Ричард старается не шуметь. Он передвигается на цыпочках и дышит через раз. Он не заваривает кофе, не включает телевизор, даже душ принимает холодный, не рискуя включать бойлер. Он моргает вдвое тише, чем обычно. Он поставил телефон на беззвучный. Он опоздал на работу на несколько часов.
Словом, он не издает
ни звука.
И все равно Коннор просыпается с настроением
убивать.
Ричард с порога комнаты наблюдает, как брат с трудом садится на кровати и какое-то время смотрит в пустоту, растерянно озираясь, а потом, с шипением схватившись за голову, падает обратно на подушки и пытается скоропостижно скончаться. Ричард заботливо подносит к тумбочке стакан с холодной водой, и Коннор зыркает на него из-под полуприкрытых век; потом, с кряхтением дотянувшись до бокала, он залпом его осушает – Ричард наблюдает, как нервно ходит кадык брата, – и прикладывает холодное стекло к виску, со стоном прикрывая глаза.
Ричард аккуратно присаживается на край кровати.
– Как ты?
Коннор хнычет и прячет лицо в ладонях, морщась от яркого света и головной боли.
Ричард неотрывно смотрит на брата. Что-то встает у него в горле. Он осторожно приглаживает растрепанные волосы близнеца и тянется к нему, с облегчением обнаружив, что Коннор, хоть и ворча, но подставляется под прикосновения.
Ричард чувствует их узы; вчерашнее ощущение пустоты все еще отзывается в нем первобытным ужасом.
Только с Коннором ему… нормально. Другие люди раздражают.
Не все.
Лжец.
– Как мы добрались домой? – хрипит тем временем Коннор, приоткрывая один глаз. – Я вообще ничего не помню.
– Ты был у Андерсона, – отвечает Ричард, – мы взяли такси и доехали. Я помог тебе раздеться и уложил тебя. Собственно, все.
– Мы… о чем-нибудь говорили?
Ричард поджимает губы. Вчерашняя тревога поднимает в нем свою змеиную голову.
Его близнец молчал весь вечер, полностью от него закрывшись. Ни звука. Ни слова. Ни взгляда. Глухая кирпичная стена.
Даже после смерти Патрисии Ричард не ощущал такую пропасть между ними.
– Ни о чем серьезном, – качает головой он, – ты был немного не в состоянии разговаривать.
Коннор тяжело вздыхает. Его осунувшееся лицо покрыто бисеринками пота. Ричард терпеливо ждет.
Ему впервые так неуютно.
Наконец, брат открывает рот.
– Рич, – тихо начинает он, – прости меня.
Ричард судорожно выдыхает, касаясь чужой руки кончиками пальцев.
– Коннор, – говорит он с жаром, – я мудак. Меня не было рядом, когда я тебе был нужен. Это ты меня прости.
Брат хмыкает, ведя плечом.
– Я даже не уверен, что злюсь на тебя, – признается он, – произошло так много всего, что я даже как-то не успел отсечь, кто я и где. Ты был занят чем-то важным?
Ричард
замирает.
Были ли его ночные приключения важны, если сравнивать с братом? Конечно, нет.
Но почему у него будто язык к нёбу присох?
– Типа того, – давит из себя, наконец, младший Морган, отводя глаза, – я… я думаю, что я… наверное… я больше тебя не оставлю, – выпаливает он, когда взгляд Коннора, все еще слегка мутный, останавливается на его лице.
Брат выглядит слишком… отрешенным. Ричарду не по себе.
– Я сам виноват, – говорит Коннор через мгновение, – мне следовало найти тебя, а я пошел… развлекаться. Хорошо, что лейтенант Андерсон присмотрел за мной, – добавляет он после небольшой паузы.
Ричард понимает, что что-то не так. Они что-то недоговаривают. Обходят стороной какие-то важные, острые моменты. Не лгут, но… очень близки к этому. Ричард все понимает, но ему не хватает опыта в человеческих взаимоотношениях, не хватает эмпатии, не хватает социальных навыков; он все понимает, но не знает, как себя вести.
И оттого, что ему не поговорить
с Коннором, ему еще хуже.
