Часть 12. Пятизвездочное рабство.
— Это недопустимо! Он должен был избежать скандала, — Аманда Уоллер швырнула трубку и недовольно застонала. Вечер сгущался за окном, словно крепкий американо, только отдавал он не бодрящим ароматом, а запахом затхлости и разложения. Дэдшот её разочаровал, хотя, она и сама прекрасно понимала, что, если хочешь сделать что-то хорошо — нужно делать всё самой. Проблема, правда, была не только в наемнике, который обосрался в том единственном, в чем он был хорош — в поражении заданной мишени, но ещё и в том, что... Дверь с треском распахнулась, впуская внутрь мужчину, чьи сапоги гулко стучали по плитке: — Что это было? — Красный Колпак держал начальницу Агентства на мушке, совершенно не обращая внимания на то, что её кабинет просматривался со всех сторон камерами, и, стоит только женщине подать знак, как киллера самого превратят в решето. — Невежливо входить без стука, — Аманда откинулась на спинку кресла. Пришельца она совершенно не боялась. — К тому же, я не понимаю, что ты имеешь ввиду. — Уэйн. На него было совершено покушение. И только посмейте сказать, что Лоутон это не ваш человек. — А с чего бы тебе так беспокоится за какого-то миллиардера, — Уоллер брезгливо поморщилась, глядя на гостя. Ей доставляло удовольствие наблюдать, как закипает этот мышиный выкормыш. — К тому же, никто не собирался его убивать. Дэдшот же не промахивается, как ты помнишь. — Он бы попал, если бы не... — О, так значит ты в курсе всего. Тогда зачем ты вломился в мой кабинет? Брюс Уэйн связался с клоуном. Он теперь такой же преступник, как и остальные. Да и мой человек не хотел его убивать. Так, припугнуть. Наставить, сказать на путь истинный. А вот ты, — она поднялась на ноги, зажигая сигару, — не оправдываешь возложенные на тебя ожидания. Джокер ещё жив. — Я над этим работаю! Вы же лишь привлекаете внимание жертвами среди гражданского населения. — Кого волнуют жертвы, мой сентиментальный убийца? — наёмник сжал кулаки, стараясь держать себя в руках и не прикончить главу Агентства на месте. — Шут должен умереть. И если тебе так уж хочется поиграть в героя, то можешь быть уверен в том, что от смерти этого чудовища выиграют все. А так... пока что Флойд преуспел в этом лучше тебя. — Лоутон лишь возвысил его в глазах психов, в том числе и Брюса! — Колпак всё-таки выстрелил. В одну из камер, за спиной Уоллер. Система, испытав триггер от не случившегося покушения на хозяйку кабинета, не среагировала, приняв удар от пули на себя. — Просто убить цель... этого мало. Надо раздавить его. Уничтожить! — голос по ту сторону прозрачно-красного барьера казался шипящим и бурлящим опасностью. Но Аманда Уоллер и бровью не повела. — Ты, как я вижу, не так хорошо знаешь его, чтобы так вот легко можно было этого человека запугать. — Делай. Свою. Работу, — она выделяла каждое слово, выдохнув клубы дыма в лицо наемнику. — И оставь мне делать свою. Ты здесь с определенной целью, и будь добр, оставь свои рассуждения при себе. — Вы видно забываете, что я здесь лишь потому, что мне интересно. А вот если вы будете продолжать в таком же тоне, то я предпочту отойти в сторону и наблюдать, как Агентство облажается. А в том, что это произойдет — я не сомневаюсь, — мужчина убрал пушку и сложил руки на груди. Желание вышвырнуть собеседницу в окно голыми руками нарастало с каждой секундой. — У вас нет рычагов давления на меня, мисс Уоллер. — Ну что ж... Я тебя не держу, — начальница Агентства подошла вплотную к ряженому преступнику. — Правда, мне всегда казалось, что несмотря на крайне натянутые отношения с папочкой, мистер Тодд, — мужчина шумно выдохнул и подавил в себе порыв отступить от собеседницы, — вы всё-таки испытываете некие сентиментальные чувства как минимум к престарелому дворецкому и мистеру Грэйсону. В любом случае, кто знает, что с ними будет, если Агентство, как вы выразились, облажается. Кто знает...***
Кухня, по мнению Альфреда, всегда являлась сердцем любого здания. Еда собирала людей вместе, могла примирить поссорившихся возлюбленных, скрасить одиночество или вдохновить на новые свершения. Именно поэтому дворецкий даже во времена бурной молодости не брезговал вставать за плиту. Сейчас, когда завтрак подошёл к концу и люди начали разбредаться по своим делам, он как-то тоскливо созерцал едва тронутую тарелку своего начальника. Брюс Уэйн терпеть не мог оставаться в стороне. А Люциус, совершенно не боясь гнева начальника, практически в приказном тоне заявил, что пока появляться в компании Уэйну не стоит. Что старшему, что младшему. Как ни странно, но место, в котором они технически были заложниками, оказалось самым безопасным во всем городе. Естественно, такое положение вещей Брюса не устраивало. Тот слишком привык всё решать сам. С помощью Бэтмена или без него, но всё-таки своими силами. За этими пресно-тоскливыми мыслями старший потомок Уэйнов не мог утолить свой подавленный голод. Просто потому, что он чувствовался слабо. — Эм, мистер Пенниуорт. Голос за спиной застал пожилого мужчину врасплох. Он резко развернулся, встречаясь взглядом с Виктором Фризом, который, даже в своём костюме, источал странную смесь неуверенности, надежды и решимости. Непривычное сочетание для человека, который порой гонял Летучую Мышь по всему городу. — Я могу вам чем-то помочь? — Всенепременно. Я, эм, я хотел сказать, что вы неожиданно ловко орудуете скальпелем, для человека своего возраста и положения. Это странно. — Полагаю, для того, кто прожил в Готэме так долго, как мы, странности становятся нормой, не так ли? Порой, выглядывая в окно, я задаюсь вопросом, какой костюм подойдет к очередной вакханалии на многострадальных улицах нашего славного города? Как ни прискорбно, чаще всего они имеют зелёно-фиолетовые оттенки. Чудовищно не гармоничные. Подобрать к такому сочетанию галстук — смерти подобно. А мистер Уэйн, в свою бытность, молодым и необузданным часто попадал в неприятности. Вот мне и пришлось