Hi, monster

Я пропустила сегодняшние занятия. Ужасное начало года, но прийти туда, как ни в чём не бывало и не обращать внимание на то, что уже несколько дней пустует соседнее место на лекциях профессора Гиллена, было выше моих сил. Я лежала бы весь день на кровати и обдумывала слова Джерома и то, имею ли я право дальше молчать об этом перед полицией, но мне бесцеремонно помешали. Кто-то настойчиво стучал в дверь (звонок приказал жить долго, как и многие предметы в квартире) и мне пришлось торопливо вскочить с кровати, попутно натягивая толстовку. Предстать перед гостями в пижаме было бы сущим позором. Я успокаиваюсь, когда вижу Джеймса Гордона в дверной глазок, хотя и задаюсь вопросом, что ему могло понадобиться так срочно.  — Здравствуйте, мистер Гордон, — вежливо приветствую копа, но получаю лишь сдержанное «Здравствуй» и пугающе серьёзный взгляд, — Что-то случилось? Я только сейчас замечаю маячившего за спиной Гордона мужика в полицейской форме, и недоумённо перевожу взгляд то с одного копа, то на другого. — Боюсь тебе придётся проехать с нами. Сердце ухнуло где-то в груди, меня сковал необъяснимый поток страха. — Н-но почему? Я сделала что-то? — почему-то мысль о том, что эти двое приехали, чтобы арестовать меня и ни за чем другим, была мне очевидна. Мужчины переглянулись. — Вчера, в канализационном люке рядом с университетом было найдено тело твоего одногруппника, Грэма Макдауэлла. Это убийство. Мне дают время, чтобы одеться. Я делаю всё, как полицейские говорят, на автомате, не осознавая, что делаю и для чего. Кажется, я даже успеваю убрать волосы в хвост перед выходом. Мыслями меня давно здесь не было. Меня выводят из дома и усаживают в полицейскую машину. Я выполняю, всё, что мне не скажут, как заведённая. И, как только автомобиль тронулся, нахожу в себе силы, чтобы заговорить: — Вы думаете…я убила его? — мой голос дрожит, будто от холода, взгляд испуганно устремлён на Джима, сидящего на переднем сидении. — Мы поговорим обо всём в участке, Оливия, — не обязательно видеть лицо Гордона, чтобы понять, в нём смешались несколько чувств — жалость и осуждение. Но осуждение не совсем то, что чувствуют по отношению к убийцам. — Пожалуйста, мистер Гордон! — я взмолилась к его сердобольности, — Это невыносимо! Мне просто нужно знать, в чём именно меня обвиняют… Полицейский за рулём странно покосился на нас, но не проронил ни слова, сосредоточившись на управлении автомобилем. Джим прерывисто вздохнул, прежде чем повернуться назад — в мою сторону. — Он был убит во время студенческой вечеринки. Другие ребята уверяют, что вы остались вдвоём в комнате отдыха, и ты последняя, кто видел его. Я откидываюсь на спинку сидения и криво усмехаюсь. Вдвоём в комнате отдыха. Какая очевидная ситуация. Но детектив Джеймс Гордон не идиот — это успокаивает. — Вы знаете, что это не я, — Гордон внимательно следит за моими действиями, а я устремляю взгляд в окно. Готэмские трущобы, хотя, подумать только, это почти центр города. Погода хмурая — облака угрожающе нависли над безвкусными небоскрёбами-свечками — обычное состояние города. Джерому не нужно заботиться о таких мелочах, как устранение улик, свидетелей. Зачистка места преступления — это не совсем его профиль. Я расскажу полиции обо всём, что от него узнала. Пускай ищут Валеску. А я умою руки, как следовало сделать сразу, после звонка в доме Джима. Я не послушала его. И Лесли. Побежала на глупую тусовку, хотя сама же со средней школы их ненавижу, после того как маньяк-убийца заверил меня о скорой встрече. А всё из-за чего? Тяга к приключениям, со временем, даже геройствам, жажда получить свою дозу адреналина. — Я сама виновата во всём. Решила играть в игру, которая с самого начала была мне не по зубам. Джером… БАМ! Переднее стекло машины разбивается на тысячи осколков. Водитель с неистовым криком хватается за правое плечо, мы с Джимом падаем вниз. Машину круто