Отрицание

Сигюн стояла в тени раскидистого вяза, снимая с веревки постиранную одежду. Полуденное солнце так и припекало. Сегодня выдался на редкость жаркий денек. И, несмотря на духоту, с утра вся обитель гудела, как растревоженный улей. Все обсуждали состоявшийся накануне первый вечер знакомств в обеденном зале замка. Ванийка тоже на нем присутствовала. Поэтому сплетни ей совсем были ни к чему, она и так сама все видела. Много благородных и очень знатных семейств на этой Неделе Выбора пожаловало в обитель. Скромно сидевшие за столом вначале ужина девушки под конец вечера были окружены веселыми кавалерами. Молодые люди не упустили случая познакомиться поближе, порасспрашивать послушниц, чтобы иметь о них представление и по окончании недели сделать правильный выбор. Одной из них была и Сигюн. Ванийка не была готова к такому успеху. Она всегда считала, что отметка «возвращенная» в личном деле станет для нее клеймом и отпугнет женихов. Однако в течение вечера к ней подошли несколько приятных молодых людей, двое из которых были сыновьями асгардских князей. А случайно подслушанный накануне разговор так вообще о многом поведал. Приятный светловолосый ваниец улыбнулся ей в ответ, когда она поднесла ему блюда на подносе за ужином, а сидевший рядом с ним благородный в возрасте, по-видимому, его отец, приглушенно сказал: – Присмотрись получше. Она выхаживала младшего сына Одина. Тонкие брови молодого вана недоуменно полезли вверх. – Возвращенная?! Но с виду так мила… – Болван, если она Локи выдержала, то нашу матушку и подавно! Застывшая за колонной Сигюн поспешно отошла в сторону. Вот так дела! Она, оказывается, всем известная личность, да и на хорошем счету. А еще утром перед завтраком Жужелица шепнула ей на ушко, что уже представители одного знатного рода всерьез изучают её личное дело и табель с оценками. Конечно же, такой интерес еще не означал, что выберут именно её, но это весьма ощутимо повышало шансы послушницы закончить удачно эту Неделю Выбора. – Сигюн! – к ней подскочила запыхавшаяся Унд. – Ты не видала Лив? За ней приехали родственники, Жужелица велела её отыскать, а у меня опять дежурство на кухне. Не переберу гречку до обеда, так Марта меня точно отправит на поля! – Видела, – ванийка кивнула, положив в таз чистые вещи. – Она на плантациях. Да не переживай, вот отнесу и сама схожу за ней. Возвращайся к Марте. Унд вся расцвела и понеслась в сторону небольшой остроконечной башенки, в подвале которой и была обитель поварихи. Солнце нещадно припекало, и дева уже жалела, что не захватила с собой платок. Хорошо, что одежды льняные. Ветерок, гулявший над чайными кустами, освежал, но все равно было душно. Наверняка к вечеру будет сильная гроза. Сигюн опять вспомнила вчерашний разговор двух ванов. Интересно, это они просматривали её личное дело или кто-то другой? За размышлениями она совершенно не заметила, как под ногами задрожала земля. Позади послышался топот стремглав несущейся лошади. – В сторону! В сторону, кому говорят! Когда же она оглянулась, то просто растерялась. Лошадь галопом мчалась прямо на нее, неминуемо приближаясь в облаке поднятой пыли. Какая-то тень стремглав метнулась к коню. Кто-то было попытался остановить бегущего жеребца, схватив того под уздцы. Лошадь заржала, притормозив от застывшей в ужасе Сигюн буквально в нескольких шагах, протащив смельчака по дороге. Испуганную деву только обдало поднятой пылью. Когда же пыль немного улеглась, она заметила, что незнакомец гладит ладонью в белой перчатке лошадь по шее, что-то нашептывая животному на ухо. Взмыленный конь поначалу недовольно ржал, топтался на месте, но потом успокоился и послушно стал, прядя ушами. По дороге трусил конюх женской обители. Подбежав, запыхавшийся толстый алан принялся кланяться. – Ах ты, беда-то какая, ваше магичество! Вы не пострадали? Получив отрицательный ответ от незнакомца, конюх продолжал распинаться: – Как он понес, зараза такая! Кабы не вы, Вашество, затоптал