы Брилане счастье — главной любовью его жизни было Искусство, и женщины, стремившиеся поглотить его целиком рано или поздно начинали вызывать раздражение и скуку. Те же, кто мог заинтересовать чем-то помимо красивого лица, зачастую не выдерживали уже самого Майера. Вторая его жена, которая и сама колдунья, ушла через год, а последняя не продержалась и месяца. Впрочем, Майер не отчаивался и от отсутствия женского внимания не страдал. В трапезной уже сидел Овэйн, задумчиво уставившийся в тарелку. Мильфор еще, видимо, отсыпался после недельного путешествия и череды переходов. Завидев Майера, князь приветственно махнул ему рукой и снова погрузился в думы. В отсутствии старшего князя можно было не слишком усердствовать с этикетом, и Майер по-простому уселся рядом с другом, ставшим вчера соперником. Тому, видимо, тоже стало не по себе, потому некоторое время они сидели в тишине. Когда слуга, разливавший чай, удалился, Овэйн наконец заговорил: — Она тебе не понравилась? Майер внутренне содрогнулся, но постарался ответить ровно: — С чего ты взял? Напротив, теперь я понимаю, почему ты полез рисковать своей шеей на турнире. — Ты так себя повел вчера, — невесело усмехнулся Овэйн, нервно кроша ни в чем не повинную булку, — я подумал, что она похожа на одну из твоих предыдущих жен. «Уж лучше бы она была похожа на мою следующую жену», — подумал про себя Майер, а вслух сказал: — Посмотрим лучше, что скажет Танис. Если он нормальный мужчина, его придется метлой отгонять. У будущего супруга ведь есть такое право? — Майер, до самой помолвки нам пока дальше, чем до южного моря. Конечно то, что она приехала лично — большой успех. Но моей невестой ее называют лишь из вежливости, а все княжество теперь кишит соглядатаями, приехавшими в ее свите. Потому ударить в грязь лицом нельзя. Если с дочерью властелина что-то случится, Танис своего не упустит, а мы не сносим головы. — И когда станет известно решение властелина? Овэйн неопределенно пожал плечами. — Не раньше осени. Свадьба старшей сестры назначена на ревень, до того о помолвке младшей и речи нет. В коридоре послышались голоса. Слуга распахнул двери, и в зал вошла княжна в сопровождении нянюшки и пары охранников, почтительно застывших у порога. Майер торопливо вскочил на ноги, хотя антийские обычаи не предусматривали необходимости вставать в присутствии дамы. Нянюшка смерила его злобным взглядом (и Майер опознал в ней еще одно препятствие на пути к своему личному счастью), усадила воспитанницу за стол, и с поклоном удалилась. Лишь сев обратно, Майер внезапно осознал, что княжна сидит рядом с ним — гости рассаживаются по кругу, начиная от хозяина, сидевшего во главе. Приди Майер позже, она сидела бы между ним и князем, а так право (формальное, ведь неподалеку стояла вышколенная прислуга) потчевать ее досталось ему — садиться не на свое место за столом считалось в Антии грубейшим нарушением приличий. Жених явно прокрутил в голове все то же самое и лицо его приобрело не самое приятное выражение. Княжне принесли завтрак. Не такой как мужчинам: ей не полагалось яиц и мяса, только ягоды, фрукты и молочные продукты. Впрочем, захоти она хоть шашлык из крокодила на завтрак — ради нее бы все в лепешку разбились, но достали. Она молча смотрела, сложив руки на коленях, как Майер резал для нее апельсин, привезенный с его же родины — в Антии для солнечных фруктов было холодновато. Княжна явно была сонная и предпочла бы еще поспать, коли бы не нянюшкино рвение соблюдать режим. Но Майера даже умиляла легкая замедленность ее движений и плавная, размеренная речь. Сегодня ее волосы были сплетены в сложную косу, перевитую лентами, а вместо удобного дорожного платья на ней был расшитый серебром наряд. — Вечером будет дан торжественный прием. — Овэйн уже закончил с едой и должен был отправляться по делам, но законы гостеприимства и нежелание оставлять невесту удерживали его за столом. Княжна же никуда не торопилась и медленно отправляла в изящный рот кусочки съестного. — Визитеры с вчерашнего дня обивают пороги. Если не пустить