заворачивает в сторону и та врезается в фонарный столб. Полицейские хватаются за оружие и настороженно поднимаются с мест. Скрываясь за дверцами машины, они направили пистолеты в сторону пожарной машины, стоявшей поперёк дороги, из которой, очевидно, и произошёл тот выстрел. — Это Хелзингер! — произносит Джим, уличив мелькнувшую фигуру стрелявшего, — Оставайся здесь, Дэшвуд. Хелзингер — знакомая фамилия. Аарон Хелзингер. Так звали того свихнувшегося громилу-убийцу собственной семьи, сбежавшего вместе с «Маньяками» из Аркхема. И, уворачиваясь от пуль за машинами, стоявшими на пути, Гордон стал передвигаться в сторону преступника. Я плохо видела происходящее, так как не смела высоко подниматься над уровнем своего сидения. Со стороны пожарной машины доносится женский визг и восторженные крики Аарона Хелзингера. Дэшвуд срывается с места, вероятно, посчитав, что там помощь нужнее, крикнув мне напоследок «Не поднимайся с места». Люди торопились убежать как можно дальше от перестрелки, толкались и кричали. А я, разрываясь между любопытством и страхом, аккуратно выглядываю через окно, разбитое в дребезги, на то, что происходит. Засмотревшись на место основных действий, я не сразу заметила, как кто-то приземлился на водительское сидение. — Сегодня можно попрощаться с Хелзингером, — подпрыгнув на месте от неожиданности, я резко поворачиваюсь в сторону раздавшегося голоса и вижу Джерома Валеску, молитвенно сложившего руки и набожно закрывшего глаза, — Жаль, ведь я сам хотел убить его! Больно рожа страшная. Он давит на газ, и машина с пронзительным рёвом крутанулась на дороге и устремилась в противоположную от Хелзингера и копов сторону. Я разворачиваюсь назад — Джим Гордон, кажется, только сейчас замечает уносящуюся вдаль полицейскую машину. — Всегда хотел прокатиться на такой, — Джером похлопал руль левой рукой, — А знаешь, вот забавно. Водительские права я так и не получил. Всему приходится учиться самому! — Чего ты хочешь?! — срываясь на крик, спрашиваю я. Здравый смысл, подсказывающий опасность, исходящую от парня, застилает полное бешенство, — Убийства Грэма и моего ареста тебе было недостаточно! — Я спасаю тебя! СНОВА. — Спасаешь? — из груди вырывается истерический смешок, — Ты всё испортил! Я… я просто пыталась поступить правильно. Но это невозможно. Невозможно. Валеска довольно посмеивается на переднем сидении, не удостаивая меня даже взглядом, а я готова придушить его сейчас же. — Тихо, тихо, милочка. Нечего сердиться на того, кто тебя дважды выручает! — Тебе смешно! — Не обязательно всегда быть такой серьёзной, — мягко замечает Джером, но затем угрожающе добавляет, — И… не стоит забываться, Ливи. Я не люблю, когда на меня кричат. Нет, это бесполезно. И глупо злить его. Я обхватываю плечи руками, стараясь унять дрожь. — Что теперь будет? — Вот то-то, уже лучше, — тепло улыбнулся мне в зеркало Джером, — Ничего не бойся, Ливи, у нас будет одно дело. Проведём сеанс психотерапии. *** — Полгода я прилежно провожу по два часа в психушке. Даже не верится, — Джером довольно уставился в потолок, лёжа на старом-добром диванчике, а затем, чуть приподнявшись, похлопал рукой по стене, — Как дом родной! Знаете, мне даже нравится сюда ходить, хоть у меня и нет выбора. Где ещё будут терпеливо выслушивать мои бредни? Но вы не думайте, доктор, я не прибедняюсь! Мне мать так и сказала:"Бред!". И всё тут. — Ты можешь рассказывать весьма интересные вещи, Джером. Но иногда они действительно бредовые, — парень удивлённо посмотрел на доктора Хармона, но затем, весело рассмеялся на пару с ним, — Ты не должен копить злость на свою маму, она несчастная женщина. Попытайся простить её. Джером всегда не любил, когда доктор Хармон возвращался к этой теме и часто закисал после неё. Сейчас — не исключение. Конечно, у него и в мыслях не было прощать эту женщину, да и она явно не прощения от него хотела. Бесплатная рабочая сила и