Poli-Am.

Растерянность не была базовым состоянием Ричарда. С толку его могло сбить не так много вещей, лидирующую позицию в этом списке занимал, конечно же, Коннор. Своим «нет, паука нельзя убивать, он же живой!» он вгонял Ричарда в первобытный ступор, выходить из которого приходилось буквально с помощью шоковой терапии; обеспечивал ее, кстати, тоже чаще всего Коннор. Вот и сейчас брат с очередным «я посмотрел «Отчаянных домохозяек» и решил учить испанский ради Габи» был бы очень кстати. Наверное, это был второй раз в жизни, когда Ричард не знал, что делать. Точнее, знал: нужно раскрывать дело, вот только уже двадцать минут он медленно крутился на кресле и не мог сфокусировать взгляд на чем-то конкретном, потому что в голове у него было абсолютное ничего. Ричард был… хорошим полицейским. Так говорил Коннор. Так считал он сам. Получается, они оба ошибались? Как они вообще могли ошибаться в чем-то вдвоем? Если один ошибался, второй поправлял. Так было всегда. Впервые за долгое время Ричарду хотелось разговаривать. Открыть рот и сложить звуки в слова; Ричарду хотелось спросить о многом, о гораздо большем, чем он обычно спрашивал. Но кого? Коннора? А если тот снова ошибется? Ричард находился в странном состоянии: он узнавал и не узнавал мир одновременно. Словно кто-то сменил линзу в кинокамере, обновляя затертое изображение. Участок казался знакомым, но в то же время свет будто падал по-другому; раньше он почему-то не задумывался, как гулко и в унисон звучат голоса его коллег: их смех, фырканье, монотонная ругань. Офис будто был живым, дышал и шумел, как настоящий организм, – а Ричард этого не замечал. И, самое главное, не было злости. Привычной, успокаивающей злости. Словно стартер прокручивался, а искры не было. Ричард был растерян. Переведя взгляд на окно, он вдруг осознал, что никогда в своей жизни не смотрел на крыши других зданий: только прямо, окна в окна, буквально насквозь. И как часто он смотрел прямо и вперед, не замечая того, что творится вокруг? Гэвин Рид рядом задумчиво сюрпал кофе, изредка морща нос от горечи. Ричард оглядел и его своим новым взглядом: потертый джемпер, слегка растянутые на коленях джинсы, хорошая осанка, легкая небритость на лице. Все привычное, уже почти не раздражающее. И только когда Гэвин вскинул вопросительный взгляд, Ричард заметил, что болотная радужка его глаз по краям отливает желтовато-янтарным. – Объяснишь, чего вылупился? Манера речи – панибратская, намеренно растянутая, ленивая, – не вызывала больше вспышек гнева. Ричард внезапно осознал, что ему даже как-то спокойнее, что в этом новом и непривычном мире рядом с ним такой старый и привычный Гэвин. – У меня впервые дело зашло в тупик, – проговорил Ричард будто не своим ртом. Слова были неловкими и какими-то объемными, что ли. – Я не знаю, что делать. Где мы ошиблись? Гэвин тяжело вздохнул и взъерошил волосы. Прядь у него на макушке образовывала забавный хохолок, заметил Ричард. – Иногда так бывает, Рик, – сказал Гэвин задумчиво, – что все наши усилия заводят нас в тупик. Выход, конечно, есть всегда, но иногда он оказывается в месте, где его вообще не ждешь. Кто знает, может, этому делу вообще не суждено быть раскрытым. Ричард нахмурился. – Если мы приложим больше усилий… – То что тогда, Ричард? – устало отмахнулся Гэвин. – Ты можешь хоть облизать место преступления, – кстати, слышал, твой брат и не такое вытворяет, – но ни один труп не расскажет тебе, кто и как его убил. Может, они и сами не знали, отчего погибли. – Может, и не знали, – согласился Ричард, все еще хмурясь, – но наша задача узнать и наказать виновного. Не это ли смысл нашей работы? Гэвин смерил его странным взглядом. – Иногда я не понимаю, как в тебе может сочетаться такой непрошибаемый