— Кис-кис-кис, — позвал ведьмак. Кот, застыв, зловеще глянул на него, прижал уши и зашипел, обнажив клыки. — Знаю, — кивнул Геральт. — Я тебя тоже не люблю. Я просто пошутил.
Дорожная развилка, расположенная недалеко от малого северного поселения, была порядком заснежена. В отличие от поселений Цинтры и Туссента, которых огромные скалистые горы прятали от снегов и холодов, Ковир таковым похвастаться не мог, однако у данного государства были другие плюсы: прекрасный выход в ледяной залив Праксены, а оттуда, вместе со всеми вытекающими последствиями, прекрасное стратегическое, а главное, транспортное преимущество. Хотя, к огромному сожалению, сей исторический факт мало волновал трёх лошадей, чёрную и двух гнедых, двух статных ведьмаков и одного молчаливого допплера, что был перекинут через седло и связан, как барашек на закланье. Допплер страшно мёрз, и то и дело ёрзал брюхом по жёсткому кожаному ведьмачьему седлу, чтобы хоть как-то пустить кровь к отёкшим конечностям. Однако ни мороз, ни страх не мешали доплеру вслушиваться, о чём болтает пара крепко сложенных ведьмаков. — Я доверил тебе всего одно дело, — холодно и сурово говорил беловолосый, — Но ты и тут умудрился… — Обосраться. — закончил за него лысый здоровяк и, харкнув в снег, продолжил: — Слушай, Геральт, я её знаю. Она хоть и взбалмошная, но не тупая. Не сбегала она. Ты знаешь, я бы догнал. Догнал и выпорол, как сидорову козу. Но, при всей твоей злобе, это не у тебя ко мне должны вопросы возникать, Белый Волк, а у меня к тебе. Его собеседник недоуменно молчал. Тишина затягивалась, а допплер, хотя и слышал только хруст снега под подковами, не то спиной, не то гузном чувствовал, что дело пахнет жареным. — Эй, допплер, — лысый схватил маленького человечка за край штанов и со всей силы потянул с лошади, — Представьтесь, пожалуйста, — крайне вежливо попросил ведьмак. Допплер, плюхнувшись задом на снег, со страхом посмотрел на седого. Ведьмак представлял из себя хрен его разберешь что: был больше похож на монстра, чем сами монстры, которых он должен был убивать, но в тоже время, проработав всю сознательную жизнь при борделе, допплер видел, что ведьмак привлекателен своей суровостью и нордичностью. Даже лысый ведьмак на его фоне выглядел весельчаком и душкой. Но в чём допплер был точно уверен — так это в том, что белоголовый ведьмак был так потаскан жизнью, что никому из виданных им доселе людей подобное и не снилось, а потому сопротивляться ему не хотелось вовсе. Рассказать всё, что знаешь — и отпустит бедолагу. Прибьёт, так прибьёт. Судьба такая. — Фион, — хрипло ответил он, встав и отряхнувшись от снега. — А кого я встретил, когда ворвался в комнату, а, Фион? — саркастично спросил Лето. Допплеру дополнительных намеков не надо было. Пару мгновений спустя перед Геральтом из Ривии стоял такой же Геральт из Ривии с некоторыми неточностями. — Только без сознания в, не побоюсь этого слова, одних трусах. На шёлковой постели. — уточнил Лето. — Я уж подумал, что выпивать следует меньше. Матильды не было там, хотя хозяйка сказала, что эта дьяволица непременно там присутствует. А там, — он театрально развёл руками, — Мой голенький друг Геральт из Ривии. Потом, правда, — Лето глубоко вздохнул и усмехнулся, — Присмотрелся. Нашёл вот это, — он сунул Геральту клочок бумаги с его портретом. — Матильда знатно тебя приукрасила. В жизни ты тот ещё уродец. — Помолчи, — прервал его Геральт, — Куда она пропала? — обратился Волк к Фиону. — Я расскажу, — не унимался