Poli-Am.

Под пламенным взглядом Норт Коннор медленно наклонился и поднял плеер, сунув его в карман. Неловко отряхнул рукав пальто, замялся. Норт провожала глазами каждое его движение. Коннор попытался улыбнуться, но замерзшее лицо лишь странно дернулось, и он просто тупо уставился на свои руки. Норт, кажется, даже не моргала. — Коннор, — наконец сказала она таким выразительным голосом, что у Моргана аж мурашки по задней части шеи побежали, — не хочешь объяснить, какого черта происходит? Коннор вздохнул. — Я… — он принялся озираться, — на прогулке?.. Норт скрестила руки на груди и выразительно выгнула бровь. Коннор, итак достаточно замученный собственной головой, не выдержал и сдался: — Ну хорошо, хорошо! Я понятия не имею, где я, и просто шатаюсь без цели! Довольна? Норт поджала губы, смерив его внимательным взглядом. — Ты голоден? — спросила она. — Выглядишь так, будто три дня не жрал. Пойдем к остальным, там есть каша и кофе. Съедобные, не переживай. И в чем твое пальто?.. Минут через двадцать Коннор сидел на раскладном стуле и задумчиво жевал какое-то месиво с кусочками тушенки, которое Норт выдала ему в порядке «особой очереди». Вокруг крутились бездомные, разговаривали с волонтерами в желтых куртках, грели руки около переносных батарей, ждали, когда будут разливать кофе; общий гомон и хаотичное людское движение принесли в сознание Моргана какое-то зыбкое умиротворение. Он тяжело выдохнул и устало вытянул ноги; тиски, сжимавшие его голову, начали медленно ослаблять хватку. Норт подсела рядом, держа в руках два стаканчика с растворимым кофе. — Я хотела с тобой поговорить. Коннор с благодарностью принял стаканчик и хлебнул разбавленный водой напиток. — Вчера Маркусу поступило предложение выкупить у одного человека информацию, которую, как он заявил, он взял с архива Департамента. Утверждалось, что там достаточно данных, включая дисциплинарные выговоры, чтобы были уволены все старшие офицеры. Что происходит в участке, Коннор? Коннор задумчиво на нее посмотрел. — Так это не Маркус взламывал сервер? Следовало догадаться, что этот урод солжет даже здесь, — он сделал глоток. — А, насчет Департамента все просто: я не знаю. Меня выгнали с работы. — За что?! — За то, что помог хакеру взломать сервер, — Коннор внимательно разглядывал волонтера в желтой куртке, раздававшего теплые вещи, — и потому что вел себя неадекватно. Не спрашивай, зачем я это сделал. Я уже и сам не знаю. Но тогда мне казалось, что это был единственный выход. Норт молчала некоторое время. — Ты давно подсел? — Больше десяти лет назад. Манфред присвистнула. — Солидно. А по тебе и не скажешь. — Сочту за комплимент, — Коннор слабо улыбнулся. Один из волонтеров, тащивший поднос с кофе, поскользнулся и приземлился на задницу, разлив напиток вокруг себя. Раздался дружный взрыв мокрого, прокуренного смеха. — Тебе есть, куда идти? Коннор крепко задумался. — На самом деле, меня никто не гнал из собственного дома, — признался он, — но мне кажется, когда я вернусь, я больше никогда не буду собой. Я стану кем угодно, но не Коннором Морганом: преступником, наркоманом, позором семьи и дальше по списку. У меня нет сил отстаивать право… оставаться человеком, — сформулировал он, поежившись. Норт смотрела на него шокировано. — Кто внушил тебе, что ты перестанешь быть человеком? — А разве наркоманы – люди? Норт стиснула зубы. — Все мы люди, Коннор. Нельзя отворачиваться от кого-то только потому, что он ошибся или оступился — особенно, если он это осознает. «Бесхребетная тряпка» «Лжец» — На мне уже столько социальных ярлыков, что я сам не знаю, кто я, — тихо сказал он. — Я был братом и