груша для битья —пожалуйста! А что сынок там думает, не так уж важно. Но грустно становилось не от этого, а от того, что Док разочаровывает. Просит о банальных и скучных вещах, хотя подаёт такие надежды. — Сегодня будем смотреть картинки? —игриво спросил парень, очевидно позабыв, что только что был в подавленном настроении. Последующие два часа прошли в достаточно привычном режиме — Джером посмотрел картинки, рассказал, как прошёл его день и как сильно он любит блинчики с сиропом. Хотя последнее и было лишним в беседе. — То есть, вы знаете, у меня неплохо получается готовить их. Я не любитель греться у плиты, но жрать захочешь и не такие чудеса произойдут! Дверь робко приоткрывается, обрывая бессмысленную речь Джерома и в проёме показывается голова девушки, примерно лет шестнадцати. — Ой, я думала, что ты закончил… — Джером вытянул шею, чтобы получше разглядеть девицу, обзор заслонял метровый фикус у дивана. Она была достаточно красива — тёмно-русые волнистые волосы, выразительные глаза холодного оттенка и стройная фигурка. Она, единожды бросив взгляд на Джерома, всё остальное время смотрела лишь на доктора и, кажется, теперь хотела выйти из кабинета как можно скорее. — Да, мы немного заболтались, — парень усмехается, болтал-то только он, да и о чём — о блинчиках! — Подожди меня ещё пять минут, Оливия. Оливия коротко улыбнулась и поспешила скрыться за дверью. — Что ж, на сегодня закончим, Джером. Парень вскакивает с дивана, попутно натягивая тёмно-серую толстовку. Ему не терпелось ещё немного посмотреть на дочурку доктора Хармона. Обменявшись с ним прощаниями, парень выскочил из комнаты и осмотрелся. Оливия стояла у автомата с кофе и ждала когда приготовиться её напиток. Он пялился на неё где-то с минуту, а она всё также не замечала, сосредоточив своё внимание на экране телефона. Джером почувствовал, как кто-то проходящий мимо задел его плечом и услышал недовольное: «Не стой на дороге, парень». И только затем пошёл восвояси. *** Валеска, конечно, не из тех людей, которые руководствуются логикой, но даже у его действий должны быть мотивы. Но я не могу понять, хотя стараюсь, что делаю в незнакомой, богато отделанной и соответствующе стоящей квартире, не предчувствуя посягательств на мою жизнь, здоровье и даже честь. Джером с разбегу опрокинулся на длиннющий бордовый диван в центре комнаты и с любопытством уставился на меня, застывшую в дверном проёме. — Всё как в нашу первую встречу, — довольно произносит Джером и жестом указывает мне проходить внутрь. — В полицейском участке? — я отчётливо помню тот день и потому не понимаю, что общего он умудрился найти между валянием на диване и вооружённым штурмом. — Неужели, ты действительно так и не поняла! — он расширил глаза в притворном шоке, — Тогда, я дам тебе подсказку. Он лихо вскочил со своего места и, отодвинув меня в сторону, вышел из комнаты. Через секунду дверь робко приоткрылась и из неё высунулась, что неудивительно, голова Джерома. — Ой, вы ещё не закончили! — деланным писклявым голосом поинтересовался Джером. Я смотрела на него, как полагается в подобной ситуации — в смысле, как на психа. — Я не понимаю… Джером закатил глаза и, оббежав меня, плюхнулся на кожаное кресло у окна. Поправил несуществующие очки и изобразил грубый мужской бас: — Мы немного заболтались, подожди пять минуток, пока я выставлю пациента. В голове начали всплывать неясные картинки. Неожиданная догадка словно пронзила голову. — Ты был пациентом у моего отца? Джером громко хлопнул в ладоши и издал торжественный вскрик. Я попыталась припомнить первую и единственную на тот момент встречу с одним из самых «интересных» пациентов, проходящих лечение у отца. Тогда он показался мне довольно неприглядным, помню растрёпанные рыжие волосы и лицо, усыпанное веснушками вперемешку с подростковыми прыщами. — Но… Неужели всё это, — сказала я, обводя глазами квартиру, — Всё, что ты