Hi, monster

— Он говорил когда или где вы встретитесь, постарайся вспомнить — каждая деталь важна!— Джим постарался придать голосу мягкости, но я видела, как тяжело ему сохранять спокойствие. — Нет, просто сказал, что это произойдёт и что ждёт с нетерпением. Ли сидела рядом, и ободряюще приобняла меня за плечи. Кажется, никто из них не мог ожидать, что вчерашний кошмар для меня не закончился. — Послушай, Оливия, что бы не случилось, ты не должна оставаться одна. Пока с «Маньяками» не будет покончено, — произнёс Гордон тоном, не требующим возражений, — Тебе стоит пожить у нас. По взглядам, которыми перекинулись Лесли и Джим, я поняла, что всё это — дело решённое и меня просто поставили перед фактом. По телу расплывается тепло от осознания — они заботятся обо мне, с ними я в безопасности. Прозвучит дико, но в маниакальном преследовании Джерома, кажется, найдётся преимущество. Переезжая в Готэм, я беспокоилась, что стану остро переживать расставание с друзьями и родителями и почувствую себя одиноко. — Ох, а мои родители? Пожалуйста, скажите, что они не в курсе происходящего! — Пока нет, но, Оливия, они имеют право знать, — слова Ли заставили меня почувствовать облегчение. Если бы родители узнали, что произошло со мной в Готэме, то вылетели бы первым рейсом и силком утащили домой. Об Университете, успешной карьере, как и о самостоятельной жизни в целом можно было бы забыть. — Они с ума сойдут, если узнают. Нет, этого не должно произойти, — спорить со мной не стали, всё же восемнадцатилетняя дама имеет право сама распоряжаться своей жизнью — но оба смотрели на меня неодобрительно. Три дня проходит с того злосчастного звонка, и, слава тебе, Господи, ничего не происходит. Может Валеска просто напросто забыл о девчонке из полицейского участка и нашёл себе другую жертву, повеселее? Очень хотелось бы верить. Но Джим не на секунду не оставлял бдительности, одна я даже в магазин не выходила лишний раз. К тому же, он день и ночь не спит в, пока что, бесплодных попытках выследить беглецов из психбольницы и теперь больше напоминал заведённую механическую куклу. Глупо и беспечно с моей стороны, возможно, но я уже с трудом верю, что могу стать новой целью Валески. И потому позволяю себе снова углубиться в студенческую жизнь, что, кстати, ещё и неплохой способ отвлечься от всех этих событий. Местный университетский актив организовывает вечеринку в честь успешного старта, с учётом того, что первокурсники успели обжиться и присоединяться к общему веселью. Ходят легенды о тусовках, которые устраивают здесь студенты. И я, выслушав несколько восторженных отзывов, просто не могу упустить такой случай. Как человек, по природе более склонный к уединению и предпочитающий тишину и покой, я нечасто посещаю подобные мероприятия. Однако новые знакомые умеют быть убедительными. Гвен Макклер, моя однокурсница и, по совместительству, первая в этом городе ровесница, с которой у меня завязались дружеские отношения, не простила бы мне пропуск «самого главного события месяца». Естественно, главным аргументом, препятствующим мне идти на вечеринку был мой «комендантский час», который наступал в восемь часов. Проблема решаема — все студенты собираются к шести, в бассейном комплексе и веселятся хоть до самого утра. А я потолкаюсь с ними часок-другой и уберусь домой, пока на улицах города будет достаточно светло. Я понимаю, что тем самым лишу себя самой интересной части вечеринки, но другого выхода быть просто не может. Лесли и Джим ожидаемо воспротивились моему плану, однако, вскоре смягчились — я не давала повода усомниться в своей ответственности, и согласились с условием, что я вернусь не позже восьми. Почувствовав себя глупым