заменить Достоевского на справочник по медицине. — Ну, по мрачности картинки они не слишком отличаются. И всё же... Вы чудовищно профессионально заштопали клоуна. Думаю... Между операциями на внутренних органах и перевязкой синяков у буйного миллиардера — это разные вещи. — У всех у нас есть бурное прошлое, мистер Фриз. Копаться в нём — дело неблагодарное. Правда, я думаю, что вас интересует нечто большее, чем история моей жизни. Вы не просто так вступили в Альянс Амьюза... — Верно, — с кивком вздохнул криоучёный. — Вам известна история с моей женой? — И вы хотите... — Да, — судорожно выдохнул Виктор. — Клоун, как ни странно, сдержал слово: подобрал лучших диагностов, они провели предоперационное лечение, но сказали, что без сердца все силы просто уйдут впустую. Донора мы тоже нашли, и я не хочу раскрывать все тёмные подробности, это дело запутанное, а сейчас нужно держать голову холодной, - мистер Фриз нервно усмехнулся. — Чёрт, Джокер имеет на меня дурное влияние... — И тем не менее, — настоял Альфред. — Тем не менее, на этих днях он обещал, что достанет лучшего хирурга, мастера своего дела. Я наглядно убедился в ваших навыках, мистер Пенниуорт. Прошу, помогите Норе. — Хм, считаете, что мне можно доверять? — вскинул бровь Альфред. — Смею напомнить, что мы всё ещё являемся вашими пленниками. Думаю, если бы была инструкция для похитителей, то в ней бы была особая памятка о том, что давать в руки заложнику козырь против себя — дурная затея. Фриз усмехнулся, наблюдая с долей иронии за тем, как ловко пожилой мужчина справлялся с нарезкой овощей. Дворецкий Уэйна обладал особой аурой: с одной стороны, он казался абсолютно безобидным, домашним и понимающим, но в глубине серых, будто рисунок выцветшего палароидного снимка, глаз таилось что-то тёмное, острое, как клинок из дамасской стали. Виктор чувствовал, что за спиной у этого сухопарого мужчины историй и трагедий ничуть не меньше, чем за спиной у каждого героя или злодея в этом гниющем изнутри городе. — Я не доверяю вам, — Фриз прислонился к тумбе, — но я вижу, что выхода у нас… кхм, у меня нет. — Ах, любовь — Пенниуорт как-то грустно улыбнулся, вспоминая дни своей далёкой юности. — Она всегда имела особую власть, не так ли? Проводите меня к вашей супруге? — Конечно, — в глазах Виктора блеснул яркий огонёк надежды. — Надеюсь, наши повара будут следовать вашим рекомендациям. — Ну, — Альфред тоскливо посмотрел на недоеденный ужин, — в ином случае я подам письменную жалобу мистеру Джокеру, как только он придёт в себя. Я уверен, что он мастер воспитательных работ. — Вы и правда умеете быть убедительным, — Виктор уважительно качнул головой. — Когда ты воспитываешь взбалмошного наследника богатейшей семьи в городе, то порой приходится быть строгим и крайне убедительным. Брюс зачастую был абсолютно несносен: отказывался пить полуденный чай. Они шагали по длинным коридорам бывшей лечебницы. Удивительно, как быстро рабочие превратили старые, облезлые стены во что-то мало-мальски приемлемое. Теперь медицинское крыло пахло не пылью и затхлостью, а лекарством и свежей побелкой. В архиве, куда засунули дела бывших и нынешних пациентов, было темно, а кипы папок выглядели настоящими атлантами, подирающими свод небес. Убив на поиски нужного дела минут десять, Альфред углубился в чтение. Конечно, случай был тяжёлым, но, судя по записям, Виктор делал всё, чтобы помочь возлюбленной и облегчить её страдания. — Одного не пойму, — хоть Пенниуорт и отличался чопорностью и британской тактичностью, он не мог не задать этот вопрос. И пусть его сочтут невежей, — как такой человек, как вы, со столь огромным потенциалом, ступили на тропу разбоя? — Жизнь не спрашивает нас, чего мы хотим, — Фриз осторожно взял из папки фотографию Норы и поднёс её к лицу. — Просто, чтобы спасти её, у меня не было ни сил, ни средств. Пришлось прибегнуть к альтернативным, отнюдь не радужным вариантам. Уверен, вам это тоже знакомо. Альфред прикрыл глаза, прекрасно осознавая правоту мужчины. Ради счастья Брюса и мальчишек он был готов пойти на многое. Понадобилось бы — он сам нацепил на себя костюм клоуна, лишь бы у его приёмного ребёнка, потерявшего почву под ногами, была цель. К счастью или к сожалению, мир и без вмешательства Пенниуорта кишел разношёрстной, пёстрой гаммой самых разных фриков. Мужчина вздохнул и повернулся к Виктору: — Мне нужно подготовиться к операции. Думаю, через пару часов мы сможем начать.***
Дэмиан сидел под раскидистой ивой, укутавшись в безразмерную отцовскую толстовку, и читал бесконечные отчёты за последний финансовый квартал. Отрывая взгляд от вереницы цифр, мальчик посмотрел на старое здание лечебницы. Порой оно казалось ему старше самого города. Казалось, будто оно было той самой точкой массы, вокруг которой всё и вращалось. Вся эта супергеройская тема, равно как и суперзлодейская, — да простит его дедушка, — была чужда младшему Уэйну. Он чувствовал себя не в своей тарелке, будто бы безуспешно, раз за разом пытался втиснуться в узкий мирок своего отца. И умом-то Дэмиан понимал, насколько он жалок в попытках понравиться, стать нужным своему родителю, который, как избалованный ребёнок, игрался в Готеме, словно в песочнице, что ему порой становилось тошно от самого себя. И как выяснилось, не он один готов был рвать и метать, осознавая собственную слабость. — Человеку нужен человек, как арахисовому маслу нужен джем на тосте, — Джокер в ребяческом порыве рисовал на дверце ламборджини гвоздем свои логотипы. — А ты, шкет, явно страдаешь от нехватки любви. Ну, знаешь, это я не о бабочках в животе и дергание девочек за всякое. Это я о твоей беготне по городу в балерунском трико. Ты как трудный подросток, что рядится в косуху и демонстративно бухает, ширяется и устраивает дебоши, лишь бы занятой папочка обратил на болезного внимание. — Ага, — Дэмиан поднял голову, провожая бегущие по небу барашки облаков, — Только ты будто себя описал. Наверное, его инстинкт самосохранения исчез в мгновение, когда он только начал соображать, кто он такой и что от него хотят. Участи хуже, чем быть частью семейства, где у тебя дед и мать Демоны, а биологический отец и вовсе Летучая мышь...