Меч, Корона и Посох. Часть I "Меч"

Эйрент сидел в университетской аудитории. Шла лекция по истории медицины, и Эйренту с каждой минутой было всё труднее сдерживать зевоту, слушая монотонный голос госпожи Гарвейтон. Он посмотрел на соседей: рядом с ним сидели Ипатия и Астрей; перья в их руках отчаянно скрипели по бумаге. «Чего они так стараются? По этому предмету экзамена не будет!», — подумалось Эйренту. Он вспомнил, как он поступал в университет. В прежней жизни на Земле он вспоминал рассказы пожилой воспитательницы детского дома, к которой он был искренне привязан в первые годы пребывания там и был глубоко опечален её смертью. Хоть та жизнь уже почти стёрлась из его памяти, он запомнил, как воспитательница рассказывала о своём поступлении в педагогический институт и как сдавала туда экзамены. Поэтому он и опасался, что ему тоже придётся сдавать экзамены в Медицинский университет Мэглянда. Однако в Мэглянде всё было по-другому. Эйрент, Ипатия и Астрей всего лишь подали свои аттестаты за Спецлицей и Спецгимназию да прошли собеседование. Так же поступали в вузы и другие друзья Эйрента. Например, он узнавал эти подробности из писем от Алдора, который учился в Академии Управления, и, что уж было совсем неожиданно, от Соргина, учившегося в Касторианской Академии. Эйрент до сих пор ломал голову, откуда Соргин узнал его адрес. Ипатия с Астреем прилежно конспектировали то, что говорила преподаватель, и Эйрент записывал лекцию только чтобы быть с ними за компанию. Так как в Спецлицее учились только мальчики, то Эйрент долго привыкал, что в университете с ним учится его сестра. Вообще в университете было всё по-другому, помимо того, что юноши и девушки учились вместе. Да, здесь, как и в Спецлицее учились студенты из разных племён Мэглянда, да к тому же в одной группе и на одном факультете с Эйрентом, и он вспоминал рассказы Гиллана о школах Юпитериана; там в классах тоже учились бок о бок ребята из других племён. В отличие от учеников школ, студенты, однако, при каждой с ними встрече поражали Эйрента какой-то преувеличенной, на его взгляд, серьёзностью. Это же самое Эйрент наблюдал и в сестре с другом; казалось, рядом с Эйрентом сидел другой Астрей, не такой, которого он знал в Спецлицее и пять лет жил с ним в одной комнате. Ну нельзя же так, в самом-то деле. Хоть бы развеселился когда. О, Касториос, какая тоска! А потом ещё и занятие по анатомии, к которому Эйрент каждый раз готовился как к какой-то казни. Вот бы сейчас увидеть весельчака Гиллана! Но Эйрент знал, что это невозможно: кузен учится в консерватории и по горло занят подготовкой к занятиям и репетициям: он стал играть ещё и в оркестре, у отца. Но Эйрент твёрдо решил навестить Марвингтонов на выходных, а дядя Амфибрахий и тётя Эхмена были рады каждому визиту юных родственников. Юноша посмотрел в громадное окно университетской аудитории. Там в разгаре стоял Месяц Туманов: на деревьях оставались единичные листья, над домами Юпитериана нависало свинцово-серое небо, грозившее не то, что дождём, а даже, возможно, и снегом. Погода за окном усугубляла тоскливое настроение Эйрента. И вдруг, словно заслоняя собой угрюмую картину поздней осени, перед его глазами возникла картина родного города, прошедшее лето, которое он провёл, как всегда, в компании родных, гуляя, отсыпаясь после экзаменационного напряжения, а также занимаясь с Флореной географией, а со всеми остальными братьями и сёстрами фехтованием. Ещё Эйрент вспоминал, как каждый день светило солнце, как они славно гуляли по городу. Он увидел себя в седле мегафалька; сзади него сидел счастливый Арлин, для которого в тот день сбылась мечта полетать со старшим братом. Как наяву, Эйрент снова почувствовал руки братишки, крепко