подростком, вымаливающим разрешение веселиться подольше, я пообещала, что буду осторожна и заверила, что ничего со мной не сможет случиться в переполненном студентами заведении. «Хотя в переполненном полицейскими случилось» — проносится в моей голове, но я отмахиваюсь от страшных мыслей, осознавая, что не могу сидеть взаперти — «К тому же Он знает номер телефона Джима, что мешает ему выяснить, где я живу. Даже тут, при большом желании, я могу оказаться в опасности». Джерому Валеске стоит лишь захотеть и ничто не удержит его от исполнения его маниакальных фантазий. Сюда бы моего отца, подобные случаи психоза как раз его специальность. Было довольно непривычно неспешно продвигаться сквозь ряды студентов, которые в обычное время кажутся такими отчуждёнными и серьёзными. Приоткрыв занавес, отделяющий зону отдыха от танцпола, я прошла внутрь. Громкая ритмичная музыка больно била по ушам, а сигаретный дым вызывал лёгкий приступ тошноты. На длинном бордовом диване расположилась компания молодых людей, которых я и искала. Гвен среди них — сидит с краю, закинув ногу на ногу и неспешно потягивает коктейль мятного цвета. Она помахала мне рукой и широко заулыбалась. Я двинулась в их сторону. На диване также расположились наши одногруппницы — Джульет и Фанни, девушки, с которыми я за время учёбы и парой слов не успела перекинуться. Рядом, прислонившись к стене стояли и общались между собой Грэм с факультета психологии и незнакомый мне парень. — Оливия, ну наконец-то! — Гвен вскочила с дивана и подлетела ко мне, заключив в объятия, — Без тебя здесь было тухло. Я улыбаюсь и, выпутавшись из кольца рук Гвен, сажусь на свободное место, подруга следом за мной. — Рад тебя видеть, — приветливо произнёс Грэм, отвлекаясь от разговора, а затем представил своего приятеля. Скотт оказался самым нетрезвым в этой компании и умудрился отвесить мне джентльменский поклон. Усмехнувшись, я снова посмотрела на Грэма и только сейчас заметила в его руках дымящуюся сигарету. У меня возникло плохое предчувствие. — Хочешь? — поинтересовался Грэм, проследив за моим взглядом. Травка? Конечно, мне хотелось оторваться и забыться ненадолго, но таким ли способом? Не сделаю ли я то, о чём мне придётся в последствии пожалеть? — Пожалуй, не стоит. — Уверенна? Ведь можно иногда совершать безумные поступки. Смотрю на протянутый косячок в нерешительности — я чувствую, что упускаю нечто важное, постоянно поступая правильно. Одна затяжка, из любопытства, не перевернёт мой мир с ног на голову, но зато поможет мне почувствовать себя простой студенткой, которая умеет развлекаться. Которая не носится со своими принципами и ограничениями, а завтра… Всё будет как и раньше. — Ну… хорошо, — осторожно забираю косяк из цепких пальцев парня и получаю поддерживающую улыбку. Подношу к губам и делаю затяжку, но моментально захожусь в приступе кашля. Какая мерзость. Лёгкие противно обожгло, а голова нещадно закружилась. Пытаюсь всучить косячок обратно Грэму, игнорируя смешки ребят из-за моей реакции на наркотик. — Может, ещё затяжечку? — мягко запротестовал парень, поднося травку к моим губам. Его взгляд затуманен и расфокусирован от действия наркотика. Послушно делаю повторную затяжку, чем вызываю радостное улюлюкание компании. На этот раз всё происходит не столь болезненно — дым больше не обжигает, а распространяет приятное тепло, глаза застилает молочная дымка. Отстранившись, выдыхаю клубы светло-серого дыма и откидываюсь на спинку дивана. Спустя мгновение, наркотик начинает действовать. Цвета усиливаются, превращая действительность в яркий калейдоскоп, Музыка становится громче, заполняя собой всё. Закрываю глаза не в силах свыкнуться с происходящим и чувствую, что тело