Часть 11. Предвестники грома.
— Заходят как-то в бар… — Замолчи! — Заткни меня поцелуйчиком, красавчик, — хриплый шепот выводил Брюса из себя. Он поморщился и крепче сжал руль, проклиная обеденные пробки. Джокер полулежал на заднем сидении и шумно дышал. Хотя именно эти тяжелые вздохи позволяли не паниковать. Если бы Брюсу ещё месяц назад сказали, что он с упорством барана и вылетая на встречку, как камикадзе, будет гнать наперегонки со временем, чтобы спасти Джокера, то он бы как минимум сломал несчастному аналитику челюсть. Когда шут рухнул ему на руки, в зелёных глазах читалось такое же удивление, как и у самого миллионера, будто клоун только сейчас в полной мере осознал свой поступок, последствием которого была рваная рана в боку, через которую текла кровь, пенясь от выходящего из поврежденного легкого кислорода. Фокс самолично кинулся за аптечкой, пока Уэйн расстёгивал мелкие пуговицы на шёлковой блузке. И хотел бы Джокер пошутить про интимность момента, но боль туманила разум, а нарастающая гипоксия только усугубляла ситуацию. — Какого чёрта?! — владелец Уэйн Индастриз с недоумением разглядывал чёрный атласный корсет, который плотным обручем обхватывал талию шута. Шнуровка была настолько тугой, что, плюнув на неё, мужчина пытался справится с рядом мелких крючков, удерживающих конструкцию. — Всегда мечтал иметь фигуру, — Джокер прерывисто дышал, слушая отвратительный гул крови в ушах, — как у Джессики Рэбит. — Ты не рыжий, — Брюс наконец расстегнул корсет и невольно поморщился, глядя на алые следы от китового уса на бледной коже. Хотя, это напрягало его не так сильно, как развороченный бок, с которого стекала густая пена. — У тебя открытый пневмоторакс. Я должен закрыть рану. Ты меня понимаешь? — Делай что должен, красавчик. Я не сахарный, — мутный взгляд болотных глаз остановился на лице брюнета. — А вообще… Я думаю, что ты должен просто отставить меня умирать. Убил бы двух зайцев разом: освободил бы город от преступника и сохранил бы деньги. «Всегда мечтала стать частью абстрактной картины…» — едкость в тоне Агаты затмевала боль. Увы. Память о прошлой смерти не даёт о себе забыть. Мужчина стиснул зубы, с ужасом понимая, что ему эта мысль тоже пришла в голову. Но он не мог так поступить. Сейчас Джокер был не маньяком, а человеком, которому требовалась помощь, пусть и странно было наблюдать вечно смеющегося шута, своего вечного оппонента, настолько беспомощным и нуждающимся в спасении… — Ты спас мне жизнь. Я возвращаю долг, — скинув с себя пиджак, Брюс, мысленно отпев тризну по любимой рубашке, с хрустом оторвал рукав, складывая его в несколько слоёв. В качестве изоляционного материала под рукой попался банальный файл из-под документов. — Вау, — клоун тихонько застонал, когда Уэйн прижал к ране импровизированную повязку, — а для стриптиза нужно было оказаться при смерти. Аллилуйя. А этот шрам похож на след от тонкого лезвия, — дрожащие, перепачканные в крови пальцы мазнули по белесому шву на плече у собеседника. — От ножа-бабочки. Как у меня… На последнем слове Джокер выдохнул и упал в обморок, что напугало Брюса почти так же, как и неоднозначное замечание клоуна. В этот же миг дверь хлопнула и в кабинет быстрым шагом вошел Фокс, а за ним семенил Дэмиан. — Это было покушение… — мальчик поджал губы, глядя на то, как отец, выудив из аптечки бинт, пытался нормально перевязать рану Джокера, чуть ли не матерясь от того, что в обычной аптечке первой помощи длины марли не хватало для нормальной перевязки. — Его нужно отвезти в больницу. Немедленно! — Будет скандал. Нет… В больницу его нельзя. Я увезу его в Аркхэм. Альфред сможет ему помочь, — плюнув на тщетные попытки, Уэйн, с помощью Люциуса, слегка подтянули корсет к груди раненого и, частично ослабив шнурки, дополнительно закрепили повязку на месте. — Потом нужно будет