Poli-Am.

А в участке Фаулер – злобный и всклокоченный. – Вы, – шипит он, – вы, ублюдки неблагодарные!.. Его тон ни капли не пугает Ричарда, а вот Гэвин чувствует, как поджимаются яйца. Он работает в полиции достаточно, чтобы четко понимать, когда босс шутит, а когда клокочет от ярости. И сейчас Фаулер явно настроен не на юмор. – Я каждого из вас, уродов, – рычит Джеффри, – каждого отымею так, что вы трое суток на задницу не сядете! Вы, блять, думаете, что вы здесь для красоты числитесь? Что у вас нет никаких обязанностей и правил, для вас, идиотов, неоднократно повторяемых?! Да я вас– Против собственной же воли Гэвин переходит в пассивно-тональный режим: слушай и не возникай, не забывай согласно моргать. Это работало в школе, работало в Академии, работает и на Джеффри, если очень постараться. Ричард же рядом будто палку проглотил и, казалось, даже не дышал. Гэвин почти уверен, что этот праведник мысленно уже на Голгофе, возводит собственный крест – из самоуничижения и убийственного стыда, от которого у Моргана покраснели кончики ушей и чуть заметно ходит челюсть. Разглядывать напарника оказывается гораздо интереснее, чем рассеянно уворачиваться от града слюней, вылетающих изо рта начальника, и Гэвин с радостью переключается, чуть ли не открыто поворачиваясь к Фаулеру боком. Ричард его пристального взгляда будто бы не замечает, полностью погруженный в бесконечные моральные страдания. К тому же, вскоре у Фаулера кончился запал – или воздух – и он уже почти ровно выдыхает: – Мистер Морган, мне неприятно это говорить, но с Вашего брата потребуется объяснительная: как и за события, произошедшие вчера в морге, так и за его непотребное поведение сегодняшним вечером. Я дал ему выходной не для того, чтобы дебоширить в городе, а чтобы прийти в себя и приступить к работе в трезвом уме и твердой памяти, – Фаулер хмурится, скрещивая руки на груди. – Как он вообще? Гэвин наблюдает, как Ричард бледнеет, слабо пунцовеет и потеет одновременно: его челюсть сжата так плотно, что зубы, наверное, уже в порошок перетерлись. – Я не… – давит младший Морган из себя, – я не пересекался с братом. Еще. – И потом, надрывно подавшись вперед: – Где он?! Фаулер смотрит на него так, будто Ричард только что ляпнул самую страшную глупость в своей жизни. – С лейтенантом Андерсоном, полагаю, – тянет он, – по крайней мере, именно он выдвигался на вызов. Они с миссис Манфред устроили погром в заведении, – объясняет начальник, когда Ричард бледнеет еще сильнее, – вели себя непристойно, вызывающе. Пришлось отправить наряд. К счастью, Хэнк был свободен, поэтому все обошлось малой кровью. Но… Ричард разворачивается на пятках и стремительно летит в выходу. Гэвин, в кой-то веки без комментариев, быстро кивает Фаулеру – тот все еще выглядит слегка возмущенным – и следует за ним. – Рич, – окликает он, едва нагоняя напарника, – Ричард, еб твою мать! Да послушай же ты меня, осел! Он с силой хватает Моргана за плечо и пытается заглянуть тому в глаза. Впервые на его памяти Ричард выглядит настолько жалко: бледный и нервный, со взглядом перепуганной лани, увидевшей, как на нее мчит многотонный грузовик. – Детектив, – говорит Ричард твердо, но без запала, – отпустите. Мне надо к брату. – Тебе нельзя за руль, – неожиданно спокойно даже для себя произносит Гэвин, – ты сейчас с ударом свалишься. Выдохни. Где твой телефон? Ричард удивленно смаргивает и едва заметно хмурится. – Зачем сейчас?.. – Затем, придурок, что твой братец может быть где угодно: от вашего дома до вытрезвителя! – раздраженно рявкает Гэвин. – Соберись уже, Морган! Коннор не пятилетняя девочка, у него есть свой мозг и он активно им пользуется! Прекрати его, блять, так опекать! Ричард оглушено трясет головой, как собака, вынырнувшая из воды. – Вы не понимаете, – растерянно произносит он, – Коннор, он… не такой, как я. Я нужен ему. Он намного… намного… – Манипулятор он, который держит