Poli-Am.

Поднимаясь на крыльцо, он почувствовал, как его желудок скрутило. Против воли он сжал губы. Замер. Что-то тягучее, болезненное плескалось в его груди, омывало черными волнами. А вот привычной злости, успокаивающей и дарящей силы, не было. Он должен злиться. Она же принесла столько боли. Это же просто нелогично. Гэвин за плечом был спокойным и собранным, необыкновенно молчаливым: ни одного тупого комментария за полчаса. Рид окинул Ричарда внимательным, чуть ли не оценивающим взглядом и спросил: – Все ок? Ричард слегка заторможено кивнул. Гэвин хмыкнул и растер замерзшие ладони. – Так, слушай, – он сплюнул в снег. Ричард поморщился. –Хер его знает, что там творится в твоей башке, но, если ты чувствуешь, что можешь налажать, вали в машину. Я сам справлюсь. – Я в порядке, детектив, – сказал Ричард через пару секунд. И толкнул дверь. Все тот же холл, все та же дубовая стойка, тот же диванчик для гостей. Из нового – кофемашина и огромный рекламный баннер, на котором счастливо улыбается целое семейство, видимо, всем составом лечившееся в клинике. Налево – столовая с высокими сводами потолка и карликовыми фикусами, стоящими на каждой свободной поверхности; направо – лестница, ведущая к палатам, комнате отдыха и спортивному залу, который, правда, постоянно закрыт на капремонт. Маленькая независимая автономия, здание, в котором будто расположилось целое государство со своими правилами, законами, порядками. Обед, ужин, прогулки по расписанию, свидания с родными по субботам. Повернуть направо, подняться на второй этаж, сразу за углом найти девятую палату – у нее золотистая ручка и маленький коврик «Welcome» синего цвета под дверью. Ему хватило одного раза, чтобы все это запомнить. Прошло больше десяти лет. А как будто вчера. К черту. Не думать об этом. Парень за стойкой, заполнявший документы, вскинул голову и счастливо улыбнулся. Он был настолько рыжим, что глазам на мгновение стало больно. Гэвин охнул что-то вроде «ух-ты-блять». – Чем я могу помочь? Рид показал значок. Энтузиазм парня не уменьшился, но во взгляде появилась озадаченность. – Мы бы хотели поговорить с вашим директором, – произнес Ричард. Из столовой тянуло рыбой, что неимоверно его отвлекало. Парень за стойкой просиял, как чищенный медяк. Табличка на стойке сообщала, что его зовут Джерри. – К сожалению, детективы, – лучезарно улыбнулся он, – это практически невозможно. Потому что директор у нас появится только послезавтра. – Появится? – туповато уточнил отвлекшийся на рассматривание баннера Гэвин. – В смысле, нарисуется или материализуется? Джерри – то ли из вежливости, то ли правда чувство юмора прихрамывало, – рассмеялся. – Наш предыдущий директор оставил свою должность два месяца назад, – объяснил он, – а нового назначат только через несколько дней, когда он с семьей приедет из Канады. Сейчас клиникой управляет совет акционеров, и, если это вам поможет, я могу через секретаря связаться с кем-то из них. Ричард задумчиво прикусил губу. Два месяца назад, значит. Как раз тогда, когда обнаружили первое тело. Это вполне могло быть совпадением, но в совпадения верят только глупцы. Судя по лицу, Рид думал о том же самом. – Вы тут давно работаете? – О, – Джерри задумчиво возвел глаза к потолку, – почти три с половиной года. Начинал с младшего медперсонала, потом пошел учиться в колледж, перевелся в администрацию. У нас маленькая клиника, человек 30 работает, поэтому многие подменяют друг друга. Работа несложная, – добавил он несколько стыдливо, отведя глаза. Ричард скептично выгнул бровь. – Неужели? – он чуть приблизился и понизил голос. – Помнится, раньше у вас были специальные люди, которые скручивали особо буйных наркоманов и отводили в «комнаты стабилизации». Их даже прозвали «гориллами», если память не изменяет. Что, сейчас все по-другому? Джерри дернулся и поморщился, будто ему под нос сунули что-то вонючее. – Уверяю Вас, сэр, – подчеркнуто вежливо сказал он, – этих ужасов давно нет в стенах нашей клиники. Мы, – он набрал воздуха, – современное и прогрессивное лечебное заведение с высокими стандартами обслуживания, которого заслуживают больные, – парень подчеркнул последнее слово, явно недовольный грубым тоном Ричарда. – Все наши пациенты находятся тут абсолютно добровольно, и, если им приходится проходить курс реабилитации не один раз, они с удовольствием выбирают нас снова. Вся речь Джерри явно была заученной и не один раз скорректированной отделом маркетинга, но, судя по горящим глазам и вздернутому носу, парень верил в то, что говорил. Ричард смерил его взглядом, готовясь к конфликту. – Вы замечали что-то странное в последнее время? – Например? – глупо захлопал глазами