прагматик и пятилетний ребенок. – хмыкнул Рид. – Скажи, отчего ты пошел в полицию? Ричард промолчал, осматривая своим новым взглядом улицу за окном. Осенний ветер раскачивал почти голые деревья. Низкие облака быстро плыли по небу. – Маргарет Мелроу не хотела умирать, – наконец, сказал он, – никто из них, даже Маилз, не хотел. Но теперь мы ничем не можем им помочь, только не допустить новых преступлений. Поэтому мы должны раскрыть это дело, во что бы то ни стало. Рид долго не отводил от его лица оценивающий, внимательный взгляд. Ричард разглядывал его в ответ. Но это тоже было новым, потому что никто из них не стремился победить в этой безмолвной битве: Ричард не мог вспомнить, когда он в последний раз смотрел кому-то в глаза просто потому, что мог. Коннор не считается. Это было похоже на… разговор? Только без неловких и неаккуратных слов. Он не знал, что может так с кем-то еще, кроме близнеца. Почему он не злится? Странный новый мир. Потом Гэвин Рид поджал свои вечно ухмыляющиеся губы. – Значит, раскроем, – хмыкнул он, хлопнув себя по коленям, – эх, вечно у вас, новичков, все на энтузиазме и чувстве справедливости! Хотя я тоже таким был. Ричард оторопел. – Я не новичок, детектив, – поправил он, – мой стаж превышает пять лет. Гэвин совсем по-андерсоновски закатил глаза, и вдруг отчетливо Ричард почувствовал, что однажды и у самого Рида был подобный разговор. Только в другой роли. – Если у тебя дело зашло в тупик первый раз, значит, ты в этом новичок, – безапелляционно заявил Гэвин, допивая кофе до конца одним мощным глотком, – давай-ка лучше прикинем, что и как мы можем еще раз перепроверить. Мозговой штурм? Поковыряемся в бумажках? Или прокатимся с ветерком к бару, где хлопнули Маилза? Ричард глупо – как он понял потом – похлопал глазами. – Думаю, надо согласовать наши действия с лейтенантом Андерсоном и… – начал он было осторожно, но Гэвин лишь громко фыркнул. – Как ты мог заметить, старик штаны не просиживает и уже успел куда-то уструячить под шумок, – Рид почесал щетину, – серьезно, я такого выражения лица у него лет пять не видел: наверное, что-то нащупал. – А делиться не хочет. – Не хочет, – подтвердил Гэвин. Ричард поднялся на ноги. – Мы могли бы еще раз осмотреть крышу, откуда стреляли в Маилза, – предложил он, – конечно, там все уже проверили, но… – Правильно, Рич, – хмыкнул довольный Гэвин, натягивая куртку, – в нашей профессии слово «но» очень полезное. – Это союз. – Ой, завали пиздак, вот обязательно тебе каждый раз–

***

Стреляли в Маилза с крыши давно заброшенного многоэтажного дома, построенного как жилище для профсоюзов. Ричард мягко ступал по коридору. Мелкий мусор хрустел у него под ногами. Типовые квартиры, выбитые двери, изрисованные граффити стены, мусор, шприцы, вонючее тряпье. Идущий рядом Гэвин едва слышно ворчал, морща нос: из углов несло ссаниной. Две гильзы от винтовки были обнаружены на самом последнем этаже, в квартире, от которой даже обоев не осталось. Делать там было решительно нечего: то, что не затоптали криминалисты, смыло дождем через дыры в стенах. Ричард задумчиво осмотрел помещение, прикидывая, где должен был находиться стрелок, чтобы попасть в несущегося по улице человека. Почему Маилза решили убрать таким способом? Почему не зарезать его где-нибудь по-тихому? Или убийца знал, что дилер был информатором Андерсона? У Маилза была мать, престарелая воспитательница детского сада, живущая во Флориде. С единственным сыном она не разговаривала много лет, а узнав об его смерти, лишь горько вздохнула. Но, даже никому не нужный, заслуживал ли Маилз смерти? – Он подсаживал людей на аудионаркотики, – строго сказал самому себе Ричард. Все, что было связано с наркотиками, было непростительно. Нельзя было об