держащие его за талию. В тот день они планировали улететь далеко к югу от Большого Хрустального озера. Они летели до Малого Хрустального озера, на одном из островов которого они планировали разбить палатку и прожить несколько дней. О своих планах они сообщили родителям, а уж как об этом узнали Святомир, Тиамин и Мерлин, оставалось тайной до сих пор. Сами они не рассказали. Эйрент и Арлин были в пути уже два часа. Эйрент чувствовал, как братишка вовсю вертит головой за его спиной; то и дело оттуда раздавались восхищённые возгласы. Он уже привык к подобным эмоциям — каждый раз, когда он возил пассажиров, происходило то же самое. Он опустил глаза вниз: на озёрной глади чётко вырисовывался силуэт летящего Ротбара. Так продолжалось довольно долгое время, пока братья не увидели сзади тени Ротбара тени ещё трёх мегафальков. Эйрент резко обернулся назад и увидел, что их действительно сопровождают мегафальки, в одном из которых он узнал Астиду Святомира. Другими были Оран, чёрно-белый самец Тиамина и Ринса, серая с бурыми крыльями самка Мерлина. В сёдлах всех трёх птиц виднелись пассажиры, но кто это был, Эйрент никак рассмотреть не мог. «Откуда они здесь взялись?» — мелькнуло в голове у Эйрента. Он поднял мегафалька выше, и его нежданные спутники, как по команде, сделали то же самое. Полёт продолжался. Вот под крыльями показался узкий пролив между двумя Хрустальными озёрами — Большим и Малым. Эти озёра, хоть и соединялись проливом, на удивление, резко отличались. Как знали ихтифрогмены, берега их родного Большого Хрустального были лесистыми или же поросшими кустарником. Берега же Малого Хрустального покрывали луга, простиравшиеся, насколько хватало обзора, далеко по обе руки подлетавших ихтифрогменов. Ротбар приземлился на Илайсе – единственном острове Малого Хрустального озера. Дома Эйрент с братьями строили планы, как туда попасть, но Дриаден в последнюю минуту отказался от поездки и остался дома. В результате с Эйрентом отправился только Арлин. Но на самом деле, к удивлению, Эйрента, вместе с Тиамином, спешились не только его младший брат Ирсеан, который был на год старше Арлина, но и ещё один младший брат самого Эйрента, всё тот же Дриаден. А Святомир вёз не только своего брата Гериона, но и сестёр Ипатию и Инессу. Мерлин же привёз провизию на несколько дней. Тот день запомнился Эйренту навсегда и долгое время грел его душу в дни испытаний. Как же было хорошо в тот день! Илайс отличался от островов того же самого Большого Хрустального озера — там острова были в основном покрыты лугами, перемежавшимися редколесьем и рощицами. Здесь же были сплошные леса и кустарники; мегафальки же приземлились на одной из немногих лужаек. Ещё Эйренту запомнилось плавание в водах Малого Хрустального озера, которое отличалось дном от Большого. Рельеф дна составляли различные скалы, гроты и что-то вроде холмов. Каким-то шестым чувством Эйрент понимал, что плавать здесь небезопасно, и старался держаться не только сам недалеко от берега, но и предостерегал об этом своих спутников. Потом были несколько дней в палатках, вкусные обеды, пропахшие дымом костра, шелест прибрежной растительности… — …Эйрент, что ты сидишь? — донёсся до юноши голос сестры Ипатии. — Лекция же закончилась, пойдём! Он резко вернулся в действительность, и ему снова стало грустно. Словно нехотя, он поднялся со своего места и принялся собирать вещи, готовясь выйти из аудитории. — Что-то она сегодня совсем нудная, — поделился с ними Астрей, когда они все уже вышли в коридор. Он имел в виду преподавательницу. Коридоры Медицинского университета, в отличие от коридоров Спецлицея, светлых, с широкими окнами, украшенных растениями, были, напротив, какими-то мрачными, освещёнными лишь светильниками, да