сделал… Только из-за… Трудно описать, какие мысли родились у меня в голове на тот момент — страх от нахождения в неизвестном помещении вдвоём с серийным убийцей, шок от услышанного и, тяжело признаться, разочарование. Это как моё личное, извращенное желание самоутвердиться, понять, что такая блёклая девица, как я, может быть ввязана в приключения благодаря собственной неординарности. Если бы не это нелепое совпадение, ставшее точкой начала этой истории, он бы убил меня прямо в участке. — Ты знаешь, это забавно. Я тебя тоже не сразу узнал, просто твоё лицо показалось смутно знакомым, — Джером изобразил сомнение на лице, — Но я вспомнил твоё имя, О-ли-ви-я. — Мы виделись лишь однажды. Даже не разговаривали. — Верно. Зато с твоим отцом мы разговаривали много-много. Были времена… — Джером мечтательно вздохнул. — Очень интересно послушать, как поживает Док! В последний раз, помнится, мы с ним встречались на суде. Меня судили за мамочку, ну ты в курсе, а Док уверял присяжных в моей невменяемости. Никто не стал с ним спорить, м-да. Что, он тебе не рассказывал про суд? Фу, быть скрытными — ваша фамильная черта. И… я к тому, что именно благодаря Доку я оказался в психушке, а не в тюрьме. И очень удачно! Ты не представляешь, как тяжело там симпатичным мальчикам, вроде меня. — Тогда ты не можешь держать на него зла, — аккуратно произнесла я, рассчитывая на положительный ответ. — Зла? О нет, что ты. Знаешь, за долгие месяцы задушевных бесед твой отец стал для меня… словно отец, ха-ха — он весело хохотнул, обрадовавшись собственной шутке, — Вспомни, я же героически спас тебя, очень благородный поступок! Ты же не думаешь, что я могу навредить единственному человеку, который по-доброму относился ко мне. Джером драматично замолчал. Сомневаюсь, что он действительно растрогался от воспоминаний, вероятно, снова кривляется для важности момента. Чтож, одно я уяснила точно — всё это сумасшедшее действо может пройти для меня и в половину не так страшно, как я думала. Не убийства, ни даже изнасилования возможно не последуют вовсе, раз Валеска настроен на ностальгические переживания. — Чтож ты не спрашиваешь: «Где я? Что это за место?» и тому подобное? А я вот возьму и отвечу. Это, вроде как, моя новая обитель. Дорогое местечко, куда уж вонючим койкам, по которым приходилось раньше ныкаться до этаких хором! Ходи, где хочешь. Делай, что хочешь. Разве что… не открывай дверь незнакомцам. А, и наружу ты не выйдешь! Но это не страшно, не так ли? Здесь довольно уютно. — Зачем всё это? Что ты от меня хочешь? — быстро выкрикнула я, видя, что парень неторопливо стал направляться к выходу, — Ответь! — Зачем? А ты ничего до сих пор не поняла? Сложи два и два — я, судя по сводкам новостей, психопат, ты загадочная девушка из моего прошлого. По-моему, отличный посыл для… одержимости, — Джером весело засмеялся, демонстрируя несерьёзность своего ответа. Браво, Валеска, цирк уехал, не всех забрали. — Не скучай! И он выбежал вон, оставляя меня в замешательстве. Почти в ужасе, если честно. Я свалилась на кожаное кресло, в котором Джером пародировал отца, без сил. *** Когда Джером впервые переступил порог кабинета доктора Хармона, он не мог решить — злиться ему или радоваться. С одной стороны это однозначно лучше, чем исправительная школа. С другой ему не хотелось терпеть тошнотворные речи о добре и морали и, уж тем более, групповые сеансы, где придётся плакать перед толпой психопатов. Но шло время, лечение стало проходить в стационарном режиме, и он внезапно понял: в психушке ему нравилось больше, чем где бы то ни было ещё. Прошёл год, после того случая с обливанием Тайлера Тейта серной кислотой, год терапии у доктора Виктора Хармона, а значит, цирку Хейли пора сменить место дислокации. Новый город, новая школа — привычное дело. Годовая задержка и так была Джерому в новинку. — Ты готов начать всё заново? — спросил Док на последнем сеансе. Сегодня