Отрицание

К счастью, в тот злополучный день больше ничего особенного не случилось. Как и не случилось в последующие несколько дней. Его Высочество вел себя практически идеально, целыми днями пропадая на дворе, тренируясь по очереди с гвардейцами Тора. Одинсон привёз для младшего брата боккен, и теперь Локи упорно восстанавливал силу и быстроту реакции. Нет, конечно же, он, прежде всего, был магом, но состоя в родстве с братом-дуболомом, сложно было остаться полным профаном в искусстве боя. С самого раннего детства изо дня в день Тор всегда таскал его с собой на тренировки. Среди благородных асов воинские качества ценились выше, чем остальные заслуги. Помня о том, как довольно быстро из хилого мальчишки превратился в жилистого парня, Локи и теперь пользовался старым и, пожалуй, единственным способом восстановления – тренировки, тренировки и ещё раз тренировки. Помимо этого принц продолжал плести хитроумные узлы и регулярно прогуливался вдоль берега, беря в такие минуты Сигюн с собой. Он часто просил её рассказать о своей жизни в обители, о том, как она «пела колыбельную» смертникам. Казалось, что с каждой подобной историей принц решает для себя какую-то особую, личную проблему. Он задавал вопросы и выслушивал объяснения Сигюн, на удивление, внимательно и спокойно. В такие минуты Локи становился особенно задумчивым, а зелёные глаза отрешенно смотрели вдаль. Такое поведение Локи для девы было совершенно непривычным. Она почти привыкла к его взрывному характеру, и подобная миролюбивость Его Высочества ставила Сигюн в тупик. Но принц по одной ему ведомой причине сменил гнев на милость, позволял компаньонке есть с ним за одним столом, и даже несколько раз остроумно пошутил, чем вообще произвел на девушку неизгладимое впечатление. В подобные мгновения искрящийся озорством взор принца делал его просто неотразимым. Сигюн всё чаще ловила себя на том, что запоминает каждый жест, каждую улыбку этого безумно притягательного мужчины. Невольно вспоминая купание в море, а потом короткое мгновение той удивительной близости между двумя ётунами, девушка всё ещё не могла до конца разобраться, что же происходит между ними. Пока у Сигюн хватало духу делать вид, что ничего такого не случилось. Только по ночам дева всё чаще стала просыпаться от жарких, горячих снов, содержание которых она и сама не могла толком объяснить. Всё было таким размытым и невнятным, но она почти всегда открывала глаза со стойким ощущением поцелуя на устах или прикосновений там, между ног, где всё так нежно трепетало в эти мгновения сна. Но Сигюн была уверена, что это только его поцелуй и его прикосновения. А ещё так хотелось, чтобы это всё было взаправду, а не во сне. Когда же она стала такой развратной? Послушница стыдила себя за такие желания. Она не может, не должна допускать даже и в мыслях подобного, ведь Жужелица всегда предупреждала их, что, потакая своим слабостям, они могут испортить свою жизнь. В конце концов, их берут в жены и в наложницы, потому что они приучены к самостоятельности, разумности с малых лет. А ещё воспитанницам не стоит забывать, что они сами по себе. Никто не вступится за них в большом, огромном мире и нужно учиться подавлять опасные желания плоти голосом разума. Только разум сможет подсказать выход из любой ситуации. Клятвенно заверив себя, что она прекращает грезить о Его Высочестве наяву, Сигюн спускалась вниз на кухню с тем, чтобы в который раз проиграть собственному рассудку. Локи словно знал причину трудностей скромной девочки из женской обители, позволяя себе в её адрес очередную обворожительную улыбку или долгий взгляд, от которого по спине пробегали мурашки, холодели пальцы, а в висках стучала прилившая кровь… Новые неизведанные чувства мешали ей разобраться во всём. Но для себя она сделала вывод, что Локи, пожалуй, самый тяжелый и неуравновешенный подопечный, с которым ей приходилось иметь дело. Его ётунская сущность могла быть объяснением подобного, но лишь отчасти. Насколько помнила дева по книгам, далеко не все ётуны были варварами и безумцами. Взять, к примеру, её. У неё же всё в порядке, нет подобных взрывов. А что же тогда не так с Локи? Нужно будет обязательно узнать побольше об этом самом Рое. Недаром же капитан