не придумаешь. Мальчик отдавал себе отчёт в том, что он сделал, кому он это сказал, и главное — что именно может этот кто-то сделать, если… Смех Джокера был похож на лай дворовой псины, охрипшей от вечных перепалок с домашними напомаженными болонками. Он запрокинул голову, смахивая с глаз несуществующие слёзы: — Ну, знаешь, — подмигнул он своему юному собеседнику. В глубине кислотно-зелёных глаз съёжилось что-то болезненно-злое, — всем нужно внимание летучей мышки. Правда, в отличие от тебя, я гораздо изобретательнее и не стеснён в средствах. — Эй! Привет! Я говорю — ПРИВЕТ! Дэмиан вздрогнул, вырвался из собственных, не слишком-то радостных мыслей, и воззрился на Харли, которая стояла перед ним на руках. Её разноцветные хвостики практически подметали газон, хотя клоунесса не слишком обращала на это внимание. — Почему ты молчишь? Ты онемел? Ты болен? Ты буддистский монах и дал обет молчания? — Определённо последнее, — буркнул мальчик, без энтузиазма разглядывая широкую улыбку незваной собеседницы. — Ты что-то хотела? — Ну как же? Я — преступница, ты — заложник. Так что ты должен выполнять всё, что я скажу! Например, сейчас мне дико скучно. Что ты читаешь? — она сунула нос в бумаги и недовольно скривилась. — Фу. Ну что это такое? Куча чисел и ни одной картинки?! Я думала, что дети должны любить всё яркое и необычное. — Ага… Если верить твоим словам, то каждый ребёнок в Готеме без ума от Джокера. Но, я тебя уверяю, младенцы ходят под себя при упоминании твоего Пудинга. — У тебя что, тоже мокрые шатнишки? А то вы частенько болтали с мистером Джеем. Или ты в памперсе? Мальчик закатил глаза, явно не желая отвечать на этот выпад, хотя, видимо, Харли и не требовала ответа. Она хихикала и болтала в воздухе ногами, хитро поглядывая на отпрыска Уэйна. Что странно, но делала она это абсолютно беззлобно. Дэмиан читал её досье, но никак не мог определится с тем, кто же такая Харлин Квинзель: поехавшая дурочка, зависимая от Джокера, или очень продуманная и эгоистичная дама, которая умет манипулировать людьми. Одно он знал точно — по уровню озлобленности на мир она и рядом не стояла даже с Харви Дентом. — В общем так, серьезный парень, — на плюхнулась на землю и подергала фыркающего мальчика за щеку, — ты пойдешь со мной к Айви. Уверена, что ты ей понравишься. Она, как и ты, порой стра-а-а-ашная зануда! Оп, — она одним движением выдернула из рук младшего Уэйна документы. — Это я беру в заложники! — Ладно, — Дэмиан тяжело вздохнул и поднялся на ноги, отряхивая штаны. — Ты даже не представляешь, сколько людей зависит от этих бумажек. — Странно, а мне кажется, что сейчас от них зависит только один мрачный и вреднючий шкет! — Хорли бросилась бежать, размахивая отчетами. Дэмиан поджал губы, взвесил все за и против, а потом сорвался с места, догоняя клоунессу. Он успокаивал себя тем, что подобное ребячество необходимо для того, чтобы вернуть документы, являющиеся, по сути, коммерческой тайной компании. Таким образом они донесли до оранжереи, смеясь и дурачась. Харли с воплем «и-и-ха» стучала каблуками по каменным дорожкам, помахивая бумагами. Как вдруг, в аппетитным чавком огромная тыква хряпнула документацию, оставляя девушку стоять на месте с мокрой от слюны рукой. — Какого? — Дэмиан чуть не шлепнулся на пятую точку от такого поворота событий. — А, вы уже здесь, — Айви вышла из-за поворота. В руках у нее были огромные ножницы. — Ну наконец-то! А то мне срочно нужна помощь. Мои тыковки, кажется, выросли чуть больше, непослушнее и кровожаднее, чем я планировала. — Вы уж извините… — младший Уэйн хищно улыбнулся и закатал рукава, — но этому маскоту Хэллоуина хана.***
Брюс стоял на балконе, сжимая в ладонях чашку с обжигающе горячим кофе. Внизу, на поляне перед главным корпусом, Харли Квинн тормошил а Дэмиана. Впору бы испугаться за мальчишку, но Уэйн прекрасно знал, что его отпрыск может дать сдачи в случае чего. Мужчина вздохнул, наблюдая за кульбитами подружки Джокера, и внутри у него разливалось странное, не слишком приятно чувство холодной ненависти к самому себе. Раньше ему казалось, чтобы быть родителем, это значит предоставить ребенку правильные условия для жизни, заплатить за учёбу, помочь найти престижную работу. По крайней мере именно у своего отца он посмотрел такую модель поведения. Всегда Брюс считал себя сильным и самодостаточным, добиваясь всего лишь упорством и стремлением. Но, за последние месяцы, привычный уклад вещей качнулся, словно маятник, заскрипел и дал трещину, грозя обвалиться на голову несчастному наследнику Томаса Уэйна. И всё ведь началось задолго до того, как его ребёнок вступился за психопата, предпочтя его компанию компании Бэтмена. Просто самообман не давал ему увидеть ту гнильцу, которой пропахла вся его жизнь. Вот что забавно, он всегда считал себя неотделимым от Мстителя в маске: будь то дома или на работе. Брюс Уэйн был лишь прикрытием и только в броне он мог дышать полной грудью, свято веря, что он делает нечто очень важное. И, если задуматься, то тревожные звоночки уже были. Они скрывались увеличенной дозе антидепрессантов Альфреда, в том радостном облегчении с которым Дик покинул особняк, ну и, конечно же в том, что Дэмиан был создан не просто ребёнком, а средством воздействия на пресловутого Тёмного Рыцаря. Что-то не сходилось. Что-то совершенно точно было не так. Правда понять это нужно было раньше. Сильно раньше. Может быть тогда и с Джейсоном не случилось бы всего того, что… Брюс тяжело вздохнул, провожая бегущую к оранжерее парочку. Смотреть, как рассыпается привычный уклад вещей — всегда тяжело. А осознать то, чтобы причиной этому стало изменение со стороны человека, которого Уэйн считал чуть ли не самым ярым