Меня ждут в Бруме

Очутившись у подножия холма, Грета поняла, что Храм уже близко. Север, жестокий, морозный и грубый, радушно принимал её в тёплые объятия, успевшие стать родными. В воздухе пахло чертополохом и лавандой — холодный ветер разносил запахи трав по горам, обрывая сухие лепестки и пуская их по воздушным потокам, ласково укутывал деревья и перебрасывал их кроны между ледяными ладонями. Грета вдыхала полной грудью, пока её лошадь медленно ступала по каменной тропе посреди гор. Время от времени её копыта задевали снег, и раздавался характерный хруст — и Грета закрывала глаза, откидывала голову и позволяла снежинкам опускаться на голую кожу её лица. Крохотные льдинки застыли на ресницах, тонкая морозная плёнка покрывала её щёки. На ней не было ни шлема, ни других способов защиты; лишь меховые перчатки крепко сжимали поводья, пока лошадь плавно шла вперёд. Север ласково трепал по щекам и спрашивал: «Ну-с, где же это мы пропадали так долго? Я уже успел соскучиться по тебе!» «Сколько метров прошли эти ветра, пока меня не было?», думала Грета. «Сколько упало снежинок, и сколько из них успели растаять?» — А ну, посмотри-ка, это Грета? — спросил часовой, толкнув другого локтем, и второй, глянув вниз, обрадованно заявил: — Да, похоже на то. Давно ей пора вернуться. Вот Джоффри обрадуется! — Я же говорил, что она все города объездила, — хмыкнул первый. — Кто-кто, а вот она-то времени точно зря не теряет. Стояла ночь, и все Клинки, уставшие после тренировок, давным-давно спали крепким сном. Потому-то Грета и не торопилась — она знала, что встречать её будет некому. Зато утром, когда она отдохнула и надела гражданскую одежду, ей было о чём рассказать Мартину — а Мартин, в свою очередь, не без удовольствия начал делиться своими планами с ней, не дождавшись даже окончания завтрака. — Наверное, ты устала закрывать врата Обливиона, так что это должно тебе понравиться, — заявил он, раскладывая перед ней карты довольно старого вида и отодвигая полную миску хлебных булочек за ненадобностью. — Бывала когда-нибудь в айлейдских руинах? — Было дело, — кивнула она, — там повсюду эти велкиндские камни… голубые. И сундучки с волшебными предметами. И ловушки на каждом шагу. — Именно так, — обрадованно закивал Мартин, — тебе придётся отправиться в один такой айлейдский город и найти один такой камень. Правда, он будет очень большой и, наверное, там обитает что-то пострашней обычных мародёров и бандитов… даже двери там запечатаны, туда так просто не пробраться. — Даэдра? — спросила Грета упавшим голосом. Айлейдские ценности — это всегда интересно, ново и необычно, а вот даэдра — уже приелись. — Нет, не думаю. Впрочем, — он улыбнулся, — вряд ли тебя остановят привидения или гоблины… — В последний раз, когда я столкнулась с привидениями, я нашла немало акавирских ценностей. — Вижу, как загорелись твои глаза, — Мартин улыбнулся, — это просто прекрасно. В Мискаранде действительно может быть что-то интересное — кроме велкиндских камней, разумеется. Придётся тебе потренировать заклинание Пёрышка, если хочешь что-нибудь вынести — а я знаю, что хочешь. Это опасно, но, зная тебя, могу пообещать, что ты насладишься этим путешествием. Быть может, я бы попросил помощи у кого-нибудь из Клинков, но ты сама понимаешь, что… Грета понимающе закивала, и Мартин замолчал, разводя руками: этот разговор был обязательной частью любой из их бесед — Мартин сокрушался, что ему приходится рисковать её жизнью и уже безмолвно просил прощения, а Грета отнекивалась и говорила, что у них нет выбора, что она всё понимает, что Боги выбрали её, о чём сообщили его отцу, и теперь у неё не остаётся выхода, кроме как повиноваться этому, и тогда Мартин начинал восхищаться её упорством и силой духа, не произнося ни слова и лишь скромно улыбаясь, ну и так далее. — Вот, это где-то здесь, судя по архивам, — он поставил крестик где-то в районе Западного вельда, между Кватчем и Скинградом, и повернул карту к Грете лицом. — Но ты, наверное, захочешь отдохнуть? — У меня есть время? — Мартин пожал плечами. — Думал, тебе захочется увидеть солдат, оказавшихся здесь по твоей милости. И, быть может, капитана Бурда? В глазах Мартина — всегда такого спокойного и хладнокровного — вдруг заиграли хитрые огоньки. По крайней мере, Грете так показалось. Она смутилась и, не желая прямо отвечать на вопрос, попробовала сменить тему: — Я не знаю, Мартин. По правде говоря, мне раньше не хотелось задерживаться на Севере, но сейчас я привыкла к нему, и… — … и твои знания и навыки бесценны в наших тренировках, — ввернул Баурус, дружески похлопав Грету по плечу и присаживаясь рядом. — Как у тебя дела? — Всё хорошо, спасибо. Как у тебя? — На наших плечах спасение целого мира, но вроде не жалуюсь, — Баурус свернул карту и отдал её Мартину, возвращая миску с булочками на прежнее место. — И Мартин прав, тебе нужно передохнуть. Все тренируются в Бруме, там у них лагерь, мы туда каждое утро спускаемся. И все ждут твоего возвращения, и все хотят услышать, что ты расскажешь о вратах Обливиона по всему Сиродиилу… — Мартин засмеялся, а Грета смущенно улыбнулась. — Ну, врата открываются повсюду, это так. Если я вам покажу свою карту, мне кажется, никто не поверит… но если будет желание, можно будет отправлять туда целые отряды и там тренироваться. — Баурус и Мартин лукаво переглянулись, словно дружно над ней подсмеиваясь. Грета поспешила добавить: — Конечно, на это никто не решится, но… канцлер Окато сказал, впрочем, что стражники Легиона сражаются с даэдра повсюду. Быть может, они всё-таки закроют парочку Врат, и им никогда не помешает помощь. Поэтому он не может помочь Бруме, как бы ему того ни хотелось, но… — Грета развела руками. — И ты, наверное, скажешь, что нельзя рисковать солдатами, отправляя их прямо в Обливион, да, Баурус? — Ты права, скажу. Но им действительно нужно больше тренироваться. Я не знаю, когда Мифический Рассвет начнёт действовать, но, по крайней мере, солдаты готовы — хотя бы немного. Если ты прочтёшь им несколько лекций по тому, что обитает на планах Обливиона, им будет уже проще… капитан Бурд кое-что рассказал об этом, но он не знает столько, сколько знаешь ты. — Разве что его слушают с большим доверием… — Перестань. Все знают, что ты — настоящая героиня, и все доверяют твоим