Лучший друг Драко Малфоя

Улыбающийся Малфой — зрелище не то чтобы жуткое. Но опасное для психики крайне. Впрочем, для жизни, наверное, тоже. Не задумываясь ведь приложит проклятьем, только бы никто не узнал, что и Слизеринский принц бывает таким: светлым, открытым и теплым, как первое солнышко после долгой, затянувшейся почти до мая зимы. Драко жмурится на том самом солнце и улыбается. Откидывает назад волосы, что не прилизаны, как обычно волосок к волоску, а спадают в трогательном беспорядке, лезут в нос и глаза. Гарри хочется подойти и еще больше разворошить их руками. И если за подобное тот же Гойл или Крэбб не отделались бы одним подзатыльником, с ним /точно знает/ все будет совершенно иначе. Не потому, что он Гарри Поттер — избранный мальчик, что младенцем умудрился развоплотить безумного темного мага. Не потому, что легенда, а просто... просто улыбается т а к вот Драко только ему. Только рядом с ним может позволить себе сбросить маску ледяного принца и скользкого гада, каким его давно прозвали на Гриффиндоре. — Что это ты там делаешь, Поттер? Что за штука? Опять какая-то магловская придурь? Щурится подозрительно, но все еще расслаблен. Распускает узел галстука и расстегивает пару верхних пуговиц. Невиданная небрежность для Драко Малфоя. — Всего лишь фотоаппарат. Вроде той штуки, которыми Колин делает колдо. Только тут будут просто картинки, они не шевелятся даже. — И зачем ты целишься в меня этим... фото?.. — Пару снимков на память. Драко... Мерлин, ну ты куда? Погоди... Тот не пытается, впрочем, удрать далеко. Притормозит за первым же поворотом. Гарри слышит, как торопливо тот шепчет заклинания, то и дело сбиваясь. Сначала одно — на прическу, потом — рубашка и галстук, каждая пылинка с мантии или просто складка — долой. — Я не могу допустить, чтобы где-то остался образ Малфоя, что не безупречен хоть в чем-то. Что это? Он почти извиняется, выходя из своего укрытия? Глядит исподлобья, тревожно. Такой важный и чинный при этом. Смех щекочет кисточкой в горле, Гарри держится из последних сил, потому что сейчас смеяться над Драко... Он же не хочет потом неделю проходить с волдырем во весь лоб. — Если я скажу, что ты идеален всегда... только ведь ты не поверишь. — Потому что ты, Поттер, невежда. А я — наследник древнейшего рода. Давай, включай этот свой... аппарат. Я готов, так и быть. Раз уж на память. Гарри сделает пару кадров для вида. Он их потом непременно подарит Малфою. Те самые, где он надутый и жутко серьезный, ну мини-Люциус просто. А те, что успел нащелкать чуть раньше, где ветер треплет белокурые пряди, где галстук набок, и виднеется родинка под распахнутым воротником, где запрокинул голову и так свободно смеется... все эти он напечатает и обязательно спрячет, оставит их для себя и сохранит навсегда. Потому что мало ли, что там у них будет дальше... — Жаль, у нас не было этой штуки в Запретном лесу. Хотя мы можем слить все, что помним, а авроры в думосбросе посмотрят... Всего несколько строк, от которых сразу сгущается воздух и почти начинает пульсировать шрам. Как тогда, когда монстр оторвался от раны единорога и посмотрел на него из-под своего капюшона. — Драко, ты разве не понял? Это ведь был Волдеморт, и он хочет вернуться. Мы не можем рассказать обо всем, что случилось, аврорам, потому что тогда твой отец и другие... То есть, я хотел сказать... — И другие, кто остался верными Лорду... узнают все тоже. Я понял тебя. — Драко, я... — Все нормально, придурок. Не надо об этом здесь... у хогвартских стен, знаешь ли, тоже есть уши... Возьмет его за руку и потянет подальше от замка в сторону Черного озера. Где в этот час никого, только Гигантский кальмар лениво шевелится в глубине и время от времени моргает огромным глазом. Сегодня они больше не будут говорить о тревожном, плохом. Просто валяться вдвоем на лужайке, просто щекотать друг друга до слез и до колик. Просто быть теми, кем и должны быть: детьми.