поклонником Бэтмена — в разы тяжелее. Брюс скрипнул зубами понимая, что все его мысли опять свелись к пресловутом у клоуну, которого он мечтал бы вычеркнуть из своей жизни, но сука Судьба сталкивала их лбами снова и снова, будто наслаждаясь этой агонией. Из тяжелых дум его вырвало тихое покашливание. — Сегодня чудесный день, не так ли? — голос Харви был одновременно вкрадчивым и сухим. — Надеюсь вам не скучно у нас в гостях. — Я не гость, а пленник. Но да, мне совершенно не скучно. — O, вы уже оценили нашего аниматора? — Дент прищурился и пристроился рядом с собеседником. — Он на выдумку горазд. Правда иногда мне чертовски хочется поскучать. Думаю, вам тоже хочется покоя и чаще спать по ночам. Брюс нервно сглотнул, слишком хорошо понимая, куда ведёт бывший прокурор. Харви был одним из тех людей, кто был более чем в курсе, кто скрывается под маской Бэтмена. Он знал это, но предпочитал помалкивать. Двуликий не был хорошим, но и плохим он тоже не был. Он был просто человеком, который побывал на обеих сторонах и выбрал серую полоску подпольного бизнеса и довольно частых зависаний в психиатрической лечебнице. Ну а кто, собственно, не псих, из тех, кто воспринимает игры с Летучей Мышью всерьёз? — Не понимаю к чему вы клоните? — он готов был отыгрывать богатого идиота до конца, хотя бы потому, что из всех «правителей» бывший лечебницы он собственноручно запихнул в Аркхэм больше половины и вряд ли кто-то из них не захочет отомстить ему. — К тому, что нам стоит прогуляться, — Харви кивком головы попросил следовать за ним. Они шагали по чистеньким, только что отреставрированным коридорам, минуя медицинский корпус, остро пахнущий хлоркой и химией, жилые комнаты, и рабочую зону, бюрократическим отделом которой заправляли бухгалтеры, экономисты и адвокаты, присланные Пингвином. Те, скаля окровавленные пасти, капая розовой пеной отбивали жалки кусок суши у государственных стервятников, что строчили апелляцию за апелляцией. Харви, не обращая внимания на снующих туда-сюда людей, занырнул в Западное крыло, остро пахнущее сыростью, пылью и старостью. Он безошибочно выцепил глазами шаткую лестницу, ведущую по строительным лесам прямо к одной из разрушенных башен. Это было знаковое место. Для них обоих. Около года назад, когда мир казался до тошнотворности стабильным: Джокер устраивал вакханалии на улицах города, Пингвин вынашивал грандиозные планы по свержению Уэйн Интнрпрайзис с Готемского олимпа, а комиссар Гордон дома и, отключив телефон, пытался провести выходной в тишине и спокойствии. Бэтмену и Двуликому в первый час ночи откровенно не спалось. Сейчас Брюс уже и не помнил, что привело их к тому бою, когда, удирая т него на вертолёте, Харви не справился с управлением. Винтокрылая птица, плюнув на все команды пилота, дала крен, и, к ужасу Уэйна, начала заваливаться носом в сторону острова Нероуз… Она летела прямо на Лечебницу, оставляя за собой след из смрадного дыма, грозясь вписаться прямиком в главный корпус, разрушив его и погребя под завалами большую часть персонала и пациентов. Тогда Брюс, не задумываясь, направил Бэт-Крыло к вертушке и пытаясь столкнуть механического монстра с траектории полета. Хотя, несмотря на его старания, вертолёт все-таки задел одну из башен старого здания, удивило Бэтмена совсем другое. Сидящий за штурвалом Харви даже и не думал выпрыгивать из дымящейся кабины. Двуликий с убийственной сосредоточенностью пытался отвести вертолёт в сторону от больницы. Я не понятно было, что его сподвигло на этот поступок. В человеколюбие бывшего прокурора верилось с трудом. В конечном итоге, Бэтмену пришлось катапультироваться самому и крюком вытаскивать Дента из горящей вертушки, чтобы тот не встретился с землей в груде покореженного металла. Они стояли недалеко от хозяйственного корпуса, завороженно наблюдая за тем, как обваливается от удара каменная кладка, а на кромке леса, пропахивая борозду и раскидывая сломанными лопастями дёрн, взорвались оба летательных аппарата. Огонь взметнулся ярким заревом, выбрасывая в суровые, закутанные в свинцовые тучи небеса скопы искр. Двуликий не пытался бежать. Он даже не достал пистолет, который был пристёгнут к наплечной кобуре. Они просто смотрели, как бушует стихия —Иди уже, Летучая мышь. Тебе здесь больше делать нечего, — проговорил Дент хриплым от усталости голосом. – В Аркхем ты меня уже доставил, транспорта лишил, так что никуда я не денусь. И в тот момент Брюсу вдруг показалось, что он видит перед собой не одного из боссов преступного мира, железной рукой управляющего остатками старой Мафии и новыми картелями, а уставшего от жизни окружного прокурора, ратующего за самые дерзкие и действенные методы борьбы с преступностью. Когда-то Брюс Уэйн был другом этого человека. — Не стой столбом, — мужчина поправил пропахший порохом костюм, — а то и тебя загребут в этот клоповник. На горизонте послышался вой полицейских сирен, а Тёмный Рыцарь не нашёл ничего лучшего, как застегнуть на жилистых запястьях Двуликого браслеты и скрыться во мраке. Они остановились около одного из обрушенных пролётов, в тишине наблюдая за тем, как ночь вытесняет собой суетный вечерний гомон. Закат отгорал, оставляя после себя только пронизывающую прохладу. Харви молчал, и Брюс тоже не мог вымолвить ни слова. — Что ты видишь? – Дент видимо без посторонних глаз легко перешёл на «ты». Внизу на подъезде к бывшей лечебнице толпились люди. Все они радовались окончанию рабочего дня и прогуливались по территории или просто занимались своими делами. В воздухе качалась расслабленная истома. — Людей, — Брюс прикрыл на мгновение глаза, впитывая в себя это спокойствие. Сердце, что до этого колотилось как бешенное, сбавило темп. — Да… — Харви шумно выдохнул. – Слушай, давай на чистоту: я понятия не имею, чем руководствовался клоун, когда притащил тебя сюда, но мы ведь деловые люди… — Я не понимаю, — нахмурился Брюс. — Хорошо, скажу прямо, — поджал губы бывший