он ничего не царапал в своей извечной записной книжке, — Это отличный шанс для тебя и для твоей семьи. Куда вы едите? — В Готэм. Готэм — огромный город, из тех мегаполисов, в которых человек может почувствовать себя особенно одиноко. Джером многое слышал об этом месте — шутка ли, самое большое скопление преступности и криминала в стране. Серый циничный мегаполис, переполненный убийцами и маньяками — вот отличный шанс для Джерома и его семьи. Мамаша точно найдёт чем заняться там. В последние дни на неё будто напало обострение: приходила домой укуренная, в самой, как говорится, отборной компании мужика в подобном ей состоянии. И всенепременно натравливала его на сынка. Не помыл посуду, не убрал за ней трейлер, бросил косой взгляд — в общем, не успел убраться до прихода Лайлы с кавалером, за это и получил. Хотя обычно для того, чтобы раскидать мертвецки пьяных дружков матери, у Джерома уходит пара минут и минимальное количество усилий, ситуация не могла не выводить его из себя. До восемнадцатилетия оставалась уйма времени (десять месяцев, отчёт пошёл), деваться было некуда, ещё и целый год в школе пропущен. Теперь ещё трудней становится терпеть родительницу, тем более без сеансов с Доком. — Помни, о чём мы говорили и постарайся не натворить того, о чём можешь пожалеть, — Виктор подбадривающе улыбнулся парню, переводя в шутку последние слова. Джером лишний раз убедился в его проницательности. — Ладно, Док. Я понимаю. Он вдруг почувствовал ком в горле, мешающий ему нормально отвечать. Трудно решиться, ещё труднее устоять. Но он всё понимает. — Удачи, Джером, — доктор протягивает руку, серьёзно глядя на Валеску. Они пожимают руки *** Я не смогла уснуть этой ночью. А как уснёшь в квартире маньяка, не зная, когда тот может вернуться? Исследовала квартиру вдоль и поперёк. Вид из окна — убогие Готэмские многоэтажные домишки, но я плохо знаю город и не могу сказать в какой его части нахожусь. Радует, что хотя бы не в лесу. Судя по высоте, я на двенадцатом-пятнадцатом этаже. Как бы сильно я не кричала случайным прохожим, шум города заглушает всё. От соседей ждать помощи так же бессмысленно: их либо нет в принципе, либо они не намерены прибегать на помощь вопящей девушке. Квартира кажется новой и необжитой, будто в ней не жил никто и никогда. Из вещей лишь те, что составляют первую необходимость, продукты в холодильники только долгого хранения, а некоторая мебель вовсе покрыта плёнкой. Есть здесь одна комната, о которой мне можно было лишь мечтать в моей обычной жизни. Кирпичные стены, стилизованная деревянная мебель, и огромное панорамное окно во всю стену с видом на равнодушные крыши высоток. Важным достоинством здесь я нахожу тяжёлую дверь с крепким замком — можно будет прятаться от убийцы, коим Джером, смею напомнить и является при худшем развитии сценария. Хотя мне это вряд ли сможет помочь, появилось призрачное чувство защищённости. Я старалась найти телефон, пейджер, рацию, да что угодно, что может мне помочь. Но это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Зато в моей (неужели я действительно назвала её своей) комнате был небольшой телевизор, по которому я могла следить за новостями. Или смотреть мультики. Я услышала звук отворяющейся двери, когда переключала каналы и мысленно приказала себе приготовиться. — Что смотрим? — фальшиво-дружелюбным тоном спросил Джером. Я посмотрела экран — шоу «Беременна в 16», переключать не стала. Юная Бриттани находится на пятом месяце, но её парень не собирается жениться. Это поможет мне представить ситуацию в более комичном свете, успокоиться. — Мило. Он вошёл в комнату, не отрывая от меня взгляда. Джером ожидал от меня каких-либо действий. Но я старалась сосредоточиться на шоу — Бриттани захлёбывалась в слезах, родители прогнали ту из дома. — Молчим? Жа-аль, — прошептал мне в самое ухо Джером, устроившись рядом на кровати. — Значит тебе неинтересно