на стенах висели портреты медиков прошлого, суровым выражением своих лиц, отнюдь не придававших больше жизнерадостности этой обстановке. — Да нет, она читала как обычно, — возразила ему Ипатия. — Да нудно, нудно, — не соглашался с ней Астрей. — Это потому, что ты не любишь ранневековье, — подтрунила над ним Ипатия, имея в виду развитие медицины Мэглянда ранних веков. — Жаль, что тут нет Флорены, она бы была на седьмом небе от этой темы. Эйрент сразу вспомнил младшую сестру, учившуюся на втором курсе Спецгимназии. Она писала письма домой, из последнего из которых узнали, что сестра на одном из первых мест по успеваемости. Значит, помогли ей занятия по разным предметам со старшими братом и сестрой, которые те проводили с ней летом. А Дриаден изо всех сил тренируется в фехтовании, желая стать чемпионом Спецлицея и сравняться в этом со старшим братом. Поглощённый этими мыслями, Эйрент направился на анатомию. Ох, снова эти мышцы отвечать… Эйрент с большим удовольствием пофехтовал бы вместо этого занудства. Но каждый раз приходилось пересиливать себя, вспоминая данное отцу обещание пойти учиться на врача. Ведь огорчать отца Эйренту не хотелось — он очень уважал родителей и подводить их не желал. Когда занятия наконец закончились, Эйрент вышел в вестибюль и направился в Гнездо — аналог Птичника в Спецлицее. — Ну, что, Ротбар, соскучился? — Эйрент добродушно приветствовал пернатого друга, вовсю тёршегося об него головой. В ответ Ротбар коротко курлыкнул и продолжил нежности, пока Эйрент седлал его. В процессе Эйрент не без удовольствия слышал птичьи звуки, средние между голубиным воркованьем и кошачьим мурлыканьем. Потом Эйрент вывел мегафалька под уздцы на улицу. — Полетели домой, — сказал Эйрент птице, садясь в седло. И вот Ротбар взвился над зданием университета. Университет был построен в строгом архитектурном стиле — на Земле такой стиль назвали бы классицизмом: здание имело окна простой формы и белые колонны, встроенные в стены бордового цвета. Повинуясь поводьям, Ротбар взял курс на северо-запад Юпитериана, где в пригороде располагался кампус, в котором проживало всё студенчество. Кампус состоял из множества зданий по четыре-пять этажей. Здания были построены в том же стиле, что и большинство вузов Юпитериана, и были разбиты на кварталы, по числу вузов. Дядя Амфибрахий и тётя Эхмена предложили было своим юным ихтитеунским родственникам и их друзьям поселиться у них в гостевом домике, но те не хотели изменять традициям мэгляндского студенчества и обосновались в кампусе. Эйрент приземлился, спешился и отвёл Ротбара в Гнездо, одно из помещений, подобных Гнезду Спецлицея. Здесь они были возле каждого здания кампуса. Затем зашёл в здание и направился на третий этаж пятиэтажного дома, где в одной из квартир они жили вдвоём с Астреем. Астрея не было дома, и Эйрент заволновался из-за его отсутствия. Затем вспомнил, как друг говорил ему о том, что собирается в книжный магазин в центре города, и успокоился. Юноша разместил вещи по местам и блаженно разлёгся на кровати. Наконец-то можно отдохнуть в тишине и одиночестве! Надо пользоваться случаем! Тишина и покой, невозможные в обычные дни, сделали своё дело, постепенно Эйрентом овладела дремота, и юноша спокойно уснул. Эйрент проснулся через час: Астрея ещё не было. Приниматься за учёбу ему пока не хотелось, и он решил попрактиковаться в магии. Он старался это делать в полном одиночестве, чтобы никого не смущать и не вводить в заблуждение. Только надо бы найти объект для упражнений. Ага, вот и нашёлся. Это было чучело грызуна, очевидно, оставленное здесь прежними жильцами. Эйрент с Астреем не стали его куда-либо девать: пускай стоит. Не мешает, и ладно. Эйрент протянул обе руки, и