этом забывать. Только… мир не черно-белый, хотя он никогда не понимал, что это значит. Конечно, не черно-белый. Но вот добро и зло очень даже однозначны. Гэвин, обернувшийся на его реплику, покрутил пальцем у виска. А затем потянул воздух. – Чуешь? – Однозначно, смердит. – Палью пахнет, Ричард, – скривился Гэвин, – а там, где пахнет палью, там и люди, которые что-то жгут. Они заходили в каждую квартиру на этаже, пока не наткнулись на запертую дверь. Впрочем, Гэвин выбил ее с одного пинка. В полутемной комнате обнаружился маленький костерок: куча чадящего тряпья в пластиковом тазике. В одной оконной раме, ради разнообразия, даже присутствовало стекло, но, подойдя ближе, Ричард понял, что это толстенный слой скотча, криво приклеенный к бетону. Матрас с засаленным одеялом сиротливо валялся в дальнем углу, около него аккуратно стояли потрепанные стопочки книжек: детские энциклопедии и ветеринарные справочники сорокалетней давности. И, хотя на зрение Ричард никогда не жаловался, скрюченную человеческую фигуру на матрасе он разглядел не сразу, – наверное, потому, что наконец-то оказался в долгожданном состоянии шока. Голуби, десятки, сотни голубей бродили по комнате как хозяева, и абсолютно не боялись людей. Кучи корма валялись на полу, и птицы лениво клевали его, гулко курлыкая. Несколько огромных клеток было распахнуто и перевернуто набок. Помет ковром устилал пол. Запах стоял невыносимый. Гэвин громко подавил рвотный рефлекс и уткнулся носом в рукав. Ричарду большого труда стоило сохранить спокойное выражение лица. Скрюченный человек завозился, вскинув голову, и у Ричарда что-то дрогнуло внутри. Лица у бедняги как такового не было. Единственный голубой глаз смотрел на мир чуть придурковато и бесконечно, нездорово оживленно. – Не трогайте… их, – хрипло попросил человек, – они друзья. Ральфа… друзья. Полицейские переглянулись. – Не тронем, – сказал Гэвин, изо всех сил пытаясь не скорчить брезгливую морду, – а… Ральф тут живет? Ральф кивнул и попытался улыбнуться. Выглядело жутко. – Это Ральфа, – он указал на комнату, – и друзей. Друзья приходят кушать и греться. Ральф помогает. Многие… нездоровы. Ральф тоже, – он ткнул себя пальцем в развороченную половину лица. Ричард против воли содрогнулся. – Что случилось? – тихо спросил он. Ральф задумчиво повел плечами. – Ральф был плохой, – произнес он, – Ральф наказан. – Кто… кто наказал Ральфа? Ральф помотал головой и бесконечно грустно вздохнул. – Ральф брал и не возвращал, – ответил он, – Ральф наказан. Так сказали. Но сейчас Ральф хороший. Гэвин едва заметно толкнул Ричарда в бок. – Руки, – шепнул он. На грязной, испещренной шрамами, следами от сигарет и синяками коже отчетливо проступали вздувшиеся вены. Волна отвращения прокатилась по позвоночнику Ричарда и свернулась в животе. Злость забурлила под кожей. Очевидно, что Ральф давно не употреблял, но рефлекс было так просто не задавить. – Ты был здесь два дня назад? – грубее, чем хотел, спросил он. Лицо Гэвина вытянулось. Ральф напуганно сжался. – Ральф был здесь, – пробормотал калека, – Ральф всегда здесь. Еще Ральф ходит мыть пол. И в магазин. – Мыть пол? – переспросил Гэвин. Ральф снова улыбнулся и вытащил из-под кучи тряпья несколько смятых долларов. – Ральф моет пол, – пояснил он, – хозяин дает деньги. Ральф покупает еду. Ральф не вор. Ральф работает. Ральф хороший. Ричард снова стиснул зубы, уже не понимая, на кого злится: на Ральфа, который так счастливо улыбался, на хозяина магазина, который нагло использовал доверчивого калеку, или на себя. Гэвин смерил его неодобрительным взглядом и покачал головой. – Мы полицейские, Ральф, – сказал он абсолютно спокойно, – мы ищем кое-кого. Вспомни, два дня назад ты видел или слышал что-нибудь? Ральф задумчиво