прокурор. – Мне не нравится то, что ты здесь. И тем более, в качестве кого ты здесь. Посмотри! – он махнул рукой, будто стараясь обнять весь Амьюз. – Это наше детище! Место отвоёванное такими фриками, как Ай, я или Джокер с этой, как её, Агатой в воспалённых мозгах. Но несмотря на то, что проект города под Готемом был придуман психопатом и его Альтер-эго, там внизу – обычные люди. Обыватели, которые либо прониклись идеей Амьюза, либо общество выкинуло их на обочину и им некуда идти. Брюс открыл было рот, чтобы напомнить, сколькими жертвами обошёлся этот бунт и независимость острова, но Харви его остановил: – И прошу, давай не будем говорить о том, что мы проливали кровь невинных. Прибереги проповеди для воскресной службы. Ты и сам понимаешь, что весь мир, в котором мы живём, стоит на костях предков. Как только американцы ступили на сушу, они начали проливать кровь: животных, индейцев, друг друга – не суть. Мы лишь скромные продолжатели традиций. Возможно, ты думаешь, что имеешь право осуждать нас – и тут ты прав. Одно скажу – если ты попытаешься навредить Амьюзу – то не обессудь. — Ты угрожаешь мне? – вскинул бровь Брюс. — Предупреждаю, — Харви вздохнул. – Бэтмен может доставить много проблем. Прошу, избавь нас от его присутствия. — Избавлю. Ответь только на один вопрос: почему ты до сих пор не убил меня, если ты знаешь, кто такой Бэтмен? Двуликий устало потёр висок на здоровой половине лица. Ветер трепал светлые волосы, а ему нестерпимо хотелось рассмеяться в лучших традициях Джокера над безысходностью ситуации. Почему не убил Бэтмена? Вопрос века. Наравне с вопросом, а почему Джокер не убил Бэтмена? Ответ на это будет более чем однозначным, но диаметрально противоположным. Джокер без ума от летучей мыши, а он… — Мне нравится Брюс Уэйн. Хваткий, наглый, эпатажный миллиардер, с которым чертовки приятно иметь дело. Он спонсировал пару моих проектов со спортивными залами для детей. Удобное место, чтобы отмывать деньги. — Я позвоню Люциусу, — на губах у наследника Уэйнов заиграла лёгкая ухмылка, — он натравит на тебя проверку! — Да поздно уже, — Дент достал сигареты и чиркнул зажигалкой. – Мэрия забрала всё себе. Вместе с грязными деньгами. Так что избавь нас от мстителя в чёрном трико. — Хорошо, — Брюс подавил в себе желание стрельнуть у бывшего служителя закона роковую палочку и спросить, откуда он знает о том, чем миллиардер занимается по ночам. – Я передам ему. Думаю, что он ко мне прислушается. — Да уж, надеюсь, — фыркнул Двуликий. – А то если вы с ним в одной голове не уживаетесь, то тут диагноз похлеще, чем у меня. Он постучал указательным пальцем по изуродованной части лица, продолжая безмолвно ухмыляться. Он, если быть честным, не ожидал от высокопоставленного пленника с комплексом героя такой покладистости. Но в последнее время все они изменились. Ну, по крайней мере, они сменили вектор деятельности. Так с чего бы Мстителю в маске оставаться статичным? Они стояли рядом, почти касаясь друг друга плечами. Внутренний голос вопил о том, что Брюс предаёт свои идеалы, сотрудничая с бандитами. Правда, ответить на то, почему один из похитителей валяется в реанимации с простреленным лёгким, а второй за столько лет вражды просто не спалил Уэйн-Менор к чертям собачьим он не мог, а потому Брюс позволил себе запихать этот едкий голосок как можно дальше. Ну, хотя бы на время. — Это что ещё такое? – Харви затушил сигарету о замшелый кирпич и обратил своё внимание на подъездную дорогу к лечебнице. Среди сосен и всё ещё голых остовов тополей и клёнов мелькнул свет фар, который с каждой секундой становился всё ближе и ярче. Рёв мотора красного Харлея был слышен за версту, и Брюс поёжился со смутным пониманием, что столь поздний гость тут неспроста. Тем более, что этот самый красный Харлей Он оплачивал своей кредиткой.***
Брюс понадеялся на то, что его убьют быстро и по возможности безболезненно. Дик Грейсон был уникальным человеком: он отличался в детстве непоседливостью, а в юношестве – упрямством. Ах, да… Ещё он признавал авторитет приёмного отца лет до пятнадцати, а потом его трепет перед Мстителем в маске улетучился, позволяя Робину, а в дальнейшем Найтвингу, жестко критиковать некоторые действия Бэтмена, оставаясь притом полным любви и беспокойства. Порой Брюсу казалось, что Ричард был единокровным сыном Альфреда, настолько их тон сарказма был похож. В любом случае, последним, кого старший Уэйн хотел бы видеть, находясь в специфическом плену у сборища заклятых врагов Тёмного Рыцаря, так это Дика. Альфреда и Дэмиана ему вполне хватало. Но Судьба никогда не была к нему особо благосклонна, а посему Найтвинг, поменявший синее трико на чёрную кожу, заглушил мотор и принялся барабанить по воротам. Благо, Дент, получив на вопрос “Это твой?” лёгкий кивок, тут же набрал охрану, дабы пацана не превратили в головку сыра Маасдам. — Ты бы сказал им, чтобы они так не палились, — они спустились вниз той же дорогой, что и пришли. – А то для обычных пленников вы мало того, что излишне спокойны, так ещё и ваши близкие ведут себя так, будто плен у группы самых опасных психопатов в городе – это обыденность, недостойная внимания. Это вызовет ненужные вопросы. — Я прекрасно это понимаю, — Брюс недовольно поджал губы. – Просто с ними довольно тяжело сладить. И чем они старше – тем хуже. Сказав это, Уэйн мысленно ударил себя ладонью по лбу. Это же немыслимо! Он не делился такими проблемами даже с комиссаром Гордоном, доверяясь в редкие моменты слабости лишь Альфреду или, в крайнем случае, Люциусу. А тут, пара недель в этом дурдоме, и он готов к задушевным беседам с Двуликим, который вдруг вздохнул и возвёл горе очи: — Сладить порой тяжело не только с подростками и молодыми людьми. У меня бывало, что и матёрые преступники вели себя как дети: машинку им надо покруче, оружие помощнее, а одежду самую стильную. И вот не докажешь им, что скромность красит человека, и в нашем бизнесе учатся незаметности, но