словам, не только мы четверо. Я, разумеется, о себе, Джоффри, Мартине и капитане. Он хороший человек, судя по всему, хотя и очень любопытный. Теперь и Баурус посматривал на Грету с такой хитростью, словно на самом деле был заговорщиком и что-то от Греты скрывал. Мартин же, подперев подбородок ладонью, откровенно любовался собственными солдатами и их милой перебранкой — Баурус подшучивал над Гретой, а Грета весьма забавно смущалась. Про её письма знали немногие, и те, кто знали, могли позволить себе роскошь по-дружески шутить над ней, зная, что она этим ничуть не оскорбится. — Хороший человек? Так ты называешь капитана, от героизма которого зависит судьба оберегающего Мартина города? — Разве я посягал на его героизм? — Баурус выставил перед собой ладони. — Гораздо интереснее то, что ты написала ему из Анвила. Не мне, не Джоффри, ни даже Каролин, с которой вы друзья-товарищи. Ты оказала ему такую честь, что мне нет никакого резона подвергать его личные качества сомнению. Я полностью доверяю твоему суждению и вкусу. Грета густо покраснела, но Мартин этого не заметил, снова углубившись в карты. Ну, хотя бы Мартин никогда не пытался над ней шутить, и она была за это благодарна — равными их делало недюжинное интеллектуальное превосходство над другими, и поэтому они были хорошими друзьями. Подобный уровень отношений давал ему право на фамильярность, которым Мартин, не имевшим, кроме Греты, ни одного друга, кроме, разве что, Бауруса, пользовался не так уж часто. Ей же оставалось лишь тяжело вздохнуть и надеяться, что он не станет развивать эту тему. Мартин действительно больше об этом не заговаривал: записи поглотили его, и он ушёл в них с головой, а Баурус продолжал мирно жевать свои булочки. — Мы обычно выходим в 9 часов, — произнёс он, поднимаясь со скамьи, — так что если хочешь поесть или решить какие-нибудь дела, у тебя есть час. Справишься? Или хочешь остаться? — Нет, что ты. Солдаты ждут меня, я не могу их подвести. «И капитан Бурд ждёт меня… наверное. Возможно, ему захочется поговорить со мной — или отослать меня прочь… даже интересно, что у него на уме». — Уже знаешь, о чём будешь им рассказывать? — поинтересовался Мартин, и Грета покачала головой. — Мне жаль, что я не смогу быть там, и появлюсь только ближе к обеду. Мне кажется, это будет похоже на проповедь — а я давно не бывал на хорошей проповеди. Грете вовсе не хотелось, чтобы её речь звучала как проповедь. — Вряд ли ты набиралась ораторского мастерства у священников, — заметил собеседник, словно прочитав её мысли, — и твоя речь будет скорее образовательной, нежели наставляющей на путь истинный… расскажешь им, что к чему, и всё тут, покажешь пару защитных приёмов. Наверное, даже много времени на это тратить не понадобится. — Расскажу им, что к чему, и всё тут… — повторила она не задумываясь. — Ты волнуешься? — Даже очень. Не знаю, что говорить. — С этим проблем не будет, — Мартин подбадривающе похлопал её по плечу. — Когда ты появишься перед ними, и капитан Бурд напомнит, кто ты такая, вся неуверенность пропадёт сама по себе. Вспомнишь, кто ты, и что к чему. Мне кажется, ты и сама иногда забываешь, что избрана Богами, а значит… — … а значит, ты не устанешь мне об этом напоминать. И никто, кажется, не устанет. Спасибо, Мартин. Собеседник лишь улыбнулся ей несколько сочувствующе, словно сожалел о своих словах, но ничего не мог с собой поделать. Грета улыбнулась, пытаясь разрядить обстановку, и встала из-за стола — пришло время собираться и готовиться ко встрече с солдатами… и с капитаном Бурдом. О нём-то она думала больше, чем об остальных. Да, она была бы рада встрече с капитаном Бурдом — ровно так же, как встрече с Баурусом, Мартином и Джоффри. Она увидит его как старого друга, как старого товарища по боевым действиям — и ничего страшного, что воевали бок о бок они всего один раз. И ничего страшного, что Мартин и Баурус потом будут над ней смеяться — всё равно они делают это не со зла. Для капитана же день начинался совершенно как обычно, ведь он не знал, что Грета вернулась — хотя и нетерпеливо ожидал её прибытия со дня на день. Новость эта настигла его неожиданно — он всего-то вышел в тренировочный зал и собирался, как обычно, начать спрашивать ребят, как они себя чувствуют — капитан считал это своим почти отцовским долгом — как вдруг оказалось, что ребята — по крайней мере, те, что уже были на месте — не нуждаются в его вопросах и все разговаривают об одной только Грете, прибывшей с отрядом Клинков и сейчас обедавшей с самой графиней. Бурд же, заняв привычное место на небольшом возвышении, напоминавшем сцену для выступлений, оглядывал солдат, пытаясь припомнить день, когда видел их в меньшем возбуждении. Стражники без стеснения обсуждали её внешность, её одежду и даже доспехи, когда Грета, в сопровождении нескольких других рыцарей, вернулась в тренировочный зал — и все повскакивали со своих мест. Она сразу заметила капитана и, приблизившись к нему точно настоящая придворная дама, подала руку для рукопожатия. — Рада встрече, капитан. — Он пожал руку и поклонился, быстро ухватив взглядом знакомую блузку и чёрные кожаные штаны, удивительно облегавшие её ноги. В них она передвигалась ещё легче, чуть ли не парила над полом, и его это вновь озадачило. — Выглядите лучше, чем в прошлый раз. — Она пожала плечами. — Выгляжу как обычная девушка. — Нет. Девушки обычно носят юбки и платья, но вы — не обычная девушка. У вас ножны с очень красивой резьбой. Губы Греты приоткрылись — казалось, она совершенно не знала, что ответить на такой комплимент. А он чуть было не начал распространяться, добавляя подробности женских туалетов, в которых Грета не нуждалась, что делало её такой исключительной… Бурд растерялся и сам: он видел её потерянный взгляд, но не мог даже представить, как помочь ему найтись. Из мгновенного оцепенения его вызвал чей-то кашель позади. — Значит, вы сегодня с нами? — спросил он, возвращаясь к тону обычной светской беседы. — Сегодня и ещё несколько дней. Потом мне придётся снова отправиться в путь, но до той поры я расскажу вам всё, что знаю о даэдра. Надеюсь, вы сочтёте это полезным, — добавила она, обращаясь уже ко всем в комнате. — Я рада видеть, что на призыв Брумы о помощи отозвалось так много человек. — (В комнате было около сорока солдат.) — Вы