их к вечеру — к рассвету они высадят ворота. — Неловко отказывать всем этим уважаемым людям. Но пока есть время, я хотела бы познакомиться с городом. Вчера мы ехали поздно и объездными путями, было ничего не рассмотреть. — Антийцы мелко нарезали пищу на общем блюде и во время еды пользовались палочками. У Майера пока не выходило так ловко держать тонкие приборы, но, глядя на непринужденность, с которой это делали его сотрапезники, он пообещал себе научиться. — Пресветлый Творец, ты только вчера с дороги, неужели есть силы снова садиться в карету? Да и я не смогу сопровождать тебя в прогулке — должен ехать к дружине. Мы ожидали ваше прибытие лишь на следующей неделе, — мягко возразил князь. Дочь властелина повела плечами, и шаль с нее спала, обнажая ключицы. — У меня столько сопровождающих, даже два чародея. А прогуляться можно и пешком, карета и впрямь успела надоесть. Жених под столом пихнул Майера, и тот торопливо ответил: — Боюсь, из меня неважный проводник, ведь я сам гость в этом городе. А находиться и настояться успеете вечером, пока каждый изъясняться в вечной любви к родине и трону. Овэйн преувеличенно ласково улыбнулся Майеру, но княжна едва заметно склонила голову и покорно согласилась: — Воля хозяина священна для гостя. Я буду ждать совместной прогулки. Когда Мильфор наконец продрал глаза, было далеко за полдень. Да и то проснулся не сам, а после тяжелого дружеского пинка. Послав любимого братца ко всем демонам, а то и дальше, он сделал еще одну безрезультатную попытку уснуть, но мерзавец не отставал. Так называемый друг безжалостно раздвинул тяжелые занавеси и распахнул окно, впустив в комнату свежий воздух. — Ты — сын дьявола, — пробурчал Мильфор и потер глаза. — Какого ляда? Я три дня глаз почти глаз не смыкал. — Зато сейчас ты проспал почти пятнадцать часов, — хмыкнул Майер, открывая дверь девушке с кувшином. Бледненькая, робеющая, она поставила ношу на умывальный столик, прихватив остатки вчерашней воды, и мышкой юркнула обратно. — Хватит валяться, у нас дел невпроворот. Скоро прием, надо подготовиться. — Какой прием? — Потянувшись, Мильфор задумчиво смотрел на себя в зеркало, пытаясь решить, надо ли снова бриться, или сойдет и так. Майер, словно прочтя его мысли (а может, и правда прочтя), плеснул воды в таз. — Ты, спросонья, я смотрю, туго соображаешь. Брейся давай, не ленись. Прием в честь княжны, конечно. А мы туда работать идем, а не развлекаться. Мильфор тяжело вздохнул, но деваться было некуда. — Ты не мог вызвать меня раньше? Почему все всегда в последний момент? Майер уселся на кровати, раскладывая на ней какие-то записи и планы. — Да кто ж знал? Я думал, что у нас еще неделя в запасе. Там сейчас вся прислуга в мыле — марафет наводят. Нам князь тоже велел пошевеливаться. Он итак с большим трудом уговорил их не вламываться хотя бы за завтраком. Мысленно досчитав до десяти, Мильфор смыл с лица остатки мыла и подсел к брату. Тот провел рукой над чертежом, и перед лицом заморгал объемный макет дворца. — Времени мало, поэтому сосредоточимся на главном зале и трапезной. Кое-что я успел сделать, но вдвоем будет куда быстрее. Ты пойдешь по правую руку, я — по левую. Часа за три управимся. — Майер, — тоскливо протянул Мильфор, — в Осоми этим бы занимались четверо мастеров во главе с придворным чародеем. — Так и это не королевский дворец. Кончай ныть, пора за работу. Главный зал был полон людей — моющих, скребущих, красящих и просто носящихся туда-сюда с выпученными глазами. На Присоединившихся к ним чародеев, на пару что-то бубнящих себе под нос и сверяющихся с книгами сначала внимания не обращали. Но стоило им приступить к собственно колдовству, то их словно ветром сдуло. — В чем дело? — недоуменно спросил Мильфор, глядя на торопливо покидающих зал слуг. — Смотреть на колдовство им тоже религия запрещает? — Не-а, — откликнулся Майер, — просто оно им как ножом по стеклу. Поголовная высокая ментальная восприимчивость. — Это что же, они все до единого одарены? Странное тогда отношение к Искусству. — Не похоже. Храмовники