Лето, — Это чудо природы рассказало, однако и ты мне кое-что, блять, расскажи! Это уже не шутки, Геральт! Бедная девочка. Я, конечно, не магистр в делах сердечных, но понимаю, что влюблённость в мерзкого ведьмака, любящего «возлюбить» чародейку, да и не только, ничем хорошим не заканчивается. Да, — Лето махнул громадной рукой, — Не мне тебя поучать. Мужчина словно с Весемиром разговаривал. Он понимал, почему Лето это заботит, однако предпочёл промолчать. Ведьмак взял лошадь под уздцы и двинулся вперед. Допплер семенил следом. Геральт лишь посильнее сжал со злости челюсть и, погладив Плотву по гриве, пошёл следом за Лето. Белый Волк переживал. Страшно переживал. Ведьмаку, при встрече с копией себя, впервые за всёдолгое путешествие захотелось достать меч, перерезать допплеру глотку и наблюдать, как горячая кровь из его шеи окропит холодный снег. С одной стороны, его радовал факт того, что Матильда ещё что-то чувствует к нему. Это было очевидно из-за её выбора. А с другой… Радостного, конечно, мало. Геральт, совсем не глупый мужчина, прекрасно знал, что допплеры и их самки делают в борделях. В мирное время, когда прятаться, убегать, перебиваться с хлеба на воду уже не нужно, появляется другая проблема, а именно — всем нужно на что-то жить. Допплерам с их навыками было проще всего. Знакомое чувство, которое, признаться, Геральт уже начал забывать, кольнуло его в сердце. Ревность. Мысли, которые ни одному доброму человеку в голову не полезли бы в такой момент, настырно крутились в его голове. Ведьмак не хотел, чтобы Матильду кто-то трогал. Исключение — разве что перетягивание её ран, неизбежных в ведьмачьем цеху, или же отцовские объятья Ламберта. Но никто больше. В такие моменты Геральт ненавидел даже Лето, а если уж говорить совсем точно — паразитирующая мысль о том, что взрослый ведьмак и юная, молодая ведьмачка вдвоём, в походе — дело сомнительное. Быть может, Геральт судил по себе… Но эта впившаяся клещами в голову мысль не давала покоя. Если бы Лето сейчас хотя бы намекнул на что-то подобное, хотя бы жалким словом дал понять, что его Матильда уже вовсе не его, а чья-то, на одного ведьмака в мире стало бы меньше. Белый Волк знал, что Лето обо всём догадывается, а оттого избегал смотреть ему в глаза. Он умолял себя не думать о постыдном, а оттого, скрипя зубами, молча шёл за ведьмаком, то и дело злобно поглядывая на лысый затылок. — Он мне сказал, — нарушил тишину Лето, — Что они мирно спали. В одной кровати, — добавил он, и с усмешкой обернулся на Геральта. Увидев каменное выражение лица, без энтузиазма продолжил: — Открыв глаза, он увидел остроухого, лысого, худого мужика. Допплер хотел вытурить его, подумав, что он из обслуги, однако, каким-то совершенно чудным образом, лёгким взмахом руки, тот закрыл ему рот и громко засмеялся. Допплер двинуться не мог, хер пойми, от страха или из-за чар. — Я большего ужаса в жизни не встречал, — выкрикнул с лошади Фион. — Он брякнул что-то про время, я так со страха и не услыхал, а затем взял спящую Тилли на руки, поцеловал в лоб, как-то, Мелитэле пойми как… извращённо по-отечески, хохотнул и исчез вместе с ней. Я не человек, но ничего более нечеловеческого и дьявольского в жизни не видел. Не были бы волосы седыми — поседел бы. Потом всё поплыло перед глазами, и вот этот, — он ткнул связанными руками в сторону Лето, — Уже орёт возле меня. Заплевал всего… А вообще, чтобы я еще раз с вашим братом связался… То мечом в глотку тычете, то тумаки раздаёте… Вам бы к медичкам