тебя в заложниках, – неожиданно зло бросает Рид, скалясь. И, пока Ричард ошарашенно на него таращится, Гэвин с силой подталкивает напарника к дверям опенспейса, к их почти что общему столу. Телефона там нет, как нет его и в кафетерии, и на парковке, и в зоне отдыха. Ричард рассеян и медлителен, все еще пытаясь переварить слова Гэвина, а тот плотно включился в поиски. Между делом он ненавязчиво опрашивает коллег о случившемся вчера, и версии самые разные: труп был начинен взрывчаткой, судмеды окончательно отъехали крышей и ставили эксперименты, произошло короткое замыкание, что вызвало пожар, который спровоцировал хлопок, – короче, как понял Гэвин, никто толком ничего не знал. Зато все единогласно сошлись в описании рыдающей миссис Манфред и абсолютно выпавшего из реальности Коннора, полностью забрызганного внутренностями трупа. Гэвина передернуло даже от мысленной картинки. Хорошо, что этого не видел Ричард. «Ну, Хэнк, – думал Рид, заглядывая в сотый раз за фикус, – надеюсь, ты достаточно напряжешь свои извилины и не подпустишь нашего дерганного коронера к ножам. И к плите. И к пруду». В сотый раз за фикусом оказывается только пыль, и Гэвин со стоном разгибается. На Ричарда все еще жалко смотреть, но, по крайней мере, в его глазах проблескивает искра интеллекта: с сосредоточенным видом Морган прикидывает, где вчера мог оставить мобильный, нервно расхаживая вокруг стола. Гэвин разглядывает его чуть дольше положенного и внезапно отмечает, что встревоженный Ричард по-своему обаятелен: тонкий нос, высокие брови, бледная кожа и пронзительные глаза с трепещущими ресницами. «Как можно родиться с одинаковыми лицами и быть настолько непохожими?» – думает Гэвин, вспоминая, что напряженный Коннор похож на комок нервов и облитого проточной водой птенца одновременно. «Чья бы корова мычала», – отвечает ему внутренний голос с подозрительно хэнковскими интонациями. Гэвин затыкает его и заглядывает за фикус в сто первый раз: а вдруг. Возможно, они потратили бы еще полтора часа на совершенно бессмысленные действия, но положение спасает Кристин: она заходит в офис и приветливо улыбается Гэвину, одновременно строя сочувствующую рожу Ричарду, что выглядит весьма жутко. Морган не обращает на нее никакого внимания, а вот Гэвин вдруг вспоминает, что он коп, и прибегает к самой простой тактике: опрашивает свидетеля. – Телефон? – солнечно переспрашивает Кристин. – Так на ресепшене лежит, его вчера Хэнк туда перед выходом положил. А что, это ваш? Ричард в три прыжка оказывается у стойки и чуть не убивает несчастную секретаршу взбешенным, нездоровым взглядом. Девушка – кажется, ее зовут Лили, – испуганно икает и дрожащей рукой протягивает Моргану мобильник, старательно пытаясь стать как можно менее заметной. Ричард хватает телефон – Гэвин вполне уверен, что если на том не окажется заряда, Ричард разломает его пополам, – и дрожащей рукой набирает контакт брата. Гудки и – предсказуемо – тишина. – Звони Андерсону, – подсказывает Рид, буквально видя, как волосы Ричарда встают дыбом, – он должен что-то знать. Ричард на мгновение зависает, а потом снова подносит трубку к уху. Несколько томительных мгновений они все – Ричард, Гэвин, Кристин и уползающая на стуле в сторону кафетерия Лили, – молчат, а потом Ричард буквально орет в телефон: – Что с Коннором?! Андерсон что-то негромко отвечает, и Ричард выглядит почти взбешенным. – Адрес, немедленно! – рычит он, напрочь забывая об субординации. Гэвин только вскидывает бровь. Хэнк по ту сторону трубки явно недоволен, но, видимо, адрес называет, и Ричард, не оглядываясь, несется в сторону выхода. Гэвин делает страшное лицо – Кристин прыскает, Лили стекает в тихий обморок, – и семенит за напарником, обгоняя его на ступеньках и запрыгивая на водительское место. Ричард смеряет его взглядом, будто раздумывает, вмазать ли Гэвину по челюсти, а затем покорно падает на пассажирское