забирают не больше детей, чем Гильдия. Просто от природы порог воздействия, как у трехлетних детей. — Тогда им повезло, что в Талере об этом не знают, — хмыкнул Мильфор, возвращаясь к работе. Чуть позже появилась сердобольная служанка и сунула в рот проспавшему завтрак Мильфору какой-то пирожок, за что заслужила полный нежности взгляд. Майер же, выглядевший бессовестно сытым и выспавшимся, целиком погрузился в свое колдовство. То, что последние годы не прошли для него даром, Мильфор понял сразу — если до отъезда братья были равны не по силе, так по выучке и технике, то теперь Мильфор не узнавал и половины пассов и плетений. Выходившие из-под рук Майера чары внешне не отличались от того, что получалось у Мильфора, но по сути своей были чем-то качественно иным. Отвлекшись от своего участка, Мильфор подошел к брату и ткнул в одну из особо подозрительных точек. Майер, не прекращая речитатива заклинания, взял Мильфора за руки, пропуская через него свои чары. Мильфор тоже не зря носил свою магистерскую серьгу — спустя пару минут он понял, в чем дело, и включился в работу. Парный контур аж зазвенел под пальцами и вот-вот бы заполнил весь зал, как внезапно их отвлекли. Братья обернулись — за ними стоял, переливаясь всеми красками противоречивых чувств, мальчишка-служка. Поклонившись, он что-то пробормотал на антийском, не рискуя поднять голову. Майер ругнулся и скинул гудящие от силы чары на опешившего Мильфора. — Подопечную нашу куда-то демоны тащат. — На ходу поправляя одежду, Майер бросился к выходу. — Скоро вернусь. С трудом удерживающий способный разрушить весь этот дворец клубок силы, Мильфор даже не нашел в себе сил возразить. Лишь понадеялся, что бессовестному колдуну будет, куда возвращаться. Княжну Майер застал уже на выходе. Вокруг траурными изваяниями стояли не смеющие ей перечить слуги да несколько изукрашенных гербами телохранителей. Не было видно ни князя, ни Овэйна, ни, на худой конец, нянюшки, потому Майер придал себе суровый вид и опустил поклоны и расшаркивания. — Ваша светлость, — привычный титул на антийском звучал странно, и она обернулась. Выразительно сомкнули ряды телохранители, отгородив госпожу от непонятного колдуна. — Не явит ли госпожа своим слугам, куда направляет свои стопы? Слуги испуганно сжались, а Майер понял, что сейчас получит в зубы. Телохранители молчали, но их лица не сулили ничего хорошего. Княжна смерила его долгим взглядом и направилась к воротам. Майер дернулся было следом, но путь ему преградил один из охранников. Майер мысленно закатал рукава, чтобы показать тому, что свое звание он получил не за красивые глаза, но княжна, не оборачиваясь, сказала: — Не все ли тебе равно, куда следовать за мной, ворожей? Ведь тебя за этим приставили ко мне. Охранник мгновенно отступил и занял свое место за плечом госпожи. Привратники отворили ворота, пропуская княжну. Одернув мантию, Майер протиснулся по правую руку от княжны, получив еще порцию негодования от окружающих: — А как же обещание князю? Несомненно, он расстроится, что его гостья решила не держать своего слова и не дожидаться его. Если бы взгляды могли убивать, то Майер был бы уже мертв. Он буквально слышал скрежет зубов и кожей чувствовал исходящую от телохранителей ярость, готовых порубить его на месте. Но их госпоже защита не нужна. — Мое слово неизменно, — холодно ответила княжна, не оборачиваясь на собеседника. — Я иду не развлекаться, а вознести молитвы Творцу. Не моя вина, что во дворце нет даже часовни. — И все же известить хозяина было бы не лишним. Княжна, наконец, повернулась. — Быть может, ты считаешь, колдун, что я узница здесь и мне нужно было испросить разрешения? Стало ясно, как божий день, что еще слово — и узником станет уже Майер. Ему ничего не осталось, как поднять руки, принимая поражение, и присоединиться к благочестивому деянию. Отказ княжны от кареты уже не показался Майеру чем-то из ряда вон выходящим. Оставив дворню трепетать в ожидании гнева хозяев, княжна неспешной павой направилась в город. Хотя она и выбрала ближайший храм, путь