– Что ж, мистер Барнс. Вас всё ещё мучают кошмары по ночам?
Фон с берёзовыми обоями выглядел дико пошло и добавлял этой трагикомичной ситуации ещё больше комизма. Он припоминал, как были популярны такие обои в СССР в семидесятых и восьмидесятых. Мода циклична, так ведь говорят?
– Джеймс, я задала вам вопрос. Вам всё ещё снятся кошмары?
Заминка. Он попытался не разразиться тирадой, состоящей из непечатных слов. И сухо выплюнул:
– Нет.
– Мы уже достаточно долго общаемся, чтобы я могла понять, что вы лжёте. Выглядите немного уставшим. Что-то произошло?
– Нет.
Кристина Рейнор чуть приподняла уголки губ. Уже четвёртая встреча, а прогресс минимальный. Но хотя бы есть отклик. Она знала нутрянку Барнса и ему подобных очень хорошо.
– Теперь вы гражданский. С вашим послужным списком… Правительство хочет быть уверенным, что вы не… – она сгребла кулаком воздух, обозначая то, что можно и не называть, а он понимающе кивнул. – Это одно из условий вашего помилования. Поэтому расскажите мне о самом последнем кошмаре.
Знакомым с юношества движением Барнс отворачивает голову налево, оттягивает левый уголок губ и мило, хоть и устало, качает головой.
– У меня их нет.
Доктор Рейнор смотрит на носки туфель, как бы сожалея, делает глубокий вдох и отточенным движением достаёт ручку из петли на записной книжке. Этот триггер действует всегда.
– Да ладно, серьёзно? Писать начнёте? Зачем? Это пассивная агрессия.
Наконец-то сквозь броню просочилась капля ненависти и яда. Она мысленно хвалит себя.
– Вы молчите, я пишу, – безапелляционно пожимает плечами и щёлкает ручкой.
– Ладно, ладно, – слишком торопливо звучит, нервно; он пытается остановить её и успокоить себя. – Вчера вычеркнул ещё одно имя из своего исправительного списка. Не переживайте, я все три правила использовал. Это была сенатор Этвуд, пешка ГИДРЫ на протяжении многих лет. Помог ей занять это место, когда был Зимним Солдатом. После распада ГИДРЫ продолжила пользоваться силами, которые я дал ей, – он особо нажимает на «я».
– Итак, правило первое: нельзя делать ничего противозаконного.
– Я только разведал кое-что о ней, чтобы можно было обвинить. Только и всего.
Вот так. Недоговаривать – не то же самое, что лгать.
– Правило номер два?
Делает вид, что подзабыл, видит, что док начала закипать. Хоть какое-то удовольствие от этой еженедельной ебатории.
– Каким было второе правило, хм?
– Никто не должен пострадать. Это важно, – жёстко произносит доктор.
– Почему оно тогда не на первом месте? – и тут же сдаётся, видя её непробиваемость. – Никому я не навредил. Честно.
– Как насчёт третьего?
Нижняя челюсть мужчины чуть выдвигается вперёд, отворачивается, руки в карманах стиснуты в кулаки и напряжены. Почти ничем не прикрытый гнев.
– Вся суть в том, чтобы обеспечить выполнение третьего правила.
Она дожимает до конца. Барнс, прищурив правый глаз будто для выстрела, с издевкой и обличительно выплёвывает, чуть наклонив короткостриженную голову:
– Вы циник, док, знаете об этом? – она непробиваема. – Конечно же я выполнил правило номер три.
Взгляд и улыбка убийцы. Врёт напропалую.
– Значит, вы всё сделали правильно. Но от кошмаров это не спасло?
– Ну, я уже сказал: у меня не было кошмаров.
– Слушайте, однажды вам снова придётся кому-то открыться. Понять, что некоторые действительно хотят помочь. Что им можно доверять.
– Я верю людям.
Правый уголок губ дергается на этой фразе, будто его тянут за ниточку. Насупившись, как ребёнок, пойманный за шиворот. Взгляд исподлобья. Близок к тому, чтобы расплакаться. Конечно. Верил когда-то давно. Пытался научиться верить и в этом новом мире.
– Дайте мне свой телефон.
Впервые за сеанс достаёт руки из карманов, с ворчанием протягивая старомодную раскладушку. Демонстративно отворачивается и смотрит в окно.
– Да у вас и десяти записанных номеров нет, – писк клавиш и суть её слов доводит мужчину до белого каления. – И игнорируете сообщения от Сэма. И Розе не ответили. Слушайте, вам просто необходимо поддерживать дружеские отношения. Я – единственная, кому вы звонили за неделю. Это ужасно грустно, – ни тени жалости, голые факты и насмешка даже.
Она всё же заметила, как он едва заметно дёрнулся, когда прозвучали имена. Захлопывает мобильник и бросает клиенту, Баки ловит левой, даже не задумываясь.
– Вы одиноки.
Бам. Жирная точка.
– Вам сто лет. У вас нет истории, нет семьи…
Глаза в потолок, желваки ходят ходуном, ноздри раздулись. Губы почти дрожат. Готов заплакать или ударить. Но выбирает колкость.
– Вы на мне срываетесь, док? – вкрадчиво, как лесной кот. – Это, знаете ли, непрофессионально. Давно это началось? Когда вы начали повышать голос на своих пациентов?
Она снова её довёл: Рейнор со звонким шлепком опускает блокнот себе на бедро. Злится.
– О, блокнот. Просто чудесно, – разволновался не на шутку; настолько, что она заинтересованно отложила записи.
– Ладно, дайте мне перерыв. Я пытаюсь, понятно? Это не… Это внове для меня. У меня не было возможности со всем разобраться, понимаете? Я обрёл немного спокойствия там… в Ваканде.
