***
Хазан почувствовала, как по спине пробежал холодок, когда его губы прикоснулись к шее. Сильные руки окутали со спины и быстро утащили в тесные объятья. Ей стало душно. Захотелось оттолкнуть его, но тогда пришлось бы встретиться с ним взглядом. Невесомо прикасаясь кончиком носа к её мягкой шелковистой коже, Ягыз вдохнул её аромат. Вместо привычного запаха кокоса, которым её волосы пахли ещё утром, он учуял знакомые цветочные нотки. И плавно отстранился. — Сегодня твой выбор поскучнее. — Хрипло прошептал он. — Ты, оказывается, тоже не слишком избирателен. Выдержав секундную паузу, Хазан повернулась, и он заметил, как в её руках что-то блестит. — Хочешь спросить, что у меня в ванной делают женские духи? — Хотела. Ещё когда впервые оказалась там, дико хотелось знать. А сегодня ответ нашёлся сам собой. — Вот значит как… — Ягыз задумал подойти к ней ближе. И лишь её громкое частое дыхание его остановило. — Можно мне узнать, что ты успела себе напридумывать, пока мы не поругались? — Не волнуйся. — Она улыбнулась, закусив губу. — Ссоры не будет. Я лишь задам тебе один вопрос. А ты ответишь мне правду. — Только в этот момент их взгляды встретились, и никому из них не понравилось то, что они увидели в глазах напротив. — Хазан, ты в курсе, что такое серьёзное выражение лица уместно лишь в случае полного понимая ситуации? Иначе — это выглядит глупо. — Он отступил назад и выпрямился, пряча руки в карманы. — Ты умеешь кидаться сложными фразами. Не так ли? Она вновь улыбнулась странной далёкой улыбкой. Сложно было оставаться спокойной, когда почти всё в её поведении подавало ему сигналы о том, что она сейчас заплачет. — Умеешь делать вид, что знаешь всё. Ты прав. Я уже ни в чём не могу быть уверена. Даже в том проснулась ли я сегодня утром, или всё ещё сплю. Но всё же есть вещи, которые для меня ясны, как белый день. А ты знаешь, что это? — Она протянула ему дрожащую руку с зажатой в ней розовой стеклянной баночкой. — Это всего лишь флакон духов, каких много. Может принадлежать… — Кому угодно? Это ты хотел сказать? Да, могли принадлежать кому угодно. Могли. Но принадлежат моей сестре! — Её голос почти сорвался на крик, а глаза болезненно заблестели. — Моей младшей сестре. Этот «всего лишь флакон духов» она выпрашивала у отца почти месяц. — Вспотевшей ладоней она сжала флакон сильнее. — Он подарил ей их на её двадцатилетие. И это был особенный подарок. Знаешь, почему я уверена, кто их хозяйка? Потому что она потеряла их давно, и твой дом — это единственное место, куда она не возвращалась после их пропажи! Она бы не оставила так просто их поиски. Она бы попросила меня поискать здесь, попросила принести домой, но не стала. Не спросила. Потому, что ей стыдно. Что бы тут не произошло, она стыдится этого. И я не могу выносить эту мысль. — Хазан опустила руки. — Не могу не представлять это. Не могу смотреть на тебя и не представлять это.– Она закрыла глаза и из них потекли слёзы. Такие горячие, что, казалось, испарялись сразу на её румяных щеках. — Поэтому скажи мне лишь одно. Прошу, скажи мне правду… Ты… — Глубокий вдох, призванный привести её в чувство и придать смелости. — Сделал ей больно? — Нет! — Громкое и чёткое. — Ничего не было. — Он собирался подойти ближе, но её всё ещё затруднённое дыхание давало понять, что ей нужно больше воздуха. Больше пространства. — Причинил ей вред? Так же, как и мне? — Продолжала она, сама к нему приближаясь. — Ничего не случилось. Ты меня слышишь? Ничего! Я бы никогда не навредил ей. Я не знаю причины, почему она не сказала ничего тебе, но я ей… — Только не смей рассказывать мне истории, которые тысячу раз мог придумать, каждое утро пялясь на хренов флакон! — Слёзы продолжали скатываться с покрасневших глаз, в которых теперь помимо гнева он смог рассмотреть что-то ещё. Разочарование. — Ты вообще слышишь, в чём меня обвиняешь? Думаешь, я — идиот? Случишь со мной подобное однажды, я бы допустил это ещё раз? Его попытки успокоить её самому же казались глупыми. Но не попытаться оправдаться, оставшись непоколебимым и беспристрастным, когда эта хрупкая раненая девушка в таком состоянии — было бы ещё большей глупостью. — Я не знаю тебя. — Её гнев стихал. А боли и обиды в глазах становилось лишь больше. — Я не могу ответить, поэтому ты мне ответь. — Последняя вымученная просьба, после которой, ей