другом, коллегой, специалистом. Сейчас я все это потерял. — Ричард не знал о зависимости? — Не знал, — произнес Коннор виновато, — я боялся ему рассказать. Он презирает наркоманов и вообще людей, отступающих от социальной нормы. И его реакция оказалась именно такой, как я ожидал. — Он испугался за тебя? Коннор опешил, подавившись кофе. — Испугался?.. Нет, он был в бешенстве. Норт закатила глаза. — Конечно, он был в бешенстве: ему было больно и обидно, — она покрутила в руках стаканчик. — Но я догадываюсь, каково было тебе. Мне очень жаль, Коннор. Он тебя не тронул? — Нет, конечно нет, — поморщился Коннор, — Ричард бы никогда не поднял на меня руку. Некоторое время они сидели в тишине. Коннор даже успел стрельнуть кому-то сигарету. — Если ты это понимаешь, что дома для тебя сейчас… небезопасно в любом значении этого слова, ты можешь не возвращаться, — хмуро сказала Норт, — пока, то есть. Если тебе нужно, ты можешь взять перерыв и выдохнуть. Тебя же не ищет полиция? — Нет, я вроде как…на больничном. Но я должен буду явиться в участок с объяснениями. — Когда? Коннор пожал плечами. Действительно, фаулеровское «пока не встанет на ноги» было крайне расплывчатым. — Ты можешь остаться здесь, — предложила девушка, — то есть, не вместе со всеми, но на Иерихоне. Прости, но Маркус строго относится к тем, кто — она осеклась, — в смысле, тебе, наверное, самому будет некомфортно жить с бездомными. Не все из них порядочные люди, поверь мне. Но в самом доке есть комната, где раньше жил сторож. Так что, если ты хочешь… Коннор размышлял меньше минуты. — Это не обернется для тебя проблемами? — тихо спросил он. — Ты помогаешь укрываться преступнику, по сути. Норт фыркнула. — Не укрываться, а отдохнуть и собраться с силами, — строго сказала она, — и не преступнику, а другу. Ты же не собираешься прятаться от правосудия и явишься, когда начальник тебя вызовет? — Конечно. — Вот, — подытожила Норт, — а какая разница, где ты проводишь свой больничный? — Я должен быть под присмотром, — улыбнулся Коннор. — Глаз с тебя не спущу, — пообещала Норт и скорчила рожицу. Коннор с улыбкой посмотрел вдаль. Его новое жилье оказалось капсулой, застывшей во времени – примерно году в 2010. Дешевая одноместная кровать, низкий потолок, узкий шкаф, стул и пара полок с бульварными романчиками в комнате «метр-на-метр» казались сирыми и убогими; но Коннор, заметив смущение Норт, уверил ее: — Мне в самый раз. Комната располагалась в доке, отделенная от основного помещения тонкой деревянной перегородкой; здоровенная белая яхта с золотой надписью «Иерихон» на боку занимала почти все остальное пространство. Коннор открыл рот, когда зашел с холодной улицы в не менее холодный док: наполовину утонувшая в сумраке и окруженная какими-то кранами и клешнями, яхта выглядела внушительно и монументально, как огромный, побеленный временем айсберг. — Располагайся, — сказала Норт и поежилась, — давненько я тут не была. Свет включается вон там, за лестницей. Обогреватель — а он тут нужен — я тебе выдам из запасов фонда. Коннор оглядывался без особого интереса: он не собирался здесь задерживаться дольше необходимого. Норт, напротив, чувствовала себя неловко. — Я думаю, это на пару дней, — попыталась оправдаться она, — потом я поговорю с Маркусом и попрошу его– — Нет, — покачал головой Коннор, — тут мне самое место. В смысле, тут тихо и никого нет, — добавил он, заметив выразительный взгляд Норт. Она немного подумала. — Отдай мне свою одежду, — сказала она, — я принесу тебе что-то из общей кучи. Прости, Коннор, но ты грязный, как черт. Коннор поморщился, но стащил с плеч пальто. Так начались самые странные дни его жизни.

