Deviant

— Для того, кто считает андроидов «бытовыми приборами», ты слишком одушевляешь его, — говорит ему Тина. Тина сидит на его постели, одетая лишь в тонкую простынь, и держит в руках стакан с виски. — Тебе не кажется, что ты слегка зациклился на нем? — Тина остро выделяет «слегка» той самой особой интонацией, и Рид больше не понимает, как до этого доходит. — Я, конечно, не твой психолог, мы всего лишь иногда спим вместе, потому что оба нахер никому не нужны, но ты подумай над моими словами. Просто подумай. Тина уходит через двадцать минут, кинув напоследок что-то вроде: «больше отдыхай, Гэвин», а может быть и: «ты заебал быть таким мудаком». Рид едва ли вообще слышит ее. Он будто бы в гигантском вакуумном пузыре, как та уродливая белка из мультфильма, что остался в памяти лишь ничего не значащими отрывками. Проходит неделя с тех пор как он наводит пистолет на RK-900 и спускает курок. В тот вечер Рид попадает ему в плечо. Пуля проходит насквозь и падает в засохшую лужу тириума. Удовлетворение морфием растекается по венам всего лишь несколько коротких мгновений, а после захлопывается и гаснет, оставляя Гэвина в оглушающей тишине смотреть, как RK-900 пытается остановить вырывающиеся наружу потоки синей крови. Рид смотрит, как он зажимает рану рукой, и до побелевших костяшек сжимает свой пистолет. Рид не хочет заглядывать в его глаза, но заглядывает. Заглядывает и оступается. Три шага вперед, четыре налево, повернуть вправо, десять шагов, влево еще десять, тридцать вперед. Еще. И еще. Беги. Быстрее Гэвин, только не оглядывайся. Гэвин не оглядывается. Он начинает дышать только тогда, когда видит знакомый силуэт своей многоэтажки — судорожно и часто. Прислонившись к двери лифта он беспомощно ловит ртом воздух. И тогда ему кажется, что он возвращается в детство, в тот момент, где на него несется автомобиль, а он с остервенением цепляется за руль своего новенького велосипеда и вдруг начинает тонуть. Смотрит большими глазами на приближающуюся машину и открывает рот, как выброшенная на берег рыба. Его родителям сказали, что у водителя отказали тормоза. Теперь тормоза отказывали у самого Гэвина. Тогда его кто-то вытягивает, тащит тупым щенком за шиворот и кидает в траву. Случайный прохожий, Рид даже не запоминает его лица. Но сейчас все иначе. Сейчас его некому спасать. Он один. В квартире он вливает в себя половину бутылки крепкого алкоголя, пьет пока не отпускает, пока не начинает саднить горло и не подкатывает тошнота. Пьет, всматриваясь до боли в глазах в свои отражения на стеклянных поверхностях. Бездумно, нелепо. Это должно было принести удовлетворение, но не приносит. Это все что угодно, только не оно. Это как ждать, когда на празднике наконец-то дойдет очередь до пирога, а получив кусок, понять, что слишком идеализировал его в своей голове, потому что в итоге крем полное дерьмо, корж оказывается не пропеченным, а тарелка под ним вся в мыльных разводах. На следующий день Рид видит RK-900 в участке. Идеальным. Целым. Словно только что сошедшим с конвейера. Словно вчерашний вечер был не более чем дурным пьяным сном, уродским вымыслом больного воображения. И Рид почти верит, почти окунается в эту безупречную ложь. Если бы только он не заметил пятна тириума на своей куртке. Если бы только он не пытался отчистить их все утро внезапно дрожащими руками. Гэвин избегает RK-900. И он охотно признается себе в этом. Это не то, что нужно скрывать от самого себя. Он придумывает каждый раз новый повод уйти, как только видит его. Не позволяет приблизиться ни себе, ни ему. Зарывается с головой в мелкие дела. Другие, не то. Смотреть на склад даже с фотографий оказывается неожиданно сложно. И RK-900 хватает пластиковых мозгов не преследовать его. Он и сам будто бы старается не пересекаться, обходит его, позволяет скрываться. Так проходит неделя. Неделя, которая не приводит ни к чему как в деле, так и в отношениях с андроидом. Все это время Рид смотрит на планшет и на дверь начальства. Ждет выговоров, штрафов, криков, но и их тоже нет. Тишина. Рид снова начинает сомневаться в реальности произошедшего. Было ли хоть что-то? Не выдумал ли он себе это? — Я понимаю почему ты бесишься, Рид, — Тина стоит рядом, перед ней стаканчик с кофе. — Но так нельзя. Она не знает. Кажется, никто не знает. — Я ничего не сделал, — слова произносятся с трудом. Он и сам не уверен на что они похожи. То ли грохот, то ли