Джерри. Ричард пождал губы. – Что угодно: новые виды наркотиков, странности в поведении пациентов, может, – он чуть понизил голос, – у вас появился какой-нибудь экспериментальный способ лечения, связанный…э… с особыми препаратами? Джерри уставился на него, как баран на новые ворота. – Сэр, – очень аккуратно начал он, – я не совсем понимаю, о чем Вы говорите. Мы лечим людей. Какие могут быть «экспериментальные способы» над живыми, хоть и больными, людьми? – Раньше ваше заведение это не останавливало. Джерри раздул ноздри. – У нас есть стандарты, детектив. Мы не ставим опыты над людьми. Мы не держим их в карцерах. Мы помогаем, – отчеканил он. Вперед вдруг выступил Гэвин, как-то особенно пакостно усмехаясь: – Значит, сейчас вы белые и пушистые. И когда успели такими стать? Рот Джерри дернулся, а потом он отвел глаза. Помолчал, помял руки. Запах рыбы становился просто невыносимым. Ричард старался дышать через раз. – Поймите, – со вздохом начал, наконец, парень, – вы задаете не совсем корректный вопрос. Здесь всегда было хорошее отношение к пациентам – спросите хотя бы миссис Лавино, она тут с самого открытия, с шестнадцатого года, работает, – но сами пациенты были… специфичные. Сейчас, во многом из-за ценовой политики, тут лечатся уважаемые и воспитанные люди, которое не позволяют себе… всякое. – Например, подпольно торговать плеерами, – вставил Ричард и, судя по испуганным глазам Джерри, эта тема старательно умалчивалась персоналом клиники. Гэвин во весь голос хохотнул. – Как он тебя, а, – Рид оперся на стойку, – значит, говоришь, встали на путь исцеления и добра. И что стало отправной точкой? Джерри опустил глаза и даже как-то немного потускнел. Помолчал, но деваться было некуда – Гэвин буквально прожигал его взглядом. – Я не уверен, – признался парень на тон ниже. – С тех самых пор, как я работаю тут, клиника становится только лучше. Мне… рассказывали, что раньше это место было совсем другим, но я мало об этом знаю. У нас часто менялись главврачи, но директор последние девять лет был один и тот же, и он навел порядок. Наверное, – Джерри совсем расстроился, – вам стоит поговорить с кем-то еще. Ричард дернулся, как от щипка. Работает с открытия, с шестнадцатого года… Значит, вполне могла ее застать. Настроение стремительно ползло вниз. – Мы хотели бы побеседовать с миссис Лавино, – процедил он, силясь сохранить лицо, – не переживайте, это не допрос. Пока нам не в чем подозревать ваше заведение, однако, если вы что-то вспомните или заметите, немедленно сообщите, – он нацарапал свой номер телефона на рекламном буклете. Джерри аккуратно его сложил и убрал в карман. – Миссис Лавино врач? – Санитарка, – покачал головой Джерри, – самая опытная и... ну, матерая. У нее сложный характер, и, вообще-то, разговаривать с ней довольно опасно, но она знает об этом месте больше всех. Серьезно, – он чуть улыбнулся, – только не давите на нее. Иначе она испортит вам настроение до конца дня. – Вот как, – произнес Ричард, задумчиво почесывая подбородок. Какая-то часть его души отчаянно рвалась подальше из лечебницы, на свежий воздух, туда, где тихо и спокойно. – Мы можем осмотреться? – неожиданно даже для себя ляпнул он. Гэвин удивленно вскинул брови. Джерри подскочил. – Сейчас время процедур, – затараторил он, – а потом обед. У нас сегодня рыба в кляре – пальчики оближешь! Вы хотите посмотреть что-то конкретное или?.. – Да, – ответил Ричард. Помолчал, мысленно воюя сам с собой. Проиграл. – Меня интересуют жилые помещения. Комнаты же стандартные? На втором этаже Ричарда буквально физически тянуло за угол, к девятой палате. Пока он – в качестве компромисса – осматривал пустующую комнату в самом начале коридора – кровать-полуторка, мансардное окно, стол, шкаф, крохотная душевая и туалет, – чей-то эфемерный голос будто выстанывал его имя, звал за собой, заманивал. Головой-то он понимал, что ничего не найдет: прошло больше десяти лет, там жило несколько десятков человек, и вообще у лечебницы новая страница в истории, – но сердце его стучало так гулко, что дрожь отдавалась в пальцы. Вот в такой серой, скучной палате она провела почти три с половиной года своей жизни. Последние три с половиной года. А это место даже отдаленно не напоминает ее домашнюю комнату. Так, достаточно.