чучело, плавно оторвавшись от полки, поплыло в воздухе. Эйрент принялся перемещать чучело по воздуху на все лады, и оно, повинуясь пассам рук Эйрента, то поднималось к потолку, то опускалось к полу, то ложилось набок и путешествовало от окна к двери и обратно. Наконец, Эйрент мягко опустил чучело на полку и принялся думать, что бы ему ещё сделать. Тут юноша кое-что задумал, и на лице бывшего ученика магической школы заиграла лёгкая улыбка. Внезапно чучело украсилось рогами, потом оно обросло лиловой шерстью, и обзавелось стрекозиными крыльями. Этим не ограничилось. Иллюзии в виде тропических зарослей и звёздного неба были вершиной магического мастерства Эйрента, и в классе господин Хилмист неоднократно хвалил за это своего ученика. В первый свой приезд в Юпитериан Эйрент первым делом нанёс визит в командорию Ордена Голубых звёзд, чтобы навестить там учителя, но, к сожалению, не застал его там. За этим занятием Эйрента застал вернувшийся Астрей. Он встал на пороге комнаты, увидел обстановку, царящую в комнате, и застыл как вкопанный. Пакет с купленными книгами со стуком выпал из его рук. Эйрент, широко улыбаясь, наблюдал за реакцией друга. — Э-это ч-что? — наконец, вымолвил Астрей. — Нравится? — лукаво улыбаясь, спросил его Эйрент. — Как тебе сказать… — вяло отозвался друг, причём таким тоном, что Эйрент понял: тот не в духе. Астрей прошёл в комнату, бросился на кровать и отвернулся к стене. Нет, явно что-то случилось. Эйрент, убрав выставленные раньше иллюзии, подошёл к другу и сел на край его кровати. — Астрей, — позвал его Эйрент. — Что с тобой? Друг не отозвался и продолжил лежать в той же позе. Эйрент позвал его снова и снова, пока не донёсся голос Астрея: — Эйрент, всё пропало. Она меня бросила. — О, Касториос… Кто?! Тут до Эйрента дошло, о чём говорит Астрей. Вместе с ними училась Соланта, бывшая одноклассница Эйрента и Ипатии и одна из бывших одногруппниц Ипатии в Спецгимназии. Астрей уже давно положил на Соланту глаз и часто приглашал её на прогулки, от чего та не отказывалась и охотно соглашалась. Дело шло хорошо, и Ипатия, да и все остальные друзья, думали, что их отношения будут лишь развиваться и углубляться. — Представляешь, я вышел из книжного магазина и направился к площадке, чтобы сесть в седло Перкина, чтобы лететь домой, и тут увидел Соланту, — вдруг разговорился Астрей, рассказывая другу о том, что пережил сегодня. — А она идёт под ручку с Роллоном, ну, ты его знаешь. — Да, он учится на четвёртом курсе, мы его видим часто в библиотеке, — согласился Эйрент. — А что дальше-то было?! — Они целовались! — воскликнул Астрей со слезами на глазах и с такой мукой в голосе, что Эйренту ничего не оставалось делать, как обнять друга за плечи и крепко сжать их. — Может быть, это ошибка? — предположил Эйрент. — По-твоему, я всё это придумал? Своими глазами я видел, как они оба миловались! Я в своём, знаешь ли, уме, у меня никогда галлюцинаций не было, — возмутился Астрей, и Эйрент понял, что возражать бесполезно. — Я верю тебе, — мягко произнёс Эйрент. — Давай лучше придумаем, как дальше быть и что предпринять. — Да! — вскакивая, воскликнул Астрей с таким внезапным жаром, что Эйрент невольно отпрянул в испуге. — Я подстерегу его и поколочу! — Астрей, ты с ума сошёл? — севшим голосом проговорил Эйрент. — Ты хочешь, чтобы тебя исключили? Ты забыл, что драки студентов запрещены?! — Знаю. Но я всё равно расквитаюсь с этим выродком! Вот увидишь! — Ладно, — примирительно сказал Эйрент, меняя тему, но в душе, однако, не одобряя подобного настроя друга. — Давай, покажи, что ты купил! А потом выпьем чаю — у нас ещё со вчерашнего дня остались кексы. Потом Астрей немного остыл, показал другу купленные книги по анатомии и фармакологии, а