казалось, всё закончится. — Я не вредил ей. Его резкое «нет» с ледяным спокойствием во взгляде породило в её голове ещё больше вопросов. И от этой пытки ей захотелось скулить. Как голодной дворовой собаке, которую держат на привязи. — Но? — Что но? — Всегда есть «но». Всегда есть чёртово «но», которое всё испортит. — Она закрыла глаза, что устали видеть его перед собой. Впервые ей не захотелось исчезать в сложной ситуации. Впервые ей хотелось, чтобы исчез он. — Что-то должно было между вами произойти. — Хазан, ты устраиваешь истерику, ты в курсе? — Последняя отчаянная попытка воззвать к её затуманенному злостью разуму. И она проваливается, когда он вновь слышит, как она переходит на крик. — А что я ещё должна делать, если вдруг узнаю, что ты трахал мою сестру?! — Хазан подходит ближе и со всей силы толкает его в грудь. Затем снова. -Почему молчишь? — И ещё раз. Он не сопротивляется. Не смотрит на неё. Не отвечает. — Почему просто не можешь сказать чёртову правду? — Ты настолько уверенна в этом, что сейчас не в состоянии меня услышать. — Сказал он больше себе, чем ей. Он прав — она не слышит. — Знаешь, что я ещё не в состоянии делать? Врать! Врать твоей семье, что мы — пара, что ничего не знаю о твоей жене, что в раю никаких проблем! И я прекращу эту игру, которую ты начал, если ты солжёшь и мне. Флакон падает из её скользких рук и звонко приземляется ему под ноги. Он переводит на него свой взгляд и выдыхает последние несказанные слова. Закрывает глаза. — Но продолжу её. — Хазан утвердительно качает головой. — Заткнусь и продолжу, если скажешь правду. Всего одно слово. Одна правда, и я в игре. Я забуду, что бы это ни было, и буду лгать и притворяться весь вечер. Лишь не солги мне. Только прошу… Не лги мне… И, казалось, у него есть выбор. Он мог бы с уверенностью заглянуть ей в глаза, глубоко вдохнуть и на выдохе выложить все оставшиеся воспоминания о дне, когда на его тумбе в ванной оказались те несчастные духи. А затем наблюдать, как за ней закрывается дверь. Она смотрит на него с вызовом, с громким вопросом на губах и просьбой сказать лишь одно слово. А в висках уже громко и уверенно стучит ответ. Она не поверит в ложь, она не поверит в правду. Он это понимает. Впервые в разговоре с ней ему не хочется ей отвечать. Лишь бы стоять так вечно. Молча. Спокойно. Без вопросов и ответов. Лишь бы она не исчезала. Но снизу доносится шум. Захлопывается входная дверь, слышатся голоса, смех, громкий топот у порога. Его дочь зовёт его, и её весёлое «папа», её хрупкие маленькие мечты, вложенные в имя няни, раздающееся следом, заставляют его вспомнить, для чего он вернулся сегодня пораньше. И он принимает её условия. Всего лишь одно слово — и они в игре.***
«…И они поженились. И когда я видел их в последний раз, были очень довольны и счастливы. Конец» — Такая глупая сказка! — Щеки девочки покраснели, а в глазах читалось яростное негодование. — Почему она так быстро согласилась выйти за него замуж? А как же свидания? Он даже имя её не спросил! А если бы её звали… — задумчиво протянула она, — ну, например… Вонючка! Он бы женился на ней? Точно нет! Вот мой папа бегал за мамой два года, и только потом у них появилась я! — Мира вскочила на ноги. — Сказки верят в любовь с первого взгляда, малыш. — Хорошо, на это я ещё куплюсь. Но почему старик ходил голодный и ел чужую еду, если у него дома сидела жена? Она что, покормить его не могла?! — Ну, может, она плохо готовит? Ему не нравилось, и он ушёл искать еду поприличнее. Как тебе такой вариант? –Девушка захлопнула книжку и с вызовом взглянула на подопечную. — Может быть такое? — Ну, допустим. А почему она сидела всё время в пещере, если у неё на пальце было кольцо желаний, и она могла отправиться куда угодно?! Что ты на это скажешь? — Маленькое тельце в голубой пижаме нависло над головой няни. Угрожающий вид и поза «ручки в боки» давали понять, что сна у возмущённой принцессы нет ни в одном глазу. — Ты задаёшь слишком много вопросов. — Энтузиазм девушки угас, и она обессиленно свалилась на кровать. Шансы уложить Миру сегодня пораньше с каждым её вопросом становились всё меньше. — Да! — Победно вскрикнула девочка прежде, чем свалилась прямо в объятья няни. — Теперь ты поняла, какие глупые эти сказки? Больше мы не будем их читать. — Что ж… Тогда нам больше ничего читать не останется. — Грустно