***

В морге Коннора ждал сюрприз: взбешенная Норт перекладывала вещи с места на место, скидывая какой-то хлам в большую картонную коробку. – Прощу прощения? – Спросил Коннор, скидывая пальто на ближайший стул. В руках он сжимал одну из шоколадок, которую ему купил Хэнк. – А, Коннор, – Норт сдула со лба выбившуюся из прически прядь. Коннор обратил внимание, что теперь у нее было аккуратное каре – видимо, она сходила в парикмахерскую на выходном. – Вот, прибираюсь перед уходом. Коннор осторожно опустился на уголок стола. – Уходом? – Глуповато переспросил он. Норт кивнула. – Не переживай, тебя это не коснется. В смысле, это не из-за того, что ты лопнул труп, – она слегка поежилась. Потом вздохнула. – Меня временно отстранили «до выяснения обстоятельств». Коннор нахмурился. – Из-за статьи? Норт сжала кулаки и с явным усилием выпрямилась. – Да, – буквально прорычала она, – я не знаю, откуда Маркус получил всю эту информацию, но ублюдок Фаулер уверен, что от меня. Но как?! У меня доступ только к нашему серверу, да и у нас данные хранятся не дольше трех недель! – За исключением «висяков» – до года – и карточек к биоматериалу – до четырех месяцев, – на автомате поправил Коннор. Норт смерила его взглядом. – Потом дела автоматически переходят в архив штата, – слегка виновато закончил Коннор. Норт фыркнула. – Тем более, – сказала она, – единственная причина, почему мы держим останки Мэлроу почти два месяца, заключается в том, что ее дочь подала международный запрос на сохранение трупа до ее приезда. И официально она все еще не опознана, – Норт повертела в руках какую-то тетрадь и бросила ее в коробку. – Доступ есть почти у всех офицеров. Но, тем не менее, – ядовито продолжила она, – именно я, цитата, «коварно выжидала», пока расследование зайдет в тупик, а потом слила своему мужу всю подноготную! Как будто, – она отхлебнула кофе с такой злобой, что Коннор на секунду засомневался, не спинной ли мозг Фаулера в кружке, – у меня других дел нет! Я тут зашиваюсь, как… Она ворчала и ворчала, собирая вещи, а Коннор задумался. Основания подозревать Норт – кроме фамилии, естественно, – все-таки были. Формально, они были приписаны к седьмому участку и ко всем офицерам, им заведующим; неформально, они тащили почти все дела Департамента, которые вел убойный отдел, вне зависимости от локации. У них был почти полный доступ. К ним попадали тела – кроме тех, кто скончался по адресу прописки, – найденные на улице, убитые или умершие естественной смертью; из-за высокой нагрузки часть трупов стала отправляться во Вторую Городскую, но только в том случае, если была очевидна причина смерти. На выезды тоже ездили они, потому что коронеров на данный момент в городе было мало, а народу дохло много. Да и финансирование программы коронеров хромало. Но, что самое главное, существовали правила, которые не должны были нарушаться. А они нарушали. Норт была патологоанатом, но каталась на вызовы вместо проведения вскрытия. Коннор работал в том числе и с живыми людьми, снимая побои, хотя, вообще-то, этим занимались представители частных бюро с особой психологической подготовкой. Они действительно не могли держать тела так долго, – обычно между вскрытием и захоронением происходило не больше недели. Тем не менее, Маргарет Мелроу «тусовалась» – чертова профдеформация – в третьем холодильнике, секции В, четвертой камере уже почти два месяца, – точнее, тусовались часть спины, ног и головы, что от нее осталось. Именно ее кремацию не одобряли почти три недели; а потом нарисовалась дочь, которая должна на днях приехать с Канады, и им велели «ждать дальнейших распоряжений». Потеря была невелика, камер хватало, но тела других жертв сожгли буквально на следующий день: Коннор даже запросы в Центральный Крематорий написать не успел, когда уже пришло подтверждение. Что-то было не так, только вот Коннор никак не мог понять, что. И почему подозревать стали Норт, а не его, Коннора? У него тоже был доступ, причем гораздо дольше – с тех пор, как нашли Мэлроу. Ответ напрашивался сам: потому что Коннор все еще был нужен Камски. И сразу становилось очевидно, чей человек – по же собственным словам гения, работавший в Департаменте – слил Манфреду информацию. Оставалось вопросом, знал ли сам Маркус о личности своего благотворителя? Если да, то Норт он буквально подставил. – Значит, теперь на места преступлений снова придется кататься мне? – расстроенно спросил Коннор. Эту обязанность он спихнул на Норт на второй день ее работы, себе оставив почти приятное снятие побоев и вскрытие свеженьких трупов. Ну и таблицы ECXEL. Бесконечные таблицы ECXEL, которые потом надо была преобразовывать в PDF. Мракобесие. Норт посмотрела на него почти ласково. – Не любишь ты это, да? – Произнесла она. Потом усмехнулась. – Когда выяснится, кто на самом деле все сливал, я потребую у Фаулера 1,5 оклада сверху. – К тому моменту я уже сдохну от обилия работы, – уныло резюмировал Коннор. Норт шутливо его пихнула. Коннор вздохнул, обнаружив, что так и сжимает утреннюю шоколадку в руке. Настроение окончательно сползло к планке «унылое»: он