после чая и вовсе успокоился, по крайней мере так показалось Эйренту. Следующие дни прошли как обычно. Друзья ходили на занятия, занимались дома, выполняя многочисленные домашние задания, которые Эйрент по-прежнему терпеть не мог. Его гораздо больше интересовало душевное состояние друга, и он пристально наблюдал за ним. С виду Астрей продолжал свою обычную жизнь — как и все студенты, он посещал лекции, занимался на практических занятиях с тем же усердием и азартом, как и прежде. Это же отмечали и остальные их соученики. Но Эйрент слишком долго знал Астрея, чтобы понять, что всё это весьма поверхностное. На лекциях он замечал друга часто смотрящим мимо преподавателя куда-то в угол аудитории, а на практических занятиях руки делали что-либо, а мысли бродили где-то в неведомых далях. Было абсолютно очевидно, что Астрей занимается учёбой через силу, а Эйрент, да и все их друзья не ожидали, что у Астрея эти чувства к девушке окажутся настолько серьёзными. Наблюдая за Астреем, Эйрент вспоминал свои лицейские встречи с Лианной, дочерью вождя. Но в том случае это было всего лишь детское увлечение, и, когда Эйрент узнал, что Лианна не вернётся на учёбу из-за болезни, он только посочувствовал ей по поводу её здоровья. В те дни его больше волновал мегафальк. Через пару недель друзья обнаружили у себя в почтовом ящике письмо от Гиллана и очень обрадовались. Гиллан приглашал на концерт симфонической музыки в воскресенье на следующей неделе: к письму прилагались два билета в филармонию. — Смотри, Астрей, — говорил Эйрент, — Гиллан приглашает на концерт. Давай, сходим? — Если хочешь, сходим, — ответил Астрей. Было видно, что он соглашается из вежливости и уважения к другу. Душевная его рана была по-прежнему свежа, и Эйрент всеми силами пытался эту рану вылечить. Вечерами Эйрент вёл с другом долгие разговоры, далёкие от темы личных отношений, чтобы ни в коем случае не касаться терзавшей друга душевной боли. По-другому Эйрент поступить не мог, в знак благодарности к отцу Астрея, в своё время спасшему ему, Эйренту жизнь. Так и сделали. Всю организацию поездки Эйрент взял на себя; Астрей был ещё в неважном моральном настрое. К тому же он сказал другу, что раз Эйрент инициатор, то и всё остальное ему следует взять на себя. Накануне Эйрент вооружился картой Юпитериана, нашёл на ней, где находится Мэгляндская филармония и в ближайшие выходные, перепоручив Ипатии заботу об Астрее, сделал туда рейс на Ротбаре, чтобы в день концерта не тратить время на узнавание туда дороги. Предварительно он убедился, что Ипатия добралась до их с Астреем квартиры. Случайно это получилось или нет, но путь Эйрента в филармонию пролегал прямо над командорией магического Ордена Голубых Звёзд. Повинуясь невесть откуда взявшемуся порыву, Эйрент дал Ротбару сигнал снижаться. Они приземлились, и Эйрент спешился возле здания командории. Он принялся рассматривать здание никак не изменившееся, да и как оно могло измениться, если в последний раз Эйрент был здесь всего четыре месяца назад? Видимо, увидев приземлявшуюся рядом со зданием огромную птицу, оттуда вышел молодой маг. — А вы к кому? — Ээээ… А господина Хилмиста можно увидеть? — А его нет, — ответил молодой маг, — он же сейчас в отъезде, преподаёт в школе магии. — Как же я мог забыть! — ахнул Эйрент, имея в виду всё ту же магическую школу. Ходили слухи, о которых Эйрент узнавал из писем Дриадена и Флорены, что школа закроется, и он был рад, что они не оправдались. — Если вы хотите увидеться с господином Хилмистом, приезжайте в вознесенские каникулы, — посоветовал маг. — Спасибо. Так и сделаю, — улыбнулся Эйрент, вновь садясь в седло. До здания Филармонии Эйрент добрался быстро и убедился, что даже с учётом остановки