бы он деву, как пить дать, затоптал! Пришедшая в себя ванийка только сейчас заметила, что спаситель был одет весьма странно для жаркого Альвхейма: свободный серый плащ скрадывал фигуру. Лицо же незнакомца – судя по прозвучавшему ответу конюха, это был именно мужчина, – было скрыто капюшоном. Сигюн робко подошла к нему и поклонилась. – Благородный господин, я должна поблагодарить вас. Мужчина повернулся к ней. Плотно надетый капюшон по-прежнему скрывал его лицо, был виден только белый подбородок, но когда незнакомец заговорил, стало ясно, что на нем была маска. – Следует быть внимательной там, где лошади, леди. Не окажись меня здесь, последствия были бы весьма печальными для вас. Его голос звучал приглушенно, но в тоне хорошо чувствовались властные нотки. Складывалось впечатление, что он очень зол на нее за эту оплошность. «Привык указывать и не приемлет непослушания», – сделала про себя вывод Сигюн. В ответ же она только еще раз поклонилась, извиняясь. Ей было интересно, кто же этот таинственный господин, но спросить она не решилась. Незнакомец сам утолил ее любопытство, представившись. Князь Фридрик из рода Оддсонов. Сигюн назвалась в ответ, пытаясь хоть что-то вспомнить об этой славной асгардской семье. Оддсоны были очень богаты, обладали большими угодьями на севере долины Вивгрид. Так Всеотец отблагодарил княжеский род, который всегда поддерживал его и первым присылал воинов по его призыву, повинуясь вассальной клятве. Асы этого рода были на хорошем счету, имели почет и уважение в Асгарде. Однако это не спасло Оддсонов от своеобразного проклятья. Вот уже больше века в их семье каждый третий сын появлялся на свет калекой. Князь Фридрик был как раз тем самым третьим сыном. Но разве он не умер еще в младенчестве? Впрочем, дева не была уверена, что так хорошо помнила родословную Оддсонов и перестала гадать. Значит, не умер, а вот возмужал и тоже приехал в обитель. Тем временем князь направился в сторону замка. Дева шла немного позади, а потом, когда он притормозил, позволяя догнать себя, она попыталась завязать разговор. – Я не видела вас вчера на ужине в обители, ваша светлость. Фридрик ответил не сразу. Он шел не спеша, пряча руки в белых перчатках в широкие рукава плаща. Как ему не жарко, бедному! – Я приехал этой ночью и не имел чести присутствовать на вашем вечере, леди. Сигюн стеснительно прихватила пальцами край туники. Во второй раз князь обратился к ней, как к благородной. – Мой отец не признал меня, ваша светлость. Наверное, лучше просто по имени… Но Фридрик только хмыкнул. – Я буду обращаться к вам, как подобает, поскольку вижу в вас ровню себе. Надеюсь, вы не против, леди? Что еще оставалось делать деве, как согласно кивнуть? Не спорить с ним же? В тоже время послушнице слова князя были лестными. Локи вел себя с ней совсем иначе, так кичился поначалу своим происхождением. Между тем князь как бы между делом поинтересовался: - А вы участвуете в Неделе Выбора? – Да, мое дело находится у настоятельницы, как и дела всех остальных девушек. – Непременно с ним ознакомлюсь, – равнодушно ответил он, из-за чего нельзя было однозначно понять, имеет ли для него это какое-нибудь значение или нет. – А вы приехали за женой или наложницей? – Сигюн снова скосила взгляд на идущего рядом по пыльной дороге князя. Внешне не было заметно никаких признаков недуга. Ну, прихрамывает немного, совсем чуть-чуть, но ведь это же не беда, верно? Возможно, что-то с лицом, но зачем тогда плащ и перчатки? – За единственной наложницей с особым статусом, – ответил он, потом пояснил. – Совет не дал мне право жениться, но я горю желанием обзавестись наследником, поскольку два моих брата трагическим образом погибли, и на мне лежит обязанность продолжить род. Мой лекарь не видит никаких препятствий для этого. Вы знаете о нашей родовой… особенности? Сигюн кивнула. – Читала кое-что в книгах, но в подробности не вдавалась. – Мое потомство будет нормальным. Пожалуй, это все, что можно