гвардейцев говорил, что оттуда нормальными не возвращаются. А ещё Сигюн пришлось признать, что она поступила неправильно тогда, когда Локи обнаружил её подслушивающей. Тор же говорил, что младший принц прекрасно чувствует, когда его боятся. Ей нужно было отстоять своё достоинство, попытаться переключить его на что-то иное. Но как сложно быть последовательной, когда она сама толком разобраться не может, как он к ней относится. Что ей вообще ждать дальше? Такая дружелюбность казалась для принца совершенно несвойственной чертой. Может быть, он просто перестал быть гадюкой? Да быть такого не может! Сигюн помотала головой, прогоняя глупые мысли. Скорее всего, это временное перемирие. Уж слишком всё гладко. Снова пыталась анализировать ситуацию, раскладывая всё по полочкам, и опять терпела фиаско. Какая-то важная деталь всё время ускользала от её взора. А ещё принц будто специально делал вид, что ничего такого не происходит. И Сигюн вновь замирала под насмешливым взором Локи, брошенным будто случайно из-под опущенных век. Замирала, забывая дышать, и терзало предчувствие, что это всё – только начало. Что самое важное испытание ещё впереди, и закончится оно далеко не радостно. Солнышко пробивалось сквозь густую листву деревьев, и его лучи бегали золотыми зайчиками по травке. С моря дул приятный бриз, а на морской глади мелькали белые гребешки волны. Сигюн сидела на крыльце с рукодельем на коленях, в который раз наблюдая тренировку асгардца с гвардейцами. Десятый день подряд Локи устраивал подобные «упражнения», как сам это называл. Послушница печально вздыхала, в который раз вспоминая свои постоянные наставления: «Не стоит так упорствовать, Локи!», «Осторожно, ты повредишь пальцы…», «Тебе нужно передохнуть и завтра никаких занятий!». Но принц только загадочно ухмылялся и упрямо продолжал делать по-своему. Создалось впечатление, что он взялся наверстать упущенное в тюрьме, даже если ценой такого упорства станут новые ушибы, растяжения или ссадины. Вот и сейчас Локи повёл плечами, разминаясь после небольшого перерыва. Опрокинул на себя ковшик с холодной водой, чтобы освежиться. Значит, тренировка продолжается. Сигюн многозначительно и хмуро посмотрела на него. Нет, всё бесполезно! Что хочет, то и делает! Тёмно-зелёная холщовая рубашка принца потемнела от обливаний и проступившего пота. Поэтому, подумав немного, он просто стянул намокшую одежду, кинув рубашку рядом с Сигюн. Встал в вытоптанный сапогами круг на земле перед крыльцом. Махнул очередному гвардейцу, призывая взяться того за оружие, и сам занял боевую стойку, заводя руку с боккеном за спину, слегка припадая на одно колено, перенося вес тела вперед. Сигюн опять была вынуждена наблюдать за схваткой асгардского принца, поражаясь скорости его перемещений. Его Высочество не был силен как Тор или как капитан гвардейцев, Бранд, но зацепить его боккеном было сложно. А ещё Локи поправился за это время. Сейчас было хорошо заметно, что, несмотря на кажущуюся худобу из-за высокого роста, принц был подтянутым, жилистым и, на удивление, выносливым. Впрочем, почему «на удивление»? Сигюн всё чаще приходила в голову мысль, что именно благодаря выносливости принцу удалось выжить. Он крутился волчком, хорошо зная уязвимые места своих противников, и успешно этим пользовался, невзирая на то, были ли допустимы подобные выпады или нет. Сигюн пока не понимала, почему одни приемы можно было использовать, а другие нельзя. А вот служивые это прекрасно знали, и порой ощущали их на собственной шкуре. Очередной резкий выброс руки вперед – и принц настиг зазевавшегося Вили. Служивый вскрикнул, ощущая болезненный тычок под ребра, но Локи уже был на безопасном расстоянии от него, шумно переводя дыхание. – Не зевай, – хрипло проговорил принц, выставляя древко боккена перед собой «свечой». Вили набычился и ринулся в атаку. Локи пришлось отпрянуть назад, парируя удары сверху, сбоку, над головой. Боккены со свистом рассекали воздух, блокируя атаки противника. И именно сейчас Лафейсон получал особое удовольствие от боя, ему нравилось драться с Вили, ведь в отличие от остальных тот всегда бил по-настоящему, не жалея принца. Локи приходилось прикладывать все силы, чтобы парировать удары этого