к нему лежал по главной дороге, и вскоре на них глазело полгорода — весть разлетелась подобно лесному пожару. И княжна не подкачала. На ее венец можно было снарядить корабль, а такого жемчуга, какой носила дочь властелина Антии, местные жители не видели даже во сне. Ее охрана, гордо несшая щиты с гербами великого князя, поразила воображение горожан еще накануне. Майер никого не впечатлял -колдун-южанин в городе уже успел примелькаться, а потому на фоне новых гостей выглядел бледно. Вокруг царило напряжение и неясное, словно ощупывающее, покалывание чужих чар. Не тратя времени на объяснения, он прикрыл княжну невидимым щитом. К его удивлению, возражений не последовало. Более того, она не повела даже бровью — обычно на такое прямое воздействие антийцы реагировали, как минимум, неприязненно. У храма их уже ждали. Перед белокаменной стеной выстроились склонившиеся служки и младшие жрицы. Впереди, опираясь на резной посох, стояла сгорбленная старуха со скрытым капиротом лицом. Майера, как и всегда, взяла злость при виде антийских храмов. Имеющих склонность к Искусству не слишком любили во всех уголках Аеделы, но в Антии это приняло совершенно невообразимые формы. Майеру было больно смотреть скрывающую боль роскошь: рабские браслеты под расшитыми рукавами, переломанные пальцы в шелковых перчатках и вычурные полумаски, скрывающие выжженные глаза. Бедняги не знали иного и даже гордились своей принадлежностью к Храму. Головой Майер понимал, что плетью обуха не перешибешь, но каждый раз с трудом сдерживал желание спалить «божии дома» ко всем демонам. Стоявшая рядом с ним княжна, до того рассматривавшая округу, опустила взгляд и заметила его руку, стиснувшую посох: — В чем дело, ворожей? Ты не одобряешь божью волю? Не язычник ли ты? — Если это — воля богов, то я лучше проживу безбожником. Княжна пристально смотрела на него, пока не подошли служители веры и ее не увели в храм. С ней проследовал лишь один телохранитель (тот, который чуть не заколол Майера у ворот), остальным велели ждать снаружи. Майер обменялся неприязненными взглядами с привратником Храма — высокий мужчина в белых одеждах не носил маски, и отличался не только от других жрецов, но и от любых других людей. Он словно существовал вне окружающего пространства — от него не исходило живой «искры», по которой всегда можно отличить человека от умертвия, и он гасил чары вокруг себя, словно был сделан из чистейшего железа. Майер не знал, как антийцы добиваются этого — за последние годы он вообще понял, что в Талере зря так легкомысленно относятся к инородному колдовству — но до своего отъезда он намеревался это выяснить. Чего такого успела по дороге из столицы натворить молодая девушка, что ей понадобилось три часа торчать в храме, Майер представить не мог. Но к тому времени как они вернулись в княжеские палаты, Овэйн успел обнаружить их отсутствие и всыпать всем по первое число. На подворье царило уныние, и прислуга княжну встречала с плохо скрываемой смесью обиды и облегчения. Майеру достался яростный взгляд, а княжне укоризненное: — Я полагал, что мы договорились, моя луноликая госпожа. Неужели Лара настолько прекрасна, что ты не могла подождать ни одного лишнего часа? Сарказм разбился о княжну, как корабль об айсберг. Она сложила руки пред собой и смиренно опустила глаза: — Разговор с Богом ждать не может, мой князь. Но раз ты здесь, мы можем отправиться на прогулку. Я слышала, что ваши сады сейчас в цвету. Чудодейственная сила молитвы произвела на Майера неизгладимое впечатление. Не в силах смотреть на такую благодать, он кашлянул и отвел глаза. Заметил дрогнувшую на губах главного телохранителя улыбку и едва дождался, пока забывший обо всех возражениях князь наконец не увел свою нареченную. Проводив их взглядом, Майер услышал хлопок откуда-то из глубин здания и вспомнил о брошенном в зале Мильфоре. Быстро пожав руку телохранителю, он помчался в главный зал. От дверей несло волшебством так, что глаза резало даже ему. С опаской приоткрыв дверь, он обнаружил Мильфора в полуобморочном