Deviant

Темнота. Ноги вязнут в траве. Трава мокрая и длинная, она бьет по оголенным лодыжкам, путает, замедляет. Ветки хлестают по лицу и рукам, цепляются за волосы, тянут в разные стороны. Почему так много деревьев? Движение. Бежит. Что-то гонится следом. Что-то большое и темное дышит в спину, отступает, когда удается схватить за кофту, останавливается, ждет, дает фору и гонится снова. Играет. Кажется это место уже было. Опять? По кругу? Что это? Потерялся? Скользко, слишком скользко. Ноги не держат, вот-вот упадет. Откуда столько воды? Что-то истошно кричит, совсем рядом, а потом затихает, шепчет. Неразборчиво, тихо, прямо в уши. Гэвин. Гэвин. Гэвин. Кто здесь? Яркий свет бьет в лицо, в висках оглушительно стучит. Гэвин. Гэвин. Гэвин. Все еще шепчет, сжимая когтистые лапы на плечах. Гэвин. Где он? Все такое белое. Гэвин. Мысли путаются. Это больница? «Гэвин» все еще отстукивает ритм в его голове, негромкой уродливой мелодией. Пока не понимает, что это он сам, что это его рот шепчет, зацикливается на собственном имени. «Гэвин» — звон в его ушах, удары в его черепной коробке. Гэвин. — Гэвин, даже не думай вставать! Такой знакомый голос. Почему так трудно сосредоточиться? — Блядь, не шевелись! У тебя ведь сотрясение, Рид. Рид снова открывает глаза. Тина. Та нависает над ним нечеткими линиями, удерживая за плечи и укладывая обратно в постель. Это больше не сон. — Где я? Гэвин не уверен, что спрашивает вслух. Голос такой хриплый, а губы почти не двигаются. Но Тина, кажется, понимает, потому что она присаживается рядом и отвечает: — Ты в центральной больнице. Гэвин снова оказывается в подушках, цепляется за них, вновь прикрывая глаза. В голове все плывет. — Почему? — короткие фразы, на большее не способен. Тина мягко касается его руки своей. — Ты ударился головой, когда выполнял задание со своим напарником. Напарник? Точно. Андроид. Ричард. Глубокий вдох, как перед прыжком в пропасть. — Где он? Он чувствует взгляд Тины на своем лице. — Его забрали люди из Киберлайф, — у нее странный голос. Шум в ушах усиливается, Рид открывает глаза. — Зачем? — Ох, так много вопросов, — Тина вздыхает. Она устало трет переносицу, наверное просидела тут час, а может и чуть больше. — Но, если бы ты не отключился, то знал, что он спас твою жизнь, оттолкнув и словив пулю вместо тебя. Без понятия куда именно, просто знаю, что ему прилично досталось. И пока ты не начал задавать еще, то скажу и это: подозреваемому удалось скрыться. Он выстрелил в нашего Ричарда и свалил, оставив того валяться рядом с тобой. Потом уже Киберлайф забрала его, а тебя доставили сюда. При прыжке в пропасть столкновение неизбежно. И даже если внизу ждет вода, будет больно. На руках и ногах не останется живого места, а тело покроется синяками. Внизу Гэвина ждали камни. Вот значит как? Ричард оказался достаточно тупым, чтобы прикрыть его спину своей. Оттолкнуть и защитить. Гребаный набор уродливых программ. — Эй, Рид. Все хорошо? Гэвин силой заставляет себя оторваться от собственных рук, перестать смотреть на ногти, на синеву под ними. Теперь он смотрит на Тину, держится за ее лицо, потому что больше не за что, потому что в палате только ядовитые белые стены. — Да, все в порядке, — у Тины морщинка между бровями, она волнуется. — Уже не злишься? У нас перемирие? — А у нас была война? Улыбка Тины теплая, и Гэвин пытается улыбнуться в ответ. Не выходит, рот наполняется ватой. Гэвин хочет утонуть в ее улыбке, а вместо этого тонет в собственной голове. Тина накрывает его руку своей. — Гэвин, я уже не обижаюсь. В тот вечер я думала, что мы сможем куда-нибудь выбраться и чего-нибудь выпить. Сам же знаешь, что я редко куда-то хочу сходить. Но в итоге я приняла твой отказ. И, надеюсь, что тогда ты не подумал ничего серьезного. Я просто хотела напиться, а потом поныть тебе о семейных проблемах. В общем-то, как обычно, только с чем-то крепче кофе, — Тина убирает ладонь и задумывается, будто бы вспоминает. — Кстати, про кофе. Ричард спрашивал какой ты любишь. Он потом принес тебе? Знаешь, ты не доебывай его слишком, он ведь просто пытается подружиться. Камни? Острые скалы. Дырявят насквозь, дробят кости. Рид молчит. Говорить не хочется, да и что тут сказать? Все ответы написаны у него на лице, на судорожно сжимающих простынь пальцах. — Он не такой как остальные, — говорит ему Тина перед