***

У женщины было миловидное, слегка грустное лицо с маленьким курносым носиком и узкими бесцветными губами. Хорошая осанка, дорогое и опрятное пальто, сумочка в руках. Смотрела она твердо, спокойно, выжидающе. Хэнк перевел взгляд на младшего Моргана, застывшего после озвученной просьбы, и переспросил: — Что, простите? — Мое имя Кэра, — терпеливо повторила женщина, — Кэра Бьелль, в девичестве — Мелроу. Не подскажете, куда мне обращаться, чтобы забрать тело матери? Хэнк задумчиво почесал бороду. — Вы же дочь Маргарет Мелроу, верно? Это я, лейтенант Андерсон, звонил Вам после ее гибели. Вы прибыли из Канады. Вас ждали. Женщина сухо кивнула. — Мне сказали, что я должна опознать свою мать, и после этого я могу забрать тело для захоронения. Простите, но у меня не так много времени: нужно будет вернуться на работу, меня отпустили только на полдня. Так куда идти? Сотрудников не хватало по всему городу, но давать простаивать моргу, приписанному к Департаменту полиции, никто бы не стал; кто-то из Второй Городской как раз сегодня утром принял дела Коннора, так не вовремя решившего отправиться в свободное плаванье. Хэнк молча указал на вход в Департамент и со вздохом пошел следом: при опознании человека, умершего насильственной смертью, должен был присутствовать хотя бы один из офицеров, ведущих расследование. Ричард, необыкновенно тихий и следовавший за Андерсоном, будто привязанный, развернулся на пятках и двинулся было следом, но вдруг замер и нахмурился: — Я догоню, — бросил он и последовал к заехавшей на парковку машине. Хэнк узнал номера Рида. В Департаменте Хэнк провел быстренький стандартный опрос: когда в последний раз виделись, в каких были отношениях, были ли у вашей матери враги. Кэра держалась стойко и мужественно, хоть периодически прикусывала губу; слез в ее глазах не было. — Наши взгляды во многом расходились, — сказала она, — после некоторых событий моей жизни я поняла, что мне спокойнее будет жить в другой стране. Я забрала дочь и уехала. С матерью не виделись почти семь лет. — А муж остался здесь? — Я не была замужем на момент отъезда, — покачала головой миссис Бьелль, — нашла своего человека только в Канаде. Моя дочь — приемная, — добавила она. Хэнк хмыкнул. — Мы можем пройти на опознание, но, миссис Бьелль, готовьтесь: зрелище будет не для слабонервных, — и, опомнившись, добавил: — Примите мои соболезнования. Кэра сухо кивнула и поднялась на ноги. Тело лежало долго, слишком долго; кроме того, от него не так много осталось. Даже эксперт из Второй Городской — сальный тип со свинячьей рожей — поморщился, когда открыл холодильник; бедная Кэра Бьелль пошатнулась, тихо вскрикнула, зажмурилась. А потом открыла глаза и прошептала: — Да, это она. Хэнк не очень понял, как в этом можно было опознать человека, но ничего не сказал. Кэра поспешила покинуть морг. На улице она достала тонкую сигарету и затянулась. — Простите, — чуть хрипловато заметила она, — дурная привычка. Хэнк пожал плечами. По сравнению с его послужным списком, Бьелль была почти святой. — Где вы остановились? — Пока снимаем дом в пригороде, — сказала Кэра, — дочь пошла в частную школу, ей, кажется, нравится. Мы с мужем врачи, устроились в одну клинику. Удивительно, что его приняли на столь высокую должность сразу после переезда. — А Вы? — А я – рядовой нарколог, — слабо улыбнулась миссис Бьелль. Хэнк на мгновение потерял дар речи. — Необычный…выбор, — пробормотал он. Кэра с минуту молчала, теребя пальцами пуговицу пальто. — Мистер Андерсон, — спросила она медленно и задумчиво, — скажите, дело же связано с наркотиками, верно? Хэнк нехотя кивнул. Кэра достала из сумочки визитку. — Если в расследовании появится имя Тодд Уильямс, свяжитесь со мной, — сказала она, — семь лет назад его посадили за угрозу убийства. Я давала против него показания, но только спустя время поняла, что знаю больше, чем смогла тогда сообщить полиции. Хэнк озадаченно хмыкнул. — Миссис Бьелль, если Вы чего-то боитесь или чувствуете, что Вы в опасности, Вы можете рассказать обо всем сейчас, — сказал