постучал пальцем по губе. – Много людей, – сказал он, – часто ходят здесь. Здесь пусто. Ральф тоже здесь бывал, когда был плохим. Здесь много плохих людей. – Ты слышал выстрелы? Голоса? О чем говорят люди? – спросил Ричард, нервно переминаясь с ноги на ногу. Ральф вдруг посмотрел на него со странным выражением изуродованного лица. – Люди слушают сказки, – мягко, как ребенку, объяснил он, – и много плачут. Люди несчастны. Но тогда… – он замялся, – было громко. Приходили плохие, по-другому плохие люди. Они… ругались. Потому что потеряли. – Что? Что потеряли? – нетерпеливо гаркнул Ричард. Ральф моргнул. – Ральф не знает, – несчастно ответил он, – Ральф боялся и прятался. Они… Они… Калека вдруг сжался и горько, протяжно заплакал, пряча голову между коленей. Гэвин устало почесал переносицу. Ричард оторопел, не зная, что ему делать. – Ну, – тупо произнес он, – они тебя не тронут. Я… обещаю. Единственный глаз Ральфа, красный и заплаканный, наполнился благодарностью. – Хороший, – промямлил он, всхлипывая, – ты хороший. Ральф поможет. Ральф знает… Ральф поможет. И трясущейся рукой он криво начертил символ на пыльной обложке книги «В мире животных». Гэвин, однако, был не впечатлен. – И что это значит? – скептично спросил он. Ральф возбужденно заерзал. – Это… исток, – пояснил он, – начало. Они все… оттуда. – Но как расшифровывается-то? – Исток, – тупо повторил Ральф, – корень. Всегда… там. – Ральф, ты можешь ответить, что это значит? В мире много аббревиатур. – Начало! – Ай, понятно: бесполезно, – сморщился Гэвин, старательно отодвигаясь от особо любопытного сизого голубя, явно пришедшего знакомиться, – хорошо, спасибо, Ральф. Если… по-другому плохие люди опять придут, постарайся им не попасться, хорошо? И сразу иди в полицию. Скажи, что ищешь лейтенанта Андерсона. Запомнил? – Андерсон, – послушно проговорил Ральф. Гэвин кивнул, с каким-то снисхождением поглядывая на калеку. Ральф внезапно перевел свой взгляд на Ричарда. Потом улыбнулся. – Похожи, – он склонил голову к плечу, – сильно. Ричард вылупился на Рида, который отчаянно стряхивал с ботинка чье-то (не Ральфа) говно. – Мы?! С ним?! И Ральф расхохотался. – Дурак, – он счастливо зажмурился, – хороший, но дурак. – Так, пойдем, тут связь с реальностью потеряна, – Рид одернул куртку и решительно направился на выход. Ричард, через плечо оглядываясь на бездомного, последовал за ним. – Исток! – крикнул им Ральф вслед, а потом его голос затих. На выходе Гэвин поправил выбитую дверь и аккуратно вставил ее на место. На улице промозглый ветер унес запах помета и гари, а мелкий дождь приятно остудил голову. Ричард с удовольствием вдохнул полной грудью и снова посмотрел на крыши зданий. Так странно, никогда раньше не замечал, что они вообще есть. Новый день, новая пища. – Итак, – процедил Гэвин, отчаянно пытаясь поджечь сигарету. Колесико зажигалки бесполезно прокручивалось. – У нас есть целое нихуя. Впечатлим Андерсона по самые яйца, как пить дать. – Напротив, – Ричард сжалился и прикрыл ладонью сигарету от ветра. Гэвин благодарно замычал. – Нам следует объединить усилия и заняться расшифровкой символа. Возможно, это та самая подсказка, которой нам не хватало. – И как, есть идеи? – Никаких, – покачал головой Морган, – однако, мне это кое о чем напомнило. И, пока Рид докуривал, Ричард сел в машину и набрал номер брата. Ответил Коннор почти сразу, но звучал как-то… взмыленно. – Да? – Ты еще в участке? – спросил Ричард. Коннор крякнул. – Нет, я пошел…прогуляться, – брат громко шмыгнул носом, – а что? Ричард медленно выдохнул. Новый и странный день. Возможно, начало перемен. – Последние несколько дней, – нерешительно начал он, – были тяжелыми. Много всего навалилось. Дело зашло в тупик, и, возможно, его