послушать о Доке? Он, знаешь ли, в Готэме… — Отец здесь? — я резко поворачиваю голову в его сторону, не рассчитав, что он сидит ко мне так близко. Чуть-чуть поддаться вперёд и врежусь в него носом. — Чего же ты отвлекаешься от шоу? — издевательски спросил Джером. — Скажи мне, — мой голос дрожит от волнения, но в ответ я получаю лишь короткую усмешку. Мы смотрим друг другу в глаза — я испуганно, он весело. Напряжение в комнате достигает своего предела, сердце бьётся, как сумасшедшее, но я стараюсь выдерживать его взгляд. — Здесь. И мама тоже. А как иначе, ты у нас заложница. Я отворачиваюсь в сторону, прерывая наш своеобразный зрительный контакт. Мама, наверное, в отчаянии, я с болью в сердце представляю каково сейчас ей. Отец станет винить себя. Каково сознавать, что ваша единственная дочь, только вылетев из родительского гнезда, оказывается похищенной серийным убийцей. Больно и страшно. А я сижу тут, на расстоянии десяти сантиметров от преступника и робею под его взглядом, будто в дешёвой мелодраме. — Гордон записал мне обращение. Оказал честь. Мамочка и папочка готовы на всё, чтобы вернуть крошку Ли-иви… Отдать все деньги, которые, увы, у них не водятся. Но что же ещё они могут мне предложить, мм? Может поменяться с тобой местами! — и Джером разразился мерзким оглушительным смехом. Захлёбываясь от бессильной ярости, я вскочила с кровати и крепко зажала руки в кулак, так что ногти вонзились в ладони и выкрикнула: — ЗАМОЛЧИ! — Ведь сама во всём виновата. Девочке было скучно, девочка решила поиграть. Он был прав, этого бы не случилось, если бы я отказалась от своего безрассудства, жадности до адреналина и геройства, и сразу пошла к Джеймсу Гордону, после убийства Грэма. Не внушила бы себе, что стану той самой героиней, которой удастся устранить известного преступника красивым, почти литературным способ. Это был бы триумф моего тщеславия, шанс доказать всем, а самое главное себе, что моя жизнь не пустышка. — Так неприятно. Он медленно поднялся вслед за мной, ухмыляясь. — Закрой свой рот! Сознание, похоже, окончательно оставило меня. Я стремительно приблизилась к Джерому, не до конца осознавая, что собираюсь сделать. Но одного взгляда на его перекошенное от дикой улыбки лицо хватило, чтобы понять чего я действительно хочу. Заношу руку для удара. Куда и как, не думаю, лишь бы изо всех сил постараться сделать ему как можно больней. Он перехватывает мою руку, обхватив цепкими пальцами запястье. Я толкаю его в плечо, прежде чем он повторяет действие со второй рукой. Бьюсь, словно в лихорадке, стараясь как-либо ещё задеть его, пинаю ногой ему по колену, сокрушаясь, что не ударила выше. Оступившись, он отпускает моё запястье и, через мгновение, притягивает освободившейся рукой к себе за талию. — Отпусти меня! — я начала отчаянно вырываться, зажатая в тиски. Он держал меня так крепко, что мне становилось трудно дышать. Я посмотрела на него, стараясь глазами выразить всю ненависть, захлестнувшую меня, как в истерическом припадке. Джером безумно улыбался, как только он умеет. Он наблюдал мои жалкие потуги выбраться, пока я обессилено не обмякла в его руках. Он целует меня. Грубыми и уверенными движениями Джером управлял этим моментом, жадно вкушая его. Я запускаю одну руку в его рыжие волосы, оттягивая назад, а другой упираюсь в его грудь. Рвано выдыхаю ему прямо в губы, когда он останавливается, чтобы отдышаться. Поцелуй был омерзителен, хуже, чем тогда, на грязном диване с Грэмом Макдауэллом. И в тысячу раз лучше одновременно (какая дикая, безнравственная мысль!). Кровь стыла в жилах, будто меня с головой окунули в холодный омут. Непроизвольно вздрагиваю, когда он притронулся губами к моей шее, обжигая кожу. Откидываю голову назад, крепко зажмуриваюсь, будто от боли. Джером не стал останавливаться: уверенными движениями он расстегнул пуговицы на моей рубашке, затем спустился вниз дорожкой быстрых