все хотите сражаться за свою землю, это похвально. Не только за север, но и за Сиродиил, за Тамриэль — а, возможно, и за весь Нирн, ведь нам неизвестно, на что готовы пойти наши враги, и какова их конечная цель. — Она медленно спустилась с возвышения, оглядывая комнату, словно пытаясь обратиться к каждому. — И вы, разумеется, понимаете, что просто так мы с ними не справитесь. Вы можете не верить мне, или не слушать меня, но я расскажу вам всё, что знаю. В ваших интересах — слушать меня и внимать. — А почему вы не в доспехах? — спросил кто-то, и Грета улыбнулась почти нахально: — Я сегодня не тренируюсь. Во мне гораздо больше от лучницы, чем от мечницы, и мне не хочется оттачивать свои навыки на вас. Вам, в свою очередь, абсолютно бессмысленно оттачивать свои на мне. Раздались одобрительные смешки. — Так или иначе, вам лучше сесть, — она бросила уничижительный взгляд на капитана, словно намекая, что его это тоже касается. Раздался грохот скользивших по полу стульев — все выдвигали их на середину комнаты, кто-то даже вышел за ними в коридор и отправился в столовую. В конце концов, здесь были солдаты из каждого города Тамриэля, а стульев в тренировочном зале не было предусмотрено. — Может, перейдём в столовую? — шепнул Джоффри, наблюдая за упорными и шумными приготовлениями. — Чтобы испортить графине аппетит? — возразила Грета. — Нет, я думаю, это не лучшая идея. К тому же, еда будет отвлекать их от дела. — Хочешь, чтобы они оставались голодными? — губы Бауруса тоже скривила усмешка, но Грета лишь покачала головой. — Вы не хуже меня знаете, что это хорошая идея. Поесть всегда успеют. — Ну разумеется, — согласно кивнул Баурус. Джоффри тоже не нашёлся, что на это возразить, а солдаты, тем временем, уселись и, положив шлемы на колени, смотрели на Грету с явно нетерпеливым ожидании. Она вернулась на сцену, а Баурус и Джоффри, переглянувшись, спустились вниз, оставляя её в полном одиночестве. В компании с капитаном Бурдом они встали в левом углу — словно на них стульев не хватило, хотя кто-то из солдат двигался и предлагал им сесть. На самом же деле, обзор из угла был гораздо лучше — так было видно и оратора, и его слушателей. Грета стояла перед солдатами, оглядывая каждого из них, словно пытаясь запомнить эти лица. Быть может, совсем скоро они уйдут сражаться, и больше она их не увидит. Она и не знала, что им говорить — хотя до этого немало об этом думала, да и Мартин всю дорогу подначивал её на размышления и даже предлагал ей фразы, до которых додумался сам. Бежать было некуда и, сделав глубокий вдох, она заговорила: — Я знаю, что вы привыкли тренироваться — и, поверьте, мы обязательно сегодня этим займёмся, и я буду за вами следить — но до той поры мне придётся кое-о-чём вам рассказать. Я знаю, что вы привыкли к чистому небу над головой, и единственное, что может вас беспокоить — это дожди, грозы и снег, но не так давно небеса над вашими городами стали краснеть. Я не собираюсь читать вам лекции о том, какие опасности хранит в себе Обливион, вы прекрасно знаете это сами: ведь из-за одного только страха никто из вас не предпринял никаких попыток изменить происходящее. И никто не хочет, чтобы с его городом случилось то же самое, что произошло с Кватчем, но если мы позволим врагу взять Бруму, ему будет проще завоевать весь Тамриэль. Вы это прекрасно понимаете, но никто из вас всё равно не закрыл ни единого портала. Будучи в дороге, я всегда задавалась вопросом: почему, и единственный ответ, который приходил мне в голову — это то, что вы не знали, чего ждать. И это было верно. Обливион мало напоминает то, к чему вы привыкли, из какой бы части Тамриэля вы сюда ни приехали, где бы вы ни родились. Поэтому сейчас я хочу, чтобы вы подумали, что из ваших навыков может пригодиться нам более всего. Кто-то из вас — великолепный лучник, кто-то знает, как держать в руках булаву… я, например, толком даже не знаю, что это. Норды великолепны в ближнем бою, босмеры умеют искусно обращаться с магией, каджиты… — Здесь нет каджитов, — заметил кто-то среди солдат, и Грета кивнула. — Что ж… полагаю, они окажутся среди боевых магов. — Она оглядела собравшихся ещё раз, лишь бы убедиться: среди них почти нет эльфов. Одни только бретонцы, имперцы и подавляющее большинство нордов. И девушек совсем немного — всего две, хотя их обеих Грета была рада видеть гораздо больше остальных мужчин. На мгновение ей стало не по себе, но она продолжила:  — Видимо, многие из вас прекрасно владеют мечом. Переучивать я вас не стану и попрошу налечь на то, что выходит у вас больше всего. Быть может, наши военачальники, — она кивнула в сторону ютившихся в углу капитанов, — когда узнают вас получше, будут представлять себе, кого и где нужно задействовать для достижения успеха. Нам придётся выстроить стратегию, оборонительную линию из трёх флангов, так как врат будет трое, и нам придётся защищаться с трёх сторон… если получится, лучники будут располагаться позади камней, чтобы можно было уклоняться от грозовых зарядов… впрочем, полагаю, с этим будет видно, когда мы выйдем на улицу. В течение нескольких дней, обещаю. Прежде — давайте определимся, с кем мы сражаемся, и как сделать так, чтобы их смерть была быстрой и безболезненной для вас. Она всё ещё не представляла, что говорить, но, мало-помалу, речь полилась сама собой. Грета расхаживала из стороны в сторону, жестикулируя и чувствуя себя так, словно она всегда была к этому предрасположена. Мысли о том, что может быть интересно собравшимся, не давали ей упасть духом и поддерживали её речь, делая её живой и яркой. Она рассказала солдатам о маленькой алхимической лаборатории, обустроенной в Храме Повелителя Облаков, и даже о том, как собирает ингредиенты в горах — многие над этим посмеялись, но по-доброму. Рассказала она и про свою сумку через плечо, об её устройстве, и посоветовала всем сшить такую же, и перед большим сражением наполнить её лечебными зельями, рецепты которых она любезно предоставит — и даже приготовит парочку при условии добытых самостоятельно ингредиентов. Плавно Грета перешла на описание существ, населяющих Обливион: о титулах дремор, о том, как отличить их друг от друга, о скампах, кланфирах и стихийных атронахах, рассказала даже о спячках и том, что ближе к лету появятся пауки и ксивилаи, а