сиденье. – Ну, – начинает Гэвин, когда они выезжают с парковки, – что сказал наш алкоголик? Ричард с минуту молчит. – Коннор у него дома, – сухо отвечает, наконец, Морган. – Не понимаю, почему нельзя было отвезти его к нам. – Возможно, твой братец сам жаждал компании этого старого пердуна, – предполагает Рид и тут же ловит взгляд младшего Моргана. – Что, неужели ты никогда не замечал, как Коннор на него смотрит? Да он любого щенка обставит по части грустных глазок, а особенно, когда рядом прохлаждается Хэнк! Ричард, очевидно, туго переваривает информацию, потому что на его лице отражается вся боль мыслительного процесса. – Коннор… интересуется людьми, – аккуратно подбирает слова он, – полагаю, что лейтенант Андерсон сумел произвести на него впечатление. В противном случае он бы его не подпустил к себе. Гэвин фыркает. – Вам обоим пора принять, что мир не вращается вокруг ваших задниц, – недовольно цедит он, – и что это совершенно нормально: контактировать с другими людьми и строить отношения с ними. В противном случае вы оба останетесь у разбитого корыта, и никакая ебаная сказка про узы вас нихера не спасет. В этой реплике много личного, но именно поэтому Гэвин и решается ее произнести: в конце концов, может быть, он впервые хочет Моргану искренне помочь (ложь). Но, к несчастью, Ричард принимает ее за скрытую угрозу. – Благодарю, детектив Рид, – своей излюбленной интонацией мороженой воблы говорит он, – но я уверен, со своими отношениями с братом мы разберемся самостоятельно. Гэвин поджимает губы. – В таком случае, – ядовито выговаривает Рид, – как ты собираешься объяснить своему братцу, где тебя носило всю ночь? И снова на Ричарда жалко смотреть.

***

Коннору плохо. Очень, очень плохо. Коннору было плохо перед баром, Коннору было плохо в машине Хэнка, Коннору было плохо на подъездной дорожке. Ему плохо перед домом, в доме, на диване со стаканом воды в руках, перед унитазом, стоя на коленях и снова на диване, с оранжевой миской под боком. Коннор хочет умереть, но боится, что в загробном мире ему будет еще хуже, – а еще его придется вскрывать Норт, а такой подлянки она никак не ожидает. Время близится к семи, за окном постепенно темнеет, но голова у Коннора все еще чугунная, а желудок, наоборот, горит синим пламенем: одно неловкое движение и вспыхнет он весь. Коннор переводит мутный взгляд от предмета к предмету, изредка будто бы приходя в себя: вот телевизор, вот оконная рама, через которую он в прошлый раз влез в дом (ему хватает сил слабо хихикнуть), а вот Сумо. – Су-у-умо, – тянет он, чуть наклоняясь к валяющемуся у его ног сенбернару. Комната подпрыгивает и опасно кренится. – Хороший мальчик, Сумо. – Не лезь к собаке, – произносит суровый голос за спиной, и Коннор расплывается в довольной, почти масляной улыбке. Хэнк. Боже мой, он дома у Хэнка. И тот сам его привел. Коннор едва не пищит от восторга. – Мистер Андерсон, – счастливо произносит Коннор, запрокидывая голову назад, – мистер Андерсон, спасибо. Спасибо Вам огромное, мистер Андерсон. Я… – Господи, – обреченно произносит Хэнк, растирая лицо рукой, – сколько же ты выжрал, что тебя так разнесло? Или ты вообще не пьешь? Коннор радостно замотал головой, едва подавив порыв икнуть. – Не пью, – подтвердил он, – вообще. Почти. А еще я не спал. Давно. Хэнк вскидывает на него заинтересованный взгляд. – А чем же ты тогда занимался? Челюсть Коннора захлопывается с громким «клац», и он задорно трясет головой, тут же в наказание схлопотав спазм в желудке. – Я… много читаю. – Выкручивается он. – И слушаю. Всякое. Но легально. – А можно что-то слушать нелегально? – Конечно, – моментально поддакивает Коннор, краем сознания понимая, что его заносит в опасную степь, – можно воровать музыку. Или книги. Я воровал книги у Ричарда в старших классах, потому что Аманда… Аманда… Коннор на мгновение задумывается, а потом со злостью выплевывает: – Потому что Аманда