Другая история

      Кохуро чувствовал себя значительно лучше за последние два дня. Хотя ему не особо приятно врать сестрам и вовсе оставлять их одних в доме, но выбора не было. Если Атанабаши хотел защитить семью, друзей, он должен был использовать любые возможности. Не нравилось ему только то, что прежде следовало освоить подчинение.       — Это только первый этап, — объяснял Гинджо недавно. — Прежде чем ты вернешь силу шинигами, тебе следует вспомнить, каково это — владеть силой. Освоение полного подчинения будет отличным началом.       Кохуро смахнул подступающую дрему. Он осмотрелся. В этой просторной зале, где обычно они собирались все вместе, сейчас он был один. За окном уже практически потемнело, только иногда на черном небе можно было разглядеть просветы, а саму комнату освещала лишь настольная лампа, стоявшая буквально на расстоянии вытянутой руки от Атанабаши.       Кохуро потянулся, зевнул. Видимо, никто не решился побеспокоить его. Хотя он совсем не помнил, чтобы спал. Или же он настолько разучился отличать дрему от реальности?       Дверь скрипнула, и из темноты соседствующего коридора вышел кто-то довольно высокий. И чем ближе он подходил к источнику света, тем лучше различался — это был Гинджо. Он смотрел куда-то перед собой и думал о чем-то своем. И только когда Куго носком ботинка уперся в тумбочку, на которой стояла лампа, он пришел в себя и посмотрел в сторону Кохуро.       — А ты и не спишь, оказывается, — сказал Гинджо несколько рассеянно.       Явно его мысли блуждали где-то совсем в другом месте.       — Я только проснулся, — ответил Атанабаши на это вместо попыток как-то расспросить Гинджо о его состоянии.       Кохуро сел глубже на диване, Куго присоединился к нему. Так они и провели в молчании какое-то время, каждый был погружен полностью в себя.       — Не жалеешь, что связался со мной? — вдруг спросил Гинджо.       Кохуро только нахмурился на это, не стал ничего говорить. Такие вопросы ему еще в детскую пору казались глупыми. Даже если не стоило, то узнает он об этом значительно позже.       — Скажи, Гинджо, в каких отношениях вы с Ичиго? — решил сменить тему Атанабаши, пусть и знал, что вряд ли получит честный ответ.       Гинджо странно покосился на него, после невольно усмехнулся, подавив смешок.       — Когда я был участником проекта, Куросаки было двенадцать. Думаешь, я…       Он вновь подавил несколько смешков, Кохуро же густо покраснел. Он и не подумал, что его вопрос прозвучал двусмысленно. Просто нечто подобное ему и в голову не приходило. И не только потому, что у Куросаки был неподходящий возраст. Все же однополые отношения даже в реалиях современной Японии встречались редко.       — Ты же понял, что я пытался спросить, — вздохнул Атанабаши.       — Да-да, прости. Я не удержался, — Гинджо сменил выражение лица на более добродушное, даже голос его выдавал дружелюбие. — И я могу сказать лишь то, что пятнадцатый отряд — единственный, кто беспокоился о нас в то время. Вот и все.       Кохуро увел взгляд. Так он и думал, что Гинджо не станет отвечать. Но почему они оба вели себя так? Этого Кохуро понять не мог.       — Почему тогда Ичиго не поверил тебе? — вместо попыток обличить собеседника, спросил Атанабаши.       Даже если он взорвется и скажет, что думает, в этом не будет никакого смысла. Если кто-то решил говорить неправду или молчать, то он продолжит это делать. Кохуро слишком давно наблюдал это на примере Ичиго, поэтому и не сомневался сейчас в своей правоте.       — Я бы не сказал так, — Гинджо вздохнул.       Он поднялся, подошел к оставленным на столе вскрытой бутылке виски и нескольким стаканам, взял один и налил туда немного. Только осушив стопку, он продолжил говорить:       — Я бы сказал, что ему проще отрицать правду.       Кохуро напрягся. И что это должно значить?       — Мне сложно объяснить, — ответил Гинджо на подобную реакцию. После отвернулся и налил себе еще, но долго вглядывался в жидкость в стакане. — Понимаешь, если он не будет отрицать правду, то в какой-то момент не сможет поднять меч.       — Против кого? — невольно спросил Атанабаши.       Гинджо не ответил. И хоть Кохуро оставили в неведенье, он не сомневался, что речь именно о Куго. И зачем им сражаться? Нет, не так. Кохуро чувствовал, что когда-то и сам встанет против Ичиго. Но надеялся, что это просто наваждение.       Но если однажды…       — Тебе стоит меньше об этом думать, — Гинджо вновь посмотрел на собеседника. — Думай о себе, семье, друзьях. А в этом мы и сами разберемся.       Звучало здраво, но только была одна проблема. Кохуро невольно стиснул зубы, увел взгляд в пол. Он отрицал, что хотел вернуть силу шинигами, хотел обладать ей. Но больше он отрицал другое: он все еще считал Ичиго своим другом. Каким бы несуразным этот гибрид не был, как не вел себя, одного у него не получалось — оттолкнуть от себя других. Ведь если невольно задуматься и начать стирать с его действий шлейф скрытности и обид за это, то в сухом остатке получалась забота и беспокойство. Если с другими он действительно был равнодушен, то к друзьям он никогда так не относился.       «Я не говорил, что мне нечего сказать. Я сказал, что любой мой довод не будет тобой услышан», — вдруг вспомнилось нечто знакомое.       Да, Кохуро вспомнил. Это сказал Ичиго вместо каких-то оправданий в тот день, когда их пути разошлись. Но почему он не пожелал оправдаться? Кохуро невольно стиснул ладонью ладонь, почувствовал, как сильно замерзли руки. Потому что эти слова правдивы. В тот день Кохуро шел, чтобы рассориться. Он не желал услышать какие-то доводы. Тем более то, что могло вынудить его передумать, простить опять.       Но сейчас он хотел бы их услышать. Даже если и сам знал, что под ними могло скрываться. Почему-то вновь проснулось это острое желание, но он не стал его развивать, постарался проглотить.       Перед глазами неожиданно проплыл стакан с коричневатой жидкостью практически на самом дне. Кохуро встрепенулся, поднял взгляд. Рядом с ним стоял Гинджо, предлагал выпить.       — Ты же знаешь, что я еще несовершеннолетний? — с улыбкой спросил Атанабаши.       — Как будто вас останавливают подобные условности, — фыркнул Куго и вручил Кохуро стакан.       Тот сначала повертел его в руках, несколько раз встряхнул. После покачал головой, залпом осушил его, из-за чего практически сразу поморщился.       — И как ты можешь это пить? — невольно высунул язык, но быстро убрал его — неприлично выпячивать его вот так, даже если попробовал что-то действительно мерзкое.       — Зато стало легче, да? — Гинджо сгрузился рядом на диван, выдал несколько характерных смешков.       Кохуро нахмурился и ничего не ответил. Но не мог не согласиться. Хотя бы на чуть-чуть грузные мысли оставили его, и теперь он думал о том, как неприятно кололо в груди от только что принятого алкоголя.