заключила девушка. — Папа запретил нам брать те книги, что ты таскала из библиотеки раньше. Теперь только сказки. — Её палец плавными, почти художественными движениями прошёлся по густым бровкам, по розовым щёчкам и остановился на кончике маленького любопытного носика. — А ты ему не рассказывай! — Малышка дёрнулась. — Будем читать, что захотим. А он ничего не узнает. — С этими словами она свалилась с няни и приземлилась рядом на спину. — Ты так говоришь, потому что злишься на него. Мы ведь ничего от него не скрываем. — Да. Это только он всегда обманывает! — Брови Миры нахмурились, а ручка потянулась к рисунку, приклеенному к стене. — Мира! Почему ты так зла? Он разве лжёт тебе? — Нет… — Девочка повернулась к няне и протянула ей листок, разрисованный акварелью. — Перед уходом передай это ему. Няня взглянула вниз и, сжав губы, улыбнулась. — Ты уверена? Злой помидор ещё ничего, но вот злая маленькая какашка его точно расстроит. — Да. Я уверена. Пусть знает, как я себя чувствую… Девушка пыталась закрыть дверь как можно тише. И когда последний лучик розового света погас, она с облегчением выдохнула. Не зная причины разлада между отцом и дочерью, ей приходилось лишь мириться с последствиями. Обиженная Мира Эгемен вела себя абсолютно непредсказуемо. Не хотела заниматься, отказывалась от еды и целый день рисовала гневные послания в картинках для папы. Она опустила взгляд и тяжело выдохнула. Её непосредственный начальник точно не обрадуется факту, что ребёнок рисует подобное при няне, но она готова была выслушать все претензии взамен на одно: возможность увидеть его реакцию. Понаблюдать за тем, как холодный и беспристрастный Ягыз Эгемен изменится в лице. В глазах у неё загорелись недобрые огоньки, а ноги на автопилоте понесли её в сторону хозяйской спальни. Один глубокий вздох и два коротких стука. Без ответа. Девушка постучала ещё раз — и вновь никакой реакции. Секунду подумав, она приложилась к ручке. Однако смелости, чтобы повернуть её не хватило. Его комнату она всегда видела лишь издалека, мельком, и почему-то, она её пугала. Ей казалось, что она такая же холодная и излучающая высокомерие, как её хозяин. Не для неё. Такая спальня не может быть для неё. И такой дом. И уж точно такой мужчина никогда не может быть рядом с ней. Навязчивые мысли о собственной убогости душили её с первого рабочего дня. Она чувствовала себя здесь подавлено, а в присутствии Эгемена — чувство усиливалось вдвое. Он и вся его жизнь казалась таким невероятным, нереальным, тем, частью чего она никогда не сможет быть. Она часто улыбалась, шутила и в её голосе всегда звучали позитивные нотки. Однако волны её природной энергии постоянно разбивались о холодные скалы этого дома. Она старалась изо всех сил, но всегда чувствовала, что Эгемен считает её недалёкой. Каждый его взгляд, каждое замечание, каждая шутка, в которой действительно не было и доли шутки, показывали его к ней недружелюбное отношение.Это пугало, расстраивало, смущало. Но одновременно заставляло её проникаться к нему интересом, странным желанием разгадать его, словно тот был загадкой. Нет. Любопытство не заставит войти в чужую комнату без спроса. Она осела на пол, сложила листик пополам и не успела просунуть его под дверь, как та с тихим скрипом отворилась. Поток свежего воздуха и аромат прохладной мяты обдали лицо и голые руки, от чего те сразу покрылись мурашками. — Ты что-то хотела? Девушка подняла на него смущённый взгляд. С такого ракурса он казался ещё более высоким и недосягаемым. — Простите… Я думала, тут никого нет. — Бормотала она, поднимаясь с пола. — Мира просила кое-что передать, вот я и принесла… Протянув гневное послание адресату, она стала неотрывно наблюдать за каждым его движением. Сегодня он выглядел ещё более уставшим, чем обычно. Лёгкая щетина, небольшие синяки под глазами и абсолютно расслабленный вид. По нескольким расстёгнутым пуговицам и взъерошенным волосам, она предположила, что Эгемен направлялся в душ, перед тем, как его отвлекли стуки. — О, ещё одно. Уже видел несколько подобных на кухне. — Он улыбнулся и поднял усталый взгляд на удивлённую няню. — Не переживай, у нас такое бывает. Она быстро отходит. — Так… — Осторожно начала она. — Вы не сердитесь? — На кого? На Миру? У меня был такой паршивый день, что это последнее, на что я могу сердиться. — Эгемен