Дважды. Оба раза это была Ваканда. Замер, погрузился в воспоминания. Спокойствия там было немного, это уж точно. А в итоге сам намудрил и запутался.
– А кроме этого что было у меня? Я девяносто лет из одной битвы в другую, – голос треснул, пропустив столько боли, сколько было сейчас не опасно показать.
– Но теперь, когда вы перестали сражаться – чего вы хотите?
Прищуривается, прикидывает варианты.
– Покоя.
– Это полная чушь, – впервые она говорит с ним как человек, а не врач.
– Вы ужасный мозгоправ.
– Я была прекрасным солдатом. И видела много трупов. И знаю, как это может сломить. И если ты одинок – это становится твоим тихим личным адом. И, Джеймс, выйти из него почти невозможно.
Тишина.
– Вы через многое прошли. Но к вам вернулась память, вас помиловали. И это здорово, – его губы трясутся, он вспоминает человека, благодаря которому это всё случилось. – Вы свободны.
– Чтобы что?
– Хороший вопрос. К сожалению, наша сессия окончена на сегодня. Задание на дом – написать десять дел, которым хотите заняться в ближайшее время.
Он выскакивает из кабинета, не попрощавшись.
***
Роза только и успевала, что ничего. Ей казалось: дни тянутся одни за другим чёртовой вереницей. После ужасно бьющей по нервной системе встрече с Барнсом женщина как-то намеренно притормозила, поставив на ручник все встречи со знакомыми. Случайных не избегала. Находиться в Наташиной квартире она считала непозволительным и небезопасным. Пока Фрэнка снова за что-то не засадили за решётку, они кантовались вместе – смешно и недостоверно – в той же самой квартире, что и несколько лет назад.
– Слух прошёл, что ты в городе объявилась. Чего не заходишь?
Самое забавное, что это он Касл сам наткнулся на неё в одной из местных забегаловок, которая не прекращала работу даже в последние пять лет.
– Боже, Фрэнк! Как ты? Карен?..
– Нормально всё, пишет сидит в своей газетке. И я нормально. И Макс тоже. Как сама?
Удивительно многословен сегодня. Она чувствовала, что головорезу радостно встретить её. Это было взаимно.
– Жива, – пожала плечами.
– Чего Барнс?
Здоровяк бил в самое больное – это был его конёк.
– Ой, не спрашивай. Там
пиздец, Фрэнк.
– Крышку не сорвёт у тебя? У заковианки вот сорвало, похоже.
– Что с Вандой? – побелела Роза.
Сколько бы газет не было прочитано, судьба подруги оставалась для неё загадкой.
– Так, слухи ходят. Аномалия в Нью-Джерси, если уши из М.Е.Ч.а не ослышались. Целый город пропал. Больше не знаю, не в курсе. Говорят, она там творит что-то. Ваше, ведьмовское.
В список
«Срочное (если будут силы)» добавился очередной пункт.
– Проверю, спасибо. Как сам? На выпасе или пока потерялся?
– Пока тишина. Отпуск взял, осматриваюсь.
– Дров не наломай только, Фрэнк.
– Ай, – неопределённо махнул рукой.
Они молча потягивали пиво, слушая стук бильярдных шаров и мат посетителей. Ненадёжный свет мигал. Перебрасываться с ним короткими рваными репликами… ощущалось как что-то непозволительно родное, как что-то
додепартаменское. Потом они отправились вместе сначала за Максом, который приветственно завилял хвостом, вспомнив её запах. Пошли наматывать круги по ближайшим кварталам. Какие-то люди снимали их на телефоны. Роза сделала каменное лицо и отметила, что надо купить солнцезащитные очки. Спустя пару дней увидела их совместную фотку в каком-то таблоиде. Это был не первый раз, когда её лицо попадало на обложку – и, надо признаться, издания бывали и получше – но Роза отметила, как её взбесил сам факт.
***
Барнс эмоционально смял желтушную газетёнку и бросил комок в угол полупустой комнаты. По настоянию курирующих его правительственных винтиков мужчина переехал из квартиры Стива в дом через пару улиц. Он знал, что все этажи тут занимают сотрудники Щ.И.Т.а или М.Е.Ч.а, поэтому чувствовал себя не таким чужим, как мог бы. Обустраиваться здесь солдат не планировал: спал прямо на полу в спальном мешке, купил только телек и самое необходимое бытовое. Квартира была очень маленькой, как раз на одного. На одного одинокого ненормального мужика.
Касл был сильно выше мутантки. Она смотрела на него с улыбкой и трепала пса по ушам.
Идиллия. Гребаный рай. Барнс отчаянно пытался привести себя в порядок, выполняя простейшее дыхательное упражнение, которому его научила док. Хоть какая-то польза от неё всё же была. Скажем, сейчас ему хотелось набить морду Карателю всего лишь на восьмёрочку из десяти. Он бы без раздумий проломил ему грудину или череп. Заткнись, идиот: они всего лишь шли рядом. Здравый смысл старался успокоить разбушевавшуюся злость, на которую когда-то подсадили личность Зимнего. Баки анализировал ситуацию, Баки понимал, что его подогревала не только фотка, но и скользкий заголовок под ней. А ещё его собственное нутро, предающее в самый неподходящий момент. Заглядывать в это нутро он не собирался, как и называть вещи своими именами.
А если бы и собрался, ничего хорошего из этого бы не вышло.
Ты – долбоёб. То, что ты чувствуешь – ревность.
Он со всей дури шарахнулся лбом в стену. Не помогло. А дурь из головы выбивать было необходимо. Тут Рейнор тоже права. Решив выбрать меньшее из множества зол, Барнс набрал Сэма Уилсона.