сказать по этому поводу. Сигюн решила больше не затрагивать больную тему, но про себя продолжала гадать – почему для него есть запрет на женитьбу? Впрочем, наложница с особым статусом это почти что жена: такие же права на часть имущества после смерти супруга, только дети, рожденные такой женщиной, должны были пройти процедуру признания в отличие от рожденных в браке. Но он только что подтвердил, что ему нужен наследник. К тому же князь сказал, что наложница «единственная», а это значит, что такая дева будет полноправной хозяйкой в доме. Как ни крути, вариант не такой уж и плохой. Может, ей стоит познакомиться с ним поближе? Тем временем между чайных кустов мелькнула голова Лив, младшей послушницы. Сигюн тут же вспомнила о просьбе Унд и окликнула деву. Они обе сошли с дороги, и ванийка сообщила ей радостную весть о приезде близких. Окрыленная Лив умчалась сдавать собранный чай, а Сигюн хотела было нагнать таинственного Фридрика, чтобы еще немного с ним поговорить. Но сколько она ни всматривалась, его не было видно, разве что на обочине одиноко стояла повозка с мешками. Князь Оддсон словно растворился в воздухе. Хотя, возможно, так оно и было? Не зря же конюх назвал его «ваше магичество». Раскаленный полуденный зной не мог дать ответа, а лишь струился над пыльной дорогой едва заметной рябью. *** Вопреки настрою Сигюн, очередной вечер встреч не принес ей ничего интересного. То ли она сама внутренне была еще не совсем готова к знакомству, то ли просто это был не её день. Она скромно просидела за столиком и перемолвилась парой фраз с двумя симпатичными молодыми асгардцами. Негусто, что и говорить. Даже таинственный князь Оддсон не почтил ужин своим присутствием. А она так надеялась понаблюдать за ним издалека. Не став дожидаться окончания вечера, дева покинула обеденный зал. Заглянула к себе, прихватила легкую накидку и отправилась в сад. Её любимая беседка находилась на склоне горы, в заброшенной части сада, на небольшой площадке, и, к счастью, сейчас пустовала. Так чего же сидеть в душной комнате, если ей сегодня не нашлось компании? Вечер был прекрасный. Яркий молодой месяц висел в небе среди россыпи мерцающих звезд. В сонной тишине засыпающего сада глухо кричала ночная птица, стрекотали цикады, а маленькие светящиеся в темноте светлячки плясали над клумбами. Деревья здесь уже давно никто не обрезал, беседка почти заросла, но море все равно проглядывалось сквозь прорехи между темными деревьями. Полюбовавшись далеким водным простором, Сигюн уселась на лавочку. Прямо отсюда была видна дорога, ведущая к перевалу, серой лентой тянущаяся между холмов. Когда ванийка была совсем маленькой, она любила воображать, как по этой дороге за ней приедет отец и заберет её домой. Но годы шли, вид на дорогу все больше закрывали деревья, и дева поняла, что ни папа, ни мама за ней не приедут, но детские желания все равно оставались. Вот и сейчас она представляла, как по этой самой дороге в обитель приедет такой мужчина, который бескорыстно полюбит её, станет преданным и верным спутником по жизни, а она отплатит ему любовью и заботой. Всматриваясь в ночную даль, дева не услышала, как позади хрустнула ветка, послышались чьи-то острожные шаги. Сигюн только сейчас ощутила чужое присутствие за спиной. Она обернулась и едва не завизжала от испуга, когда увидела позади себя темную фигуру в плаще. Ванийка собиралась было вскочить с лавочки, но была остановлена приглушенным голосом князя Оддсона: – Примите мои извинения, милая Сигюн. Я не рассчитывал, что застану здесь кого-то в такой поздний час. Не стану нарушать вашего уединения, простите. Сигюн глубоко вздохнула. Нельзя же так тихо подкрадываться! Благо это не приведение, а всего лишь князь Оддсон. И, может быть, это шанс познакомиться с ним поближе. Он повернулся, чтобы уйти, но дева задержала его. – Пожалуйста, останьтесь, князь! Вы мне нисколько не помешаете. Фигура в плаще замерла, будто князь раздумывал над её предложением. Потом