***
США, Балтимор А потом он отвозит Сокола в Балтимор и знакомит с Исайей. Тем самым темнокожим героем Корейской войны, который оказался таким же горе-суперсолдатом, как и он. Несмотря на подвиги, правительство посадило его на тридцать чёртовых лет; проводило эксперименты, не замечая якобы агентов ГИДРЫ, приходящих тоже. Сэм не на шутку вскипает, узнав о существовании темнокожего суперсолдата, подвиги которого не были известны широкой публике, и устраивает разбор полётов прямо посреди улицы. Привлекает к ним слишком много внимания, в результате чего Баки задерживают за пропущенный сеанс назначенной судом терапии. Это самый смешной и нелепый арест за всю его долгую жизнь. Холлы в здании полиции самые обыкновенные и тусклые. Офицеры снуют туда-сюда, поглядывая косо на Барнса. – Сэм? Много слышала о тебе. Я доктор Рейнор, психотерапевт Джеймса. – Приятно познакомиться. Спасибо, что вытащили его. – Это была не я. На горизонте нарисовался излишне приветливый Уокер, притащивший на хвосте журналюг. Прелестно. Знакомые все лица. Спасают опять; только вот радости от этого никакой. – Да вы шутите… – Джеймс, условие твоего освобождения – немедленная сессия. И ты тоже, Сэм. – Всё нормально, я просто снаружи подожду… – Это была не просьба. Немедленно за мной! Мужчины переглядываются, но спорить сейчас – гиблое дело. Есть вещи поважнее. – Итак. Эти двое сидят напротив неё в камере для допроса. Доктор привычным резким жестом раскрывает блокнот и готовится записывать. – Кто хочет начать? – Хорошо. Смотрите… доктор Рейнор? – Сэм корчит из себя вежливого и забывчивого гражданина. – Я понимаю, почему вы хотите, чтобы я поговорил с этим упёртым стариканом. Но я на сто процентов в норме. – Это моя работа – убедиться в том, что вы в норме. Конечно, это может быть слегка непрофессионально, но это единственный возможный вариант, когда я могу узнать… справляетесь ли вы с тем, что так вас гложет. – Это просто смешно, – качает головой Сэм. – Да, согласен. – Видите? Уже прогресс! – радостно подытоживает она препирания. Так уж повелось, что общий враг помогает сплотиться. – Ну, кто же начнёт? Они сидят будто два отпетых хулигана перед директором школы. – Нет желающих? Вау, как неожиданно, – подначивает психотерапевт. – Ладно, сделаем кое-какое упражнение. Обычно я его применяю в работе с парами, когда мы пытаемся выяснить, какую жизнь они могут выстроить вместе. Вам знаком метод волшебного вопроса? – Да нет, конечно; вообще нет, – одновременно, но вразнобой отвечают оба, насупившись. – Хорошо. Это делается так. Представьте, что, пока вы спали, произошло чудо. Что бы вы хотели увидеть после пробуждения из того, что сделало бы жизнь лучше? – В моём случае он бы… Он бы меньше болтал. – И я это собирался сказать. Иронично, правда? – язвит Сэм. – Вы, ребята, не оставляете мне выбора. Упражнение «пристальный взгляд в душу». – Вот это мне больше нравится, – с деланым энтузиазмом отзывается Баки, зная, что Сэм обязательно подденет. Тот не заставляет себя долго ждать и присвистывает: – Боже, да он сейчас кайфанёт. – Да, я готов, – бодрится Баки, едва не начиная смеяться. – Это как раз по твой части. – Поворачивайтесь лицом друг к другу. – Ой, ну тебе и понравится, – продолжает ёрничать Сокол. – Ясен красен. – Я тебе отвечаю. – Да я верю. Святый боже, видел бы их сейчас Стив… – Сэм, лицом друг к другу, – напомнила доктор. – Поехали. Давай смотреть. – Ближе, – скомандовала Рейнор. – Хорошее упражнение. Спасибо, док, – если бы Баки мог убивать взглядом, сейчас на её месте уже была бы горка дымящегося пепла. – Ладно, хорошо. Ещё ближе. Они подвинули стулья и соприкоснулись коленями. В этой комнате на пределе уже все. – Ну же, ближе. Мужчины замешкались. – Ты куда: левее или правее? – нервозно спрашивает Баки. – Чего у тебя ноги так раздвинуты? – вопрошает Сэм в ответ. – Знаешь, что… Оба синхронно привстают и, словно прочитав мысли друг друга, сдвигают кресла так, что явственно ощущают чужое колено прямо у стратегически важнейшего места. – Вот так. Норм. Доволен? – Сэм не унимается. – Прекрасно, – отозвалась