возле командории путь на мегафальке занимает от кампуса не больше сорока минут. Пользуясь вылазкой, Эйрент привязал мегафалька к фонарному столбу, прогулялся по нарядной площади, где располагалась филармония, потом сходил в кафе, где взял молочный коктейль и пирожное из шоколадного бисквита со взбитыми сливками с добавлением вафельной крошки. Заняв столик у окна с видом на площадь, он вдоволь полакомился и насладился живой музыкой, которой славилось это кафе. Но надо было собираться домой. И вот Эйрент вместе с Астреем и Ипатией сидят рядом в лиловых бархатных креслах великолепного зала Мэгляндской государственной филармонии. Вдоль крыши тянулся ряд стрельчатых окон, между каждыми двумя из которых помещались портреты знаменитых композиторов прошлого. Среди этих композиторов присутствовали представители разных племён Мэглянда. Саму же крышу подпирали белоснежные, как и весь зал, колонны, капители которых были выполнены в виде музыкальных инструментов. Между колонн до пола свисали лиловые бархатные портьеры, в тон креслам зала. Занятые рассматриванием никогда не виденного зала, а попасть туда раньше им не представлялось возможности, Эйрент, Ипатия и Астрей не заметили, как доселе пустая сцена, на которых виднелись лишь стулья, начали заполняться музыкантами выступавшего сегодня оркестра. Среди них они быстро увидели Гиллана, одетого в нарядный чёрный фрак. Поскольку они все сидели в третьем ряду партера, Гиллан их тоже быстро заметил и помахал им со сцены рукой, не занятой инструментом. Эйрент посмотрел в бинокль и как следует рассмотрел кузена, уже занявшего своё место в оркестре и принявшегося настраивать скрипку. Неужели этот юноша, почти взрослый мужчина, тот же вихрастый мальчишка Гиллан, с которым Эйрент познакомился больше шести лет назад? О, Касториос, какая же бездна времени прошла! Когда музыканты, и вместе с ними Гиллан, настроили инструменты, на мгновение наступила тишина. Потом тишина взорвалась аплодисментами: между стульями музыкантов, лавируя, прошёл дирижёр, в котором друзья сразу узнали дядю Амфибрахия, и сразу подхватили аплодисменты остального зала. Дядя Амфибрахий встал перед дирижёрским пультом и оглядел зал. Увидев племянников и их друга, он встретился с ними глазами и улыбнулся им. Потом повернулся к оркестру, и зал стих, увидев его поднятые с дирижёрской палочкой руки. Следующие два часа Эйрент, Ипатия и Астрей провели, наслаждаясь искусной игрой оркестра под управлением дяди Амфибрахия. Оркестр исполнил полную романтических мелодий симфонию Беренгела Вандорена, композитора прошлого столетия, по происхождению вурдимена, затем танцевальную сюиту Порсиана Розенбаха, дракомандра, современника Вандорена, и после этого его же весьма торжественно звучащую увертюру. Эйрент не был особым поклонником классической музыки, но его родственники были музыкантами, и юноша, бывая у них в гостях и присутствуя на их домашних концертах, понемногу научился хоть как-то разбираться в этом искусстве. И вот сейчас он не мог не получить удовольствия от присутствия на концерте, к тому же на который они попали абсолютно бесплатно благодаря Гиллану. В течение концерта Эйрент то и дело кидал взгляд в сторону Астрея и Ипатии. Тут он не мог поверить своим глазам: Астрей не сводил с его сестры отнюдь не дружеского взгляда. Это было что-то новенькое, и Эйрент продолжил наблюдать за сестрой и другом. Астрей то и дело глядел на его сестру смесью нетерпения и жгучего интереса. Ипатия же, по всей видимости, не оставалась в долгу и смотрела на друга своего брата нежно, тоже совсем не по-дружески. Потом наступил антракт, и Эйрент понял, что он тут какой-то лишний. В начале антракта Астрей предложил Ипатии пойти с ним в фойе филармонии и выпить