мордоворота. Тело наполнялось невероятным теплом, с каждым разом движения становились всё точнее и изящнее, давая самому принцу ощутить себя как прежде. Впрочем, была ещё одна причина. Именно от Вили принц впервые услышал о том, как его называют за глаза. Не то, чтобы обидно… Но всё же неприятно. А Локи незлопамятный. Просто у него хорошая память. Сигюн замерла на месте, напряженно следя за происходящим. По каменным лицам двух противников стало понятно, что бой вышел за рамки обычной тренировки. От неё не укрылось, что принц уже порядком устал, но по одной ему ведомой причине он и не думал прекращать сражение. Стоявший рядом капитан Бранд выругался сквозь зубы, давая вслух зарок больше не допускать Вили к тренировкам. Противники кружили по двору, залитому ярким солнцем, переходя то на волчий шаг, то на боевой слепой; то сходились в стычке, осыпая друг друга различными ударами, то снова брали дистанцию, выравнивая дыхание. Никто из сражавшихся не желал выкладывать свои козыри, позволяя проявить свои умения сопернику, из-за чего удары наносились будто вполсилы, словно они всё ещё продолжали прощупывать друг друга, ища слабое звено в обороне. Долгое отсутствие тренировок дало о себе знать – рука уже начала уставать. Они снова сошлись, парируя удары. Под каменными сводами веранды хлесткие удары боккенов отдавались эхом. – Что-то ты сбавил обороты, Вили! – Лафейсон ушел от удара в самое последнее мгновение. – Неужели не хочешь поквитаться с королевским выродком? Воин замешкался, понимая, о чем говорит младший принц. Именно так за глаза называли служивые между собой Его Высочество и, очевидно, он об этом узнал. Глупо было бы не воспользоваться таким положением, ведь Локи именно этого и ждал. Принц проворно ринулся в атаку, вкладывая последние силы. Неожиданный тычок под ребра Вили пропустил, за поражающим дело не стало: младший принц вынырнул сбоку, пройдясь боккеном по ключице. Удар был весьма неприятным и болезненным. Оскалившись, Вили взвыл и ринулся в атаку. Злость придавала тому сил и решимости. Принц не успел увернуться всего лишь за мгновение до того, как кончик оружия рассёк скулу. По обожженной щеке Локи побежала струйка теплой крови. Побледневшая послушница вскочила на ноги. Сигюн прикрыла рот ладошкой, прекрасно понимая, что поединок нужно заканчивать и как можно скорее. Но Его Высочество только сплюнул вязкую слюну под ноги, решая, что теперь попросту убьет наглеца. Удар был не смертельным, но весьма сильным, ведь Вили специально стремился зацепить именно обожженную часть лица. Рана тут же начала зудеть и покалывать. Державший дистанцию Вили, глумливо оскалился, участливо поинтересовавшись: – Закончим, Вашество? Но Локи только ловко поиграл оружием и упрямо поджал губы. – Только после того, как увижу цвет твоих мозгов, – принц снова занял боевую стойку, держа деревянный клинок свечой перед собой, крепко сжимая рукоять боккена двумя руками. – Давайте прекратим бой, Ваше Высочество, – начал было капитан гвардейцев, но Локи наградил того изничтожающим взглядом. – Не мешайте мне на деле проверить, капитан, так ли отважны гвардейцы наследника престола, как говорят, или же они могут только девок по тавернам тискать. Сказанное возымело действие. Вили пару мгновений оценивающе смотрел на принца, а потом ринулся в атаку. В этот раз это был самый настоящий бой. Теперь противники прикладывали максимум усилий, чтобы победить. Для них не существовало зрителей, границ пространства. Яростные четкие удары встречали не менее злые и сильные блоки. Боккены неистово рассекали воздух. Хлесткие звуки, сопровождающие их сражение, разносились по всему двору. Локи крутанулся, занося руку для нового удара, но прекрасно понял, что не успеет отразить нападение. Вили тут же отвёл подплужный удар, уйдя в глухую оборону. Снова слепой боевой шаг по кругу, блок, отскок назад. Они увеличили дистанцию, переводя дыхание, медленно двигаясь волчьим шагом по кругу, не спуская глаз друг с друга. Оценивали, просчитывали, взвешивали все «за» и «против». А ещё на карту была поставлена честь принца, и тот понимал, что теперь ему нужно победить во чтобы то ни стало. Выродок, говорите? А вот сейчас посмотрим. Стремясь подловить гвардейца, он загонял того