Оддсон обернулся и медленно прошел в другой край беседки. Это перемещение фигуры, закутанной в длинный плащ, со стороны выглядело так, словно ожившая тень проскользила по земле. Сигюн раздумывала над тем, стоит ли ей первой начинать разговор. Вот только на какие темы нужно говорить с князем? Фридрик избавил её от мучений. – Вы любите темноту, леди? Прозвучавший вопрос был неожиданным, ванийка задумалась. – Не очень, она меня пугает. – А так будет лучше? С этими словами князь повел рукой в белой перчатке. На кончиках его пальцев показалось свечение, которое усилилось через мгновение настолько, что стало срываться брызгами магического света. Капельки увеличивались прямо на глазах, превращаясь в разноцветные светящиеся пузыри, чем-то похожие на мыльные. Они плавно поплыли по беседке, качаясь в воздухе то вверх, то вниз, освещая все вокруг ровным неярким светом, и не лопались в отличие от своих мыльных собратьев. Сигюн смотрела на это представление с открытым ртом. – Вы правда маг? – с детской непосредственностью поинтересовалась она. – Правда, – проговорил Фридрик. По его голосу было понятно, что он улыбался. – Я знала одного мага, но он оказался непорядочным человеком, – с грустью проговорила Сигюн, осторожно касаясь проплывающего мимо светящегося пузырька. Пузырь будто прилип к пальцу, за ними прикрепился второй, третий. Она так увлеклась, что не заметила, как поспешно отвернулся от нее князь Оддсон, будто только что услышал крайне неприятное для себя. – Я уверен, что он сейчас сильно жалеет об этом, – с какой-то обреченностью ответил Фридрик через некоторое время, но дева, пытаясь отцепить от себя магических прилипал, пропустила эту фразу мимо ушей. Заложив руки за спину, князь стоял отвернувшись от нее, а Сигюн продолжала играться с магическими творениями Оддсона. – Не знаю, – честно призналась послушница. – Этот мужчина был таким скрытным, и мне до сих пор кажется, что я слишком мало о нем узнала. Но Оддсон уже ничего не ответил по этому поводу. Дева нахмурилась. Он что, обиделся на нее? Но за что? – Наверное, это так здорово быть магом, – чтобы хоть как-то разрядить обстановку, продолжила она. – Можно сделать столько интересных вещей. – Можно, – неохотно согласился князь. – Но магическое умение требует постоянного совершенства и кропотливого труда. А еще ты всегда чувствуешь себя белой вороной, – с тоской закончил он. Пузыри словно почувствовали плохое настроение своего творца и начали один за одним тускнеть, а потом и вовсе таять. В беседке снова потемнело. Ванийка горестно вздохнула. Разговор с Оддсоном явно не клеился, а ей так хотелось разговорить таинственного Фридрика. Вместе с тем ей стало жаль князя. Явный одиночка, привык бороться до последнего, а собственная необычность не добавляла уверенности в том, что в нужную минуту кто-то подставит ему плечо. У него, наверное, и друзей настоящих нет. Отсюда вся эта замкнутость и молчание. Почти как Локи. К этому времени месяц уже показался над верхушками деревьев. Наступало время отбоя, ей нужно было возвращаться в обитель. Она поднялась с лавочки, но неожиданный вопрос князя заставил её задержаться. – Чего вы хотите от своего избранника больше всего, леди? Быть может, вы уже знаете в свои годы? Послушница призадумалась. Вот так сразу и не ответишь. Если раньше, до встречи с Локи, она мечтала только о любви, то теперь поняла, что даже это не главное. – Наверное, правды. Князь сделал пару шагов к ней. Все тот же силуэт в плаще, маска на лице и белые перчатки на руках. Но сейчас, в сумраке ночи, когда единственным источником света были только месяц и звезды, Оддсон казался ей несколько пугающим и зловещим… Дева обхватила себя руками, чувствуя на себе его взор. А невозможность посмотреть в глаза ему добавляла только нервозности. – Правды? – хрипло и приглушенно переспросил он. – Это настолько важно для вас? – Да, – кивнула дева, – для меня это будет служить признаком доверия и уважения ко мне. А это