вот скампы, наоборот, будут появляться реже, и все слушали её, и все внимали её словам. Она поймала себя на мысли, что и сама не ожидала такого внимания от абсолютно незнакомых ей солдат, но скорее из неуверенности в себе, чем из их глупости или даже халатности. Они не были похожи на детей, для которых чужды любые чудеса образования — они знали, какая трудная им предстоит задача, и были готовы приложить все усилия, чтобы решить её. Наконец, пришло время обедать. Повара Брумы в эти дни трудились на износ — настолько, что спрашивали, почему с солдатами из разных городов Сиродиила не пришли и повара, и сетуя на Клинков за то, что они не хотят подниматься обедать в свой храм на вершине гор. «Ну, или хоть», заявлял главный повар, «поставляли бы нам мясо. Времена совсем тяжёлые, скоро запасы иссякнут! Потренировались бы в лесу, убили бы пару оленей, неужели так тяжело! Только пожрать бы этим солдатам!» Однако запасы не торопились иссякать, повара кормили едоков как на убой, и об их сетованиях никто не слышал. Обеденный стол был накрыт с заботой о каждом солдате — порции, хотя и весьма скромные, состояли из первого, второго и ещё оставляли место для десерта. Грета, увидев такое изобилие, едва удержалась от того, чтобы не пустить слюнки. Подобное зрелище после нескольких недель питания одними только зельями да сырыми овощами возбуждало в ней волчий аппетит, и она охотно заняла свободное место, с удовольствием оглядывая искусно и заботливо приготовленные блюда. Она уже разрезала ребром вилки несколько запечённых картофелин, когда рядом с ней опустился — кто бы вы думали? Конечно же, капитан Бурд! — Здесь свободно? — поинтересовался он, и Грета, не отвлекаясь от обеда, кивнула. Крупный кусок картофелины тяжело рухнул в её горле, оставив после себя неприятное ощущение. — Наслаждаешься трапезой? — Она кивнула. — А ты почему ничего не ешь? — Я не голоден, — улыбнулся тот. — К тому же, обычно я ем последний, чтобы не отбирать порции у своих солдат. Съедаю объедки, как верный пёс. Грета ухмыльнулась, подумав про себя, что это — не единственное, что делает Бурда похожим на верного пса. — Мы не договорили, — заметил Бурд. Грета, хотя и улыбнулась ему, всё же спросила: — О чём же? — О том, зачем ты путешествуешь. По крайней мере, я не остался доволен объяснением. — Что ж, — она задумчиво повертела в руках пустую кружку из-под эля. — Могу рассказать одну увлекательную историю. Знаешь о таком мече, как Умбра? — начала она, наклонившись ближе. Капитан покачал головой, не особо предвкушая очередные россказни Греты о даэдрических артефактах. — Этот меч позволяет поглощать души поверженных противников, если только при тебе есть камешек подходящего размера. Грета молчала, ожидая от Бурда реакции, которой не последовало, и потянулась за пучком латука. Капитан скорее задумался, созерцая потолок, но никакого вдохновения не проявлял. — И что же с того? — наконец спросил он. — Магические предметы всегда должны быть заряжены, иначе они бесполезны. Чтобы заряжать, нужно… пленять души. — Магические предметы? Оружие, ты имеешь в виду? Того же Умбру? — Грета кивнула. — Ещё я стреляю из лука. — Это я уже слышал. Как и то, что это нужно для выживания — ведь без этих приспособлений тебе в жизни не победить всех тех, кого ты побеждаешь, и всё такое прочее. Замкнутый круг. — Ну, — Грета улыбнулась, — в этом своя прелесть жизни пилигрима. В конце концов, это приносит мне немало денег. — Вот! Это-то я, наверное, и хотел услышать. Деньги — это уже хоть какой-то смысл, хоть какая-то цель. Все мы, в конце концов, стремимся к одним только деньгам. И что же, все деньги ты тратишь на себя одну? — он усмехнулся. — Или на доспехи, стрелы и прочую утварь? У тебя нет матушки или батюшки в Валенвуде, ради которых ты всем этим занимаешься? — У меня никого нет. — Сирота, значит. — Грета кивнула. — Зато никогда не скучаешь. И некому тебя оплакивать. — Разве это так хорошо? — Ну, это точно не худшая участь. — Ну да. Когда каждую секунду рискуешь собственной шкурой — какой уж там. Бурд присвистнул, оглядываясь по сторонам. Пользуясь этим, Грета рассматривала его то ли задумчивое, то ли равнодушное ко всему лицо, и никак не могла понять, какие эмоции оно у неё вызывает. Она не заметила этого утром, но сейчас, глядя на него вблизи, Грета увидела несколько царапин, успевших зажить и затянуться, но всё равно придававших лицу капитана странной рельефности, и шрам, багровый, растянувшийся на всё лицо и разделивший его на две половины. Наверное, он гордится этими отметинами, ведь они лишний раз подчёркивают его храбрость, чуждую другим. — Не понимаю, зачем ты всё это у меня спрашиваешь. Я ведь всё уже объяснила. — Я просто пытаюсь понять, — Бурд и сам наклонился к ней ближе совершенно инстинктивно, и она так же инстинктивно выпрямилась. — Признаться честно, я тоже думал, что подобное занятие должно быть крайне интересным. — В самом деле? — По крайней мере, когда-то давным-давно — точно. — И что случилось потом? Только не говори, что тебе колено прострелили. С одной стороны, она была рада его видеть. В конце концов, писала она ему не зря, да и совместное закрытие врат Обливиона никогда даром не проходит. Она к нему немного, но всё же привязалась — и такое всегда происходит, когда ты боишься за человека даже краткий промежуток времени. Против мгновенной привязанности наперевес лежали его настойчивое любопытство и, в то же время, видимое равнодушие ко всему, что она говорила. Он был готов кивать, но не вникать, и довольствовался лишь тем, что узнал, никоим образом не выказывая к этому своего отношения. — Сама понимаешь, быть городским стражником — работа не самая весёлая, только и делаешь, что пьяниц да карманников гоняешь… а вот изучать форты, в то же время… — Гонять бандитов, — пожала Грета плечами. — Но эти бандиты могут охранять сокровища. К примеру, в Айлейдских руинах — разве не так? Ты никогда там не была? — Была, — кивнула Грета, — и там действительно крайне интересно. Туда меня ведёт, прежде всего, исследовательский интерес, а бандитов — жажда хоть где-то спрятаться. — Ну вот! — капитан хлопнул в ладоши и даже несколько отпрянул, раскачиваясь на скамье. — А потом возьмёшь, да продашь. И никогда не знаешь, на что наткнёшься. То ли это будет грязекраб, то ли