отзвониться комиссару Гордону. — Пап, ты можешь отвезти Джокера сам… Мы с Люциусом объясним ситуацию комиссару. — Как?! Покушение было на меня. Ты тоже в опасности! — Тем более, стоит сообщить всё комиссару: вы же с ним друзья, так? — Ну… — Так вот: мы подключим его людей. Не всех, конечно, но мы тоже понимаем всю работу полиции. Он поймёт, никто в накладе не останется. — А вам, мистер Уэйн, стоит поспешить, — поправил нервно очки мистер Фокс. — Каждая минута на счету. — Так, Джей, просыпайся, — похлопал брюнет по щекам «секретарши». В протест недовольному мычанию Брюс взял Джокера на руки. — Что? В школу? Не хочу… у меня живот болит… Брюс покачал головой и отвесил своему невезучему похитителю пощечину, от чего тот распахнул глаза и разразился длинной матерной тирадой, половина слов которой была на чистейшем русском языке. — Сюда, — Дэмиан, не обращая внимания на этот дурной перфоманс, выглянул в коридор и, убедившись в отсутствии посторонних глаз, поманил отца за собой. Мальчику было забавно видеть в голубых глазах своего отца волнение и заботу, направленную на «похитителя»… Взрослые порой были необычайно глупы, когда дело касалось романтики, скатываясь из крайности в крайность. Будь он на месте отца, то он бы не только не побрезговал лечь в постель с психопатом, но переманил бы того на свою сторону, направляя необузданную силу чистого шизофренического экстаза себе во благо… ну ли, на крайний случай, во имя спасения мира. Стоило только виновникам торжества скрыться из виду, Люциус поспешил набрать комиссара, который, судя по ответному тону, был не очень доволен звонком. Хотя, что уж греха таить, в голосе полицейского всё-таки поубавилось неврастеничных ноток, что служило лучшим показателем того, что уровень преступности был на минимальной отметке за последние сто лет. Гордон шумно и облегченно выдохнул, когда Фокс сказал, что Брюс не ранен и сказал, что он с опергруппой приедет максимум через полчаса. И заместитель директора Уэйн Интерпрайзис мысленно поблагодарил всех богов, что Джеймс не начал задавать вопросы по телефону, а потому у него с младшим Уэйном было достаточно времени, чтобы придумать причину, по которой Брюс (без)? срочно рванул в закат сразу после похищения. А меж тем старинный автомобиль негодующе взревел, когда брюнет слишком резко повернул ключ зажигания. — Я верю тебе, Дэмиан. Держи меня в курсе и будь в плену к ужину. — Как скажешь, па. Машина рванула вперед, оставляя позади подростка, который с трудом стёр с лица счастливую улыбку и, вернув корпоративно-безразличное выражение, поспешил к Люциусу. Так что теперь главный миллиардер Готэма гнал вперед, оправдывая все мерзопакостные заголовки в жёлтых газетенках о том, что он мерзкий, заносчивый, эгоистичный и считающий о том, что деньги решают всё. Он знал, что сейчас решающую роль играет время: в этот момент Брюс перестал даже думать о том, какого размера будет его штраф за превышение скорости, сколько раз он чуть не сбил пешехода, сколько раз выскакивал на встречную полосу и подрезал водителей. — А ты у нас плохой парень, да? — Джокер с трудом улыбнулся, стараясь не закашляться, потому что каждое движение грудной клетки приносило ему просто нестерпимую боль. Агату же парализовало, она могла только лежать, вздрагивая от каждого неловкого движения, посылающих по телу волны агонии. — Утром ещё был ничего так. Ты меня испортил. — Ну хоть кого-то… — Что, прости? — Ничего. Просто я как-то хотел… пытался показать тёмную сторону кое-кого. Начало было феерическим, — губы были солёными и липкими от крови, но клоун этого не замечал. Он смотрел куда-то сквозь потолок, будто видел над головой бескрайнюю черноту космоса, — кульминация будоражила. Там была даже обнажёнка, мой дорогой. А закончилось всё… дурной шуткой. И это я не про дурацкий бородатый анекдот… Это было