сука, вот почему, – Морган скрипит зубами, моментально мрачнея. Хэнка, кажется, его перепады настроения веселят. – Аманда – это ваша родственница? – Опекунша, – качает головой Коннор, – когда забрали Патрисию… то есть, мою – нашу – мать, к нам пришла Аманда. Она была как… – он аккуратно подбирает слова, но возбужденное сознание несет по всем колдобинам, – вот как камень в почках. Как заноза под ногтем. Как…как… – Вы не сошлись характерами, – подсказал Хэнк, видя, как паренек захлебывается в эмоциях. Он присел в кресло напротив дивана, с любопытством разглядывая судмедэксперта. Когда тот не спотыкался в словах и не мямлил что-то себе под нос, он был даже неплохим собеседником. Коннор пьяно щелкнул пальцами. – Она тварь, – доверительно сообщил он, чуть понизив голос, – ее отправили к нам из-за Ричарда, потому что Ричард, – Коннор закатил глаза – уникальный. Одаренный. Она учила его соц– сопци– со-ци-али-зироваться, а он ее терпел. Как там… – Морган прикрыл глаза и бесцветным голосом выдал: – Спокойно. Сосчитать до трёх. Вдохнуть. Сосчитать до четырёх. Выдохнуть. Представить дом, каким он был, пока все было в порядке. Сосредоточиться на мелких деталях. Сосчитать ложки. Вилки. Веснушки, – Коннор скривился, смешно высунув язык. – Ричард был сложным и… и… и злобным, но не тупым. А она дрессировала его, как псину. Сволочь. Он замолчал, обиженно надувшись. Хэнк внимательно рассматривал Коннора, внезапно заинтересованный откровениями близнеца. Потом аккуратно придвинулся, складывая руки на коленях. – А тебя она дрессировала? Коннор прыснул, чуть покачнувшись. – Я бездарен, – развел руками он, – из меня ничего не могло выйти. Аманда любила говорить, что я пошел в мать. А Ричард ненавидел мать, – горячо добавил он, – Ричард с самого начала ненавидел все, что нас окружает, но с Амандой он был… продуктивен. Она обещала ему будущее, а еще делала так, чтобы никто его не отвлекал. А я отвлекал. Специально. Поэтому Аманда меня ненавидела. Но я все равно победил. Хэнк удивленно вскинул брови. – Победил? – вкрадчиво уточнил он тем самым голосом, которым успокаивал свидетелей на допросах. Коннор фыркнул. – Она теперь далеко, – кивнул он, – и никогда не сможет вернуться. Она не будет нам мешать. Мы в полиции, выкуси, сука. Никаких талантливых детей, никаких специализированных программ воспитания, никакой, – он скорчил рожу и тоненьким голоском выдал: – Сепарации от созависимых отношений, – еще чуть-чуть, и парень сплюнул бы Хэнку на ковер. Но он сдержался. Скрестил руки на груди и упрямо мотнул головой. Потом шумно выдохнул через нос, силясь унять головокружение. – Она пыталась дать нам фамилию отца, – внезапно добавил он, – говорила, что наша мать была бы рада такому решению. Да что она вообще понимала? Она хотела, чтобы мы стали Доу, – скривился он, – по крайней мере, один из нас точно. Ричарду было все равно, но тогда ему вообще было на все насрать, потому что он по-другому не умел, – а Аманда думала, что понимает его. Думала, что могла понять хоть кого-то из нас. Хэнк придвинулся еще ближе, ощущая, как поджимается нутро. Он будто взял след. – У Аманды репутация, – процедил Коннор, тоже подаваясь вперед. Хэнк мог почувствовать его нетрезвое дыхание. – Она лучшая из лучших. И Ричард должен был стать проектом, понимаете? Доказательством. Мол, сын наркоманки, общественная падаль, сирота – и достигает высот. Нельзя оценивать человека по его происхождению. Верьте в себя. Вот, что бывает, когда воспитанием занимается Аманда Стерн. Но она все равно, – он хмыкнул и глотнул воды из стакана, – проиграла. Хэнк сидел почти вплотную к Коннору. Парень слишком заболтался и ничего не замечал. Еще немного, и их лица окажутся на одном уровне – Андерсон уже сейчас может пересчитать все родинки на лице коронера. – Почему она не вернется, Коннор? – тихо уточнил Хэнк. Тот вскинул дерзкие, веселые глаза. – Потому что, – он облизывает