нет же… Пришлось тратить на них цемент и время. — Я бы мог сдать тебя Джеймсу Гордону, — покачал головой нахмурившийся Уэйн. Его тошнило от того, как обыденно бывший прокурор говорил об убийствах. – Убийцы должны сидеть в тюрьме. — Не начинай. Мы вроде договорились, что кое-кому не место в Амьюзе, и ты обещал попридержать эту машину по нанесению справедливости. Тем более, что лечебницы куда можно свозить душевнобольных преступников – больше нет. Брюс недовольно поморщился и кивнул. То, что эти люди попадали в Аркхем – было личное решение Бэтмена. Слишком чётко Тёмный Рыцарь понимал, что как только всех городских супезлодеев перестанут считать юродивыми, то Блэкгейт станет их последней остановкой. И дело даже не в том, что правительство может ради отдельных личностей снять мораторий на смертную казнь, устроить из убийства Двуликого или Джокера уникальное и жестокое шоу, сколько в том, что найдётся очень много людей, которые захотят и получат возможность поквитаться с бывшими воротилами преступного мира, делая из Брюса, пусть и косвенно, но убийцу. Да, в самые плохие дни, когда думы не давали Брюсу покоя, он ловил себя на крамольной мысли, что его позиция не всегда правильная. Он чувствовал вину за каждого погибшего от рук бандитов человека, но пересилить себя не мог. Эта круговая порука между Брюсом и его Альтер-эго, между Бэтменом и злодеями, между злодеями и людьми в городе, за которых Уэйн нёс негласную ответственность, будучи влиятельным настолько, что даже мэр не осмеливался вставать у него на пути, медленно сводила его с ума. Совсем недавно он поймал себя на мысли, что ему чужды – нет, не так; он сам лишил себя этого, - человеческие радости. Он никогда не уезжал в отпуск, не ходил на фестивали. Хотя Диана и Кларк частенько этим баловались. И это уж не говоря о взбалмошной Селине. Даже семейные праздники у них проходили в степенной тишине и под сводами особняка. Дик, будучи сорванцом, ещё умудрялся устраивать весёлый беспредел, но с возрастом и он стал предпочитать празднования в клубах или у друзей. Что уж говорить о Джейсоне или Дэмиане? Один считал, что он всё знает, а отец просто пытается лишить его веселья, а второй видел в развлечениях бесполезную глупость. И вот, думая об этом сейчас, герою Готема становилось не по себе. Ни один Харви называл Бэтмена «машиной по нанесению справедливости». И Брюсу было странно думать о том, что это вовсе не комплимент. Правда, его самокопание было вероломно подорвано. Стоило ему только спуститься с парадного крыльца, как его смёл шумный, взъерошенный вихрь. — Почему я всё должен узнавать из третьих рук?! – скаканул сразу с места в карьер Ричард. Забавно было слышать лёгкие капризные нотации от молодого человека, который всего на пару сантиметров проигрывал старшему Уэйну в росте. – Какого чёрта о твоём похищении я узнаю из новостной колонки Харли в Твиттере, а про покушение мне отписывается Дэмми?! Ты хоть знаешь, как выглядят его СМС?! «Ричард, в отца стреляли. Джокер его спас. Будь осторожен», — Дик забавно передразнивал сводного брата. – Да я это дерьмо получил на паре по философии и поверь, моя восьмидесятилетняя преподавательница оценила всю витиеватость моей брани! – парень, которому уже переваливало за двадцать пять, подпрыгивал на месте и не знал, куда деть руки. Он то и дело норовил потрогать своего отца, почти желая удостовериться, что он тут и он реален. – Я пытался Дэмиану перезвонить, но, ты сам понимаешь, что это гиблое дело! Он же ежесекундно занят надиранием задниц твоим деловым партнёрам. Я принялся названивать в особняк, и знаешь, что? — Что? – Брюс титаническим усилием пытался подавить рвущуюся наружу улыбку. — Альфред! Мне! Не! Ответил! – Грейсон сделал драматическую паузу, дав знать зевакам, что они пришли поглазеть на бесплатный цирк, возможность прочувствовать всю его скорбь. – Ты же понимаешь, что среди Вестников Апокалипсиса Альфред, не берущий трубку, следует сразу же за Войной и Смертью, а уж позади плетутся Мор и Голод?! Я чуть инфаркт не получил! — А мне позвонить? – Уэйн не мог отделаться от картинки Пенниуорта, скачущего по полям и горам на огненном коне с кисточкой для пыли в одной руке и скалкой в другой. — Ам... - Дик, открывший рот для продолжения тирады, клацнул зубами. – Я не подумал. Хотя, в своё оправдание могу сказать, что я перенервничал! Но, в общем, не суть! Дело в том, что я в отчаянии залез в Интернет… И поверь, лучше бы я этого не делал! Все заголовки пестрили твоим именем и божественно романтичной историей о том, как миллиардера спасла секретарша. Особенно Вики Вэйл отличилась… Ну, знаешь, статья о том, что ты прикрываешься своими подчинёнными, спасая свою жизнь. — О, чёрт, - схватившемуся за голову мужчине захотелось срочно закопаться под порог особняка, потому что если уж эта информация просочилась в СМИ, то будьте уверены, писаки будут искать самоотверженную блондинку, и не дай Бог, они её найдут! — Но круче всех отличилась Харли! – Дик будто не замечал полуистерическое, полусомнамбулическое состояние своего приёмного отца. – Она рыдалась в Твиттере, в Инстаграмме и на Ютубе, что Джокер всё свободное время уделяет своему новому питомцу, а про неё совсем забыл. А потом был пост про то, что Джокер заболел! Я не идиот, я умею делать выводы. — Ой! – звонкий голос Харли раздался над ухом, и владельцу многомиллиардной корпорации захотелось отойти в мир иной ещё быстрее. – Ты подписан на меня? – девушка схватила Дика за локоть и положила голову на его плечо. – Ну, и как тебе? Бесит то, что меня так часто блокируют! Я ведь не снимаю убийства! И я не убивала генерального директора Google! — Мне нравится, - Брюс кашлянул, и Дик смущённо улыбнулся. – Ну, точнее мне нравится техническая сторона и твой блог о городе. Но идеи я, конечно же, осуждаю, вот… Уэйн закатил глаза, слушая, как Ричард естественно (не)советует Харлин купить камеру получше и сделать рубрику с интервью без купюр, где гостями будут все готемские знаменитости, тусующиеся по ту сторону закона. Хотя, с другой стороны, Ричард отвлёкся и можно было бы смыться под шумок. — Куда? — взвился Дик, заметив из-за цветных хвостиков щебечущей без умолку Харли удаляющуюся фигуру Брюса. — Это что, побег?! Да я ради этого скандала отдал себя в рабство! — Мы заложники, а не рабы, — смирившийся с судьбой мужчина тяжело вздохнул. - И вообще, за эту выходку, - он склонился к лицу молодого человека, - я заставлю тебя спасать мир в твоём старом костюме. — Ты хранишь этот нафталин? - Найтвинг в ужасе шарахнулся назад. — Не нафталин, а памятная вещица. И нет, храню её не я, а Альфред. — Ужас! — Ладно, - Брюс криво усмехнулся и поманил своего приёмного сына за собой, - придётся рассказать тебе, что тут творится.***
