Монстр Кровавого Тумана

Фугуки и Амеюри снова встретились поздним вечером на пустынном пляже. Они даже не договаривались. Просто оба знали, что есть вероятность повстречаться здесь именно в этот час. Амеюри сидела на большом обломке скалы и смотрела на море, рядом с камнем лежал плед и маленький термос, который Амеюри почти всегда носила с собой. Когда Фугуки подошёл, она обернулась, меланхолично и тепло улыбнулась, и спрыгнула на песок. Двое сели рядом и, поскольку было уже довольно свежо, она привалилась плечом к его массивному плечу. Они молчали долго, но спустя какое-то время Амеюри заговорила. — Фугуки-семпай, что будет дальше? Теперь вся реальная власть в руках не у даймё, а у Скрытой Деревни, и Ягура явно настроен на захватнические войны. — Голос Амеюри был негромким, и говорила она почти без выражения. От этого тона, который почти вводил в транс, мечнику сделалось жутко. Он промолчал. — Я думаю, что у младшего поколения должны быть другие примеры для подражания, а не только лорд-мидзукаге, — продолжила Амеюри, высказывая, должно быть, то, что давно занимало ум. — Что-то мне некомфортно как-то… Знаешь, начинается-то всегда с какой-нибудь ерунды… Сегодня вот пошла за продуктами, а магазин закрыт. Лавочника нашего выслали из Кири только потому, что он был приезжий. Сейчас подозрительный личностей просто депортируют, но… Недолог тот срок, после которого несогласные с режимом начнут истребляться. Амеюри поёрзала и вздохнула. — Что ты молчишь? — спросила она всё так же вяло. — Я не знаю, что тебе сказать на это, — ответил Фугуки. — У нас всегда была плохая репутация, но за последние десять лет всё стало как-то особенно абсурдно. Одних высылают, для других же границы настолько непроницаемы, что скоро гражданское население не будет знать, что делается в других странах… Я не хочу, чтобы остров стал тюрьмой! Я думала, что когда-нибудь посмотрю мир и всё такое!.. — Амеюри тихо иронично рассмеялась, но скоро осеклась. — Он был совсем ребёнком, когда в него заключили Биджу, — сказала она всё тем же бесцветным тоном, — и это травмировало его эмоционально и душевно. Он то один, то… совсем другой, словно два разных человека. Он боится. Наверное, мы должны что-нибудь сделать. Фугуки понимал, что она хочет утешения, но не мог произнести ни слова. Внезапная несвойственная ему робость не позволяла говорить. Он почувствовал беспомощность. Да и что он мог сказать? Амеюри встала и сделала несколько шагов к воде. — Когда я стремилась заполучить Киба, — сказала она, — мне всего-то и хотелось показать свои возможности и стать частью коллектива. Я хотела сражаться вместе с крутыми ниндзя… Это было весело — брать всё новые и новые высоты, гнаться за тобой, стремиться к вершине мастерства! Но я не думала, что вместе с титулом на меня свалиться столько ответственности. Мы, как сильнейшие ниндзя деревни, ответственны за всё, что происходит в стране! Я никогда не хотела быть ни военным советником, ни чиновником… Семпай, как мы умудрились во всё это впутаться? Она обернулась и снова, как несколько дней назад, вдохнула воздух в грудь с выражением решимости. Она хотела что-то сказать. Что-то важное. — Что? — Ты всё исправишь? Попытаешься сделать так, чтобы в селении было не страшно жить? — Мы сделаем что-нибудь вместе, — произнёс Фугуки, в котором растерянность и отчаяние перевалили за ту грань, после которой становились уже полным спокойствием. Твёрдость его тона, кажется, успокоила Амеюри. Она задумчиво пошевелила губами, словно произнося беззвучные слова. — Фугуки-семпай! — сказала она уже внятно и громко. — Пообещай мне, что примешь мальчишку в обучение! Он такой же сирота, как и мы. Его родителей убили вражеские синоби, и его некому было воспитывать, но глядя на тебя, он сможет стать приличным человеком и хорошим