сходить, всем вашим честным оркестром. Сейчас век какой на дворе? — Можешь показать мне того, кто её забрал? — спросил Геральт, не на шутку заволновавшись. — Угу, — Фион закивал, и тотчас, вспомнив незнакомца более детально, принял его облик. Геральт почувствовал, как его сердце пропустило удар, а затем ещё, и ещё один. Он резко вдохнул морозного воздуха, а затем тяжело выдохнул. Его плечи опустились, а сердцебиение увеличилось так сильно, что стук, кажется, могла слышать вся округа. Тишину нарушали лишь вороны, которые сорвались с голого дуба, но даже они до ушей ведьмака донеслись дальним, мёртвым гулом. Ноги и руки впервые стали ватными. Поверить, что такое возможно, Геральт просто не мог. Злоба вперемешку с отчаяньем заполнила его грудную клетку. — Гюнтер… — сквозь зубы проговорил Геральт.***
К небольшому каменному дому с деревянной крышей, на коньке которого красовалась резная голова дракона, что была свойственна чуть ли не каждому дому на Скеллиге, приехали гости. Хозяйка, прислушавшись, насчитала цокот копыт трёх лошадей, но, при всём любопытстве, даже не двинулась с места, а лишь повела бровью, когда её новая кобылка недовольно заржала, встречая незнакомцев. Матильда, наверное, никогда в жизни не была так спокойна, как сегодня. Приятная усталость сковала её тело. В доме было восхитительно тепло, а главное — не было слышно никаких человеческих речей, ибо дом девушки находился на отшибе от деревни. За дверью выругались. — Зачем так далеко? — недовольно спросила Омерта, едва отворив дверь. — Ты отправила мои письма в Каэр Морхен? — вопросом на вопрос ответила девушка. Омерта утвердительно кивнула, закрыла дверь и, сняв кожаные перчатки, села на скамью. — Как всё прошло? — она смотрела, как Матильда заваривает травы, чтобы напоить гостью. — Вина нет? — Я не пью, — прошептала девушка, — По средам. Всё было неплохо. Пару раз суккуб ошпарила меня кипятком, но была слишком напугана, чтобы как следует сопротивляться. И знаешь, забавно, но выглядела она так, будто в жизни своей и мухи не обидела, не то что… Омерта встрепенулась. — Мухи, может, и не обидела, а вот парочку чужих мужей убила. Я устала слушать, как мои девки ревут, что их парни таскаются невесть с какими чудищами. Странно, но очень быстро Матильда подружилась с Омертой. Пара лёгких заказов за неплохие деньги не могли не подкупить. Внешняя холодность женщины, как выяснила Тиль, была лишь накопленным за годы разочарованием, вперемешку с нажитой мудростью и опытом, благодаря которому, казалось, женщину уже нельзя было чем-либо удивить. Ведьмачка соскучилась по материнской теплоте. Не то что бы Омерта вываливала на неё заботу, пытаясь наверстать упущенные годы. Напротив, женщина общалась с ней на равных, но, тем не менее, Тиль понимала, что ненавязчиво и аккуратно, Омерта заботится о ней, слушает её, понимает её, доверяет ей. Язык не поворачивался назвать её матерью, а вот подругой... Подруг у Матильды не было никогда. — Бегающий налево жених, как по мне — не повод для убийства… Неважно, к кому он бегает: к соседке или суккубу, — Матильда села напротив и, поджав под себя ноги, с удовольствием пригубила горячую жидкость из кружки. — Ты же знаешь, что суккубы не просто так занимаются сексом с мужчинами, — Омерта ухмыльнулась. — В ведьмачьих фолиантах наверняка что-то написано. — Написано, − подтвердила девушка, а затем, несвойственно ей, смутилась, боясь, что беседа вдруг может пойти не в том направлении. Омерта едва сдерживала улыбку. — Обычные