— Ох, чёрт... - Ричард всю дорогу до лазарета молчал, слушая рассказ Брюса и несмолкаемый щебет подруги Джокера. Вторая, к слову, в ярких красках описывала весь тот треш, который свалился на голову Старшему Уэйну. Поначалу Дик, грешным делом, считал, что подобное “приключение” могло пойти отцу на пользу. Ну, по крайней мере, он выглядел не таким убийственно мрачным, как обычно. Конечно, многое из всего этого звучало странно, почти фантастично: от Альфреда, добровольно приехавшего в бывший Аркхем, до комиссара Гордона, согласившегося с тем, что в компании матёрых убийц и главного конкурента по бизнесу главе Уэйн Энтерпрайзес будет более чем комфортно. Ричард оглядывался по сторонам и удивлялся тому, как изменилась Лечебница за неполный год. Возникала стойкая параллель со студенческой общагой или братством, только масштабы поражали размахом. Было и кое-что ещё, что удивляло бесконечно — отец говорил о Джокере без той страшной, убийственной ненависти и горечи, которая выливалась в садистское удовольствие от причинения физической боли оппоненту. И, с одной стороны, это было более, чем оправданно - он не особо ладил с Джейсоном, но смерть его оплакивал наравне с отцом. А уж увечья Барбары он воспринимал почти как личное оскорбление - но, с другой стороны, что-то в этом вечном танго было болезненное. Будто оба танцора ступали босыми ногами на осколки, а кровью заливало всех, кто подошёл слишком близко. Они были похожи на две звезды, вынужденные вращаться вместе. В таких страшных парах, одно светило рано или поздно начинало вытягивать жизненные соки из соседа, оставляя, в итоге, лишь оголенное ядро, сияющее нейтронной звездой. И в паре Бэтмен-Джокер было совершенно не ясно, кто кому причиняет больше боли. Они ненавидели себя и друг друга. А может любили. Дик вздохнул, прогоняя совершенно иррациональное желание взять Брюса за руку так, как делал это в детстве. Но детство давно прошло, а взрослым вроде как не положено излишнее проявление чувств. Скрипнула дверь палаты, и оттуда пахнуло резким, до боли специфическим запахом лекарств. И мало кто знал, что причиной тому была не россыпь капсул и порошков для суспензий, что покоились на столе, ожидая своего часа. Так пах сам клоун, будто всё его естество само представляло собой химическую лабораторию. Ричард был удивлен. В отличии от отца, которому, несмотря на все нюансы, действительно доводилось видеть этого человека в совершенно разных состояниях, ни Робин, ни Найтвинг не заставали того в минуты слабости. Джокер в его памяти был, как ни тяжело это признавать, действительно пугающим, несгибаемым и смешным. Сейчас же, опутанный паутиной прозрачных трубок, он на походил на сломанную куклу, у которой вытащили механизм. Правда он не догадывался, что за этим мертвенным спокойствием кроется что-то ещё. “Джокер! Твою же мать! Проснись!” Сознание неумолимо сужалось. Вязкая белесая дымка сгущалась по краям, протягивая свои щупальца всё дальше. В ней таяли воспоминания, она пожирала личность, она была предвестником биологической кончины. Она стремилась добраться до неподвижного тела в центре сознания. Агата паниковала, металась яркой молнией чистой мысли в мутные стенки барьера рассудка, отгоняя на время эти туманные щупальца, которые с упорством лососей, идущих на нерест в верховье реки, пытались дотянуться до хозяина. И прикончить его. Карнавал чертыхалась, отчаянно пытаясь дозваться своего... кого? За то время, которое она провела внутри искорёженного химикалиями тела, ненависть к этому человеку поутихла, так что клоун уже не был врагом. Не был он и незнакомцем. И тюремщиком не был... Он умудрился стать партнёром. Местами - учителем. А иногда и другом. И сейчас самому шуту нужна была помощь. Джокер был не похож сам на себя: лицо у него было всё таким же худым, вот только кожа имела бледный, но вполне себе нормальный оттенок, на носу примостилась россыпь мелких веснушек, будто кто-то неудачно стряхнул кисть с краской, а волосы были уже не вырвиглазно-зелёного цвета, а коньячно-каштановыми. Карнавал помнила, насколько серьезной была травма лёгкого, но Джокер до последнего был бодрым и разговорчивым. Всё изменилось, как только мужчине ввели наркоз. Она никогда не кричала так сильно. Казалось, что вводимые препараты просто обжигали сосуды, наполняя каждую клеточку тела пульсирующей агонией: ни закричать, ни позвать на помощь, ни пошевелится. Тело стало тюрьмой, а Джокер вдруг вздрогнул и очутился в подсознании рядом со своей вынужденной спутницей. И уснул. Агата не понимала, что она должна сделать. Никогда в жизни — разве что в момент смерти — она не чувствовала себя настолько беспомощной. “Джей, ну просыпайся. Ну, что же ты? Пожалуйста!” Она тормошила холодное, едва осязаемое тело, но в глубине души она более чем ясно понимала, что разбудить угасающее сознание может только какой-то определённый триггер, которого сама Карнавал не знала. Догадывалась, но точно сказать не могла. Иногда снаружи доносились голоса. Она силилась их разобрать, но выходило из рук вон плохо. Правда, на определённый тембр голоса Джокер реагировал поворотом головы, будто он тоже