Он кладет ладонь на плечо брата и с силой сжимает. Очертания знакомого тела, его запах, его тепло – все такое привычное и вечное, незыблемое.
Коннор рядом.
– Ты всегда можешь рассказать мне все, что ты захочешь, – почти с надрывом говорит Ричард, – помнишь об этом?
– Да, – слабо улыбается Коннор, – у нас с тобой нет секретов. Я тебе доверяю.
Ричард отчаянно хочет в это верить, отчаянно хочет, чтобы все было как раньше – только они вдвоем против всего мира, только он и брат, и всегда вместе: в участке, в Полицейской Академии, в школе, в детском саду, в одном доме, в одной утробе, – только он и Коннор, и больше никого.
Ричард верит. Должен верить. И будет верить.
Но.
Но, во-первых, он не может заставить себя рассказать брату все. Об адреналине, о скорости, об ощущении свободы за плечами. Не может – или не хочет. Это было что-то его, только для него и для Рида. Он был свободен. Он был безумен. Ему было хорошо.
На Ричарде всегда лежала ответственность. За себя. За свое будущее. За дом. За мать. За Коннора.
Он всегда был должен: матери-наркоманке; брату-неврастенику; опекунше, которой стремился доказать, что вкладывать в него ресурсы – хороший бизнес-план; государству, на которое работал; даже собственным напарникам.
Да ебитесь вы через забор.
А во-вторых, утренняя находка лежала у него в кармане.
Ему было плохо. Ему было больно. Ему было страшно. Но он был обязан спросить.
И кто вообще потянул его заглянуть под унитаз?
– Коннор, – Ричард смотрит куда угодно: в окно, на одеяло, на бледные руки брата, прикрытые пижамой с длинными рукавами (Коннор их любил), – что это?
И он достает плеер.
Небольшой тёмный плеер с крошечным белым крестом. Модель WG34816, диапазон от сорока до восьмидесяти Герц, производство — Китай. Наркотик, записанный на нём, имеет синтетический отзвук и глухое звучание. Проще говоря, дешёвая дрянь.
Которая находилась в их доме. В их ванной. В их, детей наркоманки, среде обитания.
Ричард тщетно пытался подготовиться. Ричард полчаса утром стоял на улице, на морозе, дыша полной грудью и глуша тупые спазмы в груди. Ричард, кажется, окаменел от ужаса.
Он поднял глаза на брата.
Тот не дышал. Был бледным. На лбу выступил пот.
– Блять, – одними губами прошептал Коннор, – я спер его из морга.
И волна облегчения выбила из Ричарда слезы.
Ну конечно, Коннор не стал бы. Конечно, это дурацкое совпадение. Как он вообще мог подумать на брата? Коннор был там, Коннор жил в том доме: среди дерьма, холода и почти что голода. Коннор мыл ту женщину, прибирал за ней, иногда защищал ее, – и хоть Ричард никогда не понимал какой-то фанатичной привязанности близнеца к их матери, Коннор бы никогда не пошел по ее дороге.
Ричард знал, почему его брат носит длинные рукава. Чертова старшая школа.
Это ведь он не доглядел. В этом есть и его вина. Он надеялся искупить ее, когда дал наводки психиатру на брата после смерти матери, но только сделал хуже. Если бы Аманда знала об его поступке, она бы разочаровалась в нем.
Иногда ему… нужен совет.
Ричард кашлянул.
– Ты вынес улику с места преступления, – он скривил рот в подобии улыбке, – о чем ты думал?
Коннор возмущенно зашипел, на секунду забыв про головную боль:
– Я, по-твоему, вообще о чем-то думал, с ног до головы обляпанный кишками?! – И снова эта вспышка. Обычно мягкий и покладистый близнец в последнее время был каким-то… ершистым. Это напрягало.
И, хотя про это тоже следовало бы спросить – и про еще очень, очень многое, – Ричард был почти уверен, что брат будет все отрицать.
С тех пор, как его перевели на седьмой участок, что-то в его жизни неуловимо менялось. Словно ветер на коже: чувствуешь, а поймать не можешь.
Ричард, честно говоря, перемены не любил.
Он скрестил руки на груди.