лишился плееров, лишился напарницы, Ричард, судя по покалыванию в груди, вечером опять будет злиться, а впереди еще маленькое путешествие с Хэнком. Не день, а праздник. Норт закончила упаковывать вещи и теперь слегка печальным взглядом обводила помещение подсобки. Коннор подумал, что без ее бдительного взгляда здесь снова – и очень скоро – будет бардак. – Чем займешься? – спросил он, с некоторым удивлением понимая, что ему действительно интересно. Видимо, к Норт он все же привязался крепче, чем думал. – «Иерихоном», чем еще, – пожала плечами Норт, – это у нас семейное развлечение. Коннор склонил голову к плечу. – Что это? – Господи, Коннор, – проворчала Норт, споласкивая кружку, – почему даже Фаулер знает о моем жизни больше, чем ты, мой друг? «Иерихон» – это благотворительный проект семьи Манфред, фонд, которые помогает людям, оказавшийся в сложной жизненной ситуации. Найти временное жилье, разобраться со страховкой, помочь восстановить документы, связаться с близкими и все такое. Мы его финансируем и в нем же волонтерим. Челюсть Коннора отвисла. Он как-то слабо представлял сварливую Норт, наливающую суп бездомному, или резкого Маркуса, который выбивает у страховой деньги на лечение очередного бедолаги. – Это очень… мило, – выдавил он из себя, поймав взгляд Норт. Та фыркнула. – На самом деле, большую часть времени приходится отбиваться от мошенников, которые просто не хотят работать, – сказала она, – но есть множество хороших людей. Мы организовали «Иерихон» еще в колледже, когда парню из потока Маркуса, Джошу, пришлось выплачивать кредит на лечение матери, и у него буквально не осталось денег на еду. Он, кстати, до сих пор у нас работает. Коннор пожевал губу. – «Иерихон» – из-за сюжета про Иисуса Навина? Норт присвистнула. – Не совсем, хотя никогда не задумывалась, как символично получилось, – призналась она, – у отца Маркуса была яхта, которая так называлась, и мы просто повторили название. Коннор неловко молчал. Он не знал, что говорить, и нужно ли прощаться: в конце концов, Норт со дня на день могла вернуться обратно. Манфред глубоко, слегка устало вздохнула. – Ладно, мне еще удостоверение сдать нужно, – она повернулась к Коннору и приглашающе распахнула объятия, – не пропади тут без меня, Морган. Будь на связи. Коннор завис. Потом, неуклюже поднявшись на ноги, подошел и обнял Норт в ответ: некрепко, но почти искренне. Норт довольно крякнула и растрепала его прическу. Когда она ушла, сразу стало тихо. Коннор пару минут разглядывал дверь, ведущую из подвала, а потом встряхнулся. Они с Норт… дружили как коллеги? Выглядело все именно так. Следующие несколько часов Коннор потратил на борьбу со сном и на попытки доброкачественно выполнить свою работу. Он провел вскрытие – Грегори Шелл, сбит машиной, причина смерти – кровоизлияние в мозг, – составил бесконечное количество отчетов, выдал скорбящим родственникам останки. Потом ему приказали ехать в Греческий квартал, смотреть на какую-то расчлененку, но вызов быстро отменили: кто-то из Второй Городской уже прибыл на место, а ему поручили сделать анализ крови, найденной в неестественном количестве внутри брошенной на заправке тачки. Без Норт было тяжело и скучно. И раздражающе тихо: ему даже музыку включать не хотелось. Ближе к обеду, когда Коннор уже почти совершил над собой титаническое усилие и выполз на свет Божий (в кафетерий), сверху раздались шаги. Коннор быстро затушил сигарету – бесполезно, все равно воняло, как в курилке около провинциальной старшей школы, – и принял самый сосредоточенный свой вид. Еще за секунду до того, как визитер показался, Коннор узнал походку. Сердце почти привычно подпрыгнуло. – Морган, – проворчал Хэнк, морщась, – ты бы хоть ради приличия окошко открывал. Понимаю, покойникам свежий воздух не нужен, а вот тебе все еще полезно для здоровья, – он прокашлялся, – дышать. Коннор поймал себя на том, что улыбается уголком губ. Смутился. – Я приоткрываю дверь, – пробормотал он. Потом встал, незаметно заталкивая пепельницу подальше за толстенную папку. – Чем могу быть обязан, лейтенант? Хэнк смирил его долгим, изучающим взглядом. – На обед ты не ходишь, да? – Как раз собирался. – Да что ты. Впрочем, я тебе не нянька, – он почесал бороду, – сдохнешь от гастрита – твой выбор. – Спасибо за позволение, как раз думал этим заняться, – не выдержав, ляпнул Коннор. Покраснел, но выдавил улыбку. Хэнк вскинул брови. – Еще и ехидничаешь, засранец, – протянул он, – ладно. Пообедаешь по дороге. Черкани Джефри, что тебе надо отлучиться по делам. Коннор замялся. – Слишком много работы, лейтенант, – он скосил глаза на залежи папок на столе. Электронный документооборот Коннор не любил. – Мы