губы, – если она вернется, все узнают, что Аманда Стерн проебалась. Коннор слишком перевозбужден, чтобы понять, что внимательный взгляд Хэнка его буквально сканирует. Он не видит, как цепко и профессионально лейтенант вытягивает из него информацию, не чувствует, что находится буквально на допросе, – он откидывается на подушках и широко расставляет ноги, лениво потягиваясь. Коннору давно не было так легко с кем-то разговаривать. Даже с Ричардом. Он пьян, открыт, весел. Он в безопасности. Потому что это Хэнк. Потому что он в доме Хэнка. Потому что все то дерьмо, которое происходит с ним последнюю неделю, совершенно ничтожно, когда рядом Хэнк. «Почему мы пошли в полицию, Коннор?». Да блять. Коннор на автомате тянется почесать ладонь, и внезапно понимает, что повязки нет. Расплывающийся по бокам мир медленно фокусируется. Вокруг воспаленной раны образовалась корка, засохшая кровь противно прилипла к коже, и он уже хочет вытереть руку о штанину, но Хэнк – Хэнк – перехватывает ладонь и внимательно осматривает расчес. – Ты солгал, – говорит он, – это не порез. Ты скоблишься как блохастая псина, верно? Морган хихикает, медленно уплывая от ощущения громадной теплой ладони, держащей его собственную руку. И когда лейтенант успел сесть там близко? Коннор бессовестно заглядывает в пронзительные голубые глаза. – Да, – выдыхает он, – солгал. Простите, Хэнк. Андерсон невероятно большой. И теплый. У него крупные, будто выдолбленные из монолита скалы черты лица, резкая мимика, серьезный взгляд. У него нет морщинок вокруг глаз – редко улыбается. Он не добродушный медведь. Он хищник. Коннора ведет так, что он едва не заваливается. – Сиди ровно, – сурово говорит Хэнк, – я обработаю твою руку. Ты посещаешь мозгоправа? Коннор мотает головой так резко, что у него темнеет в глазах. Когда он приходит в себя, Хэнк уже возвращается из ванной с бинтом и бутылкой виски. – Нет антисептика, – поясняет он, – обработаем походным методом. И только попробуй сделать хоть глоток!.. – прикрикивает Хэнк, видимо, что-то прочитав на лице Коннора. Тот дуется. – Я ходил, – бормочет Морган, спустя мгновения прощая свою обиду, – когда мама умерла, нас заставили. Ричард выкрутился, а меня поймали. Как нестабильного. Неспокойного. Они говорили, что я потенциальный… – он задумался, – клуб двадцать семь или что-то такое. Хэнк на мгновение замер, новыми глазами оценивая выглядывающие из-под рубашки Коннора татуировки. – Ты набил «рукава» после смерти матери? – поинтересовался он. Коннор фыркнул. – До, – ответил он, – Аманда чуть не лопнула от злости. Сказала, что я конченый. Неуправляемый. Девиант. Хэнк против воли хмыкнул. Картинка в его голове постепенно складывалась. Но он разумно держал все при себе. Андерсон откупорил бутылку и плеснул немного алкоголя на рану, стирая куском бинта засохшую кровь. Он пытался действовать осторожно, хотя прекрасно понимал, что его загрубевшие пальцы проходятся прямо по живому мясу. Но парень в его руках неожиданно дернулся и подался вперед, едва ли не опуская свою голову на плечо лейтенанта. Полуприкрытые глаза Коннора туманно блестели. – Я себя так странно чувствую, – доверчиво и как-то беззащитно сообщил он, – у Вас такой теплый дом, мистер Андерсон. Хэнк в ответ лишь тяжело вздохнул. Телефон начал разрываться вскоре после того, как окончательно разомлевший Коннор уткнулся лицом Хэнку в плечо и что-то неразборчиво мычал себе под нос. Андерсон помог парню откинуться на спинку дивана – тот сонно заморгал – и взял трубку. Разговор длился не больше четырех минут, из которых Хэнк понял, что с младшим Морганом все в порядке (не считая предынфарктного состояния): он тусуется на пару с Ридом в участке и уже намылил лыжи спасать своего брата из самых злачных мест Детройта. Голосок у Ричарда подрагивал, и Хэнк не мог сдержать свою пакостную натуру, когда напоследок добавил: – Надеюсь, у тебя есть веское оправдание, почему