постепенно в угол между верандой и домом. Но вот под ногу так некстати попалась небольшая кочка. Его Высочество порядком устал, поэтому не заметил, споткнулся. По инерции его тело полетело вперед, прямо на служивого, который, не будучи дураком, выставил древко боккена тому наперерез. Сигюн закрыла лицо ладонями. Она была уверена, что сейчас случится нечто страшное. Но глухой стук, а потом яростная и почему-то приглушенная брань, которой разродился Вили, да и странное кряхтение, говорили, что поединок ещё не окончен. Дева отважилась посмотреть сквозь пальцы, а потом просто опустила в изумлении руки. Принц и гвардеец катались по земле, бормоча проклятья, сцепившись, как заправские драчуны. В стороны летели земля и ошметки бедных цветов. В этом клубке тел в сером облаке пыли было сложно понять, кто побеждает. Были только слышны глухие удары и отборная брань. Новый вскрик боли, в котором дева отчетливо расслышала голос Локи, привел Сигюн в чувство. Она беспомощно озиралась по сторонам. Двое гвардейцев и капитан, видимо, тоже пока не знали, что делать. Девушка подскочила к Бранду: – Что вы стоите?! Они же поубивают друг друга! Капитан только стиснул зубы. – Локи дерётся с ним не просто так. Вили сам виноват, что позволил себе подобные нелестные высказывания в его адрес. Если Его Высочество хочет решить это дело таким образом – это его право по кодексу чести, я не могу вмешаться. – Да плевать на эти кодексы! – Сигюн понеслась к бочке с водой, схватив по дороге ведро. Зачерпнула воды, потом попыталась было окатить драчунов, но только развела грязь. – Хватит! – прокричала она, не силах больше смотреть на это варварство. – Прекратите немедленно! То ли слова послушницы были услышаны, то ли случилось что-то еще, но принц и воин перестали месить друг друга с проворностью озверевших цвергов. Вили откатился от Локи, сплюнул в сторону кровавую вязкую слюну, осторожно прикоснулся к заплывающему глазу. Принц же, тяжело дыша, не сводил с него злых горящих глаз, шмыгая носом, из которого текла кровь, заливая рот, подбородок, стекая на грудь. – Что вы творите?! – пользуясь тем, что они перестали драться, Сигюн не думала замолкать. – Вы оба неправы, разве непонятно? А вы, Ваше Высочество, что делаете вы?! Где выдержка и хладнокровие младшего принца Асгарда, о которых ходили легенды? Как ваш целитель я требую, чтобы вы сейчас же отправились в ванную и привели себя в порядок. Если только сюда пожалует треш Эгресса… Локи подскочил с земли, как ужаленный. Сигюн подступила было к нему, но тот надменно вскинулся, шипя: – Пошла прочь, девка! Кто ты такая, чтобы перечить мне?! – он наступал на неё, нависая над ней, как однажды на кухне. Локи ожесточенно сжал зубы. Показать свою слабость перед ней – да ни за что! Почему все хотят увидеть его непременно таким? Им мало позорного намордника и кандалов?! Им мало того, что он едва не повесился в тюрьме? Сколько ещё он должен платить?! «Зачем, Сигюн, зачем ты это сказала?». Желание причинить ей боль, унизить перед всеми снова захлестнуло, как волна во время шторма. Так тщательно скрываемое бешенство стало прорываться наружу слепой яростью. Сигюн замерла под его прожигающим взором. Было снова страшно, но разве однажды она уже не спасовала перед ним? Поэтому, набрав побольше воздуха и собравшись с духом, проговорила спокойно, намеренно переходя на «ты»: – Я твой целитель, Локи. Поэтому не буду смотреть, как ты сознательно уродуешь себя, хочешь ты этого или нет. Принц зашипел при этих словах как разъяренный кот. Что это?! Ему перечит женщина, простолюдинка. Тонкие черты лица Локи исказились в ярости, рука сама поднялась для хлесткой пощечины. Да как она могла?! Сигюн же зажмурилась, понимая, что вот сейчас, вот сейчас... Только ничего не последовало. Его Высочество разом сник, потом развернулся на пятках. – В следующий раз я убью тебя, Вили, – кинул он поостывшему сопернику через плечо и стремглав пошел в сторону веранды. Внутри у него всё клокотало. Влетев в дом и пронесшись вверх по лестнице, словно ураган, принц хлопнул дверью своей комнаты так, что задребезжали стекла в окнах, а с потолка посыпалась штукатурка. А на дворе, зябко обхватив себя руками, в одиночестве осталась стоять послушница