странное ощущение. Брюс одновременно понимал, о чём говорит шут, свернувшийся на соседнем сидении, а с другой стороны, это описание подходило почти ко всем их стычкам. К большинству из них — точно. И вот что было самым неожиданным — тихий тон Джокера сглаживал углы. Вместо злости и раздражения Брюсу так хотелось спросить: «Ну и как оно?» И пусть Уэйн давно уже не мог ответить на этот вопрос сам, но ему было любопытно узнать, что на это скажет раненный, сбросивший столько спеси и фарса клоун, который так профессионально портил ему жизнь. — Прошлое — такая бессмысленная вещь. Я всё забыл. Пуф — и нет ничего, но какого-то чёрта в голове кто-то менторским тоном читает стихи. И снова, и снова, и снова. И всё никак не может заткнуться! Ещё и жрать хочется… — Что за стихи? — Уэйн бросил озабоченный взгляд на клоуна, которого сотрясала мелкая дрожь. — Купить тебе хэппи-мил я не смогу. Но, может, если ты расскажешь о стихах, они перестанут тебя донимать. — Ты пошутил, — Джокер хмыкнул и медленно моргнул. — Хотя… Почему бы и нет, правда? — он утер кровь с губ рукавом и принялся декламировать. —Это было давно, очень, очень давно… Это было давно, это было давно, В королевстве приморской земли: Там жила и цвела та, что звалась всегда, Называлася Аннабель-Ли, Я любил, был любим, мы любили вдвоем, Только этим мы жить и могли. Оттого и случилось когда-то давно, В королевстве приморской земли, — С неба ветер повеял холодный из туч, Он повеял на Аннабель-Ли; И родные толпой многознатной сошлись И ее от меня унесли, Чтоб навеки ее положить в саркофаг, В королевстве приморской земли. Перед автомобилем взвизгнул шинами школьный автобус, а Уэйн лишь апатично отметил, что все вроде живы и желтобокий драндулет успел свернуть. Стихи задевали за живое. Марта любила книги, хоть у неё и было не слишком много времени на чтение. Отец уделял ей мало внимания, и она зачитывалась писателями, что творили в стиле романтизма. И сколько раз он слышал из её уст мрачные, подёрнутые пеленой таинственности стихи, которые в силу возраста не мог понять. Поджав губы, брюнет тряхнул головой, стараясь прогнать наваждение, в котором от мог связать воспоминания о матери с преступником, который попортил ему столько крови. Злость скрывает под собой тоску, пусть так, но Джокер просто не мог… не мог… — Половины такого блаженства узнать Серафимы в раю не могли, — Оттого и случилось (как ведомо всем В королевстве приморской земли), — Ветер ночью повеял холодный из туч И убил мою Аннабель-Ли. Но, любя, мы любили сильней и полней Тех, что старости бремя несли, — Тех, что мудростью нас превзошли, — И ни ангелы неба, ни демоны тьмы, Разлучить никогда не могли, Не могли разлучить мою душу с душой Обольстительной Аннабель-Ли. Клоун замолчал, и голова его упала на грудь. Дыхание, что аккомпанировало самой жизни, прервалось, утонуло в гуле машин. Брюс облизал пересохшие губы и набрал в грудь воздуха: — И всегда луч луны навевает мне сны О пленительной Аннабель-Ли: И зажжется ль звезда, вижу очи всегда Обольстительной Аннабель-Ли; И в мерцанье ночей я всё с ней, я всё с ней, С незабвенной — с невестой — с любовью моей — Рядом с ней распростёрт я вдали, В саркофаге приморской земли. Впереди маячила старая ограда бывшей психиатрической лечебницы. Вместо склизкой плёнки безысходности и горечи полуостров впервые для Брюса Уэйна замерцал маяком надежды в исполнение сокровенных желаний. В эгоистичном убеждении, что Джокер потерял сознание, Брюс кликнул на панель, чтобы настроить частоту спрятанной в транспорте рации с частотой Лечебницы Аркхем. — Слушаю, Мастер Брюс. — Альфред, сообщи мисс Айсли, чтобы открыла ворота. — Сэр… — И приготовьте операционный стол.***