засмеялся и тут же затих, заметив, как смущённо девушка опустила взгляд. — Или ты боишься, что я разозлюсь на тебя за это? — Он поднял рисунок дочери вверх. — Нет. Просто, серьёзно? Вы не отреагируете? Не пошутите о том, как я потакаю прихотям Миры, будучи наивной глупышкой? — Она взглянула в его широко распахнутые глаза цвета чистого зелёного озера с невероятно спокойной гладью, что наверняка сейчас было отражением её собственных глаз. — Ты думаешь… — Начал было он, но отвлёкся, чтобы поправить ремешок сумки, норовящей упасть с её хрупкого плеча. — Я таковой тебя считаю? — А разве это не очевидно? — Она задрожала. Казалось, сейчас заплачет. Но вместо слёз, в глазах её загорелся маленький огонёк ярости. — Очевидно. Для тебя… — Он перешёл на шёпот, от которого у неё внутри всё сжалось. И с каждым его вздохом мерзкий комок перемещался от груди всё ближе к животу. Непослушный ремешок скользнул ещё раз, и, пытаясь поймать его, она крепко ухватилась за пальцы мужчины. Он подошёл ближе. А она застыла не в силах пошевелиться. Ещё один уверенный шаг навстречу, и, казалось, что теперь всё, чем она дышит — его аромат. Прохладный, влажный, но с долей ощутимой горчинки, от которой жжёт в лёгких. И ей было так необходимо прекратить эту боль. Ноги против воли понесли вперёд. К нему. Пальцы свободной руки сплелись с его, заставив листок бумаги приземлиться на пол. — Ты тоже это чувствуешь? — Прошептала она в его полураскрытые губы. Ответом на вопрос стала его необратимая близость. Мгновенье, и она уже еле дышит. Воздух перекрывают его губы, его хватка, его быстрый, холодный язык. Его пальцы на её шее. Она ответила. Поддалась вперёд и впечаталась в его грудь так, что между нимине осталось пространства. Подняла руки вверх и окутала ими его затылок. Эти волосы. Мягкие, гладкие, всегда идеально уложенные, и теперь абсолютно в её руках. Его же руки опустились непростительно ниже талии и подталкивали её вперёд. Они вошли в спальню, на полу которой уже через секунду оказались пуговицы с его рубашки и её сумка. Последняя приземлилась на пол с грохотом, избавляясь от половины содержимого, но их это совсем не смутило. Эгемен прижал обескураженную и совсем забывшуюся в нём девушку к стене. Спустился с лихорадочными, хаотичными поцелуями на мягкую шею, холодные руки проникли под тонкую кружевную ткань её бра. И остановились. Она запрокинула голову и сбивчиво глубоко дышала. Её руки всё ещё были на его затылке. Крепко вцепились тёплыми подушечками пальцев и оставили красные следы. Он замер. Уткнувшись носом в её сочную вздымающуюся грудь, пытался выровнять дыхание. Каждый его выдох обдавал кожу горячим паром. Даже через тонкую ткань футболки она так чётко ощущала очертания его лица, его жар, его доминантное положение. Он ещё раз полной грудью вдохнул её сладкий цветочный аромат и открыл глаза. Ему хотелось оторваться от неё, уйти. Но не хватало воздуха, не хватало сил. В штанах становилось всё теснее, и он понял, что она чувствует это не хуже его. Несмотря на дрожь, она прижималась ближе, и ему стоило больших усилий противиться этому. Но очередной глубокий вздох, и он таки отступил. Поднёс губы к её оголённому плечу и оставил лёгкий поцелуй. Расцепив кольцо её рук, сделал шаг назад. — Я не должен… — Снова шёпот, но уже такой неуверенный, неловкий. Совсем тихий. Она облизнула губы и, оттолкнув его ещё дальше, бросилась к выходу. Но замерла возле порога. Спиной ощущала жар, исходящий от его тела, от одурманившего её аромата. Желание вцепиться в её руку и вновь прижать к себе было так сильно, что ему пришлось сжать пальцы в кулак до невыносимо колющей боли. Она опустилась за сумкой и наспех собрала вещи. После её ухода стало легче. Туман перед глазами рассеялся. Он провёл рукой по вспотевшему лицу, пытаясь привести себя в чувство, и оглянулся. Её нет. Она ушла, оставив после себя лишь лёгкий, едва уловимый запах дорогого парфюма. Он улыбнулся. Глупо, истерично. «Я всего лишь устал» Ягыз осмотрел свою смятую, испорченную рубашку и выругался. Наклонился, чтобы собрать рассыпанные по полу пуговицы. И заметил, как под кроватью что-то блестит. Что-то стеклянное. Её парфюм. Он не думая снял крышечку и аккуратно принюхался. — Я всего лишь устал. Всего лишь устал. — Твердил он своему отражению, перед тем, как оставить на тумбе маленький розовый флакончик.