гоблин, то ли привидение. Это здорово! А потом, все эти артефакты и магические предметы. Даже не знаю, что может быть интереснее этого — особенно если ты торговец или если ты прочитал все эти книжки об эльфийских ценностях… ну, тебе-то это интересно, конечно. — Пожалуй… Теперь он высказался. Он её поддержал. Он снова оказался на её стороне, и Грета ничего не смогла с собой поделать — слов не находилось, и она почти смущённо спрятала взгляд в пустой миске. Она и не заметила, как Бурд несколько самодовольно ухмыльнулся, радуясь подобной реакции. — Могу я кое-о-чём попросить? — спросил он, наклонившись к ней вплотную — так что больше никто не слышал. Некоторые, впрочем, взглянули на них не без удивления, но Грета, как ни в чём ни бывало, кивнула. — Покажешь им, как сражаешься? Они будут в восторге. Да я и сам бы хотел посмотреть, если честно. — Я же не боец, — возразила та. — Я лучник. Позвольте мне выглянуть из-за столба дерева и поразить мишень — и тогда солдаты, быть может, и будут удивлены. Самого главного они всё равно не увидят, ведь их задача будет заключаться в другом… — Это само собой, — примирительно кивнул Бурд, — но, всё-таки, я хочу, чтобы они посмотрели на тебя в деле. Все верят, что ты закрыла несколько врат Обливиона в одиночку, но болтают, что это всё хитрость, и не более того… возможно, даже магия, ведь у вас, эльфов, это не редкость. Ты сама знаешь, что солдаты не очень любят волшебников. Думаю, им даже всё равно, что среди дремор есть волшебники… Я хочу, чтобы они увидели, что ты не только хитра, но и умеешь обращаться с мечом так же хорошо, как с луком. — А вы не хотите продемонстрировать это на себе? — улыбнулась Грета, заискивающе склонив голову набок. — Можем устроить ребятам развлечение. — Ты свалишь меня за пару минут. — Я поддамся. Нельзя уронить твой авторитет в их глазах. Идея, впрочем, Бурду понравилась. Ему не терпелось и самому вновь посмотреть на неё в деле — и, быть может, если повезёт, получше рассмотреть её тактику и понять, как ей это всё удаётся. В конце концов, он столькому мог у неё научиться!.. Да и ребята из отрядов, всегда сражавшиеся с одними только деревянными куклами — тоже. Это настоящее благословение — то, что она здесь. Ему с ней так… впрочем, не ему, конечно, а им всем — повезло! — Кажется, Грета и капитан вашей стражи отлично поладили, — заметил Мартин, когда солдаты, наевшись до отвала, стали по очереди вставать из-за стола. Теперь никто не мог услышать, о чём они шепчутся с графиней, и он воспользовался этим моментом. — Понимаю его. С ней приятно и интересно проводить время, ведь она такой умный, начитанный человек. — Не думаю, что капитана так уж интересует её начитанность, — пожала графиня плечами. — Его всегда только и заботило, что оружие, а им, я полагаю, Грета тоже отлично владеет. — Готова ко всему, — улыбнулся ей собеседник. — Во всем этом беспорядке никогда не знаешь, что пригодится тебе завтра. — Хотела бы я сказать то же самое о себе, — добавила она со вздохом, возвращая кубок с вином на место. — Возможно, вы не владеете в совершенстве холодным оружием, но вы — дипломат, а я считаю, что дипломат должен заниматься только своим делом. Как, впрочем, и солдат. Если заниматься всем и сразу, больших успехов не добиться, поэтому, если вы сделали свой выбор, в этом нет ничего плохого. К счастью, вам не приходится сражаться и остаётся только владеть другой силой, духовной. Если вы сможете поделиться храбростью с теми, кто потерял её на поле битвы, вы внесёте огромный вклад в нашу победу, и тем самым тоже совершите подвиг. У Мартина пересохло в горле, и он тоже потянулся за кубком, допивая вино. Графиня, всё ещё смотревшая на него во все глаза, пыталась осмыслить только что им сказанное. Что он имел в виду? Она понимала, что он пытался её подбодрить, но смущение туманило её рассудок. Ей не верилось, что перед ней сидел умный мужчина — даром что он только что был не более чем простым священником, и всё же… — Вы не хотите взглянуть на тренировки? — заговорил Мартин, так и не заметив её замешательства. — Стыдно признаться, но я никогда не видел, как Грета сражается. Графиня удержалась, чтобы не закатить глаза и не фыркнуть. Снова эта Грета! Да, пожалуй, на неё стоило взглянуть — чтобы убедиться, что она ничего из себя не представляет. Или что она издалека выглядит как мужчина, а поэтому вовсе незачем ей восхищаться. — Да, пожалуй. — Должно быть, под нашим надзором они станут трудиться ещё усерднее. Графиня засмеялась. Когда подошли слуги и забрали золотое блюдо с чистыми куриными косточками, Мартин встал из-за стола и подал ей руку, попутно вспоминая, правильно ли делает, или нет. Его учили быть вежливым и тактичным, но ни в коем случае не галантным — у священников и императоров, всё-таки, обязанности несколько разнятся… графиня, впрочем, его смущения даже не заметила. Даже если бы это и бросилось ей в глаза, она бы не придала тому особого значения, ведь даже если Мартин Септим не отличался изяществом манер, его можно было простить: ведь он только учился, и у него явно был огромный потенциал, и он точно мог стать прекрасным императором, потому что был замечательным человеком, сколько бы безличности и пустоты обыватели ни вкладывали в это слово. Тренировка продолжилась через двадцать минут после конца обеда — когда, по всеобщему согласию, еда немножко «улеглась». Вот только вместо привычной разминки, заявил капитан Бурд, Грета покажет несколько приёмов из собственного арсенала — а остальные должны будут практиковаться «ментально». Эта идея почему-то вдохновляла его даже больше, чем саму Грету, словно он всегда мечтал быть побитым ей. Впрочем, стоило ему встать в стойку, и внешний энтузиазм исчез, а Грета снова приняла вид серьёзного наставника и оглядела скучковавшихся солдат. Между стражниками Брумы побежали шёпотки — кажется, они делали ставки на то, кто победит. — Я полагаю, капитану будет тяжело изобразить скампа или даэдрота… — Почему же? — возразил Бурд. — Отнюдь. Правда, это будет очень смешно, и никто не поймёт, в чём суть. — Вот именно. Поэтому мы просто представим, что вы — обычный дремора. Прошу, капитан, развернитесь ко мне спиной. Бурд покорно развернулся, смиренно ожидая своей судьбы. Он помнил, что Грета крадётся очень тихо даже в тяжёлых сапогах, но