глухой рык. Что-то нечеловеческое. Тина не придает этому значения. — Ты избегаешь его. Это неправильно, чтобы ты там не выдумал себе, теперь это твой напарник. Стоит, хотя бы, не так явно прятаться. Она говорит, потому что видит, как молчит он. Обычно слушающая Тина, сейчас заставляет слушать его самого, пытаясь заполнить пустоту вокруг Гэвина своими словами. — Он не мой напарник, — бросает и понимает, как глупо это звучит. Он, Рид, как обиженный ребенок. И едва ли оно так далеко от правды, как ему кажется. — Прекрати. Он не собирается отбирать твою работу. Он всего лишь андроид. Думаешь, ему нужна вся эта фигня с отчетами и криками Фаулера? Рид отрывается от рассматривания собственного отражения в стаканчике с кофе и теперь рассматривает ее. Конечно же, Тина все понимает. Она всегда была слишком внимательной для этого гребаного участка и слишком хороша для него самого. — Не в этом дело. Меня, — слова подбираются не так легко, как хотелось бы. — ...как будто бы выкинули. Как будто бы именно я устаревшая и ни на что не годная модель. Все занимаются нормальной работой, а мне достаются объедки в виде дел с этими роботами. — А почему нет? — Тина ведет плечами, изучает его напряженное лицо, неприлично долго всматриваясь. — Закон распространяется и на «роботов». У андроидов есть сознание, а теперь и права. И они явно не заслуживают, чтобы кто-то совершал преступления против них. Никто такого не заслуживает. Ты думаешь, что этим тебя принизили, но я так не считаю. Рид не глухой. Наоборот. Он слишком хорошо слышит, как в участке говорят о том, что Гэвину Риду в который раз не повезло. И хорошо, что не повезло именно Риду, а не им самим. Ведь это как получить самое никому не нужное в участке дело, самое заброшенное, уродливое. С нулевыми шансами на раскрываемость. Рид получает их все. — Привет! Голос Тины звучит слишком... радостно. Гэвин выскальзывает из собственной головы и поднимает глаза. И он не понимает, как упускает момент, когда рядом с их столом появляется RK-900. — Детектив, — кивает он Риду, и Риду приходится держаться за край стола, потому что ноги уже не держат. Они бегут, отрываются от пола, прячутся. Тина непривычно мило улыбается ему. Они о чем-то говорят, но Гэвин не слышит их. В ушах оглушительно стучит. — Эй, Рид, почему у него все еще нет имени? Звучит неожиданно и странно. Гэвин почти не чувствует пальцев. — Зачем этому куску пластика имя? — Рид смотрит на ворот его идеальной одежды. Почти что лицо, почти что глаза. Он чувствует взгляд андроида на себе. Тот смотрит в ответ. Наверняка изучающе, как и всегда. Пытается ли анализировать его? Понять? И лучше бы он тратил свое время на что-то другое, если да. — Потому что этот «кусок пластика» твой напарник? — Рид не знает что на это ответить, но Тина, кажется, и не ждет, потому что в следующую минуту она спрашивает уже у андроида. — Почему у тебя нет имени? У напарника Хэнка оно есть. RK-900 некоторое время молчит, смотрит то на него, то на Тину. И отчего-то Гэвину становится не по себе. — В Киберлайф сочли ненужным давать мне имя, — отвечает он в итоге. Вот так просто. — Почему? — Я всего лишь программа и пластик. Различие между мной и вашим планшетом в том, что моя оболочка максимально приближена к человеческой, а мои вычислительные функции в миллионы раз превосходят планшет. И ведь вы, люди, не даете имена своим планшетам, так зачем же давать его мне? Что-то горькое разливается внутри. Что-то неправильное. И оно колет между лопаток, выстреливает на поражение и ранит, заставляя передергивать плечами, ежится, намертво приклеиваться подушечками пальцев к столу. RK-900 спокоен. Так должно быть? И Тина хмурится, сводит брови к переносице, кидает на Гэвина недовольный взгляд: — Это ужасно. А как ты к нему обращаешься, Рид? — Предпочитаю обходиться без этого, — слова застывают в горле. Рот внезапно немеет вместе с пальцами. Затылок, лоб, плечи — они горят огнем. RK-900 все еще смотрит на него. — Я уже говорила тебе, что такое поведение ненормально? Кажется, Гэвин удостаивается взгляда «ты полный урод, но другого я и не ожидала». Но ожидал ли он сам от себя чего-то еще? Навряд ли. — У меня есть одна идея, — говорит Тина, когда пауза затягивается настолько, что снова становится невозможно дышать. — Как тебе Ричард? Имя отзывается эхом в голове Рида. — Это красиво, — RK-900 вновь отвечает не сразу. — Да? — Тина довольно улыбается. Тина