женщины иногда тоже извлекают свою выгоду. К сожалению, — добавила Тиль. — Ты когда-нибудь… — вопросительно подняв бровь, медленно проговорила женщина. Тиль не шелохнулась. Напротив, замерла, как заяц, почуявший лисицу, и мёртвой хваткой вцепилась в кружку. Затем, убрав упавшую седую прядь с левой стороны, без боязни, а скорее даже с издёвкой, посмотрела в голубые глаза Омерты. Сейчас они казались девушке теплее, чем обычно. Наверняка от света, проникающего сквозь чистое стекло окна. — Иногда мой Лето отправлял меня выполнять заказы самостоятельно, — спокойно начала девушка. — Так можно было быстрее заработать. Лето всегда брал самые крупные заказы на себя, но в этот раз… — она сбилась, прочистила горло, снова отхлебнула из кружки, и так же спокойно продолжила: — В тот раз я решила охотиться на крупного зверя сама. Взяла в провожатые местных охотников, хорошо знающих лес, и пошла искать волколака. Это точно был волколак… — Тиль замолчала, глубоко и тяжело вздохнула, и мягко улыбнулась. Задев кончиками пальцев своё запястье, она почувствовала, как ритм её сердца, обычно до жути спокойный, слегка усилился. — В общем-то, охотники отчего-то разглядели во мне не то трепетную фиалку, не то бабёнку с окраины, что, ну знаешь, выходят на работу ночью… Подумали, наверное, что мечи я с собой ношу, чтобы трусы и платье было удобно кроить. Тупые поганцы! — Ох! — воскликнула Омерта. В глазах женщины читался неподдельный испуг. — Да ладно, — Тиль вдруг повеселела. Вскочила из-за стола и, закинув кружку в маленькую бадью, развернулась так, что её чуть влажные от жары в доме волосы задорно колыхнулись. — Нет причин для беспокойства. Я отрезала им ноги, как отрезают раскалённым ножом кусок масла. Обоим. — уточнила она. — А затем тыкала их в животы кинжалом до тех пор, пока кишки не превратились в труху. То ли на крик, то ли на запах пришёл и волколак. Даже разбираться не стала, разумный он там или не разумный. Поплясали при луне, да и дело с концом. Если бы Геральт увидел этих охотников, так легко бы они не отделались… — прошептала девушка едва слышно. Выражение лица Матильды вдруг стало грустным. Взгляд потускнел, брови нахмурились, уголки искусанных губ опустились. В такие моменты девушка желала, чтобы все небылицы, приписанные ведьмакам, были не более чем выдумкой. Иногда ей казалось, что чувства, которые она, как и любое живое существо, испытывает, наваливаются на нее в сто крат сильнее. Сейчас душу девушки терзала тоска. Она чувствовала её где-то в середине своего туловища. Вообще, тоска занимала всё пространство верхней части тела. Брала своё начало где-то у гланд, будто цепляясь за глотку цепкими, чёрными ручищами, сжимала, нависала, а окончание тоски было где-то у пупка. Там тоска чувствовалась менее основательно, наверное, слегка касалась души пальчиками ног. Но сердце тоски было там же, где было сердце Матильды. Тоска, возможно, похожа на детёныша накера. Такое же мелкое, скрипучее и болезненно цапает. Ужасно печальным был тот факт, что она совершенно не умела с ней бороться. Скучать, страдать, злиться, грустить, тосковать умеет… А вот бороться с этим — нет. Мысли Омерты метались в её голове. Она думала, стоит ли ей переждать бурю грусти, закрутившую её дочь, кинуться ли к ней с объятьями, или же подкрасться тихо, как к дикому зверьку, который, стоит лишь шелохнуться, убежит. Тишина была оглушительной. Казалось, даже кони перестали топтаться на месте и фырчать. — К делу, — нарушила молчание девушка. Омерта