твой брат пытается пережить последствия самой своей ужасной ночи на моем диване. В ответ ему что-то неразборчиво гаркнули. Когда Хэнк повернулся, Морган спрятал лицо в ладонях, с силой растирая кожу. Выглядел он помятым и растерянным, как будто не до конца понимающим, где он. Андерсону стало неловко. – Так, парень, – выдохнул он, ероша волосы на голове, – сейчас за тобой приедет братец, и ты бы хоть умылся, что ли, а то еще и его откачивать от твоего вида придется. Помочь тебе? – Нет, – Коннор мотнул головой. Встал, пошатнулся, выпрямился. – Я воспользуюсь ванной. – Смотри мне, – прикрикнул ему вслед Хэнк, – если станет плохо, зови, не стесняйся. Коннор что-то пробулькал и пошкандыбал в ванную, по пути споткнувшись о Сумо. Пес обиженно вскинулся и забил хвостом, не понимая, почему его весь вечер игнорируют. Коннор, дойдя до уборной, с силой дернул дверь и ввалился внутрь. Хэнк потрепал лохматую голову собаки и, услышав характерные звуки проливающейся на пол воды, бросил на питомца выразительный взгляд. – Вот печенками чую, что лезу, куда не надо, – сообщил он псу и пошел вслед за судмедэкспертом. Тот стоял, вцепившись руками в фаянс раковины и засунув голову под струю холодной воды. Заметив Хэнка, он вскинул макушку и треснулся лбом об кран, выразительно зашипев. Взгляд у него был абсолютно осоловевший, за шиворот текло. Брови Хэнка поползли наверх. – Ты решил утопиться в стоячем положении? – поинтересовался он. – Экспресс-метод? Конннор внезапно расплылся в улыбке, и лицо его стало обворожительным. – Я воняю, – весело сообщил он, – меня Ричард на порог не пустит. А где он? Хэнк неопределенно мотнул плечом. Когда речь зашла о брате коронера, тот заметно оживился. – Где-то шароебится с Гэвином, – ответил Андерсон, краем глаза замечая, как вода начинает наполнять раковину, – видимо, у него с твоим братцем какие-то серьезные шуры-муры намечаются, раз они не отлипают друг от друга. Ты это, воду-то выключи. Морган так и застыл на месте. Вода продолжала течь. Хэнк выразительно вскинул бровь, ожидая реакции. Наконец, челюсть Коннора отвисла. – Че? – выдохнул он, тараща глаза. – Ричард… с Ридом? О чем вы?! Хэнк покачал головой, делая шаг к парню и перекрывая кран. Тот задрал голову и пытался заглянуть лейтенанту прямо в глаза, но росточку не хватало. Хэнк положил руку на плечо судмеда. – На твоего брата и Рида уже сделано шесть ставок, – доверительно сообщил он Коннору, – даже Фаулер раскошелился. Они либо убьют друг друга, либо потрахаются, – и, подумав, добавил: – Я ставил на потрахаться. Мгновение стояла тишина. На лице Коннора играла вся буря эмоций человека, который впервые выглянул из своей скорлупы и был поражен масштабами окружающего мира. Андерсон его даже пожалел. Но потом парень побледнел, потом покраснел, потом покачнулся – и вцепился Хэнку в плечо. – Нет, – слабо прошептал Морган, – у Ричарда не может быть… коитуса. Он же Ричард. А это – детектив Рид. Ричард никогда… да он даже не интересовался! Если он не может что-то понять, ему это не надо! Он даже целоваться учился на мне! Да он никогда!.. Парень выглядел так, будто сейчас лишиться чувств, и Хэнк аккуратно подтолкнул его к выходу из ванной. Коннор на ходу пытался оглянуться через плечо и убедить лейтенанта, что его брат монах строжайших порядков и блюдет целибат, повышая голос едва ли не до писка, но Хэнку было как-то насрать: больше он заботился о том, чтобы судмед не свернул себе шею. – Да понял я, что Ричард девственник! – рявкнул Андерсон, толкая Коннора на диван. Тот рухнул на подушки как подкошенный. – Вот только знать я этого не хотел, уж извини! – Нет, у него был… секс, – внезапно ляпнул Коннор, – но не такой как… не книжный. Там было… – Хватит, – твердо прервал его Хэнк, – я ничего не желаю об этом знать, ни о тебе, ни о твоем брате. Хоть оближите друг друга с головы до ног – меня это не касается. Коннор замер. – Что? – тихо