не можем перенести? Хэнк промолчал. Потом молниеносно схватил Коннора за руку – тот вздрогнул – и притянул к себе. – Не прикидывайся придурком, Морган, – процедил он, прожигая Коннора взглядом насквозь, – ты прекрасно понимаешь, что, если мы с твоим братцем не сдвинемся с места в этом деле, трупов будет еще больше. Так что отрывай свою тощую задницу от насиженного места и устрой мне свидание со своим поставщиком, – и он оттолкнул Коннора к столу. Морган громко сглотнул, растирая запястье. Как-то он слишком расслабился рядом с Хэнком: несмотря на внешнюю благодушность, с Андерсоном шутить не стоило. Коннор быстро настрочил начальнику смс, и задумался, писать ли Ричарду. Потом решил его не беспокоить: мало ли, чем занимается брат. Они поговорят вечером. Проваливаясь в сугробы, он доковылял до машины Хэнка и уже привычным движением пристегнул заедающий ремень. Андерсон вырулил с парковки. – Итак, – спросил он, когда они остановились на светофоре, – куда конкретно мы едем? Коннор вздохнул. Сдавать свою основную точку не хотелось. С другой стороны, именно у этого бара была самая дурная репутация: может, кто-то из его разнообразного контингента что-то и знает. – «Иона», – ответил он, – Мидтаун, Запад-Кирби-Стрит. Спуск в подвал, у стойки спросить Ларри, но не Кинга. Хэнк фыркнул. – Шифруетесь как дети. – Тем не менее, Вы об этом месте не знали. Хэнк задумчиво почесал бороду, объезжая яму. – Я в убойном, дела других отделов не проверяю без надобности. И я много чего не знаю, Морган, – сказал он, – например, как ты умудрился взорвать труп Маилза, да еще и так… живописно. Коннор поежился. Он надеялся, что эта тема не всплывет. Хэнк скосил на него глаза. – Если опять тошнит, выметайся из машины. – Нет, – покачал головой Коннор, – я просто не знаю, как… объяснить. – Словами, парень. Так же, как ты написал отчет Фаулеру. Коннор обреченно прикрыл глаза, собирая мозги в кучу. Потом сполз чуть ниже, затылком опираясь на сидение, и начал: – Мы проводили опыты на тириуме. Нагревали его, смешивали с кровью, пропускали сквозь него звуковые волны. И не добились никакой реакции, – Коннор провел пальцем по запотевшему стеклу, оставляя неровную линию, – тогда я подумал, что, возможно, дело не в самом веществе, а в условиях, в которых оно оказывается в человеческом теле. Хэнк нахмурился. – Мы разговаривали с этим мудаком Камски, он заявил, что тириум безопасен для людей. – Это так, – подтвердил Коннор, – но он не утрачивает своих свойств, находясь внутри человека. Тириум накапливает энергию от движения, – а по организму он циркулирует без остановки. И, если верить тому файлу, что мне принес Ричард, в протезах тириум заменяется примерно раз в три недели. А сколько он находился в теле жертв? – То есть, вопрос не только в том, как и зачем он туда попал, – понял Хэнк, – но и что с ним происходит внутри. Коннор кивнул, довольный, что Хэнк схватывает с полуслова. – Все жертвы погибли по-разному, – продолжил Коннор, – Маилза и Мелроу буквально разорвало, а вот Тодта будто… вскрыли. Я думаю, это зависти от степени распространенности тириума в организме. Но как он ведет себя в венах – или куда его вливают, может, пьют? – я не знаю. Не хватает данных. – Но, думаешь, он детонирует только после какого-то времени, проведенного в человеке? – Я это предполагаю, – поправил Коннор. – Опять же – почему люди, а не, скажем, крысы? Почему такой странный выбор жертв? У всех одинаковая группа крови, будто на подбор. Вам не кажется это странным? – Об этом я подумал в первую очередь, – согласился Хэнк, – три жертвы еще можно списать на совпадение, но четыре уже явная закономерность. Или, – он резко повернул, – нас таким образом отвлекают от чего-то, что действительно их всех объединяло. Челюсть Коннора отвисла. – Например? – Не знаю, Морган. Именно это ты и спросишь у своего дилера, будь он неладен. Где-то в километре от бара Хэнк остановился и вышел, не проронив ни слова. Вернулся с горячей кесадильей в руках. – Лопай и слушай внимательно, – сказал он, вручив лепешку Коннору. Тот послушно откусил кусочек. – Сейчас мы вместе зайдем в бар и ты прилипнешь к своему поставщику, как банный лист к жопе: основательно и надолго. Я же буду молчать и ждать неподалеку. Тебе нужно его разговорить, чтобы он признался, что толкает, и тогда я возьму его горяченьким. Но, Морган, – серьезно сказал Хэнк, – табельное есть только у меня, и нужно будет время, чтобы его достать. Не лезь на рожон и не провоцируй почем зря. Все понял? Коннор прочавкал что-то вроде «есть, сэр», и сладкая от соуса кукуруза чуть не выпала у него изо рта. Хэнк закатил глаза. – Не заляпай мне салон, чудовище. Почему, если голодный, не