лишь поджала губы. Опоздала. — Заказ не совсем обычный, — тон Омерты, как и всегда, стал деловым, собранным и холодным. — Вернее сказать, совсем необычный. — Что? Джинн? Высший вампир? Король? — саркастично перечислила девушка. — С такими чудовищами в одиночку не справлюсь. — Человек, — оборвала Омерта. — Я не головорез. Людей за монеты не убиваю, — твёрдо сказала Матильда. — Попроси кого-нибудь из своих деревянных солдат. − Убей бесплатно, − съязвила Омерта. — А если этот человек хуже любого из чудовищ, на которых ты прежде охотилась? Тиль призадумалась, а затем, цокнув языком, заключила: — Если он не питается плотью младенцев и не бьёт беззащитных зверюшек, мне ловить нечего, — расчетливо сказала девушка. Одним движением она заколола надоевшие волосы гребнем, однако беспокойная прядь всё так же падала на лицо. — Бывает, люди делают что-то похуже, Матильда… Впрочем, — женщина резко встала с места и, неестественно выпрямив спину, задрала подбородок вверх, — Ты можешь сама всё выяснить, прежде чем махать мечом. Или не махать. У тебя, как у твоего отца-задиры, как карта ляжет. — из груди Омерты вырвался лёгкий смешок. Матильда, в отличие от женщины, вспомнившей Эмира, подумала о Ламберте, и, утвердительно кивнув, тоже улыбнулась. − В любом случае, я нашла тебе помощника. Асгрим, — прокричала Омерта, — Войди! — Ты нашла будущий труп, — прошипела Тиль. — Мне никто не нужен. «Так уж никто» — подумала Омерта, но вслух не сказала. Дверь отворилась, и на пороге показался молодой мужчина. Он едва ли был старше Матильды, однако, густая борода, такая обычная для здешних мужей добавляла ему возраста. Высокий, светловолосый, поджарый. Типичный северянин, одетый в длинный кожаный жилет с металлическими вставками, сразу давал понять, что во время боя с ним нужно быть очень мобильным. Два топора на поясе и два меча за спиной. Матильда присмотрелась. Медальона на шее не было, глаза серые с зелёной крапинкой. Человек. Он ухмылялся, пренебрежительно осматривая Матильду с ног до головы. Девушка отвечала тем же. — Что ж, — Омерта довольно посмотрела на присутствующих. — Мне пора. Женщина надела бархатные перчатки на тонкие кисти и, неловко обняв окаменевшую дочь, прошептала ей на ухо: — Сообщи о своём решении в ближайшее время. Как только дверь за Омертой закрылась, девушка, вложив в слова весь яд, который у нее был, отчётливо спросила: − Ты носишь два меча? — парень утвердительно кивнул. — Надеюсь, яйца у тебя в том же количестве… Она хотела было уйти в другую комнату, но едва успела повернуться, как в спину ей прилетел ответ: — Дерзкая госпожа хочет проверить? — она спиной почувствовала, как омерзительная ухмылка появилась на его лице. — Без пары пинт эля, а также брака, заключённого под сенью Великой Матери, не могу. Извините. Матильда почувствовала, что будет весело. Он уже начал раздражать её. — Астрид, — она повернулась к парню лицом и скрестила руки на груди. — Асгрим, — поправил парень, — Моё имя Асгрим. Его лицо было спокойным, даже сохраняло некое достоинство. Вот уж кто точно умел себя контролировать. — Да без разницы, — устало ответила Тиль. Она однозначно сдалась. — Можешь идти. Мне оруженосец не нужен. Моя лошадь справится. Парень сверлил девушку взглядом, совершенно без движения. — Ты бездомный? — раздражённо вопросила Матильда. — Проваливай! «Какой осёл!» — сцепив зубы, девушка мысленно бранила парня, выискивая в памяти весь кладезь заковыристых ругательств, которые когда-то услышала от ведьмаков. — Госпожа