– Мне надо в участок, – сказал младший Морган, слегка отстраняясь, – без меня Андерсон и Рид будут отлынивать от своих прямых обязанностей и работать не в полную силу, – Коннор закатил глаза, явно собираясь что-то добавить, но промолчал. – Кстати, об Андерсоне.
Брат внезапно дернулся. Ричард вскинул бровь, но комментировать не стал.
– Я испортил ему подъездную дорожку, – стыдливо признался Коннор, потирая затылок, – он надо мной до конца жизни издеваться будет.
– Он проявил себя как сознательный человек, не дав тебе угодить в беду, – сухо уточнил Ричард, – никакой сверхблагодарности он не заслуживает. Любой на его месте обязан был поступить так же, – он немного помолчал. – Та женщина, миссис Манфред, была с тобой?
Коннор кивнул, громко выдыхая через нос.
– Ее забрал муж, – пояснил он, – она моя коллега. Мы вместе были там, в морге, когда Маилз… того.
Ричард поджал губы.
– Я не думаю, что это была правильно: смешивать личное с рабочим, – произнес он, покачивая головой, – теперь вы оба под особым надзором капитана Фаулера, хотя он почему-то считает, что ваш рейд был твоей идеей.
– А ты с ним не согласен? – улыбнулся уголками рта Коннор.
Хитрое выражение его лица позабавило Ричарда.
– Ты слишком благоразумен, но легко поддаешься на провокации, – сказал младший Морган, борясь с желанием щелкнуть брата по носу, – плохие компании всегда притягивали тебя, как магнит. Так что, думаю, миссис Манфред неплохо с тобой развлеклась, но я ни за что не поверю, что ты по доброй воле швырялся в патрульного пепельницами. Так ведь?
Коннор сверкнул глазами, но промолчал. Ричард приписал себе маленькую победу.
– В любом случае, – сказал Ричард, потягиваясь, – мне уже пора. Я…
– Я с тобой, – выпалил вдруг брат и с кряхтением сполз с кровати. Его пошатнуло. – Ах, сука…
Пару минут Ричард молча разглядывал мельтешащего по комнате Коннора, неловко влезающего в штаны. Выглядел близнец, мягко говоря, помято.
– Ты уверен? – скептично уточнил Ричард, когда брат накинул его – выходную, между прочим! – рубашку поверх найденной майки.
Коннор пожал плечами.
– Во-первых, я еще не до конца протрезвел, а уснуть больше не смогу, – приглаживая волосы пятерней, сказал он, – во-вторых, мне все равно писать объяснительную. В-третьих, – он покосился на плеер, – чем быстрее я верну его на место, тем лучше будет для всех.
Ричард кивнул. Пропажу плеера обнаружат скоро, и чем внятнее он сможет объяснить, почему тот оказался у его брата – шок, дезориентация, прострация, действия на рефлексах, – тем быстрее они оставят эту историю позади.
Ричард вздохнул. Попробовать стоило.
– Коннор, – начал он, – может, после случившегося, стоит все-таки сходить…
– Нет, – отрезал старший брат так жестко, что у Ричарда мурашки по спине пробежались, – я в полном порядке. Мы говорили об этом, Рич. Пока не случилось ничего критичного, я не пойду к мозгоправу по доброй воле. Не обсуждается.
– Коннор, – придал голосу твердости Ричард, – не каждый день у тебя в руках взрываются трупы. Это определенно повлияло на тебя, и сейчас, когда ситуация очень напряженная, мы не можем…
– Хватит, – перебил его Коннор, сверкнул глазами, – я привык к мерзости, Ричард. К утопленникам, гнильцам, наркоманам, проституткам и прочей швали. Ничего страшного со мной от того, что я слегка… перемазался, не случится. Если я почувствую, что что-то не так, я тебе скажу, – он слегка улыбнулся и тут же добавил:
– Но к психологу иди сам, без меня. И точка.
Ричард с трудом поборол желание закатить глаза. Он знал, что брат не любит психологов, психиатров и, почему-то, криминалистов. Знал – и смирился. У Коннора были на то причины, но поднимать каждый раз болезненную тему их семнадцати лет не хотелось.