пошел есть? Коннор пожал плечами. Хэнк пробормотал что-то про безмозглую молодежь. В бар Коннор спускался с полным желудком и ощущением, что вся эта история закончится для него плачевно. Противно чесалась рука, да так, что он постоянно обтирал ее о джинсы, а еще свербело в носу – обычно это сулило, что по этому самому носу он и получит. Хэнк шел следом, отставая на несколько шагов: лицо его было до того мрачным, что смотреть на него лишний раз не хотелось. Бармен, Оуэн, считал бутылки и записывал что-то в пухлую, засаленную тетрадку. Негромко играл джаз, около бильярдного стола тусовалась парочка афроамериканцев – два часа дня, две пинты пива: все красиво, – пожилая леди в смешной шляпке медленно потягивала бренди за ближайшим к стойке столиком. В узкие полуподвальные окна лился неяркий зимний свет. Было прохладно. Коннор неловко помялся на входе и, собравшись с мыслями, стремительно подлетел к стойке. – Яблочный сок, пожалуйста, – произнес он. – Ларри сегодня на смене? Оуэн скосил глаза на Хэнка, примостившегося через пару сидений, и ответил: – Только не Кинг, – он потянулся за бокалом, – не ожидал увидеть тебя так скоро, Коннор. Как самочувствие? Коннор чуть не скривился. – Лучше всех, – он поймал свое отражение в зеркале за рядами бутылок. Всклокоченный, бледный, явно потерявший пару килограмм за последние несколько дней. Красота. – Оуэн, слушай… – Погоди, – перебил его бармен. Подошел к Хэнку, кривовато улыбнулся. – Чего желаете? Хэнк молча ткнул пальцем в ближайшую бутылку виски, делая вид, что полностью поглощен телефоном. Бармен быстро наполнил тамблер и вернулся к Коннору. – Слушай, чувак, – тихо сказал он, то и дело косясь на лейтенанта, – ты крайне не вовремя. Слышал, что случилось с Маилзом? Это тот урод, который должен был каждому встречному-поперечному на этой улице, – пояснил он, увидев напряженное выражение лица Моргана. Тот нахмурился. – Меня не очень волнуют… – Его грохнули копы, – яростным шепотом произнес бармен, – выкурили с помощью какой-то подставной шлюхи и грохнули, а за что – никто не знает. Сейчас все подполье на ушах, – он покачал головой, – потому ничего нового достать не получается. Так что ты зря пришел. Коннор почувствовал, как холодный пот побежал у него по спине. – Грохнули? Это звучит глупо. Может, он что-то знал о тех странных убийствах, про которые писал Манфред? – Коннор сделал глоток. Оуэн напрягся. – Понимаешь, чувак, я не тупой. Во всех делах фигурирует наркота – и четыре человека, если не больше, мертвы. Вероятность того, что они доставали товар через тебя или через твоих дружков, дьявольски высока. И вот совпадение, я тоже беру у тебя. Я не хочу оказаться на их месте, – Коннор вперился в бармена внимательным взглядом, – что за дерьмо происходит? Оуэн замер, отводя взгляд. Потом горько вздохнул и, покосившись на Хэнка еще раз, предложил: – Мистер, не хотите пересесть за ближайший столик? – Он игриво подмигнул. – Подружкам нужно пошептаться. Хэнк крякнул. – Отнюдь, старина, – Андерсон вынул значок и положил на стол, – всегда было интересно, о чем торчок может разговаривать со своим поставщиком. Так что я послушаю, с твоего позволения. Оуэн побледнел так сильно, что на миг показалось, будто он сейчас потеряет сознание. Посетители бара замерли. Старуха довольно крякнула, подползая на стуле поближе. – Не смотри на него так, – Хэнк кивнул на Коннора, делая глоток виски, – этот тушканчик у меня в заложниках больше суток. Я бы никогда не узнал про твое заведение, если бы не умел быть по-настоящему жестоким, – Андерсон повернул экран телефона к остолбеневшему бармену, – Оуэн Томпсон, 37 лет. Не женат, бар в собственности. Наркоту толкает даже средь бела дня. За тобой давно уже наблюдают наши ребятки. Так что, ответишь на вопросы парнишки? Пот стекал по лбу Оуэна так обильно, что через пару минут все его лицо было мокрым. Он медленно повернулся к Коннору, потянулся к его стакану и одним глотком осушил сок. –Я-я не понимаю, о чем Вы говорите, – проблеял он, – мы с Коннором давние приятели, он зашел справиться о судьбе моей кузины, в которую влюблен. Что бы вы там не услышали… Хэнк довольно крякнул, разминаясь. – Вот как? Значит, будем говорить по-другому, – и вдруг он совершил стремительный выпад, схватил Оуэна за предплечье и потянул на себя, заставив повалиться животом на барную стойку. В другой руке лейтенант сжимал фигурную открывашку для пива с острым концом, которую неизвестно где успел сграбастать. Оуэн дернулся пару раз, но Хэнк был больше его раза в полтора и держал крепко. Андерсон резко отдернул рукава рубашки бармена и довольно хмыкнул: воспаленные вены наркомана выпирали так сильно, что не оставалось