лимонада с какой-то закуской. «Извини, Эйрент», — улыбнувшись, сказал Астрей другу, когда тот двинулся было за ними. Эйренту ничего не оставалось делать, как держаться поодаль от этой парочки. Он просто недоумевал тому, что произошло между сестрой и другом. И главное — что такое сделала Ипатия, чтобы Астрей забыл прежнюю пассию. Они купили лимонада, по бутерброду и пирожку и уселись за столик небольшого кафе, переговариваясь и продолжая обмениваться нежными взглядами. Нет, он был рад поистине волшебному преображению друга, но, наблюдая за ними, почувствовал себя каким-то покинутым и неприкаянным. Похоже, он в одночасье лишился и друга, и сестры, которая всегда была для него закадычным другом ещё до учёбы в Спецлицее, пока они с ней учились в одном классе и даже сидели за одной партой. У Эйрента невольно навернулись слёзы, когда он плёлся за парочкой обратно в зал по окончании антракта. Да, он был рад, что друг начал возвращаться в нормальное состояние, но самому Эйренту стало грустно. Всё второе отделение концерта Эйрент, по всей видимости, выглядел настолько несчастным, что Ипатия невольно оторвалась от Астрея и наклонилась к брату: — Ну, что ты, как в воду опущенный? Ты же сам просил меня позаботиться об Астрее! — Просил, — нехотя отозвался Эйрент. — Ну, так и что? Надо доводить дело с Астреем до конца. Ты просто меня не знаешь, я привыкла всё делать основательно. — Тише! — повернулась к ним пожилая дракомандрка, сидевшая впереди. — Мешаете же! — Извините, — сказала Ипатия, — вы правы. Поразмыслив, Эйрент не мог не согласиться с сестрой. К тому же ему была известна настырность Ипатии во всех делах — она не успокаивалась, пока не выполняла задуманное полностью. И здесь он видел, что Ипатия честно выполняет его просьбу, относится к этому с присущей ей добросовестностью, и видел, что она почти достигла цели. Ладно. Он не будет мешать процессу, будет всего лишь наблюдать. К тому же состояние Астрея — друга, с кем он пять лет делил лицейскую комнату, оставалось для него важным. Вот прозвучал последний аккорд оркестра, и друзья, а они не переставали ими быть, присоединились к аплодисментам всего зала. По окончании концерта дядя Амфибрахий пригласил племянников и их друга к ним на обед. Сначала те сопротивлялись и отнекивались, потом поразмыслили и решили, что заданий к понедельнику почти не задано и поехали на площадь Первых Вождей. У Марвингтонов был вкусный ужин, вино и снова музыка. Все обсуждали концерт, в особенности был доволен господин Марвингтон дебютом его старшего сына как участника оркестра. Ему вторили кузены Гиллана и их друг, а сам Гиллан сидел совершенно пунцовый. Все немного подтрунивали над юношей, а Эйрент удивлялся — куда делась ревность, досада и чувство собственной ненужности, владевшее им на протяжении всего концерта и мешавшее просто расслабиться и наслаждаться музыкой. Очутившись за бессменно гостеприимным столом Марвингтонов, он снова почувствовал себя на своём месте в тесном семейном кругу. Через неделю друзья отправились домой, причём Астрей решил взять с собой в Адамастеун Ипатию, что чрезвычайно удивило Эйрента. За прошедшую со дня концерта неделю Эйрент уже свыкся с мыслью, что у Ипатии интересны не только медицина и учёба в университете, но и личные отношения. Он видел, насколько хорошо этим обоим вместе, не только вне стен университета, но и во время совместной учёбы, которая, как ни крути, была всё ещё в тягость для самого Эйрента. Учёба больше объединяла Ипатию с Астреем, нежели с Эйрентом. Родители звали их домой с нетерпением, и предупреждать их, что Ипатия не приедет, у Эйрента времени не было. Он решил поставить родителей перед этим свершившимся фактом уже по приезде. — То есть Ипатия в