Один раз они об этом разговаривали, и с тех пор вряд ли что-то поменялось. Надо же, вспомнил: их единственная крупная ссора.
Сам Ричард вопрос затащить себя к мозгоправу никогда не рассматривал.
Брат тем временем собрался – выглядел он слегка опухшим и растрепанным – и уверенно направился к выходу. На ходу вызвав такси, Ричард поспешил за ним.
Вдруг он вспомнил детектива Рида.
– Ты смог бы манипулировать мной? – брякнул он не подумав.
Близнец, переступающий через порог, аж споткнулся.
– Зачем мне это? – вытаращился он на Ричарда.
Тот пожал плечами, поджимая губы.
– Вот я тоже думаю, что не смог. И не стал бы.
***
Гэвин заваривал уже третью чашку кофе и ежесекундно желал умереть.
Желание не сбылось.
Рид тяжело вздохнул. Сегодня был знаменательный день: он пришел на работу первым. К двенадцати дня, но пришел. Героически дополз, поправил он себя. Ему было уже не двадцать и даже не тридцать, чтобы так нервничать. А нервничать приходилось много. Эх, поскорее бы на пенсию.
Фаулер, бросив страдальческий взгляд на их пустующие столы, – Гэвин как раз отошел за второй чашкой кофе – закатил глаза и молча впаял каждому выговор в личное дело. Без криков. Без причитаний. С толикой смирения.
Гэвин, у которого на рабочем столе высветилось письмо от начальника (а он, между прочим, даже включил экран монитора, что уже можно было назвать подвигом), отсалютовал Фаулеру в аквариум своим кофе, развалился на кресле и закинул ноги на стол, сладко постанывая. Башка трещала. Давление, чтоб его.
Старый пердун, очевидно, решивший, что больше не сможет выносить этот драматичный детский сад у себя под носом, на горизонте не показывался; сраный чайник – тоже, видимо, выхаживая своего многострадального братца. Гэвин на миг представил зеленую рожу Коннора, мученически закатывающего глаза, и захихикал: наверняка бедолага сейчас готов на крови поклясться, что никогда больше не будет пить.
А Ричард прыгает вокруг него как наседка, со своим каменным еблищем. Вот помощничек-то.
Наверное, следовало бы заняться работой, но у Гэвина было слишком ленивое настроение: он прокручивал в голове события последних дней и тихонько рисовал себе картинку, которую потом сможет с упоением разглядывать бессонными ночами.
Старик Андерсон, вроде как нехило поплывший после развода и внутрисемейных разборок, снова в строю: любо-дорого смотреть. Ходит, командует, стебет, прямо как в лучшие деньки. Гэвин подозревал, что Хэнк прикладывается к бутылке, но глубоко не копал: это было совершенно не его дело. Не то чтобы он недолюбливал лейтенанта – хотя мудаком его считал еще тем – просто Гэвин в свое время четко усвоил урок: следи за своей жизнью и не лезь к другим. И будет тебе счастье.
И вот тут находила коса на камень: гребаные братья Морганы.
Старший, с виду человечный, явно имел за пазухой несколько грязных секретов. Гэвин видел его со стороны: умный, наблюдательный, осторожный. Нервный. И прекрасно способный вить из младшего километровые веревки, вот тут Рид мог поклясться чем угодно.
Но – повторим для закрепления – не его дело. Разбирайтесь сами.
Ричард же Морган был… интересным. Эмоционально зажатым, хмурым, не особо любящим социальные контакты – но интересным. Рид не мог сказать, чем именно привлек его парень, но медленно превращать его в человека – живого, хоть и вспыльчивого, человека – было весело. Давать выпустить пар, почувствовать адреналин, вдохнуть полной грудью, – Рид видел, как разгорались глаза Ричарда, когда эмоции пробивали его стальную защиту.
Тогда, после гонки, Гэвин впервые подумал, что Ричард нормальный. Хороший парень, да, с закидонами, но, вообще-то, надежный и решительный. Располагающий. Возможно, из него еще не поздно что-то слепить. Возможно, им даже удастся понять друг друга и действительно сработаться.
А на задницу Ричарда он поглядывает просто так, из спортивного интереса.