сомнений – парень недавно принимал. Коннор, остолбеневший и растерявшийся, робко отполз подальше. Афроамериканцы у бильярда куда-то испарились, перевозбужденная старуха чуть ли не на стойку лезла от восторга. Лейтенант медленно к ней обернулся. – Мэм, если Вы сейчас не сгинете к чертовой бабушке, я Вас как соучастницу запишу. Старуха расстроенно вздохнула и потелепалась к лестнице. Коннор, слегка ошалевший, дотянулся до бокала Хэнка и прикончил его залпом. Андерсон неодобрительно на него посмотрел, а потом аккуратно прислонил острый край открывашки к пульсирующей вене Оуэна. – Знаешь, чем все закончится? – Вкрадчиво спросил он. – Сейчас я слегка надавлю и ты истечешь кровью насмерть, чертов торчок. Напомню: кровь из-за аудионаркотиков почти не сворачивается. А скорая доехать не успеет. – Оуэн заскулил, и Хэнк его слегка встряхнул. – Отвечай, что знаешь про тириум? Кто и как его принимает? Глаза Оуэна расширились. – Н-не знаю, – пробормотал он, – я ничего не знаю. Уберите открывашку, у меня гемофилия! Хэнк цокнул и выкрутил руку бармена сильнее. Но открывашку отодвинул. Оуэн облегченно вздохнул и тут же заорал, когда кожа на вывернутой руке натянулась. – Хорошо, зайдем с другой стороны, – Хэнк задумчиво склонил голову, – Маилз же был непростым ублюдком, правда? Томпсон поджал губы и отвел глаза. Хэнк его встряхнул. – Ну хорошо, хорошо! – завопил бармен. – У него было много связей, даже намного больше, чем у меня. Он мог достать, что угодно, но всем был должен денег, поэтому его шпыняли, как котенка. Но в свое время Маилз держал если не город, то парочку районов точно. «А я его так неуважительно лопнул», – подумал Коннор. – Хм, – произнес Хэнк, – любопытно. У кого мог быть на него зуб? – Да я же говорю, у кого угодно! Деньги в этом бизнесе решают все. К тому же, он употреблял столько, что давно должен был окочурится, но в свое время его привили этой дрянью… – Что за дрянь? Ну?! – Да не знаю я! С Маилзом было трудно разговаривать, он был вечно обдолбанным, нес какую-то чушь, требовал денег. Я только знаю, что когда-то его лечили по какой-то супер-программе, и оттого у него были безумно крепкие вены, поэтому он употреблял, как слон. Коннор замер. Что-то ему это напоминало. – Он говорил, что это самый глупый эпизод его жизни, – продолжил скулить Оуэн, – что он чуть не сдох ни за что. Ай, да не давите вы так! Руки у него были смешного цвета, руки! Не знаю я, что это значит! Отпустите! Хэнк чуть ослабил хватку, и Оуэн вывернулся, как уж. Он принялся бережно растирать предплечье и едва заметным движением скользнул пальцами за стойку, что не укрылось он внимания Коннора. Морган напрягся. – Кто был постоянным поставщиком Маилза? – Он брал у всех подряд, – прогнусавил Томпсон, – но особенно любил рассказывать, что тусуется на короткой ноге с Андрониковым. Это известный фрик, – добавил он, – обожает ставить свои сраные эксперименты. Не удивлюсь, если он и на Маилзе что-то тестировал. Хэнк задумчиво постучал пальцами по стойке. – Странная херня получается, – произнес он, – Маилз, по твоим словам, считался чуть ли не мусором, но яшкался с не последними людьми в вашем поганом наркоманском мирке. Оуэн неожиданно усмехнулся. – Маилз был тупым и заносчивым, и потому многого не замечал. За ним действительно будто… приглядывали. Он всегда находил деньги в последний момент, всегда выпутывался из конфликта, даже если его угрожали грохнуть. Он не знал, кто его покровитель, но остальные догадались, что тот сидит высоко, и не связывались с этим ублюдком. – Покровитель? Андроников? – Спросил Коннор. Фамилия казалось ему знакомой. Оэун покачал головой. – Намного, намного выше, – он вдруг повернулся к Коннору, – зря ты влез в это дерьмо, Морган. Еще и сторону неправильную выбрал. Платить придется дорого, – он горько вздохнул, – им всегда платить дорого. Коннор озадаченно нахмурился, открыв рот. И именно в этот момент Оэун начал действовать. Оказывается, все это время он отвинчивал крышку перечницы – вот что он делал за стойкой. Томпсон вдруг прыгнул ближе к Хэнку и швырнул в него перцем, который сразу попал в глаза и в нос. Хэнк заорал и согнулся в три погибели, чем и воспользовался Оуэн: он перемахнул через стойку и бросился к двери. Растерявшийся на мгновение Коннор кинулся наперерез, но Томпсон словно этого и ждал. Одним движением он схватил с ближайшего края барной стойки нож для льда и замахнулся. Коннор прикрылся рукой. — А! Томпсон, видимо, передумав, оттолкнул Моргана и бросился к задней двери бара. Хэнк, еле приоткрыв красные слезящиеся глаза, потянулся к табельному, но Оуэн вдруг остановился. – Я не хотел, – сказал он, – коагулянт в аптечке. И он скрылся в темном