настолько редко делает это, что первое время Гэвину кажется, что она и вовсе не умеет. Но не сегодня. — Если честно, то так я хотела назвать свою собаку, но оказалось, что ухаживать за ней сложнее, чем я предполагала. Поэтому у меня нет собаки, но есть имя. — Вы любите собак? — RK-900 звучит заинтересованно. Рид смотрит на царапины на столе, на свой остывший кофе, на острый профиль Тины, на его руки, на нашивки на его одежде. Смотрит куда угодно, только не вверх. — Ага. Смотреть, трогать, не заводить. Мне тоже нравится, как произносится это имя. Как что-то благородное, сильное. Как что-то похожее на тебя. — Меня? Андроид все еще стоит в том же положении, в котором застывает в самом начале разговора. Только вот взгляд все еще прикован к Гэвину. И это как удар под дых, выбивающий из легких жалкие остатки воздуха. — Да. Плевать, что сказал тебе твой Киберлайф, потому что с этого дня мы зовем тебя Ричардом. И RK-900? Кто это придумал? Потому что...Черт, я вообще только сейчас разглядела эту надпись, могли ведь и покрупнее сделать. — Как вам будет угодно, — отзывается андроид. Гребаный покорный робот. — Нет. Мне не нравится этот ответ. То, что ты не человек, не делает тебя бездушной вещью. Я не верю в это. Рид смотрит вверх. Ворот, шея, подбородок, улыбка. Неловкая, неумелая, рваная и странная. Рид чувствует, как по спине вновь что-то ползет, что-то пугающе липкое кладет ладони ему на плечи и давит. Тина улыбается в ответ. — Детектив Рид с вами не согласится. — Может тогда детективу Риду стоит перестать загонять себя в столь узкие рамки? — Тина толкает его в плечо, и он отмирает, бросает на нее короткий, полный непонимания взгляд. — Ричард, это Гэвин. Гэвин, знакомься, это твой напарник — Ричард. — А не пойти ли вам всем нахер? Они снова сталкиваются уже в коридоре под вечер. Рид не ожидал, что засидится настолько надолго. Что весь остаток дня он будет пытаться привести мысли в порядок, прыгая с одного приложения знакомств на другой, листая ничего не значащие профили. Не ожидал Рид и этого. Коридор на втором этаже предательски пустой. — Детектив, — андроид держится на расстоянии, не подходит слишком близко, но и не отдаляется. — Я должен у вас спросить, — заглядывает Гэвину в лицо, медлит. — Почему? Рид не хочет понимать, мозг отчаянно цепляется за анкеты из приложений, забивает себя потоком информации. Но все не имеет значения, потому что любая мысль это ложь. Потому что он понимает. — Почему вы сделали это? Я действовал согласно протоколам, и угрозы для вашей жизни не было. Я проанализировал ваши действия, но так и не смог найти им логического объяснения, — Гэвин задыхается. — Почему вы тогда выстрелили в меня, детектив? Путей к отступлению нет. Рид смотрит на RK-900. Сталкивается с его внимательным лицом своим. Наконец-то осознает. — Нервный срыв?— ответ, больше похожий на вопрос. В горле клокочет и режет. Диод у виска андроида загорается желтым на несколько коротких ударов, и Рид неожиданно зависает. Рассматривает его пристально, запоминающе, давится увиденным и теряется. — Да, это может быть нервным срывом. Гэвин одергивает себя, когда андроид вновь нарушает тишину, когда андроид вновь смотрит на него с каким-то пугающим пониманием. Будто бы он знает его так хорошо. — Вы ведь не будете называть меня Ричардом, детектив? — Нет. Называть его так, значит признать. А ведь если чего-то не произносить вслух, то этого будто бы и нет, не так ли? Но все летит к чертям, стоит лишь ему выстрелить в него. С того самого момента внутри что-то ломается. И теперь оно болит едва затянувшейся раной. Неправильно. Все неправильно. Это разочарование. К самому себе. Беспощадное, злое, накрывающее тугой пеленой с головы и до ног, подминающее под себя, стоящее за спиной с упрекающим взглядом. Потому что оставил его. Вот так, одного, на заброшенном складе. Со слишком человеческим страхом в глазах. Потому что сбежал, поджав свой уродливый хвост. Бежал, пока не понял, что больше не может, пока не выдохся и не достиг своего предела. — Буду, — звучит слишком тихо, но Ричард понимает. Он должен что-то сказать, что-то язвительное и ранящее. Человек бы сказал. Он не говорит. В ушах все еще слишком громко стучит. — Тогда, если вы перестали избегать меня, то может быть вернемся к нашему делу? Вчера нашли еще одного андроида. На складе, в такой же позе. И смолкает, когда Гэвин отрывисто произносит: — Хорошо.