переспросил он. – Я… и Ричард? Вы серьезно?! Хэнк на мгновение замялся. – На это сделано четыре ставки, – признался он, но было уже поздно: лицо Моргана покраснело от напряжения и он возмущенно засопел, вскидываясь, как дикий зверек. – Да я никогда не лягу под собственного брата! – завопил он, подскакивая на ноги. Его язык слегка заплетался. – Я дрочил, дрочу и дрочить буду только на одного человека, и это никак не Ричард! Как вы вообще могли подумать о таком, когда я, я!.. Коннора нервно передернуло, он с силой шкрябнул по перебинтованной руке (Хэнк поморщился) и закусил губу, видимо, поняв, что сболтнул лишнего. Хэнк осторожно опустился в кресло, не сводя настороженного взгляда с взмыленного коронера. – Хорошо, ты у нас однолюб, – мягко согласился Андерсон, надеясь загасить вспышку, – но твой брат взрослый человек со своей головой на плечах. Какая тебе разница, с кем он спит? На лице Коннора застыло болезненное, потерянное выражение. – Я не… я не понимаю, – почти отчаянно выпалил он, – почему все так помешаны на… на этих взаимоотношениях?! Затащить друг друга в постель, командовать, ревновать, постоянно ссориться, – зачем? Можно же… можно же по-другому, да и вообще!... Он свалился обратно на подушки и устремил такой несчастный взгляд в пустоту, что у Хэнка засосало под ложечкой. – Парень, – негромко сказал он, – тебе давно пора покинуть свой безопасный мирок и выйти к людям. Во всех этих страданиях и сложностях и заключается вся прелесть человеческих отношений, – Хэнк вспомнил жену, поморщился, а потом с теплотой подумал о сыне, – и хоть периодически получается какое-то дерьмо, без него наша жизнь не была бы настоящей и настолько… прекрасной. Коннор икнул и спрятал лицо в ладонях. Хэнк подумал, что философских разговоров ему тут только не хватало. – Так, – сказал он, растирая ладони, – лучше расскажи мне, что произошло вчера в морге. Не тошнит? – добавил он, заметив, как побледнел Коннор на своем месте. Тот медленно покачал головой. – Он лопнул, – одними губами выдавил из себя Морган, – потому что в его крови был тириум. Тириум реагирует с аудионаркотиками. Но нужен фа-фактор-резонанс. Хэнк нахмурился, подбираясь. Что-то похожее он и надеялся услышать. – Но вы же ставили опыты на этом тириуме, или как его там, и до этого. Что поменялось? Коннор гулко сглотнул и растер покрывшийся испариной лоб. – Тириум был смешан с кровью, – сказал он, поднимая несчастные глаза на лейтенанта, – он как-то попал в самого Маилза. Либо тот его принимал, либо колол, я не знаю. Но он среагировал, и среагировал не так, как на двух первых жертвах, – но так, как среагировал на Мэлроу. Лопнул. Как шарик. – Значит, что-то общее есть, – резюмировал Хэнк. Бледный вид парнишки ему совсем не понравился. – Тише, Коннор, успокойся. Я больше не буду спрашивать, пока сам не будешь готов рассказать. Порядок? Морган устало прикрыл глаза и глубоко вздохнул. – Да, – пробормотал он, – просто… много всего. Снаружи раздался визг шин, ругань и нетерпеливый звонок в дверь. Коннор вздрогнул и бросил страдальческий взгляд на Хэнка. Тот покачал головой. Коннор вздохнул и, как Андерсон понял, отчаянно попытался протрезветь за те пятнадцать секунд, что у него остались до встречи с братом. Хэнк пошел открывать. Ричард, застывший на пороге, смерил Хэнка презрительным взглядом и сухо спросил: – Где Коннор? Андерсона передернуло. – Для начала, детектив Морган, добрый вечер, – раздраженно начал он, – во-вторых, спасибо, мистер Андерсон, что не дали упечь моего брата в вытрезвитель, когда он дебоширил на барной улице города, пока я прохлаждался неизвестно где. В-третьих, извините, мистер Андерсон, что Вам пришлось исполнять функцию сиделки для упившегося в ноль сопляка, у которого явно едет крыша на нервной почве! Ну, с чего начнешь? Ричард скрипнул зубами. – Мне надо увидеть брата, – процедил он. Из-за его плеча выглядывал Рид. – Я обязательно