состоянии, растекшегося по княжьему трону. Проверив основные узлы и пустив по палатам маскирующие чары, Майер подставил Милли плечо и помог ему встать: — Ну ты дал жару, дружище. Пойдем, твоя красотка уже принесла тебе пива с мясом. И конфет. Гору конфет. А потом — несколько часов сна, и будешь как новенький. Милли лишь вяло махнул рукой, ничего не ответив. Майер принял это за согласие и понес брата в комнату. Вечер на севере наступал неспешно. В Талере уже несколько часов как светили бы звезды, а здесь небо до сих пор было разукрашено красными сполохами. В этих краях хорошая погода стояла не так уж часто, а потому все двери и окна были нараспашку. Тем более что сад действительно цвел, и в вечернем воздухе витали умопомрачающие ароматы. К особо пахучим цветочкам Мильфор уже присмотрелся, гадая как бы найти ту красавицу из города и что ему будет за разорение княжеского сада. Не пропала втуне и его жертва: объект согласился смирно сидеть в главном зале, без присмотра никуда не отлучаясь. Невесть как успев закончить колдовство вовремя, братья развесили тут и там чародейские огни и старались держаться от княжны неподалеку. На прием собралась вся вторая половина города, пропустившая торжественный дневной выход — готовилась к торжеству. На дворцовом холме собрался весь цвет княжества — знать, верховное духовенство, виднейшие купцы и даже городской голова. В Талере бы последних не пустили бы даже на порог, но в Антии царили иные порядки. — А вот и конкурент объявился, — негромко сказал Майер, кивком указывая на дверь. Мильфор вытянул шею, пытаюсь рассмотреть пришедших поверх голов. — И с ним двое наших. Лицо молодого Ортвина явно напрашивалось на знакомство с обломком мостовой. Хотя по смазливости Танис мог дать фору даже Майеру, он вызывал подспудную неприязнь и желание держаться от него подальше. Проигнорировав всех присутствующих, он направился прямо к княжне, стоявшей по правую руку от князя Алида. Усмехнувшись недовольству Овэйна, он по-талерски попытался приложиться к ручке княжны, вызвав пораженные ахи по всему залу. Овэйн схватился за трость, но князь удержал его: — Прошу простить его, Альдис. Танис из Дома Ортвин долгое время провел на чужбине и позабыл, как должно вести себя с дочерью властелина. Танис, ничуть не смутившись, изысканно поклонился, мазнув плащом по полу, но Мильфору и в этом поклоне почудилась издевка. Княжна, обряженная в богатый убор, смотрела на недруга своего жениха равнодушно, может даже чуть раздраженно. А ведь Танис знал, что делал — гостья сегодня была в своих родовых цветах — и серо-синий шелк ее платья куда лучше смотрелся рядом с темным нарядом Таниса, нежели с княжеским красным. Альдис и Танис вообще были похожи — оба тонкие и бледные, на фоне богатырской, пышущей здоровьем фигуры Овэйна они казались половинками одной фарфоровой статуэтки, случайно разбитой художником. — Весть о твоей красоте, госпожа, достигла даже истоков Версы, — сложил губы в улыбочку Танис. — Я бесконечно признателен своему другу Овэйну за возможность видеть тебя. — Благодарю тебя, Танис из Дома Ортвин, — отозвалась княжна, глядя на него своими темными глазами. — В Тейме наслышаны о твоих подвигах на море и вкладе в ратное дело. Княжна распахнула шикарный кер-антийский веер, а благородные мужи помрачнели. Алиды — потому что княжна знала выродка, а Танис — потому что не произвел на нее нужного впечатления. Досадливо опустив глаза, он щелкнул пальцами, и из-за спины показался вполне колдун вполне себе талерской наружности, держащий в руках расписную шкатулку. Майер и Мильфор мгновенно напряглись. Это не укрылось ни от Таниса, ни от его приспешника, но он, не обращая на них внимания, поднес шкатулку княжне. На точеном лице промелькнула тень интереса. Сложив веер, княжна протянула руку к крышке. За мгновение до этого Майер опутал ее чарами, заставив окружающих поморщится. — Вижу, в твоем доме не доверяют гостям, князь, — насмешливо сказал Танис, глядя только на княжну. — Не лучший способ проявить гостеприимство. Князь ничего не ответил, но чародеи