***

      Прежде чем продолжить тренировки, Кохуро решил сделать перерыв и вновь посетить Ишиду. Он провел в поместье уже несколько дней, прошел все испытания и частично пробудил полное подчинение — всякий раз значок вызывал огонь, который окутывал его, как и банкай прежде. И в чем-то этот вид и походил на его банкай, но был нечетким, будто он создан из язычков пламени. И получив такой результат, Кохуро смог позволить себе передышку.       Он миновал порог палаты в тот момент, когда Ишида смотрел в окно. Неожиданно тот дернулся и достаточно испуганно взглянул на Атанабаши, будто ожидал увидеть кого-то другого. Но быстро это наваждение исчезло с его лица, он расслабился и с улыбкой поприветствовал Кохуро. Вроде бы как обычно, но что-то в его нервозности напрягало Атанабаши.       Кохуро прошел внутрь и присел, положил на кровать друга принесенные вкусности и несколько журналов, которые прикупил по дороге.       — Не стоило беспокоиться, — вздохнул Урю, но от подарков отказываться не стал, придвинул их ближе и даже вытащил из пакета коробочку со сладостями.       — Кажется, тебе лучше, — отметил Кохуро с улыбкой.       Тоже заметил ему и Урю, но совсем не смутил.       — Я думаю, мои тренировки продвигаются наилучшим образом.       — Значит, ты решил присоединиться к Гинджо? — спросил с опаской квинси.       И Кохуро это не удивило. Ишида — единственный, кто не был вовлечен в их последние разговоры.       — Только временно. Мы не станем помогать ему в борьбе с шинигами.       Урю этот ответ напряг.       — И что же вы предложили ему взамен?       — Помочь им попасть в Общество Душ, — Кохуро невольно улыбнулся, почесал затылок. — Совсем не знаю, как мы уговорим Урахару-сана открыть им проход…       Урю покачал головой.       — Ты же понимаешь, что у вас могут быть проблемы.       Но и тут он не сбил настрой Кохуро.       — Нам их могут устроить не только компания Гинджо.       И хоть и этот ответ не понравился Ишиде, он лишь поджал губы. Кохуро ясно дал ему понять, что решение это коллективное, и обсуждение проводилось много раз. Можно было и поверить, что вчетвером они знали, что делали. Атанабаши поднялся.       — Прости, я совсем ненадолго. Некоторые опасались, что я могу привести на хвосте кого-нибудь из пятнадцатого отряда.       Ишида кивнул и вроде бы даже простился, отвернулся к окну, но неожиданно остановил Кохуро словами:       — Вы не можете отправить ко мне Иноуэ-сан?       Атанабаши изумленно взглянул на друга.       — Я поторопился, когда отказался от ее помощи. Но теперь я уверен, что нуждаюсь в ней.       И хоть Кохуро смутила такая резкость, он заверил, что сделает это. После покинул пределы палаты, но все еще думал о произошедшем. Что это с Урю? Почему он сначала так странно отреагировал на приход Кохуро, а теперь просил отправить к нему Орихиме? Все это выглядело совсем скверно.       Тут Кохуро прорезала странная мысль. Прежде чем Атанабаши повторно пришел к Урю, он общался с Куросаки. О чем они могли говорить в это время?       Да и если подумать, то предположение, выдвинутое Цукишимой в недавнем разговоре, вполне справедливо — на Урю могли напасть по ошибке. Квинси — редкий вид, к тому же он больше походил на подчинителя, нежели на шинигами или гибридов. Если целью были подчинители, он мог пострадать случайно. И теперь получалось, что из всех друзей Атанабаши, Ишида единственный, кто не находился в опасности, с кем Куросаки мог вести более откровенный разговор.       Но разве Урю позволил бы, чтобы кто-нибудь из них пострадал? Нет, если бы он услышал подтверждение подобного от Ичиго, то, скорей, напал на самого Куросаки, чем допустил подобное.       Кохуро тряхнул головой. И о чем он только думал? Из-за Ичиго он стал косо смотреть и на других. Урю только недавно чуть не умер, поэтому и вел себя непривычно. Вот и все. Никакой другой разгадки у этой загадки просто не было.