будто отрывается от земли, позволяю мне парить в воздухе. Мысли улетучиваются и слава Богу. Ещё нигде и никогда мне не было так хорошо и отчего-то захотелось смеяться. Не выдерживаю и начинаю бессмысленно хихикать, когда Грэм усаживается рядом и неловко наваливаюсь на парня. — Тысяча извинений, —произношу я, впрочем, не чувствуя ни грамма неловкости, а затем тянусь к столику, стоящему напротив дивана. К Подносу с коктейлями — такими, как у Гвен. Наркотики плюс алкоголь, надеюсь ты довольна, Оливия? Странный спектр эмоций охватывает — наслаждение и тошнота, ликование и тоска. Пора с этим заканчивать. Чувствую, как Грэм кладёт руку мне на поясницу, тем самым обостряя моё внутреннее напряжение. — Ребята, там такое происходит! — в помещение вбегает парень, которого я ранее не видела, — Новичок с первого курса подрался с Джастином Флетчером! — Джастин! — Фанни вскакивает, мгновенно добирается до занавеса и скрывается за ним — остальные следом за ней. Не имея понятия ни о том, почему мне должно быть интересно наблюдать за петушиными боями, ни о том, кто такой, чёрт возьми, Джастин Флетчер, я остаюсь сидеть на месте. — Надеюсь, новичок отделает его покрепче, — произносит Грэм, потушив самокрутку в пепельнице. Рука Грэма аккуратно поглаживала оголённый участок кожи у меня на спине, мы встречаемся взглядами. Здравый смысл уходит далеко и надолго, помахав мне ручкой на прощание. Грэм наклоняется, сокращая любые дистанции и через мгновение впивается мне в губы жадным поцелуем. Оторопев от неожиданного напора, я всё же несмело ответила, зарывшись руками в его светлые волосы. Выждав лучший момент, парень углубил поцелуй, соприкасаясь с моими неумелыми попытками. — Оливия… Очнись, Оливия. Грэм нравится мне. Он красив, остроумен и мне льстит его внимание. Но всё это неправильно, забыто главное — моя гордость. Всё не может произойти вот так и две затяжки не заставят меня позабыть о своих принципах. С задворок сознания звучит настойчивое: «Прекрати это» и я делаю первые, слабые попытки прервать безумие. — Грэм, хватит…пожалуйста, — произношу, уповая на благоразумие парня, а затем отстраняюсь от него чуть в сторону. Не вышло. Словно заведённый, Грэм спускается к моей шее — оставляет быстрые поцелуи, прикусывая кожу. А я, тем временем, утыкаюсь руками ему в грудь, отталкивая. — Грэм! —выкрикиваю, спихнув, наконец, парня на другой конец дивана. Он смотрит на меня удивлённо, будто не осознавая до конца происходящее. А через минуту на его лице отчётливо читается ярость. — Сначала возбуждаешь парней, затем кидаешь? — Я не могу, пойми я… — обрываю свою оправдательную речь, когда Грэм снова, как будто озверев, накрывает мои губы своими. Он подносит руки к ширинке моих джинс, расстёгивает молнию, но я вовремя успеваю перехватить его. Продолжаю сопротивляться, осознавая, что происходящее теряет всякие границы. И страшно представить, что произойдёт, если мне не удастся остановить его. — Прекрати сейчас же! — изо всех сил, которые у меня отняли наркотики и алкоголь, стараюсь отшвырнуть его. Чувствую, как к горлу подступает тошнота. — ГРЭМ! Занавес резко отдёргивается в сторону с такой силой, что шторы грозят сорваться с петель. Не успеваю понять, что произошло из-за наркотиков, разум затуманен, реакции затуплены. Что-то сверкнуло у Грэма за спиной, тот также, как и я, тормозит и не успевает обернуться. Из сверкающего серебряного пятна чётко вырисовывается сталь. Через секунду плеча Грэма касается рука, а его шеи касается нож. Легко, как по подтаивающему маслу, и неспешно кожу разрезает серебряная сталь. Хлынула кровь, водопадом стекая от горла, попадая на мою рубашку, волосы и лицо. Смертельный ужас будто заставил