всё равно вздрогнул, когда её голос прозвучал за его спиной: — Запомните, чем медленней вы крадётесь, тем меньше вероятность того, что вас заметят. Вы всё время смотрите прямо, чтобы ничего не упустить из виду, но спину нагибаете так, чтобы было удобно переставлять ноги. Меч лучше достать заранее на тот случай, если он слишком звенит, когда вы вытаскиваете его из ножен. Если он будет наготове, то и удар вы нанесёте гораздо точнее. Не стоит крепко сжимать рукоятку, чтобы не тратить силы, но и волочить острие по земле тоже не нужно. Со стрельбой всё несколько проще, ведь всё зависит от точности, но если вы только взяли лук в руки, лучше даже не пытайтесь. Вместо этого… — она не договорила: Бурд не мог видеть, что произошло, но зато почувствовал, как древко меча ударило его по коленям, заставляя согнуться и упасть. Он не устоял то ли от неожиданности, то ли от внутреннего желания поддаться. В следующее же мгновение Грета перехватила его за шею, упираясь локтем в его подбородок. — Теперь вы можете либо свернуть противнику шею, либо перерезать ему горло. Впрочем, конечно, это удаётся не всегда, — продолжала она, отпустив капитана, — потому что иногда ваш враг может заметить, что вы задумали неладное. Ещё бы — ведь вы с обнажённым мечом, и, если только вы не карманник, вариант один — вы хотите его убить. Вам остаётся использовать свои преимущества. — Она вытащила из ножен эбонитовый меч — среди солдат, никогда не видевших ничего, кроме стали и железа, прошёл восторженный гул — и направила его на противника. — Скажите, в чём наши сильные стороны? Что есть у меня, чего нет у капитана? — Быстрые ноги! — раздался женский голос. — Капитан сильней и крупней! — вторил ему мужской, и Грета кивнула, не отводя от капитана взгляда и плавно раскачиваясь из стороны в сторону, словно пытаясь сбить его с толку этим незамысловатым танцем. — Очень хорошо. И кто из нас победит? Тут толпа заголосила вся разом — каждый считал своим долгом высказать свою точку зрения. Те, кто ценил изящество и проворство, ставили на Грету; почитатели физической силы же были уверены в победе капитана Бурда. Грета горестно усмехнулась и ответила: — Никто из вас не прав. Победит тот, кто сумеет лучше использовать свои сильные стороны. Начинайте, капитан. Бурд посчитал про себя от одного до трёх, покрепче сжал рукоятку меча и, замахнувшись, нацелился на то место, где стояла Грета; но пока лезвие опускалось, она успела увернуться от острия, встав к противнику боком, прыгнула к нему за спину и ударила его древком сзади. «Даже будь это дремора, одного удара было бы недостаточно», подумал капитан, тут же поднимая меч перед собой и раскручивая его вокруг; но Грета просчитала его ход и на этот раз — пригнувшись, она проскочила мимо него и уже хотела нанести ему удар спереди, но капитан быстро сообразил и опередил её — раздался лязг стукнувших друг о друга клинков. Пару секунд они давили друг на друга, не отрывая пристальных угрожающих взглядов, Грета сдула с лица упавшую прядку и произнесла, обращаясь к солдатам: — В такой ситуации выгода, очевидно, за вашим врагом, если он сильнее вас. И они будут пытаться вас свалить, ослабить — и будут правильно поступать. Единственное, что вы можете сделать — это застать их врасплох и неожиданно прекратить соприкосновение, сделав шаг назад, а потом — просто выставив перед собой щит на тот случай, если вас попытаются атаковать снова — а он обязательно попытается. Закрыться щитом очень просто, если всегда держать его наизготове, и если у вас две рабочих руки. Вероятность того, что вашего врага отбросит от удара по щиту, и на несколько драгоценных секунд он оцепенеет — очень высока. В конце концов, в битве побеждает тот, кто не тратит времени попусту и просчитывает всё наперёд. Она продемонстрировала и это, подняв перед собой небольшой круглый щит из железа, одолженный кем-то из стражи, и капитан ударил мечом по гербу собственного города. Удар был слабоват, но дерево всё равно треснуло, и в стороны полетели щепки. Грета отвела щит, благодарно кивнула капитану и обернулась к солдатам. — Это был лишь пример того, как можно действовать, сражаясь с противником вашего ранга. Способов гораздо больше, вам лишь нужно слушать собственное тело и инстинкты. И думать не в настоящем, а в будущем времени. Анализируйте положение вашего противника, выискивайте слабые и сильные стороны. Вы должны хотеть выжить. Представьте себе, что вы — животные, и всё, что вами движет — это желание поймать добычу или выжить в бою с очень сильным хищником. Для этого хороши все способы. Помните, что человек всегда заботится о собственной безопасности, и его нутро всегда хочет спасти ему жизнь. И нутро знает, как это сделать, потому что работает даже быстрее, чем вы наносите удар. Поэтому — тренируйтесь, а мы будем за вами наблюдать. Так прошёл целый день. Звенели мечи, выбивая кольца из доспехов и оставляя на них резаные следы. Феррум, время от времени делавший перерывы, наблюдал за солдатами из угла и, слыша, как из цепи вылетает очередное кольцо, печально вздыхал, запивая горе из бутылочек виноградного сока, одолженных Гретой так, то ли по старой дружбе, то ли в уплату долга за потерянные доспехи. К ним, впрочем, прикладывались все, кто был более или менее голоден, не считая тех, кто занимался не жалея сил. В частности, это относилось и к капитану Бурду — вместо того, чтобы наблюдать за солдатами, он задавал бесчисленное множество вопросов Баурусу, почти мешая следить за тренировкой. Слова и наставления Греты его неожиданно озадачили, открыв страшную тайну: что он, в общем-то, совершенно ничего не знает о сражениях. Бауруса, впрочем, это ничуть не задевало; даром, что его слышали все, и все прислушивались, и польза, в общем-то, от этого всё-таки была. — Она просто потрясающая! — поделился впечатлением Хитклиф уже вечером, после тренировок. Бурд и Толган — тот просто подошёл позвать его куда-нибудь выпить — решили навестить Олафа, а Хитклиф, заметивший, как начальники выходят из замка, спросил, не может ли он к ним присоединиться. Сказал, что проголодался. И, конечно, в замке потрясающее вино, сказал он, но пива Олафа никто заменить не может. — Я никогда не думал, что девчонка может так знатно махать мечом! — заявил он, изображая её движения, разве что