он, но Кэра покачала головой. — Со мной все будет в порядке, мистер Андерсон. У меня есть защитники, — она вздохнула, — однако, хоть мои показания могут оказаться бесполезными, я бы все-таки хотела их дать. Пусть они и не помогут узнать, кто убил мою мать, — она сглотнула, — но, может, смогут обезопасить общество от таких ублюдков, как Уильямс. После того, как Кэра Бьелль отправилась согласовывать вывоз тела, Хэнк вернулся в офис и застал изумительную картину: оба детектива, делящих с ним расследование, пилили друг друга гневными взглядами и негромко переругивались, все равно умудряясь привлекать всеобщее внимание. Андерсон закатил глаза. Опять двадцать пять. — Ну, что на этот раз не поделили? Ричард гневно сверкнул глазами. Он стал гораздо бодрее, чем утром. — Детектив Рид, — сказал он, — добыл информацию, которая может оказать большое влияние на ход расследования, но желает соблюсти анонимность источника. Однако я считаю, — он скрестил руки на груди, — что в наших условиях нельзя доверять личностям, желающим остаться инкогнито. Поэтому… — Я тебе в сотый раз говорю, чайник ты сраный, что я прекрасно знаю, откуда информация, — прорычал Рид, — и причина, по которой я не хочу разглашать свой источник, сугубо личная, пойми ты уже! Тебе было бы приятно, если бы ковырялись в твоем грязном белье?! — Я уже сказал тебе, что– — Это твой склизкий братец, не так ли? — устало перебил Ричарда Хэнк. Морган подавился воздухом и захлопнулся. Выражение злости сползло с лица Рида, как блин со сковородки. На мгновение повисла тишина. Потом он обреченно застонал, спрятав лицо в руках: — Какая же ты мудачина, Андерсон, — Гэвин перекатился с пятки на носок, — вот просто первосортная скотина. Почему ты не используешь свой мозг тогда, когда нужно, а? — Элайджа Камски выразил желание дополнить свои показания? — Уточнил Ричард, и, если бы Хэнк знал его чуть хуже, он сказал бы, что в голосе Моргана сквозило любопытство. Гэвин закатил глаза. — Ну как – «выразил», — попытался подобрать слова он, — скорее, сдался под угрозой шантажа. К слову, Морган, — Рид устало вздохнул, — мой брат – мудак. Я не несу ответственности за его действия и не поддерживаю его взглядов. Мне очень жаль, чтоб ты знал. С минуту Ричард сращивал информацию. Потом лицо его вытянулось, глаза остекленели. — Ты хочешь мне сказать, — ледяным голосом начал он, — что в… ситуации вокруг моего брата замешан еще и Камски? — Как я понял, да, — ответил Рид, почесывая затылок, — но еще он подтвердил слова Лавино: все это дерьмо началось много лет назад, и отправной точкой стала лечебница. Ричарда передернуло. Хэнк нахмурился, готовясь хватать взбешенного детектива, но тот только выдохнул сквозь зубы, прикрыл глаза и почти спокойно спросил: — И как твой — как его там — Тодд Уильямс связан со всем этим дерьмом? Челюсть Андерсона отвисла. — Пока не знаю, — признался Рид, — но, по крайней мере, это хоть какая-то зацепка. У нас теперь их двое: Уильямс и Андронников. Дальше события разворачивались стремительно. По настоянию внезапно ставшего осторожным Рида Хэнк запросил ордер на обыск дома Андронникова, причиной выбрав «хранение и производство» наркоты. Знакомый судья обещал управится до завтра, и Хэнк набрал номер Кэры Бьелль, — она не была удивлена от слова «совсем», договорившись встретиться с ним утром следующего дня. Ричард, немного раскачавшийся, принялся скрупулезно изучать дело Уильямса, пытаясь выяснить, куда и за что его упекли; Гэвин прохлаждался у кофемашины. Впрочем, он собирал сплетни: один из самых полезных навыков в современном мире. Ближе к четырем часам, когда начало смеркаться, Ричард сказал: — Я уйду пораньше. Все материалы сброшу Вам, лейтенант Андерсон, на почту. Хэнк задумчиво почесал бороду. — Думаешь, он вернулся? Ричард досадливо поморщился. — Не знаю, — тихо сказал он, — может, он вообще больше не захочет возвращаться. И он ушел, понурый еще больше, чем утром. Хэнк проводил его взглядом. Остаток вечера Андерсон уныло раскладывал пасьянс, мимоходом читая дело Тодда Уильямса.