онеметь. Закричать, как требует того ситуация, не выходит — ни стона, ни всхлипа. Не могу. Тело Грэма оседает, будто тряпичная кукла, падает к моим ногам. И я вижу, Кто это сделал. Осознание приходит не сразу, приходит ли? Сначала кажется, будто кровь — галлюцинация от наркоты, нож — галлюцинация. Галлюцинация — Джером. Но вряд ли две затяжки марихуаны способны на такое. И пара глотков коктейля тоже. Джером пинком отшвыривает Грэма в сторону — тот всё ещё всхлипывает, и из его горла исходит отвратительное булькание. Затем Джером подходит ко мне, отбрасывает нож в сторону, кладёт освободившиеся руки мне на плечи. — Я же говорил, мы скоро встретимся, — в его голосе слышится почти детский восторг, глаза задорно блестят. Затем, он тянет меня наверх, подхватывает за талию, тем самым не давая упасть. Кидаю взгляд на пол, полностью залитый кровью, наступаю в лужу ботинком. Кровь на лице, одежде, обуви, мне это всё сниться. — Нет, нет, солнышко, не засыпаем, впереди всё са-амое интересное, — шепчет мне прямо в ухо, обжигая дыханием и выводит их комнаты. Мы пробегаем мимо танцующих — алло, ребята, посмотрите! Но никто и не повернул голову в сторону странной парочки, они зашлись в ритме музыки, подпевали и подпрыгивали. Холодный воздух улицы отрезвляет — мир перед глазами стал приобретать положенную чёткость. И вместе с тем приходит полное осознание. — Куда мы идём? — хриплым голосом спрашиваю Джерома, чувствуя как на глаза лезут слёзы отчаяния, а после короткого ответа начинаю заходиться в беззвучном рыдании. Домой. «Дом там, где твоё сердце, так обычно говорят в добрых и красивых фильмах?» Он усаживает меня в старую, потрёпанную жизнью грязно-серую машину, обходит её спереди и усаживается за водительское место. — Вот видишь, я твой герой, спасаю от плохого парня. Ох, ну и грязные мыслишки были в его заурядной голове! Не меня тебе нужно было бояться, ой не меня, — проговаривает парень, застёгивая на мне ремень безопасности. Хочется рассмеяться ему в лицо, зайтись в истерике. Из двух зол — быть изнасилованной на вечеринке или убитой в муках выбор не кажется таким очевидным! — А ты зачем-то пряталась за спину тётки и того бравого полицейского. Но вот в чём дело, Оливия, тебе крупно повезло, что их защита бесполезна. Я тебя спас! Никогда не устану повторять, честное слово, музыка для моих ушей. Я постаралась перехватить в этой дешёвой браваде хоть каплю смысла, чтобы понять чего от меня хочет этот психопат, но не выходит. «Спас, повезло» — какой-то бред. Чтобы прочитать его мысли, мне, пожалуй, воображения не хватит. — Ты убил Грэма Макдауэлла, — произношу срывающимся голосом, сама не зная для чего. Чтобы Джером знал имя своей жертвы? Он ожидаемо заулыбался, но не безумно, как обычно, а словно жалостливо и снисходительно, будто смотря на глупого ребёнка, — Что ты сделаешь со мной? — Ты не слушаешь, дорогая Оливия, я отвезу тебя домой! *** Я в жизни не чувствовала себя так ужасно (в физическом плане), как этим утром. Последствия вчерашнего бурного вечера. Но, в определённом смысле, эта боль была мне в радость, ведь она помогает отвлечься от воспоминаний… Не верю, что всё это произошло со мной, не верю, что происходит. Моим «домом», что удивительно, оказалась квартира мисс Бейтс — и всё бы ничего, если не мысль о том, что Джером в курсе места моего квартирования. Это пугает, он теперь знает обо мне Всё, возможно даже то, чего не знаю я сама. Я ни о чём не рассказала полиции. Соврала Лесли по телефону о том, что на вечеринке почувствовала себя плохо и вернулась на квартиру — она ближе к универу. Почему я это сделала? Валеска дал ясно понять, что не хочет, чтобы я разбалтывала обо всём Гордону. «Это будет наша с тобой