— Это что ещё за @#$ня?! Айви можно было понять: в её обязанности Дочери Природы входило участие в биосоциальной чреде сообщества, в т.ч. консультации по медицинским ситуациям. Не всегда, однако, ей это приносило удовольствие. — Я ещё раз спрашиваю!.. — процедила Айсли, наблюдая, как Брюс Уэйн вынимает тело Джокера из салона. — Да ты что, не видишь?! Я маслину поймал! — клоун приоткрыл один глаз, но потом сразу его закрыл, поскольку Памела и Альфред — который, к сведению читателей, все еще вроде как был пленником — смотрели на него крайне осуждающе. — И вообще, что за наезды? Это был мой первый и последний раз в роли героя. Мерзотная работенка, скажу я вам. «Да прекрати ты трещать! Больно…» — Агата хныкала, свернувшись в клубок. Она проклинала Судьбу за то, что та не дала ей умереть спокойно и запихнула в этого мужчину, словесный понос которого не могли остановить ни тяжелый кулак Бэтмена, ни пуля в груди. Вот почему ей не досталось тело кого-нибудь богатого, знаменитого и не желающего терпеть боль. — Если у тебя есть пончик, то я замолчу… «Я — голос в твоей голове! У меня нет пончика!» — Тогда я… Пенниуорт, которого, видимо, беспокоило и душевное состояние пациента и непосредственного начальника, который тащил на себе безвольную, болтающую саму с собой тушку клоуна, резво нацепил на лицо Джокера маску с наркозом. Айви посмотрела на дворецкого с плохо скрываемой благодарностью. — Мастер Брюс, — пожилой мужчина максимально корректно выпроводил брюнета за дверь, — мы справимся сами. — Я могу… — Нет, вы не можете помочь, — Альфред многозначительно посмотрел на Брюса, вызывая у того стойкую ассоциирую с тем, как он в детстве покрасил гуашью белый персидский ковёр. — Уверен, что мисс Айсли компетентна и сможет мне ассистировать. К тому же, тут есть сертифицированный медицинский персонал. А вам, сэр, следует немного отдохнуть. Дверь захлопнулась, оставляя Уэйна наедине со своими мыслями. Ощущение нереальности происходящего уступило настоящей усталости. Его хотели убить. Нет, это конечно не в первый раз, но сейчас что-то было по-иному. Его разрывало напополам от едкой, иррациональной вины. И перед кем? Перед Джокером! Перед Джокером, который, кажется, не имел ничего против Брюса Уэйна. Который казался ему полезным и, судя по поведению психопата, приятным. Перед Джокером, на чьих руках кровь не только простых граждан, но и родных, близких Брюсу людей. Но за которых, будучи вне брони Бэтмена, Уэйн просто не мог предъявить. Перед Джокером, которого он так и не смог убить, даже когда Джейсон поставил ему ультиматум. Ноги несли его мимо столовой, где Пугало смеялся над историями из прокурорского прошлого Дэнта, мимо череды классов, где Загадочник, взгромоздившись на стол и изображая фараона, рассказывал притихшему классу о мумифицировании, мимо людей, что сновали там и тут, не обращая на мужчину никакого внимания. Здесь он никто. Без костюма — уже не Бэтмен, без толпы папарацци и денег — уже не миллионер с обложки Форбс. Так, простой человек. Которому чертовски больно и страшно. — Выглядишь, как мертвый опоссум, — Харли засунула телефон в карман и широко улыбнулась. — Но я жив. — И он тоже! Просто притворяется! — она захихикала в кулак и толкнула владельца монопольного гиганты бедром. — Не грусти. Мистер Джей терпеть не может постные мины. — Мне всегда казалось, — Брюс слегка нахмурился, — что ты должна переживать за своего клоунского бойфренда сильнее остальных. — А я и переживаю… Просто я пока ничем помочь не могу, а твой суровый дедуля выглядит как кто-то, кто может поставить на ноги даже парализованного, если посмотрит на него достаточно неодобрительно. И вообще, — девушка подергала себя за разноцветные хвостики, — мы с ним не пара… Жаль, конечно, но тупой Бэтмен мне всё испортил. Хотя, я не унываю! Мы всё равно самые лучшие друзья на свете! И даже Ай-Ай перестала на него натравливать свои банановые шкурки. — Банановые шкурки? — брови брюнета взлетели