мечником. Фугуки подумал, что это именно она медленно, но верно толкнула его к этому решению, действуя мягко и упорно, как волна, которая со временем точит скалы и превращает острые осколки в покатую гальку. Амеюри, пожалуй, могла уговорить его вообще на что угодно. — Я уже решил, что приму. Но ты меня переоцениваешь… — Хорошо, — куноичи улыбнулась, — даже на сердце теперь спокойнее. Она вздохнула и потянулась, сцепив руки над головой в замок. Фугуки решил, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы рассеять напряжённую атмосферу и сменить тему. Другого шанса могло и не представиться. — У меня для тебя кое-что есть, — сказал он. Фугуки поднялся с песка, отряхнулся и вынул из подсумка на поясе продолговатый бархатный футляр. Ринго уставилась на него вопросительно и удивлённо. — Что это? — спросила она. — Это что, украшение? Она взяла протянутое. — Это что, браслет? Для меня? Амеюри всунула ему в руку пустой футляр и начала вертеть в пальцах подарок, так заинтересованно, словно в жизни не видела украшений. Это был действительно браслет: серебряная цепочка с крупными звеньями, к которой крепились жемчужины попеременно с подвесками в виде рыбок, ракушек и морских звёзд. Миру долго и придирчиво выбирала подходящий подарок, подробно расспрашивая Фугуки о характере его отношений с одариваемой, пока не остановилась на этой милой безделушке. Фугуки согласился с тем, что браслет — вполне нейтральный подарок, не слишком скромный, но и не претенциозный. Сам бы он тоже выбрал нечто подобное, но сомневался в своём вкусе на такие чисто девичьи предметы. Амеюри застегнула цепочку на левом запястье и долго смотрела на свою вытянутую руку, вертя кистью так и эдак. На лице не было эмоций, но она заметно раскраснелась. — Спасибо, Фугуки-семпай, — сказала Ринго, наконец. — Мне никто раньше не делал таких подарков. — Это за тот бенто. — Ужин был вкусным? — Нет. Только яблоки… И клубника. Амеюри, казалось, ещё сильней покраснела, и Фугуки сам вспыхнул от смущения. Становилось холодно, на землю опускалась неспокойная ветреная ночь, но они не чувствовали прохлады. — В следующий раз положу одни только овощи и фрукты, — сказала Амеюри. — Всё равно готовить ничерта не умею!.. Она усмехнулась, посмотрела на небо, присела на расстеленный плед и отвернула крышку от термоса. Пока Амеюри пила свой травяной чай, и она, и Фугуки молчали, но неловкости больше не было. Амеюри задала беседе тревожный тон с самого начала, но оба понимали, что ей нужно было просто выговориться, а не поднять тревожащие вопросы. О проблемах Кири все всё и так прекрасно знали. И она получила то, что ей было нужно — поддержку. Скоро она снова начала улыбаться и ходить вдоль прибрежной линии, выбирая плоские гальки и посматривая на левое запястье, где теперь тихо позванивали серебряные подвески. Фугуки тоже успокоился было, но вдруг заметил, что Амеюри замерла, стоя лицом к океану. Она стояла, низко склонив голову, и ему показалось, что сквозь гул и шелест волн пробился тихий, но высокий треск электрической искры, а на волосы Амеюри упал холодный тусклый свет. — Что с тобой? — спросил мечник. — Нет, ничего… — ответила Амеюри, оборачиваясь и держась за грудь, с несчастным видом пытаясь улыбаться сквозь боль. — Просто в бок кольнуло… Это невралгия. Эй! Ты что, беспокоишься обо мне? — Почему я не должен о тебе беспокоиться? Амеюри уверенно выпрямилась, упирая руки в бока, и весело расхохоталась. В кулаке она всё ещё сжимала несколько гладких камешков. — А помнишь, как мы раньше бросали гальки по воде? На водохранилище. — Конечно помню, — Фугуки улыбнулся. Это был как раз тот период времени, когда они оба могли называться подростками. Она уже, а он ещё. — Почему мы перестали туда ходить? Он пожал плечами. — Служба. — Может, сходим как-нибудь? — Давай.