Роскошная, между прочим, задница.
Гэвин лениво потянулся, сделал глоток кофе и открыл новостную ленту, чисто для проформы бегло ее листая. Сделал второй глоток – и подавился, едва не выплевывая кофе на монитор.
На него смотрели мрачный Андерсон, младший Морган и он сам, выходящие из дома Мэрлоу и о чем-то переговаривающиеся. Снимок был сделан исподтишка: правый его край закрывало крыло машины, но разглядеть лица всех троих было достаточно просто. Под снимком шла статья на две страницы, и, как вишенка на торте, кричащий заголовок: «
ТО, ЧТО СКРЫВАЕТ ПОЛИЦИЯ ДЕТРОЙТА».
Гэвин выругался сквозь сжатые зубы. Только журналистов им всем не хватало.
Рид вскинул глаза и столкнулся взглядом с Ричардом, как раз заходящим в участок. Прямой и строгий, одетый в темную водолазку и джинсы, Ричард с знакомым постным выражением лица гордо лавировал между столами, сухо кивая на приветственные оклики. В спину ему кто-то свистнул: сам мистер
Я-Не-Опаздываю-На-Работу-В-Отличие-От-ИмяВставить приперся в участок к полудню. Ричард едва заметно дернул бровью.
За ним, как утенок за уткой, плелся позевывающий Коннор, все еще выглядящий слегка одурело. На него тоже оглядывались: слухи в участке расходились быстро.
Ричард остановился около их столов и вперил в Гэвина хмурый взгляд. Он был раздражен, и понял это Рид совершенно для себя неожиданно: каким-то образом он научился читать в изгибе плеч, идеальной осанке и тонких бровях настроение младшего Моргана, который всеми силами корчил из себя саму невозмутимость.
Его брат, едва удостоив Рида взглядом, прошел мимо и устремился к кулеру, выглядя глубоко озабоченным внутренними ощущениями. Гэвин проводил его глазами, в который раз поражаясь, насколько близнецы непохожи.
– Добрый день, детектив, – обронил Ричард, медленно опускаясь в кресло, – есть какое-то продвижение по делу?
Гэвин цокнул, разворачивая монитор к Моргану.
– У нас проблемы, робокоп. Крыса сливает информацию.
Ричард свел брови. Его глаза быстро забегали по строчкам, желваки заходили. Гэвин нервно выдохнул, прикидывая, видел ли Фаулер утренние новости.
– Это невозможно, – сказал Морган, дочитав, – насколько мне известно, в брифинге для журналистов подробности нашего дела не разглашались. Откуда они могли узнать про количество жертв и про характер травм?
– Не знаю, – ответил Гэвин, медленно осознавая масштаб лужи, в которую они сели, – но, если ты заметил, по нам всем нехерово прошлись. Особенно досталось Андерсону.
– Из-за его звания, – кивнул Ричард, – они ставят под вопрос нашу компетентность и заинтересованность в раскрытии убийств. Но это бред, детектив. Капитан Фаулер обязан дать опровержение. Подобные материалы способны посеять панику среди жителей города.
Гэвин откинулся на кресле, прикрывая глаза.
– Ты видел, кто это написал?
Ричард рассеянно моргнул. А потом лицо его дернулось.
Фамилия
Манфред не нравилась ему с каждым днем все больше и больше.
***
Хэнк обнаглел в край.
Зайти с домашнего – доисторического – ноутбука на сервер полицейского департамента было практически преступлением. Но Хэнку было насрать.
Любопытство подняло его с постели в семь утра. Пока был запал, надо было действовать.
И его труды вознаградились.
Экран ноутбука мигнул, настраиваясь на видеозвонок. Сумо, валяющийся рядом, тяжело вздохнул. Хэнк потрепал его по голове. Собака бросила на него ленивый взгляд и растянулась на полу.
Экран мигнул еще раз. Немолодая темнокожая женщина с мрачным взглядом и строгим лицом уставилась прямо в камеру.
Хэнк кашлянул.
– Мое имя лейтенант Андерсон, полиция Детройта, – представился он. – Могу я задать пару вопросов о Вашей деятельности и Ваших подопечных,
миссис Стерн?