вверх. — О! Это же типичная классика! Ни один юморист не откажется от скольжения на банановой шкурке! Только мистеру Джею не понравилось падать лицом в пирог. — Надеюсь, что всё не закончилось травмами различной степени тяжести. — Да нет, что вы! Все живы! Слушая её звонкий, излишне веселый голос, Брюс всё никак не мог понять… — Не пойму, почему такая видная девушка, как ты, терпела Джокера и его совсем не джентльменское обращение, — Уэйн старался подбирать слова, чтобы не выдать свою слишком подозрительную осведомленность о том, как клоун метелил своего арлекина. — Джей козёл, гондон, засранец и мудак, — Харлин вдруг кувыркнулась, встала на руки и продолжила диалог вниз головой, — Но он мой козел, гондон, засранец и мудак. Не будь меня, он бы погряз в… ох, что-то я разболталась. К тому же, Робины же как-то терпят отвратительную летучую мышь, у которой одна извилина и словарный запас меньше тысячи слов. И как пусты все эти слова унылейшего морализатора, который вообще не понимает, как земля крутится. — Не думаю, что тут можно сравнивать… — не то, что бы Брюс был уязвлен. Хотя нет, он все-таки был уязвлен. — Думаешь? А по мне, так пацанам доставалось от действий Блэтмэна ничуть не меньше, чем мне от моего милого пудинга. Не даром они все так или иначе сбегают в закат. Один, правда, убежать не успел… Ни и шут с ним. Считать до десяти, чтобы успокоится — какой бред. Эта процедура лишь сильнее бесила, равно как и то, что заткнуть Квинзель рот он просто не мог, а девушка уже пустилась в пространные размышления на тему того, что Бэтмен настолько размазня, по словам Джокера, что не смог прикончит клоуна по просьбе своего ребенка (или кем там приходятся Робины Бэтмену? Двоюродными кузенами по материнской линии его золотой рыбки?). Хотя, что уж тут сказать, меланхолия и апатия действительно ушли на второй план, оставив яркий налёт гнева и желания сделать хоть что-то, чтобы отвлечься и не гонять по голове до безумия неприятные мысли. — Слушай, ты ведь правая рука Джокера, — голос звучал более чем спокойно, чем Уэйн гордился. — Разве у тебя нет неотложных дел? — Гробушки воробушки! — Харли стукнула себя по лбу и наконец приняла человеческое положение. — Конечно! Харви просил создать сайт для нашего нового сообщества, чтобы мы могли вести блог или отчитываться перед Киндер-Пингви за потраченные деньги! А то он утверждает, что колье, которое я купила позавчера, не является целевым использованием! А вот и нет! Я — лицо маркетинговой компании! А значит… чёрт, я опять отвлеклась! Хотя, эй, мистер голубые глазки, ты смыслишь в компьютерах? А то я больше пользователь, чем писатель кодов. — Ну, могу переустановить операционную систему… — Вот и славно! Тогда ты мне поможешь! — она схватила несопротивляющегося мужчину и потащила за собой. Брюс лишь подумал, что кажется ему придется звонить Барбаре.***
— Ещё кофе? — Да, спасибо, — Гордон даже не вздрогнул, когда длинная лиана поднесла ему чашку с бодрящим напитком. На лице матерого комиссара полиции застыло сложное выражение лица, которое могло служить иллюстрацией к опросам «Какого хера тут происходит?» и «Почему все так спокойны?» Полицейский вздохнул, пригубил просто восхитительный кофе, сваренный лично Памелой Айсли (пациент №66181). Его проводили в нечто похожее на зал совещаний. Раньше это место было комнатой отдыха для больных. Но теперь тут стоял большой стол, доска, кофейный аппарат и маленький кактус в центре стола, который застенчиво распустился маленьким, розовом цветком. Ах да, ещё в этом помещении, помимо Дэмиана, который и привез комиссара, Брюса Уэйна, что-то пишущего в блокноте с понями, и Альфреда, невозмутимо взирающего на всех людей без исключения, толпились: Харви Дэнт (пациент №87403), Виктор Фриз (пациент №68373), Джонатан Крэйн (пациент №61505) и, конечно, Харлин Квинзель (пациент №99312). Эти цифры рябили перед глазами раздражающим миражом и, казалось, что сам Гордон наконец-то съехал по фазе и теперь он один из типичных безумцев, что с лихвой населяют Готэм Сити. Хотя… мог ли он ручаться за свою адекватность? Вряд ли. Он же всё-таки работает с Бэтменом. — Вы нашли тех сволочей, кто подстрелил моего драгоценного мистера Джея? — блондинка перестала заглядывать в свой блокнот, который мучил Уэйн и нахмурилась. — Если да, то надеюсь, что вы посадите меня в тюрьму за хулиганство… прямо в их камеру! — она кровожадно оскалилась, а комиссар поспешил спрятать ухмылку в чашке. — Вы пока не совершили ничего противозаконного. — Ах так! Смотрите! — она достала молот и под нервный тик Джеймса ударила по кактусу. — Самуэль Вартингтон второй! НЕТ! — Памела заломила руки, сгребла в охапку останки растения и вылетела наружу. За ней, выкрикивая извинения, ускакала и Харли. — Цирк какой-то, — Двуликий поморщился. Даже если Квинзель и считалась правой рукой Джокера, то управление Амьюзом всё равно свалилось на него и уже за первый день этого беспредела он мечтал о годичном отпуске где-нибудь на лазурных островах. — Комиссар, расскажите нам пожалуйста о покушении. На Джокера нам, конечно, глубоко… а, не важно. А вот Мистер Уэйн должен был стать нашим спонсором, так что это событие становится глубоко личным не только для родственников нашего гостя, но и для всех нас. — Ты у них спонсор? — Гордон бросил усталый взгляд на Брюса, который лишь пожал плечами. — Я у них ещё и пленник, на пол ставки. Заложник с привилегиями. — Почему ты не вызвал полицию? — Ну, вот ты здесь… И что ты сделаешь? Начальник группы специального реагирования окинул взглядом собравшихся, оценил тактичность Антонио Диего (пациент №93497), который аккуратно просочился в приоткрытую дверь и умостился в уголочке, перевел взгляд на кобуру с обычным табельным оружием и тяжело вздохнул: — Полагаю, что я должен буду рассказать наиболее подробную информацию о том, что нам удалось обнаружить. Увы, обнаружить пока удалось не много, — мужчина поправил очки, а Альфред как бы невзначай подтолкнул к нему тарелочку с печеньем. — Во-первых, Дэмиан — смышленый у вас парнишка, мистер Уэйн — правильно предположил, что сделать это мог только уникально обученный наёмник. Он не оставил следов, действовал наверняка и единственная зацепка, которая у нас есть, это возможные изображения с камер наблюдения и фотографии в сети. По факту, мы не можем отследить вертолет, потому что тот ушел на сверхмалой высоте, но, есть вероятность, что его, летящим в плотную к жилым постройкам, стали бы фотографировать или снимать. Но, как ни крути, таких люди, как наш убийца — единицы. Именно из этого вытекает наше «во-вторых». Во-вторых, позволить себе такого наемника может далеко не каждый. Так что мы отметаем любые мелкие организации или конкурентов. Остается либо мафия, либо Освальд Кобблпот. Первой вы перешли дорогу очень сильно, но некоторые картели сохранились и у того же Кармайна Фальконе вполне могли быть деньги на такого убийцу. У господина Кобблпота давняя конкуренция с Уэйн Интерпрайзис, так что… — Вы никогда ничего не докажете, мистер Гордон, — Пингвин распахнул дверь и, постукивая тростью, проследовал к своему месту. Он был до сих пор уверен, что опаздывать — это модно, так что бессовестно пользовался сим утверждением. — Да, я мог хотеть прикончить кое-кого, только это отнюдь не мистер Уэйн, а один зеленоволосый, бестактный, инфантильный и неуравновешенный тип, который за моей спиной заключил сделку с этим… этим… этим… прекрасным бизнесменом и отличным деловым партнером, — Брюс и Освальд обменялись дежурными, полными яда корпоративными улыбками. — Но, так как я узнал о том, что Джокер ушел в самоволку только сегодня, то вряд ли я мог устроить покушение. — Но я должен