тайна! А, каково? Ты, конечно, захочешь поделиться с Джимми, но так всё веселье будет испорчено! И я могу расстроиться» Так тому и быть. Чего бы он не задумал, моё убийство не было его целью. Возможно, только пока, но я жива (в отличие от Грэма) и, даже напротив, благодаря нему цела и невредима. Так что буду играть по его правилам, хотя, возможно, и пожалею об этом. Я снова перееду в квартиру мисс Бейтс, надоедать своим присутствием сладкой парочке теперь не имеет никакого смысла. Мой запоздалый подростковый бунт — им всё равно не удастся помочь мне. Есть кое-кто, извлёкший больше всего выгоды из ситуации. Я, конечно, имею в виду Перси, скучающего по родной обители. Сегодня я заберу кота домой, а сначала… попытаюсь со всем разобраться. «-Тайна? Когда найдут тело Грэма… Гордон глаз не спустит…       — Если найдут тело.» Главный вопрос, лейтмотив, если хотите, моих расследований: «Почему я?». Кто я такая в истории одного из самых страшных преступников Готэма? Он не стал бы преследовать напуганную до смерти девицу из участка, ведь таковой становится любая адекватная девушка в присутствии Джерома. Во всём этом был какой-то смысл, двойное дно, но я не знаю, не помню, что может стать им. «-Я не понимаю. Пожалуйста, почему…       — Почему ты? А вот сама об этом и подумай. На досуге…» Почему я? На фоне всех этим загадок, на второй план отходит вопрос об убийстве Грэма. Словно это произошло годы назад. Никто не хватился его, в конце концов, он был не самым прилежным учеником и пропуск занятий не вызвал подозрений. Пока что. Вторая смерть, которую я наблюдаю; первая по моей вине. Последние воспоминания о нём омрачены по ясной причине, но он не заслужил… такого. Никто не заслужил. Не так уж много времени прошло с тех пор, как я познакомилась с симпатичным парнем с курса психологии. Он перебрал на вечеринке и ошибся по-крупному. Джером убивал и за меньшее. *** — Как давно у тебя начались эти кошмары? — После того, что я сделал, полагаю. Но я бы не назвал свои сны кошмарами. — И что же тебе снится? — доктор поправляет чуть съехавшие очки, не отрывая взгляда от пациента, сидевшего на диване, по-турецки сложив ноги. — Разное. В моих снах нет определённого сценария. Каждый раз я новый персонаж в новой истории. Один и тот же лишь финал. Я не действую по плану, мне кажется, что я и сам не знаю чего хочу. Но результатами всегда удовлетворён. Иногда они молят меня о пощаде и мне это особенно нравится, знаете. Как будто в этой жизни, я могу контролировать что-то грандиозное. Беру в свои руки то, что другие не осмеливаются. Но очень хотят. Всё завершается утром, как только я открываю глаза в вонючем трейлере, который зовётся домом. Всё перестаёт быть таким… простым что ли. И контроль я тоже упускаю. В кабинете становится прохладно, чуть тёплая батарея едва ли прогревает неуютное помещение. Ветер за окном пронзительно завывает, по крыше лечебницы барабанит дождь, вода стеной стекает вниз, заслоняя собой всё. — Мамаша думает, что у меня с головой не в порядке. И не она одна, к слову. Мне вот интересно, доктор, как вы считаете, я псих? — Думаю, ты боишься, Джером. Боишься и запутался. Твои сны — единственное место, в котором ты чувствуешь себя достаточно сильным, — отвечает доктор, как только сделал в блокноте пару торопливых пометок, — И в них тебя не останавливает сострадание или чувство вины. Как не остановило, тогда в случае с Тайлером Тейтом. — Ну да, мы кажется уже должны поговорить об этом. Хотя я и не раз рассказывал, что не понимаю как это вышло, — парень разводит руками, его голос остаётся спокойным и уверенным, — Я как будто отключился. Бам! И вот меня уже кто-то оттаскивает, Тайлер орёт, как ненормальный, и повсюду