Адамастеуне, — сказала Латона, когда сын ответил на её вопрос об отсутствии Ипатии и рассказал о его причинах, добавив рассказ о внезапно возникшей тесной дружбе сестры и друга. — Да, мама. Только, как вернётся, не говори ей о том, что я тебе только что рассказал. — А если расскажу я? — хитро улыбаясь, встрял Арлин. — Разумеется, не буду. Давай, мой руки и иди ужинать. Тебя, Арлин, это тоже касается. — Тогда я лишу тебя сладкого и запру в подвале, — полушутя-полусерьёзно ответил Эйрент младшему брату и добавил, обращаясь к матери. — А папа где? — Дежурит на работе. — Понятно, мама. Жаль. Ну, всё, скоро приду. За ужином разговор шёл не только об учёбе. Латона, Эйрент, Арлин и Раймона обсуждали не только дела Эйрента в университете и зарождающиеся отношения Ипатии и Астрея, но и наперебой делились новостями Ихтитеуна и школьными успехами Арлина и Раймоны. Кроме того, предметом разговора служили и письма Дриадена и Флорены из Спецлицея и Спецгимназии. Эйрент с радостью узнал, что Дриаден, вслед за старшим братом стал одним из лучших учеников фехтовального класса того же самого господина Эстремадоса. Селенис и Дориан вовсю готовятся к выпускным экзаменам в Спецлицее, Флорена писала в письме, что не испытывает трудностей в учёбе и даже помогает в этом кузине Дарьяле, своей одногруппнице и младшей сестре Селениса. Латона с удивлением и гордостью поделилась неожиданными способностями Арлина — будучи к тому же одним из лучших в классе учеников по мэгляндскому языку, тот стал писать очень неплохие рассказы и стихи. Раймона же блистала в математике и даже успела выиграть школьный конкурс по этому предмету. Они засиделись допоздна, потом легли спать. Эйрент проснулся последним от суеты, царившей в доме. Слыша снизу голос отца, Эйрент догадался, что тот уже вернулся с дежурства. Он встал и спустился вниз, где увидел непривычно мрачного отца, сидевшего в столовой в компании столь же мрачной матери. Арлин и Раймона, видимо, чувствуя настроение родителей, сидели притихшие, что было на них совершенно непохоже. Сердце у Эйрента сжалось, как будто в предчувствии чего-то ужасного. — Что с вами со всеми? — спросил он, окинув взглядом обстановку. — Случилось то, что мы все опасались, Эйрент, — сразу, без лишних приветствий начал отец. — Твоя тётя Атропа была права насчёт Зоргаданского ханства — их армия недавно была замечена на подступах к Мэглянду. — О, Касториос, — только и мог Эйрент, как сдавленно охнуть и осесть на ближайший стул. — Да, Эйрент, к сожалению, это правда. — И что будет? — как будто со стороны услышал Эйрент свой голос. — Только бы они ушли, — тихо произнесла мама, и тут к ней с двух сторон прильнули Арлин с Раймоной, — иначе не избежать войны… — Мы с Эйрентом воины, — напомнил жене Рендом. — Мы будем участвовать в обороне страны, чтобы ни случилось. Будь спокойна. — Очень надеюсь, — печально отозвалась мать Эйрента. — Вы с Эйрентом нас точно защитите? — дрожащим голосом спросила Раймона. — Конечно, моя дорогая, — мягко ответил ей отец. — Не так ли, Эйрент? — Разумеется, сестрёнка, — подтвердил Эйрент. — Я не хочу думать, чтобы пять лет Спецлицея пошли насмарку. ¬— Я тоже хочу воевать! — воскликнул Арлин. — Мне уже скоро десять лет, я уже самый высокий и сильный в классе! А на физкультуре я и бегаю быстрее всех, и отжимаюсь больше всех, и подтягиваюсь больше, чем даже этот столб Урбан! — Я очень надеюсь, что ты, Арлин, всё-таки не будешь вмешиваться в дела взрослых, — строго сказал Рендом младшему сыну. — Это наши с Эйрентом дела. — Хорошо, папа, — сник Арлин. — И для тебя наступит черёд стать воином, — утешил брата Эйрент. Через несколько дней поступило известие, что зоргаданцы напали на северные города племён дракомандров и фелисименов.