вместо меча в его руках красовалась деревянная кружка. В тот день Грета и правда слукавила, сказав, что не будет тренироваться, да и что она, в сущности, вовсе не боец: она сама спускалась к солдатам и показывала, как нужно бить мечом. Её забота была всеобъемлющей: не было никого, кого она обделила бы вниманием. — А я что говорил? — гордо спросил капитан, словно навыки Греты были целиком и полностью его заслугой. — Ты, капитан, говорил, что она великолепный солдат и что сражается неплохо, — недовольно заметил стражник. — Ты и словом ни обмолвился о том, что она, помимо всего прочего, ещё и красивей всех наших дворцовых баб вместе взятых. Бурда подобное замечание удивило. Хитклиф никогда не отзывался о женщинах положительно — что это на него нашло? — Не суди за это своего капитана, — вступился Толган, — полагаю, он ни с кем не хотел делиться своей находкой, и я могу его понять. Кто первый нашёл — тот и съел, а? Хорошенькое дело, только нашим «дворцовым бабам» не говори. Скрывайся. Графиня и так смотрит на Грету с опаской, будто боится, что она ей весь гардероб искромсает. — А клинок-то у ней какой, — прошептал Хитклиф зачарованно, — я никогда даже такой стали не видел. — А я о чём? — продолжал Толган. — Ты её один раз видел, а капитан был с ней в самом пекле, это что-то да значит. Весь город думает, чего это у нас капитан Бурд одиночкой ходит, а он возьми да… — Толган хлопнул в ладоши и засмеялся. — Ну, ничего, ты, быть может, ещё услышишь взывающий голос северянок, но будет уже поздно. Я слышал, попасть в эльфийку не очень просто, если ты понимаешь, о чём я, — Толган толкнул капитана локтем в бок, отчего кружка в его руках подпрыгнула, и капля пива обречённо разбилась об стол. — Боюсь, не совсем, — ответил капитан, закашлявшись от неожиданности. — Эх, ты! Вроде капитан городской стражи, а ведёшь себя как мальчишка-девственник! — собеседник продолжал распускать руки, смачно ударив товарища по спине. — Надеюсь, не обиделся хоть на меня? «Грета бы за это, конечно, оторвала ему яйца», подумал Бурд, но Греты рядом не было, а поэтому он просто улыбнулся и отпил пива, чтобы никакие дружеские изъявления больше не лишали его драгоценного Олафского хмеля. Толган расхохотался ещё громче — но в таверне этого никто не услышал, ведь здесь люди только и делали, что заливисто хохотали. — Могу взять свои слова обратно, если ты мне скажешь, что это не так. У тебя наверняка нет с этим проблем, а? Я имею в виду, ты-то девчонкам нравишься — и ей, видать, тоже? Капитану вовсе не нравился оборот, который принимал этот разговор. Ему не хотелось делиться сокровенными переживаниями даже с таким верным товарищем, как Толган — даром что и переживаний подобных у него не было. Да и вообще, разговор о Грете в таком ключе казался ему оскорбительным, даже если кроме них троих никто ничего не слышал… впрочем, это таверна — так что никогда не знаешь наверняка. — Ничего не могу сказать об этом. Греты вечно нет на месте, а когда она здесь, я даже не знаю, где поговорить вдалеке от посторонних глаз. — А если бы было место? Ты бы хотел? — продолжал наседать тот. — Нет в этом замке мужчины, который бы не хотел. Хитклиф, вот ты как думаешь? — Хитклиф, словно переживая за реакцию капитана, молчал. — Да вы вообще её видели? — Видел, — кивнул Толган, — но я терпеть не могу эльфов, в особенности валенвудских. Слышал, у них оттуда — ну, ты понимаешь — вытекает растительный сок, а у кого-то вообще пыльца сыплется. Оказывается, перед тобой не голая женщина, а целый улей, и становится как-то не по себе лезть к пчёлам. А у меня, к тому же, на мёд аллергия. Кому охота расчихаться прямо в постели и обрызгать такое чудесное создание соплями? Бурд рассмеялся, но мысли его были напряжены. Он ведь никогда, на самом деле, не задумывался о Грете в таком ключе. В конце концов, он был так занят обороной Брумы, что отмахивался от любых мыслей как от назойливых мух, если они настойчиво навязывали восхищение Гретой и отвлекали его от того, что было действительно важно. Ничего, кроме уважения солдата к солдату, он не чувствовал, но стоило другому заговорить о ней как о женщине… да, у других мужчин на это есть время, даже если у него — нет. Но отчего-то ему не нравится, что кто-то ещё заметил, какая она красивая, сильная и в то же время грациозная. Женственная — ведь он это тоже заметил. Его бесило, что кто-то видел в ней не только солдата, но и девушку. Кто-то, но не он. — Ты выглядишь задумчивым, — произнёс Толган не менее озабоченно, каким казался ему капитан, но Бурд отмахнулся, покачав головой. — Да ты не переживай, если я сказал что-то не так. С женщинами так всегда — никогда не поймёшь, что к чему с её стороны, пока она сама не скажет, но… Но ты сам-то не думаешь, что можешь спрятаться от нашего зоркого взгляда, а? О тебе болтают. Ничего плохого, конечно, одно только хорошее, но люди вполне серьёзно полагают, что ты на неё запал. Северянки расстроились, думают, как же так ты обделил их вниманием. Ты и сам, быть может, ещё того не понял, но все признаки налицо. — Чёрт, — всё так же озабоченно заметил Бурд, — да разве не может она меня просто интересовать? Много ты видал женщин с оружием и с такой фигурой? Почему же сразу «запал»? Мне не нравится это слово. Толган хохотнул. — В том-то и дело, приятель, что если хочешь женщину просто затащить в постель, то тебе всё равно уже, чем она по жизни занимается — пироги печёт, овец стрижёт или выносит за графиней ночной горшок. Ты видишь только её фигуру и, может быть, лицо, и остальное перестаёт тебя волновать. Нас, несчастных, таких много, и мы всё понимаем. Если видишь вазу, и тебе нравится её форма, тебе просто хочется взять её и поставить у себя на каминной полке, чтобы любоваться да друзьям хвастать. А тут, говоришь, она тебе интересна. Внутри, значит, что-то есть, цветы какие-нибудь, например, а это материя уже гораздо более сложная, чем простая глина или даже серебро… Опасное это слово, капитан, «интерес». Оно-то и не должно нравиться. — Интерес можно испытывать, не влюбляясь в человека, — пробурчал тот, пряча взгляд в своём пиве. — Конечно, когда речь идёт о равном тебе мужчине. А женщина, равная тебе, и потому интересная — такая редкость, что не притягивать к себе она не может. На вазы мы просто смотрим, цветы же