ощутили его недовольство. Княжне же не было до их склок никакого дела, и она откинула крышку. Внутри оказалась изящной работы костяная флейта. Альдис достала ее и поднесла к глазам. — Строгие нравы нашей отчизны не позволяют мне принести тебе дары, достойные тебя, — не понижая голоса продолжил Танис. — Пока не позволяют. Но я слышал, что музыка, выходящая из-под пальцев сестер Ар Гас прекрасней песен небесных птиц. Прими же эту маленькую весточку с земель далекого востока. — Что ж, спасибо, — неожиданно похвалила его княжна, бережно опуская флейту обратно в шкатулку. — Не ты первый обошел запрет и принес ни металл, ни дерево, ни камень, но лишь ты заговорил о музыке. Присутствующие разрывались между желанием не дышать, чтобы не пропустить ни слова, и опасением, что их застанут за подслушиванием, потому зал тонул в шепотках. Мильфор подумал, что Овэйн сейчас накинется на довольного собой Таниса, но каким-то невероятным усилием воли он держал себя в руках. Одарив младшего князя ласковой улыбкой, смазливый хлыщ повернулся к княжне: — Твое присутствие принесло весну в этот край. Она давно должна была наступить, если бы те, кто должен заботиться о процветании земель, не были озабочены сохранением прошлогоднего снега. Моей госпоже стоит внимательно посмотреть по сторонам. Мильфор уже слышал было треск ломающихся костей и лопающихся жил, но, к его изумлению, хозяева стерпели и это. Лишь потемневший от ярости взгляд князя и щелкнувший внутри трости клинок сообщили мерзавцу, что пора и честь знать. Не дожидаясь ответа девушки, Танис поклонился и поспешил удалиться. За ним незаметно покинула зал не только его свита, но и часть гостей. Мильфор обернулся и заметил, что Майер вывел извинившегося жениха на улицу. — Какая же сволочь, — сквозь зубы бросил Овэйн, пиная ни в чем не повинное ведро. — Ты слышал, что он нес? — Диву даюсь, что он все зубы с собой забрал, — приподнял бровь Майер. — Мне явно не хватает знаний антийского этикета — объясни мне, как он вообще позволил себе такое поведение? По моему разумению он наговорил на десять дуэлей. Князь провел рукой по волосам и сложил руки на груди. — Потому что она здесь, а с ней — толпа соглядатаев. А у мерзавца есть поддержка в столице. А я выиграл турнир, и княжна гостит в моем доме. Так что можно сколько угодно плеваться ядом и перетягивать одеяло, но трогать друг друга и пальцем нельзя. До сговора княжна никому не невеста и может смотреть на кого пожелает, а властелин имеет право в любой момент передумать. — Овэйн поуспокоился и теперь мог говорить спокойно. — Но если мужем Альдис станет, скажем, Танис, то, ясное дело, Алиды больше княжить не будут. — Тогда зачем ему ей вредить? — Да хотя бы из зависти — если с ее головы хоть волос упадет, то нам тоже голов тоже не сносить. Ему необязательно получить ее в жены, чтобы добиться своего. Махнув рукой, князь вернулся в зал. Майер немного постоял на улице, полной грудью вдыхая весенний воздух, и последовал за ним. Остаток приема прошел спокойно. После выходки Таниса все присмирели и даже смотреть в сторону княжны, которую львом стерег Овэйн, опасались. Все разошлись, когда даже луна начала клонится ко сну. Проверив, чтобы истощенный братец не упал мимо кровати, Майер побрел в свою комнату. Смертельно уставший, он клял каждую ступеньку на своем пути и уж было рухнул без задних ног, как заметил свет, пробивающийся из окна княжны. Искушение было слишком велико, и он послал маленького «поисковика» в ее комнату. Волшебный шпион скользнул по стенам, полу, поцеловал ее волосы, лицо, плечи… Княжна как раз была в промежуточном состоянии между дневной и ночной одеждой, и сон с Майера как рукой сняло. Он быстро развеял чары и тут же пожалел об этом — не заметить резко лопнувшие чары княжна не могла. Майер понял, что жить ему осталось от силы минут десять. Бежать и оставить Милли он не мог, а сопротивляться сил не было никаких. Мысленно попрощавшись с головой, чародей сел у окна и постарался принять достойный вид. Шаги тяжелых солдатских сапог не заставили себя ждать.