отберут. А еще ты должен знать: меня могут вышвырнуть из полиции. Коннор молчал, явно потрясенный не меньше, чем Ричард утром. Младший вздохнул еще раз. – Сегодня я понял, что ты всегда был со мной, – чуть увереннее продолжил Ричард, – в любой момент моей жизни, с самого начала. И, что бы ни случилось, я хочу, чтобы так было и дальше. Но в последнее время мы будто отдалились. Я понимаю, ты загружен на работе, но, может… ну… – стало совсем туго, и Ричард мысленно отвесил себе леща. Спокойно. Это просто слова. Коннор молчал. – Давай поужинаем вместе, – выпалил Ричард, морщась. – В той итальянской забегаловке, куда мы ходили с м... м… Патрисией. Как раньше. Ты и я. Вдвоем. Что скажешь? Коннор в ответ странно запищал, будто его придавило чем-то тяжелым. Ричард терпеливо ожидал, пока брата отпустит его излишне экспрессивная реакция. Коннор же уходил на ультразвук. Гэвин сел в машину, хлопнув дверью, и выразительно вскинул бровь. Ричард от него отмахнулся. – Рич, – наконец выдавил из себя общепринятые звуки Коннор, – я… я так рад, что ты пригласил. Я тоже переживаю, что ты… ну, что я не рядом, когда тебе нужен. Но… – Что – «но»? – жестко переспросил Ричард, и Гэвин, прекрасно слышавший полупридушенный монолог Коннора, осуждающе на него глянул. – Я сегодня… занят, – прохрипел старший близнец, – сильно. Прости. Мне правда жаль, но я уже договорился. Извини. Ричард с трудом сдержал раздражение, прикрыв глаза. – И чем это ты таким занят? – спросил он чуть более ядовито, чем хотел. Коннора будто опять сплюснули. – У меня… встреча, – выдавил из себя близнец, и Ричард будто наяву увидел, как он отводит глаза, краснеет и тянется к расчесанной ладони. Младший Морган вздохнул. – Что ж, – сказал Ричард почти миролюбиво, – тогда меня не жди. Я допоздна буду работать с детективом Ридом и лейтенантом Андерсоном над новой зацепкой, что мы нашли. Знаешь, забавное совпадение, что… – Лейтенант Андерсон тоже будет сегодня занят, – перебил его Коннор убитым голосом. Гэвин навострил уши. Ричард вскинул бровь. – Прошу прощения? – У меня сегодня… встреча, – нехотя промямлил близнец, – с… с ним. С лейтенантом. С лейтенантом Андерсоном. Вот. Ричард сжал губы. – Зачем тебе встречаться с лейтенантом Андерсоном, Коннор? – максимально вкрадчиво и как у тупого уточнил Ричард. Гэвин на соседнем кресле ерзал. Коннор издал совсем несчастный звук и что-то пролепетал. – Что-что? – переспросил Ричард. Коннор обреченно вздохнул. – Он… меня пригласил. – Зачем? – Он хочет узнать. – Что узнать? – Меня. Поближе. – Лейтенант Андерсон пригласил тебя на встречу, потому что хочет познакомиться с тобой поближе? – Гэвин рядом подавился слюнями. Ричард его прекрасно понимал. – Ну… да? Ричард потер переносицу. – Коннор, – предельно спокойно проговорил он, – у тебя что, свидание с лейтенантом Андерсоном? Коннор на том конце, кажется, вдохнул не тем местом и закашлялся. – Эээ… как бы?! – тоненько ответил он, и Ричард зарычал. – Коннор!... – Так, мне пора, я не специально, он сам!...– и близнец сбросил вызов, оставив Ричарда наедине с короткими гудками. Ричард с трудом подавил желание треснуться лбом о торпедо. Гэвин рядом хихикнул. – Ебануться, – прокомментировал он, и Ричард был полностью с ним солидарен. Они немного помолчали, слушая ветер снаружи. – Ну, раз ты свободен, как насчет выпить вечерком? – неловко откашлявшись, предложил Гэвин. Ричард смерил его взглядом. – Нам надо работать над делом. – Так, блять, – разозлился Гэвин, – меня не каждый день грозятся выпереть с работы, и мне надо расслабиться. Ты со мной или опять начинаешь свои игры в ебаного мальчика-тостера? Ричард вздохнул, глядя на кружащуюся по асфальту листву. – С тобой. Одному ему быть почему-то не хотелось. Странный новый мир.