***

Ночью Коннор принял. Он заснул в холодном, сыром помещении ближе к десяти вечера, голодный и уставший настолько, что в сон буквально провалился. Проснулся поздней ночью с комом в горле и тупой болью в легких. Нос тек. Голова раскалывалась. Он все-таки простыл. Заснуть больше не получалось. Желание обжигало его изнутри. Совесть, обгладывающая кости, как одичалая собака, в кой-то веки молчала. Голос разума был глухим и спутанным, словно говорил из бочки: ты обещал, ты обещал, ты обещал… Кому он обещал? Что обещал? Кто вообще держит свои обещания? «В последний раз», — подумал он. И знал, что это ложь. Руки, будто и не его вовсе, сами потянулись к наушникам. Треков было пять, как и сказала Хлоя. Дрожащей рукой и перелистывал их туда-обратно, не решаясь нажать «пуск». «Поступь солнечных лошадей». «Джаз фарфоровых тарелок». «Перестук колес последних поездов». «Голоса». «Как рождаются цветы». Сплошная органика. Все, как он любил. В итоге он выбрал первый попавшийся. Противный писк — и эйфория. Коннора всегда манили самые темные, запретные глубины своей души. Там, в тишине и одиночестве, он наконец-то обретал покой и умиротворение, надежно защищенный собственноручно взращенными терниями. Но дорога, которую он упорно выбирал раз за разом, все чаще заводила его в простое небытие: несколько часов клубящего тумана в голове, слабость в теле, сушняк, легкая истома. В этот раз все было по-другому. Когда он пришел в себя, он будто был пьян: мир покачивался, мысли путались, золотой пузырь счастья раздувался в груди, полня кровь искрящейся энергией. Он поднялся на ноги и рухнул обратно на кровать; он обнял себя руками, дотронулся до лица, губ, носа и расхохотался так искреннее, как не смеялся много лет. Он был жив. Он был. Мир вокруг него был. И это было абсолютно прекрасно. Он лежал на кровати, не чувствуя собственного тела, и видел время, связи, любовь, — он сам был любовью. В голове у него было пусто и ярко. Солнечный свет струился даже сейчас, глубокой ночью, из самого его естества. Он не помнил ни имен, ни лиц. Это был чистый кайф такой мощности, который он никогда прежде не испытывал. Он нежился в этом ощущении до самого утра, то проваливаясь в зыбкий сон, то растягиваясь на постели, словно кошка. Ему было необычайно хорошо. В дреме он ощущал, как чужие крепкие, теплые руки касаются его тела, и он вздрагивал от наслаждения, ластился, бесстыдно просил больше. Какая-то часть его сознания смущенно трепетала, будто бы он делал что-то запретное; но он узнал это чувство. Ему всегда было хорошо именно так, когда он принимал. Но никогда прежде его не затягивало в этот омут столь глубоко: он даже слышал собственное неровное дыхание и слабый, требовательный голос. Раньше все это — руки, запахи, чужая тяжесть и странный жар во всем теле, — были не больше, чем сном, но теперь он действительно осязал. Очнулся Коннор от пульсирующей головной боли. Ему срочно нужна была вода. Тело ломило. Он с ужасом осознал, что почти достиг своего пика. Срочно требовалось сбросить напряжение. Ноги дрожали и болели, когда он мелкими шажками плелся к туалету. Вены на руках буквально вздулись. Сердце его колотилось часто и болезненно, а он все никак не мог успокоиться: он был напуган эффектом и мощностью собственных ощущений. Волны остаточного опьянения накрывали его внезапно, вызывая позорные хрипы и головокружения. Успокоился он лишь минут через двадцать. Плеер, будто бы безвинный и непричастный к