нам хочется понюхать. Такая уж у нас, людей, природа — мы вечно стремимся к неизвестному, даже если знаем, что это неизвестное нас покусает. Или что на бутоне сидит пчела, готовая в любой момент тебя ужалить. Какая разница, если есть хотя бы малейшая возможность того, что мы эгоистично найдём собственное отражение в другом человеке? «Чего же тут неизвестного?», захотелось спросить капитану. «Я прекрасно знаю, что может произойти, и как, если то, о чём ты мелешь — правда. Мы бы поклялись друг другу в вечной верности, как все эти пары, живущие под одной крышей, а потом она бы отправилась куда-нибудь рисковать своей жизнью, пока я бы оставался здесь… И я бы, должно быть, страшно ей завидовал». Но что бы было, спросил себя капитан, если бы он отправился с ней? Если бы они вместе путешествовали, нашли бы этого Умбру, и он бы помогал ей готовить зелья… но на кого бы тогда остался его родной город? Ведь он врос в эту ледяную землю с корнями, и отрываться от них было бы очень тяжело. «Мы с ней из разных миров, вот и всё». Но, всё-таки, мысль о том, что Толган считал их ровней, грела душу не хуже эля. Капитан вздохнул, покачал головой и произнёс: — Ровня мы или не ровня, вряд ли это имеет какое-то значение, если дама захочет сказать «нет». — Не думаю, что это твой случай, — норд весело хохотнул. — Толган! — Ну что? Неужто я не могу порадоваться за своего Бурда-холостяка, а? Я проставляюсь! Эй, Олаф! Похожий по содержанию разговор произошёл и у Греты, когда Клинки наконец-то достигли Храма Повелителя Облаков. Воистину, когда в одно и то же время в разных местах, пускай и не столь отдалённых друг от друга, разные люди говорят друг о друге, сложно отрицать, что что-то происходит, особенно если это начинают замечать и другие. — Графиня считает, что твоё общество положительно сказывается на капитане, — заметил Мартин, когда они с Гретой сидели у камина в главном зале и обсуждали произошедшее за день. Мартин сидел в кресле, его собеседница — спиной к нему, на полу, глядя в горевшее пламя и перекладывая палкой угольки. — С твоим появлением он как будто бы стал счастливей. До этого, по её словам, ходил хмурый как туча, а теперь частенько болтает о тебе. — Я знаю. Графиня подходила ко мне после тренировки и сказала то же самое. — Серьёзно? — Мартин казался удивлённым. Грета обернулась на него, и он тут же принял прежнее выражение лица. — Что ещё она тебе сказала? — Ничего особенного. Кроме, разве что, того, что она не ожидала от меня такой силы… — Грета снова отвернулась, глядя на свои руки. — Как бы ей объяснить, что я сама ничего такого от себя не ожидала? — Её и правда впечатлили твои слова и то, как ты одолела капитана. — А ты откуда знаешь? — Мы вместе были на тренировке. — Вы были вместе на нашей тренировке? Грета снова повернулась к Мартину — достаточно вовремя, чтобы увидеть его смущённую полуулыбку и спрятанный в ладонях взгляд. Он боялся поднять на неё голову, и Грета тихо засмеялась. — Однако, с каждым днём ты всё больше и больше становишься похожим на разузданного дипломата, а не на запуганного священника. — Да, ты права. Многое меняется, и я меняюсь вслед за течением времени… но если со мной всё понятно, то что насчёт тебя? На мне положительно сказывается общение с графиней, но можешь ли ты сказать то же самое про капитана? — Он приятный человек, — пожала Грета плечами, а Мартин — всегда спокойный и рассудительный — позволил себе усмешку. — Приятный человек, значит? Ну, конечно же. Грета отвернулась от камина и перестала ворочать обугленные головешки дров. Мартин, наоборот, смотрел в догорающее пламя. — Мне порой кажется, что ты лучше меня понимаешь, что я чувствую. — В самом деле? — Мартин был удивлён. — Я учился наставлять заблудшие души на путь иной, но не думал, что это работает вот так. Каков ответ? — Я не знаю. Может, скажете мне, Отец? Он снова усмехнулся. — Как много людей говорили мне, что совершили грех, окутанные дурманом. Они говорили о жестокой похоти, в которой нет места сомнениям и раскаянию. Они были так счастливы, что совершенно забывали о Боге и собственной судьбе после смерти. Они говорили, что то было страшное чувство, одолевающее тебя, то был сам дьявол, объявший тебя. Но если общение не вызывает ничего, кроме светлой радости, в этом нет ничего дурного. Это всё, что я могу сказать. Никто не может ответить на этот вопрос, кроме тебя самой, и кроме капитана, нужно полагать. Надеюсь, он тоже думает о тебе сейчас, и эти несколько дней оставили на его сердце тот же отпечаток, что и на твоём. Так ли плохо любить кого-то, видеть свет даже в будущем, которое кажется столь мрачным? Грете это абсолютно ничего не разъясняло, но голос Мартина звучал тихо и успокаивающе. Он знал, что говорить, он знал, как. — Спасибо, — произнесла она, поднимаясь на ноги. — Из тебя выйдет действительно невероятный император. — Если я буду давать подданным советы по устройству личной жизни? Что ж, — он горестно усмехнулся, — пожалуй, ты права. — Нет, я не это имела в виду. Ты любишь людей, и ты всегда заботишься об их счастье, даже если это идёт вразрез с счастьем твоим собственным. Это застало врасплох даже его. Губы Мартина приоткрылись, он хотел что-то сказать, но лишь посмеялся над собой и произнёс: — Если ты будешь счастлива, счастлив буду и я. Именно поэтому я никогда не спрашиваю тебя о том, что будет, когда я стану Императором. Ведь ты до сих пор не знаешь, чего хочешь, верно? На этот вопрос Грета не ответила, прекрасно понимая, что Мартин знает ответ, а у неё нет ни смысла, ни даже сил с ним спорить. Она кивнула ему скорее из вежливости, пожелала спокойной ночи и отправилась в спальный зал — где, как и прежде, все давным-давно спали. Она тихо переоделась и легла спать, никого не разбудив, но сама ещё долго и беспокойно ворочалась. Она думала над словами Мартина и задавалась новыми вопросами. Как так вышло, что в самый разгар войны ей вдруг удалось задуматься о другом, и это другое порой так сильно туманило ей рассудок? Когда она успела привыкнуть к мысли, что завтрашний день может стать последним, и когда в ней появилась храбрость для мыслей о будущем? Может, в этой храбрости вовсе нет никакого толка, а храбрым… «Храбрым нужно быть сейчас, а не завтра», решила Грета и, умиротворённо улыбнувшись, провалилась в сон.