его кровь. До сих пор не могу поверить, что это я сделал. — Знаешь, что я думаю, Джером? Что ты мне врёшь. Полиция и доктора поверили тебе и назначили полугодовой курс лечения, но будь со мною откровенен. Когда ты облил руку того парня кислотой, ты же всё сознавал, я прав? Джером сначала недоверчиво взирает на врача, затем широко и безмятежно улыбается, будто удачной шутке. — Всё может быть, доктор, может быть! — Это было как в твоих снах, не так ли? Чувство грандиозного контроля и отсутствие страха последствий. Доктор отвлекается на тихий смешок. Конечно, Джером всё сделал нарочно. И всё же случай далеко не так прост, как ему показался в начале. Не совесть и не здравый смысл останавливают Джерома Валеску от настоящего безумия, скорее к безумию он пока не был готов. — Вы… правы, — улыбка сползает с лица Джерома, — Мне ещё можно помочь? — Тебе? Да ты безнадёжен, — шутливо замечает доктор Хармон, на что получает неожиданно искреннюю улыбку. — Каждому можно помочь, поверь. Главное, самому захотеть этого. Джером поворачивает голову в сторону окна, и Виктор понимает, что подростку становится некомфортно вести диалог. И потому меняет тему. — Тайлер Тейт издевался над тобой в школе? — Да, и его не трудно понять, — Джером отмахивается рукой, будто предмет разговора для него абсолютно равнодушен, — Я о том, что… Представьте ситуацию — вам шестнадцать. Вы играете в футбольной команде, гуляете с самой красивой девчонкой и всё в этом духе. А мимо прохаживается маниакально-депрессивный рыжий клоун из цирка. Любой уважающий себя школьник-спортсмен не устоял бы от, так называемых, издевательств. Джером замолкает, очевидно, давая понять, что тема исчерпана и ждёт следующих вопросов. Доктор Хармон откладывает в сторону блокнот и ручку, затем снимает очки, устало потирая переносицу. — Ты не маниакально-депрессивен, Джером. Тебе просто труднее обжиться в социальной среде. Лежащий на столе телефон неожиданно подал признаки жизни. Джером заглядывает на загоревшийся экран, но не может разглядеть имя звонящего. — Ты извинишь меня? — на что Джером произносит великодушное: «О да, конечно, доктор!». Доктор Хармон встаёт со своего места, по пути принимая вызов, а до ушей Джерома доносится приглушённый, но вполне различимый женский голос. «Привет, пап! Прости, что…» Парень дожидается, когда психиатр скрывается за дверью и срывается с места на диване — берёт отложенный блокнот со стола и быстро находит необходимую страницу. «Хаотичное восприятие сенсорной информации, получаемой из внешнего мира. Как следствие, резкие скачки настроения — от необъяснимой весёлости до состояния, близкого к депрессии.» Пробегает глазами по записям, очевидно полагая, что доктор Хармон описывает именно его психическое состояние. «Тяжёлое детство с жестокой матерью. На левой руке — сильный ожог, возможно след физического насилия (предположение). Травля одноклассников.» Джером равнодушно переворачивает страницу. Но обнаруживает лишь краткие пометки собственных слов. И только он захотел отложить блокнот в сторону, как внимание привлекла маленькая карандашная заметка рядом с описанием одного из снов. — Я сам виноват, не слишком профессионально оставлять записи без присмотра, — парень с разочарованным вздохом отдаёт записную книжку хозяину. — Вы думаете, я опасен, — не вопрос, вполне уверенное утверждение, — И что вы делаете с «опасными»? Закрываете в психушке без права на выход и колите всякую дрянь, чтобы превратить в овощ? — Никто не собирается закрывать тебя здесь. Если не выкинешь ничего похожего на случай с Тайлером и кислотой, — доктор успокаивающе положил руку на плечо Джерома. — Конечно, нет, — но иногда так хочется, доктор. И виновато улыбнулся.