Омерта не велела покидать вас, пока вы не примете своё решение относительно заказа, — для Матильды его слова звучали крайне высокомерно. Девушка резким движением подлетела к парню. Её лицо раскраснелось, а ноздри раздувались, точно у быка. Она подошла в упор и задрала голову вверх, пытаясь заглянуть в глаза прилипале. Недолго думая, она щёлкнула его по носу указательным пальцем. — Ты что, голем? — она попыталась щёлкнуть ещё раз, но парень моментально схватил её за руку и подтянул ближе. — Не надо, — твёрдо сказал он ей прямо в лицо. — Я остаюсь здесь. Смиритесь, Матильда. Я не хочу быть здесь ровно настолько, насколько вы не хотите, чтобы я здесь находился. Как ты думаешь, я похож на няньку? — его рука всё сильнее сжимала её запястье. — Не особо, — уже спокойно ответила девушка, пуская все силы на то, что бы сдержать желание дать засранцу по лицу свободной рукой. — То-то же… — прошептал он ей на ухо. Его горячее дыхание опалило шею девушки. — Я здесь временно. Пожалуйста, повторяйте это себе, как я повторяю сам себе с того момента, как вы открыли свой прекрасный рот. Матильда закатила глаза. — Отпусти, — девушка выдернула руку из его хватки. — Чаю? — умиротворённо предложила девушка. — Предпочитаю эль, — ответил Асгрим.***
Омерта прошла через залу, поднялась по лестнице на одну из каменных башен, в окне которой горел свет. По дороге она скинула с себя меховой плащ, перчатки, вытащила тяжёлую нефритовую заколку, обрамлённую зелёными камнями, из волос, отчего они лёгкой волной спали на плечи. Подобрав руками подол изумрудно-зелёного платья, она пронеслась через маленький коридорчик, а затем, резко остановившись, аккуратно постучала в дверь, которая тут же открылась. В помещении за тяжёлым дубовым столом сидел Гюнтер. Лишь тяжёлое дыхание Омерты да скрип пера нарушали тишину. Женщина не решалась заговорить первой. — Ты долго, душа моя, — Гюнтер отложил перо и отодвинул фолианты в сторону. — Вошла во вкус? Омерта прошла в центр комнаты и, тепло улыбнувшись, присела на край стола. — Я ждала тебя дольше, — голос женщины был сладок, как мёд. Она нежно провела кончиками пальцев по лицу мужчины. — Нет, не вошла во вкус. Всего лишь осторожничаю. Для начала, хочу посмотреть, способна ли она переступить свои маленькие принципы и просто убить человека за монеты. А затем уже… Говорят, у ведьмаков есть кодекс. Поднять оружие против людей и Старших Рас только в случае нападения. Они сохраняют нейтралитет. — Все выбирают, Омерта. Не думал, что ты ещё то маленькое дитя, верящее в сказки. — Гюнтер встал с места и подошел к Омерте вплотную. — Не думаю, что девочка будет испытывать муки совести, взглянув на будущий труп. Напротив, я уверен, что она вскроет ему глотку со звуком печальной флейты. − Асгрим обо всём позаботится. Заберёт плату, — прошептала Омерта, чуть подавшись вперед. — Напомни, что он просил у тебя? Гюнтер, схватив женщину за бёдра, одним резким движением подтянул её к себе. Он внимательно разглядывал её кукольное лицо. Омерта почувствовала, как по её телу побежали мурашки. — Как и все, Омерта. Кто-то просит богатства, кто-то молодости, кто-то славы, а кто-то просто хочет быть лучше кого-то… Есть одна забавная история о двух братьях. Знаешь, истории свойственно повторяться через многие-многие лета. Редко люди способны пожертвовать собой ради другого. Жаль… — Видимо, я редкое исключение, господин, — не успела Омерта договорить, как губы Гюнтера невесомо накрыли её собственные едва ощутимым поцелуем.