***

      Садо позволил себе отлучиться только тогда, когда освоением полного подчинения Кохуро занялся Гинджо. Это в какой-то степени успокоило Ясутора, поэтому он мог позволить себе небольшую прогулку. Вскоре в их компании прибавиться, и им снова нужно выбирать свой путь, поэтому прежде чем этот рубеж наконец-то не будет преодолен, он хотел бы кое-что разрешить для себя.       Он все еще придерживался версии, что шинигами решили избавиться от них, но прежде он желал услышать давнего друга. Будет ли он врать, юлить, говорить правду — это не так важно. Важно просто дать ему возможность быть услышанным. Уж слишком давно зудели его собственные слова из диалога с Гинджо:       — Я не виноват в том, что вы не слушаете меня.       И поэтому Садо шел ни домой, ни в школу, ни куда-либо еще. Он шел напрямик в квартиру Куросаки. Даже если его там не окажется, только с той отправной точки Садо поймет, где его следовало искать.       Возле заветной двери Ясутора охватили сомнения. Возможно, все это одна большая глупость. Он слишком часто прощал Ичиго, искал ему оправдания. Может, больше не следовало? Садо вновь окинул взглядом дверь. Нет, уже поздно отступать. Он постучал. Тишина. Садо прислонился к двери, прислушался. Оттуда не чувствовалось и отзвука реацу, только остаточные следы. Ни самого Куросаки, ни его дочери не было внутри. Но следы Ичиго были более четкими, поэтому Ясутора вполне мог попытаться отследить его дальнейшие передвижения.       На лестнице послышались шаги. Садо отпрянул от двери. Все же не стоило привлекать внимание соседей. Но как только он взглянул на того, кто уже шел по коридору, то невольно замер: в нескольких метрах от него остановился Куросаки. Его лицо в вечерних красках выглядело болезненно, отдавало общей нервозностью. Обычно он прятал эту скорбь, но Садо не тот, перед кем Ичиго стал бы притворяться.       Они ничего не говорили. Каждый из них рассматривал второго без попыток как-то разрядить возникшую обстановку. Первое изменение появилось во взгляде Ичиго, он стал более живым, отзывалась в нем толика надежды. Куросаки вытащил из кармана ключи, подошел к двери и отпер ее. Они зашли внутрь. По привычке Садо скинул обувь и сразу же прошел в комнату, разместился на кровати. Ичиго сел рядом.       — Так о чем ты хотел поговорить? — спросил Куросаки глухо.       Его взгляд был полностью сосредоточен на детской кроватке, стоявшей рядом. И будто ничего более не занимало его мысли в эту минуту, настолько сосредоточено выглядел этот взгляд.       — Ты сказал, что Гинджо не рассказал всю правду. Может, ты и поведаешь ее?..       — Нет.       Ичиго даже не задумался. Он сразу же возразил, пусть и сделал это глухо, почти не слышно. Можно было принять это за шум поднимавшегося за окном ветра. Но все это не иллюзия, и Садо не мог понять этого.       Ясутора сменил тактику. Он не стал говорить Куросаки о том, что так нельзя. Не стал спорить с ним. Он просто взял и вывалил на него все то, что было известно их четверке, все те выводы, что они сделали из полученных сведений и обсуждали множество раз. Ичиго слушал его, не перебивая. Лишь иногда только Садо чувствовал его нервозность, проявляющуюся в сжимании пальцев. Но более он никак себя не проявлял. Даже лицо его стало слишком равнодушным для того, кто слушал друга.       Когда Садо закончил, в комнате вновь воцарилась тишина. Снаружи кто-то гремел, ветер сильнее стучал по остывшему стеклу, но они не говорили ничего. Ичиго все еще находился в странном коматозном состоянии, Ясутора нечего было сказать ему. Он мог, как и прежде, злиться, но уже решил для себя за это время, что это совсем не выход. Куросаки только и скажет, что это повод разорвать отношения, даже если им обоим эти слова причинят боль.       — Вы… — вдруг заговорил Ичиго, опустив голову. — Гинджо и я… не друзья. Ваши выводы неверны.       Ясутора невольно фыркнул. Уж сейчас можно было не разыгрывать эту комедию. Даже если иногда и Куросаки, и Гинджо бросались странными фразами, их взаимоотношения легко угадывались. В иной ситуации Ичиго без сожаления исполнил приказ и убил бы Куго.       — Я не просил его помочь Кохуро с возвращением сил, — продолжал тем временем гибрид.       — Ичиго…       — Ты можешь мне не верить, но в этом и состоит правда, — Куросаки повернулся к Садо, добавил громкости голосу.       Подобный боевой настрой сбил Ясутора с толку. К такой реакции он оказался не готов.       — К тому же, — Ичиго вновь опустил голову, — я знал, что вы прячетесь там.       Садо невольно вздрогнул, изумленнее прежнего посмотрел на Куросаки. Этот гибрид продолжал удивлять его. Но если прежде он был растерян, то теперь просто не знал, как следовало реагировать. Ичиго знал, что они прятались в том проулке? Но почему он продолжил разговор вместо того, чтобы уйти или выдать их присутствие? Ответ пробивался сам собой и не требовал лишних слов.       — Я прошел многое, не раз был на волоске от смерти. Но на одну вещь мне никогда не хватало смелости… — Ичиго вновь взглянул на Садо.       Но лицо его выражало другое: и скорбь, и сожаление, и болезненную грусть.       — Я… никак не мог признаться, что втянул тебя в свой эксперимент.       Садо увел взгляд, совсем не мог выносить этого выражения лица.       — На самом деле я желал, чтобы мы были равны. Хотел, чтобы ты хоть немного мог понять меня. Поэтому намеренно втянул тебя в этот чертов эксперимент, — Куросаки замолчал, но всего на несколько мгновений: — Прости меня.       Садо невольно вздрогнул, вновь взглянул на Ичиго. Та болезненность так и не исчезла с его лица, а в полутьме комнаты она стала еще хуже, будто мгновение, и он расплачется. Садо вздохнул. Он совсем не рассчитывал на такое. И слышать извинения Ясутора совсем не хотел.       — Не нужно…       — Нужно, — Ичиго отвел взгляд в сторону. — Кохуро был прав, когда злился на меня. Я просто подвергал вас опасности. А когда понял, то испугался и стал отговаривать. Все это… просто эгоистично.       Садо коснулся плеча Ичиго, немного встряхнул его. Куросаки взглянул на друга, удивление на его лице сместило прежнюю болезненность.       — Ичиго, я долго обижался на тебя за то, что ты совсем не верил в меня. Но в какой-то момент я позволил себе услышать твои слова. Только тогда я понял… — Ясутора прикрыл на мгновения глаза. — Все это время ты желал разделить свою боль с другими. Да, это эгоистично, но мы все ведем себя, как эгоисты. И поэтому я более не в обиде на тебя. Но только если ты наконец-то позволишь своему желанию осуществиться.       Ичиго стряхнул его руку, поднялся, прошелся по комнате, но остановился на середине. Эти слова явно взбудоражили в нем то, что не следовало трогать. Но теперь он или Садо не мог ничего сделать, только поддаться этому чувству и позволить ему рулить всей ситуацией.       — Разделить боль… — повторил Куросаки медленно и тихо.       Ясутора решил подтолкнуть его.       — Что оставила в твоей душе та история с «Синсейкацу»?       Ичиго обернулся, окинул Садо немного усталым взглядом.       — Что оставила?.. — повторил он.       Куросаки будто в эту минуту оказался в бреду, пытался осознать действительность, в которой находился. И Садо не торопил его, прекрасно понимал эту растерянность.       — Я расскажу, — вдруг более ясно и осмысленно произнес Ичиго. — Но только если этот разговор останется между нами.       — Почему ты так не хочешь, чтобы это узнали? — напрягся Ясутора.       — Иначе все планы пойдут прахом.       После этого Куросаки вновь сел.       — Прежде я не учел, в каком состоянии оставляю тебя. И поэтому тебе будет лучше узнать обо всем сейчас. Но это не относится к другим, понимаешь?       Садо покачал головой. Но все же неуверенно выразил готовность принять эти условия. Возможно, если он услышит, он сможет понять. А может, и вовсе решит предать доверие Ичиго и рассказать обо всем остальным.       Чтобы он ни выбрал в нынешней ситуации, он знал, что сможет это сделать только тогда, когда все-таки услышит…