поцелуев от шеи к ключице. Я срываю рубашку с плеч, отбрасываю в сторону, а затем, запускаю руки ему под кофту, исследуя тело. Его одежда отправляется вслед за моей, я толкаю его за плечи на кровать, усаживаясь ему на бёдра. — Ого, Оливия, юной девушке не престало… Не даю Джерому договорить, впившись в его губы. Помешательство ли, безумие. Что происходит с людьми в момент отчаяния? Я никогда не знала, как далеко смогу зайти, на что буду готова. И мерзко и превосходно одновременно, почти как в тот раз на вечеринке, когда я затянулась дурью. Но сильнее в тысячи раз. Временами, когда я отрывалась от Джерома, на меня накатывали волны ужаса и даже тошноты. Липкое чувство неправильности не покидало. Но я не останавливалась, да и какой отныне в этом смысл? Я буду жалеть об этом завтра. Я буду жалеть об этом всю жизнь. Но всё же сегодня я позволяю себе не думать о последствиях, не думать о морали. Только сегодня. *** Я торопливо накинула рубашку, сидя на краю кровати под пристальным взглядом Джерома. Сознание захватила унылая меланхолия, и все движения происходили с невероятным усилием. Он говорил мне что-то. Возможно обидное, возможно угрожающее. Я слушала его голос, как будто находясь под водой и даже не старалась понять. Лишь мечтала о том, чтобы наконец остаться одной. Он ушёл. Ложусь на кровать, глядя в белоснежный потолок. Мыслей нет, как и эмоций, на душе кристально-чистая пустота. Не знаю сколько пролежала так, ощущая тягучую боль внизу живота, которая возвращала в реальность. Но в какой-то момент мне осточертело пустое валяние, а собственное тело внезапно показалось невыносимо грязным. Я направилась в душ. Тёплые струи воды водопадом спускались по телу, согревая, приводя в порядок мысли. Зеркало запотело от клубов пара — тёплый, почти горячий душ всегда был в числе моих слабостей. Я провожу рукой по стеклянной поверхности — из отражения на меня безразлично воззрились собственные глаза, показавшиеся неестественно светлыми, будто затянутыми бельмом. Кожа на лице бледно-жёлтая, как после продолжительной болезни, но в остальном я выгляжу нормально. Как обычно. В спальне работал телевизор. Боже, всё это время был включён выпуск шоу про беременность, как пошло и безвкусно вышло. Нажимаю на кнопку выключения с такой силой, что техника угрожающе покачнулась. Я запираю дверь на щеколду, убедив себя в том, что так мне будет спокойней и устраиваюсь на белом мохнатом ковре на полу перед самым окном. Равнодушно разглядывая пейзаж, я возможно провела не один час. Шёл мощный ливень. Где-то вдалеке, за пределами городской черты сверкнула ослепительная вспышка молнии, разрезав привычную темноту мрачного Готэма. На улице не видно ни одного человека, только битком забитые автомобильные дороги и горящие ячейки-окна высоток напоминали о жизни в городе. Раздался раскат грома, будто небо с грохотом обрушилось на землю. Вдалеке. — Самое время поесть, Ливи. Он почти прошипел это, по видимому разозлившись закрытой двери. Я отрываюсь от заинтересовавшего пейзажа, сознавая, что Джерому не понравится мой маленький бунт. Но раскрыть рот и просто ответить кажется непреодолимо трудным, и я молчу. — Ты же не хочешь злить меня? Ничего. Я не хочу от него ничего, но отголоски разума заставили меня подняться с пола. Остановилась у двери с каким-то мазохистским удовольствием слушая, как он стучится. — Я не голодна. Джером издаёт громкое «ХА!», и раздаётся звук разбивающейся посуды. Окрестив в голове Валеску истеричкой, я непроизвольно вздрогнула. — Отлично! Посиди пока тут, подумай, вечно отсиживаться не сможешь. Захочешь есть, милости просим. Или если захочется чего-то ещё! Последние слова заставили меня обреченно закатить глаза. Шутник. — Не то слово! Кажется, я произнесла это вслух. Послышались удаляющиеся шаги и гаденькое хихикание Джерома. Мне почему-то и самой захотелось смеяться. Я криво усмехнулась, медленно отступая обратно.