происходящему, лежал на подушке, тускло поблескивая хромированным бочком. Коннор боязливо взял его в руки, повертел. Громкость не была выкручена на максимум, шкала зарядки мигала полными 100 процентами. Он зашел в прослушанное, отметил, какой из треков выбрал. Ошалело похлопал глазами. Это было слишком. Определенно, это было за рамками. Коннор поклялся себе больше-никогда-в-жизни и сунул плеер под подушку. На душе было гадко. Живот урчал от голода. Накануне Норт любезно одолжила ему немного налички на «первостепенные нужды». Коннор все еще мог расплатиться биометрией, но он был уверен, что его близнец только этого и ждет: он буквально видел, как терминал пиликает, оповещая об успешной оплате, а через секунду его уже скручивает взбешенный Ричард, перерывший весь город в поисках пропажи. (О том, что его брат отказался от рьяных поисков и терпеливо ждал, пока старший нагуляется, Коннор даже помыслить не мог). Кроме того, часть сознания, которую он нарекал «взрослой» — а, судя по поведению Коннора в последние дни, это часть была гораздо меньше, чем он предполагал, — требовала бережнее относиться к деньгам: он не знал, какую сумму был должен Хэнку, но полагал, что все его сбережения в нее войдут. Вообще-то, Коннору следовало уже сегодня вернуться домой. Он был уверен, что его ищут. Он опять делал брату больно: сначала молчанием, потом ложью, теперь своим побегом. Он должен был взять ответственность за свои поступки. Вот только одна мысль о родном очаге вызывала у него приступ удушья. Нет, он вернется вечером. Он еще не готов. Тело все еще мелко дрожало, хотелось пить и прилечь. Обычные отходняки, сотню раз им испытанные, только чуть сильнее, чем обычно; он мог с этим справиться. Следовало пойти и найти себе завтрак. Он почти заставил себя надеть обувь, когда дверь внезапно распахнулась. На пороге стоял Маркус Манфред. Он тяжело бежал, будто бежал марафон. В руках у него был очень приятно пахнущий — живот что-то буркнул — крафтовый пакетик. Честно говоря, именно он заинтересовал Коннора, а не сам Манфред собственной персоной. Но, к сожалению, рот открыл именно Маркус. — Господи, что на тебе? Спал Коннор в одежде, которую ему притащила Норт, потому что в комнатке было слишком холодно: вязаный растянутый свитер, белая (некогда) футболка, спортивные штаны на два размера больше и шерстяные носки. Пальто, как и толстовку с джинсами, Норт обещала вернуть сегодня после стирки. Обогреватель стоял тут же, почти бесполезный из-за малых мощностей; док неслабо продувало, и даже изнутри стены были покрыты инеем. В комнате, к счастью, не было окон. Видимо, все это впечатлило Маркуса настолько, что он ляпнул: — Ты же околеешь, — и сразу же смутился собственной фамильярности. Коннор выгнул бровь. — У меня не так уж много вариантов, где я могу остановиться, — хрипло произнес он. Звучал Коннор слегка гнусаво. — У нас есть временное жилье для бездомных, — возразил Маркус, — там теплее и есть горячая вода. — Но я-то не бездомный. Маркус с сомнением на него посмотрел. — Обычно, когда человеку некуда идти– — Мне есть, куда идти, — упрямо перебил Коннор, — другой вопрос, хочу ли я этого. На мгновение повисла тишина. — Ты удивительно упертый для того, кто похож на труп не первой свежести, — заметил Маркус. Вздохнул. — Я принес тебе завтрак. — Благодарю. Что ты от меня хочешь? — Почему сразу что-то хочу? Может, у меня внеплановый приступ альтруизма. — Ко мне-то? — Ты мне противен самую малость, честное