Рейнор, готовая уже встать и отвесить подзатыльники этим инфантилам. Воздух в кабинете только что молниями не кишит. – Вообще хорошо. Совсем чуть-чуть близковато, – бесится Баки. – Очень. А ты не этого разве хотел? – Ребята, – повышает голос Рейнор. Ёбаный цирк с конями. Баки до боли закусывает губу, а Сэм недовольно косится на врачиху, поставившую их в такое дурацкое – во всех смыслах – положение. – Теперь посмотрите друг на друга. Надо смотреть прямо в глаза. Вот видите? Не так уже и сложно, – секунды проходят друг за другом, пока доктор не опоминается. – Так, вы что делаете? В гляделки играете? Просто моргните. Иисус всемогущий… Меняет тактику. Этим двоим нельзя давать время на раскачку, судя по всему. – Хорошо. Джеймс, почему Сэм раздражает тебя? – Баки уже высовывает язык, готовый что-то сморозить. – Никакого детского лепета. Выражение его лица меняется за доли секунды на максимально серьёзное. – Почему ты отдал щит? – Почему ты придаёшь такое большое значение тому, что с тобой не связано? – крайне раздражённо отзывается Сэм. – Стив в тебя верил. Тебе верил. Он тебе его не просто так дал. Этот щит… это ведь всё, за что он стоял. Это его наследие. Он передал его тебе, а ты выкинул, как будто это ничто. – Заткнись… – Так может он ошибался насчёт тебя? А если он насчёт тебя ошибался, то и насчёт меня тоже! – страх и боль прорываются в словах, произнесённых честно и с чувством. Голос дрожит. – Закончил? – Сэм просто непробивной. Баки посмотрел на психотерапевта, будто ожидая её разрешения: – Да. – Хорошо, хорошо. Может, ты и Стив этого никогда бы и не поняли. Но ты можешь принять тот факт, что я сделал это, потому что посчитал, что так будет правильно? – Баки в ответ только морщится и зло опускает глаза в пол, боясь сказать что-то ещё. – Видите, док? У меня на это нет времени. У нас там реально серьёзное дерьмо происходит. Как насчёт резануть правду-матку прям щас? Мы с этим делом разберёмся, а после этого оба отправимся в долгий раздельный отпуск и больше никогда не увидим друг друга, – последние слова Сокол произносит с нажимом. – Мне это нравится. – Великолепно. За работу. Спасибо, док, что превратили это в странный стрёмный спектакль. Мне куда лучше. Увидимся снаружи. Он с силой и злостью хлопнул Баки по левому предплечью. Будь эта рука не из вибраниума, было бы больно. – Спасибо вам, – произносит Рейнор в спину удаляющемуся Сэму. – Это и правда было чудесно. На глаза у Барнса наворачиваются слёзы. Он встаёт и поворачивается к ней спиной, собираясь уходить. – Я знаю этот взгляд. Что случилось? Он тяжело оборачивается всем телом, переставив обе ноги: – Какое там было второе правило? – Никого не ранить, – напоминает женщина. Он выразительно смотрит на неё и прощается. – Ну, мне получше, – храбрится Сэм, когда они вместе выходят из участка на улицу. – Мне хуёво, – сдавленно произносит Барнс. У него с болезненной правдой всегда сложные отношения. И со всем остальным тоже. Уокер в компании друга ждёт их у машины. Баки стискивает зубы.***
США, Вествью Роза всё ещё не могла прийти в себя после увиденного. Она пророчила Ванде большое будущее, когда они работали над кодом в голове Джеймса. Но такая власть над временем, пространством и людьми просто потрясала. И пугала тоже, да. Вместо контроля над чувствами Ванда выбрала контроль над людьми, потому что это было проще для неё. Когда Роза поняла, что увещевания начали доводить подругу, русская поспешила свернуть попытки: накалять обстановку было ни к чему. Тайлер Хэйуорд рвал и метал: – Мисс Реутофф, вы хоть осознаёте, что попустительски относитесь к этому противоестественному явлению? – Что я должна сделать, по-вашему? Убить её? Она с интересом наклонила голову к левому плечу. Чтобы понять намерения этого очередного начальника-мужчины, не нужно было залезать к нему в голову. Как Дрейков, как множество мужчин, думающих, что управляют миром, он до ужаса боялся той сметающей, неконтролируемой силы, которую прямо сейчас демонстрировала Ванда. – До каких пор мы будем терпеть наличие этой аномалии? Ведь там страдают