уходом. — Для недевиантного андроида у него слишком умные глаза. И Рид не знает, что делать с ее словами. Его выписывают через три дня, за это время Тина заходит к нему два раза. Говорит в основном она, Гэвин лишь слушает, лежа на белых простынях и рассматривая белый потолок. Тина оказывается единственной, кто появляется в его палате. Еще через день он отказывается от длительного больничного и выходит на работу, обязуясь не нагружаться, принимать лекарства и соблюдать режим. Лет двадцать назад выздоровление заняло бы у него долгие недели, сейчас же все стало несколько проще; пара таблеток утром и вечером, больше отдыха и никакой физической и умственной активности как минимум дней пять. Первое, что бросается Гэвину в глаза, это его пустой рабочий стол. Он смотрит на выключенный компьютер и одинокое кресло. Рядом никого. Взгляды жгут спину и затылок, когда он садится за него. Коллеги, притаившись, наблюдают, выжидают каждое его действие. Никто не говорит ему приветствий, встречают тишиной и осторожными оскалами. И только Тина в перерыв легко хлопает по плечу и также легко исчезает. Ричарда нет. Может быть позже? Сейчас только десять утра. Наверное, это даже хорошо. Никто не нудит над ухом, никто не раздражает своим пристальным вниманием, не смотрит так пугающе и невыносимо. Так ведь лучше, да? Можно вздохнуть с облегчением, наконец-то расслабиться, не оглядываться постоянно по сторонам. Сидеть, залипая в планшете, и никто не скажет, что это не правильно и так нельзя. У него все еще болит голова, таблетки приглушают и сглаживают, но боль все равно просачивается. Она отравляющая, а присутствие Ричарда все бы только усилило. Присыпало бы сверху чувством вины. Сегодня прекрасный день без этой надоедливой пластиковой куклы. Наверное, удача все-таки решила улыбнуться ему. И Гэвин не понимает, как к вечеру он начинает высматривать его лицо. Как случается, что он начинает видеть его во всех? Он высматривает его везде: в участке, в комнате для допросов, в столовой, в архиве, на парковке. Даже когда сам не понимает, даже когда пялится в экран, то все еще смотрит. Ищет глазами темную макушку, светлый пиджак, серый пристальный взгляд. И это какое-то безумие. Помешательство, бред, вызванный лекарствами и головокружением. Но Ричард так и не появляется. И на следующий день тоже. Спустя три дня Рид не выдерживает. — Где мой сраный робот? Он снова в кабинете Фаулера, снова до краев переполнен раздражением и снова требует объяснений. Взгляд у Фаулера уставший, он жестом предлагает Гэвину сесть, Гэвин остается на месте. — По-видимому, все еще у Киберлайф, — Фаулер прикрывает ладонью рот и зевает. — Я был уверен, что такое, наоборот, обрадует тебя. Гэвин замирает, застывая на грани. В ушах опять начинает стучать, безумные молоточки срываются, бьют по перепонкам, заставляют морщиться. — Я рад, — с осторожностью произносит Рид. Это тяжело. Так тяжело. Почему простые слова такие тяжелые? Они груз, который сейчас почти не поднять. Язык будто бы заморожен. У его лекарств есть побочный эффект? Нужно спросить у врача. — Но, — выдохнуть, вдохнуть. — Он нужен мне... для того серийника по андроидам. Заминка такая нелепая. — Да? — Фаулер удивленно приподнимает брови. — Совсем недавно ты говорил другое. В любом случае я не могу ничего сделать, андроид собственность Киберлайф. Что-то рвется. Конечно же. Он ведь гребаная бездушная кукла, просто вещь. Он даже не принадлежит самому себе. — Скорее всего к концу месяца они точно его вернут, у нас с ними контракт. А ты пока займись работой, Рид. И составь наконец-то отчет, сколько можно уже тянуть? Чтобы составить отчет нужны воспоминания, а их у него почти и нет. Он все пытается вспомнить, все цепляется за скудные обрывки, но те ускользают, рвутся в клочья дальше. Вот он на складе, сжимает пальцы на своем пистолете, а вот Ричард его толкает, отталкивает в сторону локтем и руками. Рид летит на доски, ударяется спиной и, как оказывается, еще и головой, балки и палки впиваются в оголенную кожу. Дальше выстрел, что-то падает, глухо и оседающе. И пустота. Больше ничего. Кажется, тогда он и теряет сознание. Все просто. Слишком просто. Должно быть что-то еще. Но он роется в собственном разуме и не находит ничего, будто бы тычется не туда, как слепой щенок. Работать не получается. Очередной день проходит впустую. Дома он