проверить… — Да-да, конечно. Вы можете пообщаться с моим адвокатом, который предоставит вам данные по звонкам, моё алиби и всё тому подобное, — он махнул пухлой ладошкой, обтянутой белой шелковой перчаткой. — Как по мне, так стоит потрясти этого Кармайна. Правда, ваши люди, драгоценный комиссар, вряд ли хоть на сто метров смогут подобраться к этому стервятнику. Придется мне немного похлопотать, ради нашей доблестной полиции. Комиссар хоть и славился тем, что был единственным почти полностью чистым копом в городе, но отказываться от помощи было бы глупо. Даже если эта помощь исходила от не самого благонадежного человека в городе. — Что-то не сходится, — Дэмиан оторвался от телефона, на котором что-то остервенело печатал. — Слишком уж хорошо ложатся улики на мафию: инвестиции в наши проекты, паленый договор с УИ и сразу же смерть отца, что автоматически делало бы Фальконе техническим владельцем целой кучи наших заводов. — Согласен, — Брюс стал со стула, посылая сыну сдержанную одобрительную улыбку. — Кармайн хоть и падальщик, но далеко не дурак. Он не проверил договор после подписания, он не удостоверился в том, что всё прошло как надо, а потом ещё и якобы устроил такое вот покушение «в лоб». Чтобы всё кричало о том, что это сделал кто-то влиятельный, богатый и со связями! О нет, это не в его стиле. Скорее, он бы подослал шпиона, который столкнул бы меня с лестницы или отравил бы виски. Что-то тут не так… Должен быть кто-то ещё. — Па, я связался с Диком. Попросил помочь и вот что он отыскал, — мальчик толкнул телефон, который прокатился по столешнице, оказался в руке у старшего Уэйна. Брюс, стоило ему только увидеть то, что было на экране, бессильно скрипнул зубами. У кого-то была инициатива «Мстители», а к кого-то под боком когда-то развернул своё шапито Отряд Самоубийц. Естественно, когда данные об этом всплыли, правительство со скоростью света свернуло проект, снеся пару голов в Агентстве. Правда, весь этот государственный бугурт* почти магическим образом не коснулся Аманды Уоллер, которая, похоже, потеряв поводок от Бэтмена, решила убрать с шахматной доски летучую мышь. Хотя, теперьвсё более-менее сходилось. И уникальное оружие, и беспрецедентная точность, и вертолет без опознавательных знаков. Жаль, что в случае того, если это предположение окажется правдой, комиссар никак не сможет им помочь. С экрана на Уэйна смотрел мрачный и явно не довольный происходящим Флойд Лоутон: — Молодец, Дэмиан. Ты… Погоди. Ты что, рассказал Ричарду о том, что тут происходит? — Ну да. А что? Брюс бессильно застонал и схватился за голову.***
“ — Состояние стабильно тяжелое. Его анализы — мешанина отклонений от норм разного рода и качества. То, что будет твориться с его организмом — предсказать почти невозможно. Он без сознания. Либо к утру показатели улучшатся, либо он умрет от многообразия вынужденно применённых лекарств. — Зачем ты говоришь мне это? — Потому что вы бы не спросили, даже если бы действительно хотели узнать о том, как прошла операция, сэр.» Альфред выглядел уставшим, когда выходил из операционной. Возраст брал своё, но мужчина нашел в себе силы поприсутствовать на общем собрании и даже проводил комиссара Гордона, который с интересом наблюдал за людьми вокруг. И это вызывало довольно странный контраст живого, хоть и не совсем нормального города, с Готемом, где чаще всего полицейский видел лишь обтянутое в посеревшую от изнурительной работы кожу ноющее равнодушие. Ощущение было таким, будто инфантилизм, неординарность и свобода самопровозглашенных правителей этого места передавалась людям. Они будто бы легче относились и к труду, и к отдыху. Были в этом месте и дети, что с непередаваемой непосредственностью поливали клумбы, кормили урчащую гигантскую мухоловку и рисовали во дворе вместе с учительницей, которая мастерски умудрялась передавать