обители. Пользуясь бегством принца, служивые поспешно ушли в караулку. Точнее, капитан Бранд, кинув в её сторону сочувственный взгляд и сокрушенно покачав головой, увел своих подчиненных подальше. Сигюн судорожно дышала, и никак не могла сдвинуться с места. Ей чудилось, что она всё ещё смотрит в зелёные очи младшего принца, в которых полыхает огонь не то бешенства, не то желания придушить её. – Что же я наделала? – простонала дева, закрывая ладонями лицо. Достигнутое таким трудом перемирие наверняка нарушено. Спесивый, плюющий ядом Локи – как змея, право слово – снова вернется, ведь он не простит ей это неповиновение. Но с другой стороны, а что ей было делать? Надо же было когда-то поставить его на место. Со второго этажа послышался шум, звон бьющейся посуды. Ну, вот началось. Локи же метался по своей комнате, как загнанный зверь. Да кто она такая?! Как она посмела?! Как… Он пытался решить дело чести, а девица вмешалась, выставив его непонятно кем в глазах вояк. Он не оставит без внимания подобные высказывания в свой адрес. Пусть все запомнят, что с ним лучше не связываться. Но Сигюн всё испортила. Как только она вообще решилась на такое?! Только противный ехидный голосок внутри подсказывал, что послушница была права. Что с ним сталось? Сцепился с каким-то солдатом, как самый последний дебошир. Локи взглянул в зеркало, висящее на дверце шкафа. Краше в гроб кладут. Он выглядел сейчас так, словно только что вышел из Колизея читаури, свернув шею очередному противнику под рёв толпы. Вспомнив, чего ему стоил успех в том мире, куда он попал после безмирья, принц только шмыгнул разбитым носом и вытер ладонью стекающую кровь. Он убивал не только в Мидгарде и это его самая страшная тайна. У него руки по локоть в крови. Если в Мидгарде он мог точно сказать о количестве убитых, то в мире читаури подсчитать погибших от его меча и магии было трудно. Бои без правил в Колизее, разборки между гладиаторами за лидерство, за возможность попасть к Веран'ке и просто драки ради забавы. Читаури привыкли жить в анархии, где ножевое ранение в толпе на улице города воспринималось как забава. Чтобы выжить в том мире ему пришлось в поединках доказывать своё право называться воином, быть всегда начеку, готовым вспороть ножом горло любому слабому и беззащитному созданию. Насилие и извращенная жесткость не прошли для него даром. Он стал ожесточенным и агрессивным, чего уж скрывать? Но минута шла за минутой, и ярость уступала холодному рассудку. Вспоминая и снова прокручивая в голове всё случившееся за сегодняшний такой чудесный день, до него постепенно дошло, что он едва не причинил вред Сигюн. Уже в который раз. Так сколько же она ещё его терпеть будет? Положа руку на сердце, Локи всегда считал, что смертная казнь будет для него самым подходящим и справедливым наказанием. Но Суд Иггдрасиля решил иначе. А теперь он здесь, с расквашенным лицом и нудящим дурным предчувствием на сердце. Есть ли ему место рядом с такой как Сигюн? Хватит тешить себя несбыточными мечтами. Он опасен для окружающих. Он едва не ударил деву, которая пыталась образумить его. Его Сигюн. Локи прикрыл глаза, прогоняя чувство абсолютной беспомощности. Жаль, что он тогда в тюрьме не свернул себе шею цепью. Так было бы проще. Для всех проще. Обессилено зарычав, принц скинул с комода вазу, смёл в гневе книги со стола, швырнул в сторону кресло… Комната наполнилась грохотом сокрушаемой мебели и звоном бьющейся посуды. Отчаянье душило его, клокотало внутри, прорываясь звериным рыком наружу. Некоторое время спустя, посреди осколков разбитой посуды и щепок мебели, Локи обессилено опустился на пол, равнодушно съезжая спиной по стене. Машинально поднял скатерть, вытер сочащуюся из носа кровь. Он действительно урод, самый настоящий урод. Ему не стать лучше, не измениться. Глупо матери надеяться. Вот и Сигюн теперь наверняка поймет, с кем имеет дело. Какая-то апатия и полное опустошение заставили его опустить зажатую в кулаке окровавленную скатерть и просто смотреть, тупо смотреть в одну точку перед собой. Он знает, чем займётся после всего. Одиночество – самый подходящий удел для него. А Сигюн… Как яркая утренняя звезда на предрассветном небе, такая же прекрасная и одновременно далекая.