слово. Помолчали. Маркус протянул ему пакет. — Ты действительно помог взломать сервер? — Да. — Зачем? — Не скажу. — У тебя был план? Стратегия? Расчет? — Да, и во всем я капитально обосрался. — Смотрю, у тебя это в привычке. Обсираться, в смысле. — Как деликатно подмечено. — Спасибо, старался. Ты кушай, пока горячее. Норт тоже выгнали с работы из-за тебя? — При чем тут я? Это ты написал ту статью, из-за которой Фаулер на нее взъелся. — Мне ее заказали. Коннор перестал жевать. — Ты еще и на заказ пишешь? — Представь себе, деньги я получаю не за только мое Очень Важное и Уникальное мнение. Мне поступил пакет данных, оплата и душераздирающее письмо, указывающее на вопиющую халатность полицейских, ведущих расследование. Я был возмущен. Даже не помню, из-за чего так сильно: то ли из-за того говнюка с шрамом на носу, то ли из-за старого алкаша, то ли из-за того твоего брата, Ричарда Моргана. — Как ты узнал, что Ричард Морган – мой брат? Маркус моргнул. — С помощью… глаз? Коннор поджал губы. — Логично. Хорошо ими пользуешься. — Спасибо, сам отращивал. В любом случае, я подумал, что, возможно, ты в курсе, кто прислал то письмо. Я не предполагал, что из-за него Норт потеряет работу. Это было… —… ожидаемо, если бы ты включил голову. — Возможно, — вздохнул Маркус, — но мне интересно другое. Зачем тебе взламывать сервера и помогать мне? Коннор прикусил губу. — Я помогал не тебе. Я помогал себе. Тобой я прикрывался. — Умно. А кто использовал тебя? — Неважно. — Как знаешь. Теперь тебя хочу использовать я. Я предлагаю помощь. — С чего ты решил, что она мне нужна? — Нет, ты не понял, — поправил Маркус, — помощь нужна мне. Твоя. Как специалиста. Ты же химик, верно? Коннор вытаращил на него глаза. — С чего бы мне тебе помогать? — Во-первых, имей совесть: ты временно прописался в моей собственности. Во-вторых, посмотри на себя, — он ткнул пальцем в Коннора, — ты ушел от людей, забился в угол, спрятал голову в песок. Почти уверен, что ты занимаешься либо самобичеванием, либо утопаешь в жалости к себе. Тебе нужно какое-то дело, чтобы взбодриться. Я его предлагаю. Ты ведь торчишь, верно? —… верно. — Пойми правильно: это только твое решение, как гробить жизнь. Будь моя воля, я бы выгнал тебя взашей. Но Норт говорила, что ты далеко не дурак. И потерять тебя будет жалко. Помоги мне, и я помогу тебе. Коннор задумчиво дожевывал сэндвич. Маркус стоял в позе, явно призванной воззвать к совести Моргана: прямая спина, суровый взгляд, выражение лица а-ля «еще минута и покусаю». — Что ты от меня хочешь? — Есть один человек, — сразу же отреагировал Маркус, расслабляясь, — который много лет назад принимал участие в разработке такой вещи, как биопротезы. Неизвестно, чем конкретно он занимался. Я тут… собираю некоторые сведенья о Киберлайф, — прокашлялся Манфред, — и выяснил, что компания не нанимала его, но использовала в качестве консультанта. Это было чуть больше десяти лет назад. Я хочу с ним поговорить. — И как тебе помогу я? Я ни черта не знаю о протезировании. — Протезы делают на тириуме, — пояснил Маркус, — этот человек имел к нему прямой доступ. Или к тому, что тогда считалось тириумом. И сейчас — вот так совпадение — он широко известен в кругах наркоманов. Чувствуешь связь: дело твоего брата, тириум, наркотики, Киберлайф? Коннор закатил глаза. — Это притянуто за уши. Но я в игре. — Отлично, открывай свой зад от кровати. Сейчас найдем тебе приличную курточку и вперед – к Златко Андронникову!