проеме. Через полтора месяца выяснится, что в бар Оуэн Томпсон не вернется никогда. Хэнк, выругавшись, буквально наощупь дополз до туалета и принялся промывать глаза проточной водой. Он был зол: затупил, не связал дилера сразу, решил допросить на месте, – а ублюдка уже семь месяцев пасли! Еще и Морган, помощник хренов, не смог ничего сделать. Хотя что с него взять, не он нормативы сдает каждые шесть месяцев: это целиком проеб Андерсона. И рожу жжет, что пиздец. Дожили. Полоскался Хэнк минут десять, потом, обтерев лицо полотенцами, взглянул на себя. Глаза и нос покраснели и отекли, в бороде еще виднелись перчинки. Красавец. – Морган, чего притих? Хэнк вышел в бар и остолбенел. При падении Коннор врезался спиной в стул и перевернулся вместе с ним; так он на полу и сидел. Он зажимал пальцами левую ладонь, ту самую, которую он бесконечно чесал, и из которой сейчас упругими волнами хлестала кровища. Вся толстовка судмеда, по самый локоть, была багровой. Окровавленный нож валялся рядом. – Что за– Ебанный! Хэнк ринулся за стойку, искать аптечку. К счастью, она нашлась практически сразу. – Коннор, что нужно?! Как колеса называются?! – Т-тащите все, – раздался хриплый, напуганный голос. Хэнк схватил аптечку и бросился к парню. Тот окинул беглым взглядом кучу разных коробочек и вытряхнул содержимое самой большой. В ней оказались ампулы с зеленоватым раствором. – Ш-шприц, – произнес Коннор сквозь сжатые зубы, – найдите. Должен быть стерильным. Внутримышечно колоть умеете? Хэнк, в панике рывшийся в недрах аптечки, криво усмехнулся. – А что, есть выбор? Он нашел шприц, проверил стерильность упаковки, достал, аккуратно проткнул мембрану ампулы. Привычка прокалывать Сумо курс витаминов оказалась очень даже кстати: руки почти не тряслись. Коннор назвал дозировку – 15 миллиграмм, нет, давайте 20, – и Хэнк всадил шприц в его дрожащую руку. Коннор шумно выдохнул, прикрыв глаза: щипало. – Там есть жгут? – Слабым голосом спросил он. Хэнк кивнул. – Наложите мне. Только время засеките. Пока Хэнк обматывал руку Моргана, он мысленно благодарил начальство, которое заставляло сдавать нормативы первой помощи при любом удобном – и не очень – случае. Коннор, бледный как смерть, с покрытым испариной лбом, сидел молча: только поджатые в тонкую ниточку губы выдавали его испуг. Его мелко трясло. Минут через семь их манипуляции принесли результаты: кровь не остановилась, но стала идти тише. Хэнк нашел бинты. Сходил в туалет, принес мокрые полотенца, стер кровь. Осмотрел рану. Перевязал. – Надо ехать в больницу, зашивать, – негромко сказал он. Коннор, смотревший в пустоту перед собой, дернул плечом. – У нас с Ричардом одна страховка на двоих, семейная. Я наркоман, – тихо произнес он, – я могу ехать только к своему, проверенному врачу, и зашиваться не по страховке, а за живые деньги, иначе мой брат обо всем узнает. Любая клиника может обнародовать тот факт, что я торчу, и моей жизни придет конец. Я не могу так рисковать. Хэнк цокнул. – Коннор, – чуть жестче произнес он, – я не думаю, что у нас есть время на поиски врача, что тебя не сдаст. Из тебя течет, как из гидранта. Коннор упрямо мотнул головой. – Дайте мне позвонить, – попросил он, – нас смогут принять. Хэнк подал ему телефон. Коннор набрал номер и долго вслушивался в гудки. – Не берут, – сказал он и покачнулся. Хэнк положил руку ему на плечо. – Значит, пойдешь без страховки, что тут сделаешь. Стоить это будет не мало, но… – Меня не примут без страховки. Политика медицинских заведений с двадцать седьмого года, – сказал Коннор, – я не могу идти в клинику. Меня сдадут. Я потеряю работу и семью. Лучше уж сдохнуть. Хэнку не понравилась отчужденность, с которой Коннор говорил. Он легонько потряс парня. – Так, не раскисай. Что-нибудь придумаем. Давай, пойдем в маш– осторожней! Коннор неловко поднялся на ноги, покачнулся и принялся заваливаться носом вперед. Хэнк подхватил его под локоть и помог выпрямится. Под глазами у Моргана залегли тени. – Так, едем к врачу немедленно, – произнес скорее для себя Хэнк. Коннор, боровшийся с головокружением, слабо кивнул. – В районе Ромулуса есть медицинский центр, – он сказал название, – там есть врач, который промолчит, если дать ему… наличными. Если и ехать, то туда. Хэнк раздраженно рыкнул. – Ромулус? Это другой конец города, Коннор, ты в своем уме?! – Либо туда, – твердо, как мог, произнес Морган, – либо ждем, пока ответят. Я вытерплю. Это не так далеко. Хэнк взбешенно выдохнул. – Ладно, ладно, поехали, баран упертый. Давай, надо подняться по ступенькам. Не смотри ты на свою руку, ничего там не поменялось. Вот так, умница, Коннор. Ты настоящий боец. Ты настоящий боец. Мама так тоже говорила.