включает телевизор. Фоном, потому что в руках все еще планшет с фотографиями андроидов и склада, а рядом, вопреки запрету врача, виски. На фотографиях TR-400 и PM-700 валяются в лужах собственного тириума. Дорогие изуродованные игрушки. И Гэвин никак не может понять зачем кому-то оставлять их глазницы пустыми. Картинка не складывается. Еще в участке Рид грузит себе видео с камеры на складе, теперь же он держит замерший на экране палец, оттягивая момент до последнего. Ему приходится сделать большой глоток, чтобы все-таки нажать. На складе темно, а он, Гэвин, внезапно такой громкий. Ричард же другой. Он передвигается впереди него, бесшумно и будто бы прикрывая собой. Подставляет спину тому, кто уже стрелял в нее. Гэвин почти никуда не смотрит, только вперед. Шагает, пялясь в спину Ричарду. Он что-то говорит, не разобрать, но это он помнит. Ричард отвечает ему. А потом толкает. Тогда казалось, что он пытается убить его, утопить в этой уродливой синеве, которая по самую щиколотку. Со стороны все иначе. Рид падает точно на доски, упади он чуть левее и пропорол бы себе бок и руку, правее — оказался бы с переломом, но вместо этого оседает на самый безопасный участок. Ричард пялится на него мгновение, а потом вздрагивает. Выстрел слышится отчетливо. Стреляющий одного с ним роста, но лица все еще не видно. Ричард стреляет в ответ. Этого Гэвин не помнит. Ричард мажет, а после ловит вторую пулю и падает. Валится рядом с Гэвином, головой в руки. Тот тириум, под ногтями в больнице, был все-таки его. А дальше чернота. Запись обрывается. Рид включает ее еще раз. Доматывает до выстрелов, рассматривает. Кажется, ему попадают в руку. Или ногу. Видно смутно, чтобы знать наверняка, но достаточно, чтобы понять, что Киберлайф не может держать его так долго из-за этого. Что-то не так. Уродливое щемящее чувство хватает его за горло. «...три месяца назад, — Рид отрывается и поднимает голову. На экране идут новости. — Мир больше не такой как прежде. Все изменилось с тех пор, как мы начали понимать, что андроиды так же имеют чувства. Не все восприняли это...» Взгляд цепляется за кадры с бунта андроидов. Того самого. Он видел его не раз. Три месяца назад это крутили везде, а особенно в их участке. Тут даже если не захочешь, все равно посмотришь. Но сейчас он смотрит специально, по-другому. Там, в толпе андроидов, он выхватывает платье, и слишком ясно вспоминает, как совсем недавно рвал его рукав, а Ричард стоял рядом. Второго андроида показывают почти сразу же, всего через несколько кадров. Но вот картинка меняется, уступая счастливым лицам людей и андроидов, стоящих бок о бок. Гэвин перекидывает запись на свой планшет. Понятно, почему ему казалось, что он где-то ее видел. В мыслях понемногу начинает проясняться, но деталей все еще недостает. Ему нужен его гребаный андроид. «...набирает движение в сети. Одно из главных его требований — это принятие закона, где разрешалось бы вступать в брак с андроидами-девиантами. Петиция уже собрала пятьсот тысяч подписей. А как вы относитесь к тому, чтобы начать встречаться с андроидами?» Ведущая заглядывает в глаза, улыбается, спрашивает словно бы у него. — Нахер надо, — вырывается само. И Рид тут же осекается, застывает, сжимает планшет сильней. Руки на горле смыкаются. В его голове серые глаза смотрят с осуждением. И их там быть не должно. Ночью все повторяется. Он снова бежит. Под ногами мокрая трава, а ветки хлещут в лицо. Гэвин. Гэвин. Гэвин. Кто-то догоняет. Хватает за руки и за плечи, тянет, разворачивая к себе. Спина вдруг замерзает. Он смотрит в его лицо. У него лицо Ричарда. Перекошенное, испачканное тириумом. Уродливое, с посиневшими губами и провалами вместо глазниц. И оно улыбается, хохочет, истошно кричит. У него в руках пистолет. Гэвин спускает курок. И просыпается. Сон, это всего лишь сон. Он приходит в себя в постели под оглушительный телефонный звонок. Кто-то настойчиво пытается достучаться до него. Дрожащими руками Рид хватает телефон, щурится, когда высвечивается неопределенный номер, и несколько секунд пытается попасть по дисплею. — Блядь, три ночи, — хрипло и сорвано, дыхание никак не восстановится. — Кто ты, уебок? Тишина. — Детектив, — голос по ту сторону знакомый и нет. Рид сжимает кулаки, впивается ногтями в собственные ладони. — Мне нужна ваша помощь, детектив. Голос по ту сторону потерянный.