люди. – Мистер Хэйуорд, давайте будем называть вещи своими именами. У вас нет ресурсов для того, чтобы сделать это самостоятельно. Да и не хочется отдавать официальный приказ, марать свои руки. Всё-таки она – одна из Мстителей, не так ли? Это будет слишком резонансная ликвидация. – Что вы себе позволяете?! – он вскочил со своего кресла и приблизился к Розе. Такие вещи давно уже не страшили её. Охранники у входа покосились на босса. – Всего лишь правду, директор. Я этого делать не буду. Ванда – не враг мне. – Вы же понимаете, что находитесь здесь, а не в тюрьме, только из-за вашей потенциальной помощи с этим делом? Роза вскинула брови, приняв уж совсем удивлённый вид. – Значит, самое время вам начать меня арестовывать. Сама жизнь научила её эффектно уходить. Связь на всей полевой базе около Вествью начала сбоить, а Хэйуорд вдруг почувствовал, что не может сдвинуться с места и даже открыть рот. То же самое чувствовали охранники на входе. Вне переговорной начался шум. Роза элегантно поднялась с раскладного стула и, подойдя вплотную, тихо произнесла: – Это дело не принесёт вам признания, директор Хэйуорд. Отдай вы ей тело Вижна, всё было бы иначе. Ванда стоит за своих любимых до последнего.***
США, Нью-Йорк – Ты хочешь сказать, что это нормально? Пленить целый город? – Ороро была настроена скептично. – Она справляется с травмой, – пожала плечами Роза, добавляя подкормку в почву. – Все делают это по-разному. Теплицы помогали решить несколько задач сразу: приучали детей к труду, закрывали некоторые статьи продовольственных расходов и помогали с проектами по биологии и технологии. – Прости, Роза, но я на твоём месте сделала бы что-то. Шторм злилась: за Розой теперь в любой момент могли нагрянуть с наручниками, а лишняя шумиха ни к чему ни ей, ни школе. Белые затуманенные глаза обеспечили необходимую влажность воздуха в теплице. Роза уперла руку с совочком в правый бок и сузила глаза. – Не мне её судить. Я справлялась с травмами куда более кровавыми способами. Не надо делать из меня белую и пушистую, Шторм. Я не всегда такой была. Директриса только кивнула, вспомнив месть Розы за последнее испытание в программе: тогда, ещё подростком, Розу заставили убить своего новорождённого ребёнка. После этого она забрала много жизней в качестве мести. – И всё же наказание не заставит себя долго ждать. И лучше бы, если это была ты, а не какой-нибудь отряд военных. – Ты же не смогла устранить Джин, не так ли? – огрызнулась Роза. Они обе замолчали и встали у бочки, наполненной водой, чтобы помыть руки. – Мне просто не хватило сил, – вдруг вздохнула Шторм. – Джин была сильнее любого из нас. – Ванда теперь тоже очень сильна. Но пока она не начала уничтожать всё вокруг себя, я не буду вмешиваться. Нужно найти Пьетро. Может, он её образумит.***
Елена никак не давала о себе знать, как, собственно, и Баки. Роза понимала, что выставляет себя совершенной дурой: каждую неделю отправляет новое сообщение, минута в минуту. Эти двое молчали как рыбы об лёд. До неё долетали какие-то слухи, когда она пила кофе с Джонни или сидела с компании Хэппи в гостиной Мэй, доедая очередную порцию пирога. На этом всё. Жизнь русской свернула в какое-то новое русло, когда выяснилось, что Хэнк замолвил за неё словечко. Реутова получила назначение на должность учителя музыки в Институте Ксавьера и бюджетное место в университете. Сложно сказать, была ли рада этому Шторм: во всяком случае, недовольства не выказывала. Назначение обязывало Розу пройти университетский курс, хотя приступить к работе она могла уже с сентября. За плечами у неё была мощная база знаний, заложенная преподавателями в Департаменте Икс. К программе «Белая Невеста» подошли уже с наработанным, осмысленным опытом после обработки Чёрных Вдов. Теперь их далеко не во всём равняли под одну гребёнку, а развивали талант каждой отдельной девочки, прошедшей первоначальный этап подготовки, после которого выживала лишь половина. У Розы был хороший голос и слух, поэтому для неё и нескольких других нашли педагога по вокалу и фортепиано. Уроки игры на фортепиано в детстве – ещё одна вещь, которая так роднила её с Вандой… Потом добавилась скрипка, в футляре которой впоследствии было удобно переносить оружие. Танцами девочка занималась ещё в додепартаментской жизни – желание матери – поэтому продолжила и во время участия в программе. Кроме практики их заваливали и теорией, заставляя учить так, чтобы отлетало от зубов. Она старалась держать все полученные знания в активе, потому что за многие годы поняла – это единственное, что у неё никто не отнимет. Свой разум она охраняла очень тщательно. Поэтому, когда Роза встретилась с завкафедрой музыкального колледжа в Нью-Йорке для собеседования, глубоко пожилой мужчина был поражён. – Хорошее исполнение, мисс, чуть шероховатое, но в этом есть свой шарм. И очень чистое произношение, надо сказать… Хотя после той группы на «Евровидении» у многих с итальянским стало лучше, да Ария Ариадны из оперы Монтеверди часто крутилась у неё в голове в самые тёмные периоды жизни. Короткая, пронзительная и так точно выражающая её мысли. Её она и решила выбрать для вступительного испытания. Lasciatemi morire, Lasciatemi morire; E che volete voi che mi conforte In così dura sorte, In così gran martire? Lasciatemi morire. – Спасибо, – скромно кивнула она. – Это одна из моих любимых. Потом она сыграла что-то простое на фортепиано, потом на скрипке. В залитой солнцем аудитории было душновато, в воздухе витали пылинки, казавшиеся блёстками. – Признаться, когда за вас замолвили словечко, я вспомнил, кто вы такая, – признался профессор, сцепив крючковатые пальцы в замок. – Какая бы организация ни занималась вашим воспитанием и образованием, музыкальную подготовку вам дали основательную. – С этим трудно поспорить, профессор. Кроме того, я успела окончить первый курс в петербургской консерватории. Я не знакома близко только с педагогической составляющей. – Сделаем так… Через полчаса секретарь дала ей распечатки с экзаменационными вопросами и списком ресурсов, которые помогут при подготовке. Старичок-профессор был бесконечно мил, побеседовал с ней даже о современной музыке, обнаружив необычайный интерес к инди-исполнителям. Угостил лимонадом, попытался узнать немного больше о ней. Роза пустила его на ту территорию, которую считала безопасной. При ней он передал через секретаря отдельный приказ о поступлении на подпись. Роза пожала руку, забрала папку с бумагами и спустилась на улицу. На ступеньках Стейнхардта её накрыло головокружение и осознание: она будет получать настоящее образование. Ей тридцать три, а она будет получать настоящую профессию. Мирную профессию. Помогающую.***
Новостные сообщения о нескольких неожиданных землетрясениях разной силы не удивляли: этот мир, кажется, продолжать катиться в бездну. Не удивило и то, что Касла опять посадили, хотя Роза предполагала, что после угроз Хэйуорда она окажется за решёткой первее. То ли забыл, то ли решил не связываться. Вторую половину августа она провела за учебниками и работой. Трудилась снова за еду: официальное трудоустройство начиналось в сентябре. Была на подхвате в Институте: помогала размещаться новеньким, помогала с обедами, помогала разнимать детей, начинающих использовать свои силы во вред друг другу. Роза удивлялась тому, что ей совсем не хочется копировать поведение своих воспитателей из Департамента. Скорее, она вспоминала свою первую учительницу в закрытом городке, где служил отец. Добрая женщина очень деликатно общалась с ними, малышами, и почти никогда не повышала голос. Шторм, хоть и не подавала виду, теперь точно была рада тому, что Розу назначили в штат учителей. Своей своевременной помощью она будто стабилизировала обстановку. Ороро так и подмывало спросить, использует ли та свои таланты, но она всеми силами воздерживалась. Русская, копаясь перед сном в смартфоне, с удивлением заметила, что просрочила отправку сообщений Лене и Джеймсу на несколько дней. Вспомнила, что уснула тогда за учебниками. Может, это знак, что пора прекращать? Роза не особо верила в знаки, но тут её почему-то торкнуло. Однако она всё равно набрала текст и нажала «Отправить».