главное. – Но если определенные обязательства связывают вашего избранника, что тогда? Казалось, что эта тема очень важна для князя; вопрос был задан встревоженным тоном. – Даже не знаю, – честно призналась Сигюн. – Я еще не попадала в подобную ситуацию, не могу сказать наверняка как поступлю. – Да, конечно же, – расстроено пробормотал Оддсон, а послушница не знала, что бы сказать ему такое одобряющее, чтобы снова случайно не задеть своенравного князя. Повисла неловкая тишина. Вдали тревожно прокричала ночная птица. Князь, немного ссутулившись, все так же стоял рядом. Можно было протянуть ладонь и без труда коснуться его. Но почему-то в это мгновение деве все больше казалось, что между ними целый океан неразрешенных противоречий. Но откуда такие ощущения? Она же ведь знает Фридрика только второй день. Всеотец, какое у нее все-таки богатое воображение! – Мне пора, – проговорила она через некоторое время. Сигюн сделала шаг, чтобы уйти и едва не полетела на землю; послышался треск разрываемой ткани. Фридрик тут же поддержал её, оказавшись рядом с ней. Дева и асгардец обернулись в поисках причины. Всему виной послужило платье Сигюн. Подол из легкой ткани зацепился за старую лавочку. В темноте дева не заметила этого и только скорость реакции князя спасла её от падания на землю, устланную ковром опавших листьев. Ванийка горестно вздохнула, подтягивая край одеяния к себе, чтобы рассмотреть изорванный подол. Нет, «тридцать три несчастья» никуда не делись. Это было её единственное платье на выход. В чем же она завтра спустится к гостям? Оддсон словно почувствовал её озабоченность. Он осторожно коснулся девичей ладони рукой в перчатке. – Леди, пусть это будет самой большой неприятностью в вашей жизни. Не печальтесь по этому поводу, завтра у вас будет самый лучший наряд. Сигюн кивнула. Что за глупости он говорит? Откуда у нее появится новое платье за одну ночь? – Позвольте мне проводить вас, прекрасная Сигюн. Ванийка хотела было отказаться, но князь, не отпуская её руки, повел деву за собой. Да, с ним не поспоришь. Ей только оставалось идти за ним, вцепившись в его руку и придерживать подол порванного платья. Казалось, Фридрик прекрасно видит в темноте. Он обходил низко опустившиеся ветки, ямы на старой дорожке, помог спуститься послушнице по рассыпавшимся от времени ступеням. Ванийка полагала, что князь оставит её на пороге корпуса, в котором жили послушницы, но Фридрик решительно повел деву дальше. Он знает, где её комната? Разве мужчине можно сюда входить? – Мой князь, – неуверенно начала Сигюн, – вам дальше нельзя. – Не страшно, я выдержу гнев настоятельницы. Мне нужно убедиться, что вы попали к себе. Под дверью в её комнату князь остановился. Сигюн поблагодарила его, но он все не уходил, а дева неуверенно топталась на месте, не понимая, что ему нужно. Наконец, Оддсон повернулся к ней в профиль. Край капюшона скрывал белую маску на его лице. – Сладких снов, леди, – приглушенно проговорил князь. Он поднес к лицу руку ванийки и осторожно, словно имел дело с чем-то неимоверно хрупким, поцеловал ее запястье. Поцелуй был таким легкими, почти невесомым и вместе с тем таким интимным, что Сигюн задержала дыхание. Оддсон снял маску? Но когда он успел это сделать? Теряясь от накатившей дрожи, ванийка не понимала, что с ней происходит. Она ведь плохо знает князя, тогда почему же она так на него реагирует? Оддсон тяжело вздохнул, отпуская её руку, и быстро исчез в полумраке коридора. Тень от его плаща казалась размытой, невнятной в дрожащем свете светильников, но уже не такой пугающей, как прежде. А на следующее утро заспанная дева нашла у себя под дверью большой сверток. Каково же было её удивление, когда, развернув его, она обнаружила в нем чудесное платье из тончайшего альвийского шелка. Наряд был впору и прекрасно сидел на ней, будто его сшили специально для Сигюн. Радостно улыбаясь такому подарку, дева представляла, как обязательно поблагодарит князя за такую заботу о ней.