красоту заката мелками на серой плитке. Эти люди пришли сюда по доброй воле и, чтобы там не говорили СМИ, разве это не повод для власть имущих, оторванных от реального мира, понять, что они делают не так? Как только машина комиссара скрылась за поворотом, Пенниуорт ссутулился, поводя плечами. Усталость накрыла его девятым валом и Брюс, невзирая на протесты, вызвался проводить дворецкого до его комнаты, которая, как и «апартаменты» Уэйна, когда-то была камерой особого назначения. На обратном пути ноги сами принесли задумчивого миллионера к палатам интенсивной терапии. Медсестры, что сновали туда-сюда, несмотря на позднее время, не обращали на него никакого внимания. Одна сердобольная девушка всучила брюнету белый халат и попросила не задерживаться внутри слишком долго. Спрашивать о том, к кому пришел самый завидный холостяк она не стала хотя бы потому, что в реанимации был всего один, крайне уникальный пациент. Дверь скрипнула, нарушая мерное пищание приборов. Джокер лежал на кипенных простынях, чуть ли не сливаясь с ними цветом кожи. И только яркая шевелюра резко контрастировала со всей этой больничной стерильностью. Зачем он здесь? Брюс вряд ли мог ответить на этот вопрос. Единственное, что отрицать было бы глупо, так это то, что он знает этого паяца так долго, что не прийти сюда было бы кощунством. Злейший враг Бэтмена, убийца и дебошир, похититель и спаситель влиятельного бизнесмена — каким-то образом в этом обманчиво хрупком теле умещались все эти понятия. Их история — крещендо непрекращающегося абьюза, с правдой, кардинально отличающейся для обеих сторон. А сейчас всё стало ещё сложнее, потому что в воздухе висел самый главный, самый неоднозначный вопрос: А была ли ненависть? Да, Уэйн мог четко назвать все те поступки, за которые клоуна можно было ненавидеть. И всё-таки, он ведь не родился чудовищем. Он был ребенком, лежащим в колыбельке, который был далёк от грязи мира, но потом что-то случилось. Что-то непреодолимо страшное. «От безумия нас отделяет всего один неудачный день». — Ты так и не рассказал, что это был за день. А может и рассказал. Я не услышал. Брюс подошел ближе, касаясь пальцами хрустящих, накрахмаленных простыней. Они не слышали друг друга, хоть и говорили на одном, самом страшном, самом социально-неприемлемом языке — языке насилия. Хуже всего, что в этом вечном противостоянии они забыли самую главную вещь: насилие порождает насилие. Сражаясь, как архетипы чего-то высшего, примерив на себя роли богов, они перестали быть людьми. Джокер ушел, забрав с собой огромный костяк преступников. Джокер ушел, пытаясь разорвать порочный круг взаимозависимости, оставив Бэтмена не у дел, а потом оказался на больничной койке. В итоге, они остались каким-то больным отражением всей человеческой истории, в которой люди топят в крови себе подобных, плюнув с высокой колокольни на самое сильное оружие — слово. Слово, которое они и по сей день используют не по назначению. — Ты не можешь умереть, Джокер. Ты обещал, что наше противостояние будет вечным, а ты ведь человек слова. В голове было пусто, словно он провел много дней в медитации. Да, он оказался тут не случайно, потому что случайностей нет и быть их не может. Он тут, потому что такой же сумасшедший, как и все эти злодеи. Пусть и его недуг проявляется совершенно в другом направлении, это не отменяет диагноза, которое он почти готов был поставить себе сам. — Борись. У нас есть о чем поговорить. Давно было, но сейчас… я постараюсь выслушать тебя без защиты своей маски. Он не готов был простить человека, которой лежал на белых простынях. Он готов был дать шанс тому, кем тот был до всего этого. — Досадно, но я рад, что ты меня сейчас не слышишь. У тебя ведь всегда есть другая история, рассказанная тобой самим. Тяжело вздохнув, Брюс Уэйн осторожно закрыл за собой дверь.