поблагодарю Вас должным образом, когда смогу убедиться, что Коннору ничего не угрожает. Хэнк фыркнул. – Да что ему будет-то, – сказал он, – подумаешь, перепил. Хотя, – Хэнк театрально постучал пальцем по губе, – до этого по нему размазало труп наркомана, так что я бы не исключал фактора легкого стресса, так, чисто для профилактики. А вообще-то, ему давно пора сидеть на фенозепаме, и ты это без меня прекрасно знаешь. Ричарда передернуло. Он сжал кулаки. Вмешался Гэвин. – Хэнк, кончай, – втиснулся он между лейтенантом и детективом, – где мелкий? – Я не «мелкий», детектив Рид, соблюдайте суб- субординацию, – раздался нетвердый голос за спиной Хэнка. Тот аж дернулся от неожиданности. Коннор стоял у дверей в гостиную, привалившись к косяку, и устало разглядывал брата. Только сейчас Хэнк обратил внимание, как он выглядит: осунувшийся, помятый, с мокрой головой и плывущим взглядом, Коннор явно не производил впечатление человека, у которого все в порядке. Ричард, кажется, подумал о том же самом. Он шагнул в прихожую. – Коннор… На миг Хэнку показалось, что кто-то из братьев сейчас рванет вперед, дотронется до другого, тихо что-то скажет близнецу прямо в лицо, – он столько раз видел, как Морганы взаимодействуют, что даже начинал верить во всю эту лабуду про связь и узы, – но Коннор остался стоять на месте, отрешенно разглядывая брата, а Ричард лишь сжал кулаки. Тишина была напряженной. – Ты в порядке? – бесцветно спросил Коннор, пьяно растягивая слова. Ричард удивленно заморгал, и Хэнк вдруг понял, что тот, наверное, впервые видит своего близнеца настолько нетрезвым. – Да, – ответил младший Морган через мгновение, – со мной все хорошо. А ты… Но закончить он не успел: Коннор вдруг громко выдохнул, облокотился на косяк и, прикрыв глаза, пробормотал: – Забери меня домой, я, кажется, все. Ричард буквально прыгнул вперед, перекинул руку брата через плечо и подхватил его вес, не давая сползти на пол. Коннор устало мотнул головой и сморщился, когда Ричард медленно пошел к дверям; напоследок он нашел своим плывущим взглядом Хэнка и благодарно ему улыбнулся, а потом скрылся на улице. Рид, про которого Ричард моментально забыл, поежился: – Ну и вечерок, – он пошарил по карманам в поисках сигарет, – у тебя не найдется? Хэнк молча покачал головой. Увиденная улыбка застыла перед его внутренним взором. Гэвин замялся. – Придется тебе меня потерпеть, пока не придет такси, – он усмехнулся. Рид выглядел на удивление спокойным и собранным, словно последние сутки шикарно отдыхал. Хэнк ему даже позавидовал. – Ну, что компрометирующего мелкий успел тебе рассказать? Андерсон дернулся, как от тычка. – Тебе знакомо имя Аманды Стерн? – спросил он неожиданно даже для себя, продолжая буравить взглядом темную улицу. Гэвин выгнул бровь. – Что-то слышал, – сказал Рид, пару минут подумав, – а, это та тетеха, которая воспитывала близняшек, когда их маман откинулась. Или я путаю? – Надо проверить ее, – задумчиво сказал Хэнк, игнорируя вопрос коллеги, – странно все это. Сидящие на аудионаркотиках не попадают в лечебницы, если на них не доносят; более того, на аудионаркотиках невозможно умереть от передоза. Что-то тут не сходится. Гэвин, внимательно разглядывающий Хэнка, вдруг подался вперед. – А ты уверен, что хочешь копать? – совершенно серьезно спросил он. – Вдруг всплывет, что эта дурная сказка про жуткое чудовище и несчастную красную шапочку на самом деле фарс чистой воды? Об этом думал? Хэнк медленно повернулся к коллеге. – Я думаю, – сказал он, глядя, как на улицу заворачивает такси, – что у этой сказки очень уж много переменных. И что чудовище у нас совсем не тот, на кого мы думаем. Гэвин нахмурился. – А что, есть иные варианты? Хэнк криво усмехнулся. – Машина, работающая хоть и по беспощадному, но алгоритму – это не страшно, – он взглянул в ночь и вспомнил внимательные, вечно настороженные глаза, – а вот девианты гораздо страшнее.