прислушивался. Агате в такие моменты становилось не по себе. Она довольно рано усвоила для себя, что любовь — это эфемерный призрак заведомо несбыточных надежд. Это только в сказках, романах и фильмах бывает влечение с первого взгляда, заканчивающееся “Хэппи Эндом”. На деле первой любовью может оказаться школьный хулиган, прилюдно унижающий тебя даже после робкого признания. А потом, в старших классах, он искренне удивляется твоему нежеланию идти с ним на выпускной. Он ведь оказывал знаки внимания, поддерживая старую традицию с дёрганьем за косички. И он не желал плохого, а так, шутил, дабы не потерять расположения друзей. Он ведь тоже влюблён, но в девичьей душе давно всё выгорело, превратилось в зарубцевавшийся ожог. И всё же “любовь” взрослых ещё страшнее, чем юношеские максималистические излияния. Становясь старше, мы начинаем вести ловкую игру по завлечению партнёра, имеющего устный перечень нужных качеств: достаток важнее искренности, успех притягательнее сердечного увлечения, симпатия и чистота порывов летят в мусорку без внешности или статуса. И с каждым прожитым годом игра становится всё более изощрённой, смертоносной. В браке без любви, где на женщину сваливается вся домашняя работа и уход за ребёнком, она из нежной, сексуальной нимфы превращается в тётку, плетущуюся домой с огромными сумками. И ей уже ничего не надо. Ее разум и чувства тонут в бытовухе и застое. В браке без любви мужчина превращается в неврастеничного, неуверенного в себе импотента с убеждениями, что все бабы — шлюхи и меркантильные суки. А будучи не человеком, а ходячей кредитной картой в глазах партнерши, он превращается в озлобленного абьюзера! И в этих семьях растут дети, впитывая с пелёнок концепцию “не-любви”. Миллиарды искалеченных теней, безуспешно цепляющихся за свою “нормальность”. И Джокер поначалу показался заложником своих больных чувств, которые заставляли его вставать с постели, выдумывать всё новые и новые планы для привлечения внимания объекта страсти. Но с недавних пор, ей пришлось пересмотреть свои взгляды. Ведь получается, что если бы это была именно одержимость защитником города, то Брюс Уэйн бы в отдельности от Бэтмена Джокера не привлекал, хотя в последнее время клоун, а стало быть, и Агата, всё чаще задерживал взгляд на голубоглазом миллионере. Причём, и это девушка могла сказать с уверенностью, тот не дорисовывал в своём больном воображении кевлар. Он просто знал, что по ночам этот мужчина надевает трико и всё. Симпатия не была привязана только к Летучей Мыши, которая всё реже и реже появлялась на улицах Готема. Страдания и рефлексии шута из раздражающих и жалких вдруг стали понятными. Нет, он не зависел от Тёмного Рыцаря пусть и испытывал к нему сексуальное влечение, не он первый спрятался от всего мира под маску. Не он... Бэтмен создал его, и со временем нездоровая страсть и мания нашли выход, облекаясь в понятную форму. Он будто раз за разом протягивал висящему над пропастью мужчине руку, словно говоря: — “Смотри, ты не один. Ты болен, травмирован, несчастен. Ты пытаешься создать образ непогрешимого героя, прекрасно осознавая, насколько человек грешен и слаб. Ты подвергаешь родных опасности из-за страха, а я позволяю тебе скидывать на меня всю вину. Так что вперёд! Ненавидь меня. Обвиняй меня. Снимай стресс. Только поверь в то, что ты не один. Когда ты устанешь держаться за край, когда твои пальцы соскользнут с острого камня, я буду там, чтобы подхватить тебя и вытащить наконец на твёрдую землю. И ты поймёшь, как же ты всё-таки устал балансировать над бездной. И я устал тоже”. Агата чувствовала это, видела отголоски человечности в том, кого весь мир, а, возможно, и сам клоун, считал чудовищем, которое слишком много знает, видит и никого не щадит. Джокер — движение Хаоса и дыхание Энтропии. Бэтмен — тьма и жестокость Вселенной. Но за спинами этих исполинов есть ещё кто-то, кто ближе и понятнее. Кто для Эгги стал значить чуть больше, чем хотелось бы. Внезапно в темноте пронёсся гул голосов: видимо к ним пришли посетители. По развороту головы спящего она поняла, что в палату занесло Уэйна Старшего в компании с кем-то ещё. Любопытство всегда было слабой стороной мёртвого архитектора, а потому она потянулась на голос, силясь понять, о чём же они говорят. Её движение замедлял тот самый густой туман, но Карнавал, в отличии от хозяина сознания, он вреда не мог причинить. Свет пробивался сквозь закрытые веки и внезапно на девушку потоком нахлынули запахи и звуки, будто она вынырнула из-под толщи воды в попытке вдохнуть кислород, но ей что-то мешало. Паника захлестнула Агату с головой, не давая понять, что гипоксии нет и что она вовсе не задыхается. В приступе липкого, холодного страха она попыталась вырвать трубку аппарата ИВЛ из глотки, как тут же её ладони обхватили чьи-то сильные и тёплые руки, отнимая от трубок холодные дрожащие пальцы. С трудом разлепив веки девушка уставилась на пришельца. Он выглядел слегка размытым, но с каждой минутой обретал четкость. Молодой человек был отдаленно похож на старшего Уэйна, но отличия были более чем явными: черные вихры забавно топорщились, в голубых глазах плескалось удивление и беспокойство. Никаких твёрдых, резких линий, никакой излишней мускулатуры и косой сажи в плечах. Молодой мужчины был строен, гибок и чертовски привлекателен. К тому же он сам вынул трубку у неё изо рта. Агата чувствовала себя пьяной... то ли оттого, что смерть откладывалась на неопределённый срок, то ли от ядерной смеси препаратов, которая кипела в крови... “У нас было два пакета травы, семьдесят пять таблеток мескалина, пять пакетиков диэтиламинлизергиновой кислоты или ЛСД, солонка, наполовину наполненная кокаином, целое море разноцветных амфитаминов, барбитураторов и транквилизаторов, а также текила, ром, ящик пива, пинта чистого эфира и две дюжины ампул амилнитрита...” А потому, глупо улыбнувшись, она выдала незнакомцу: — Эй, ангел, больно было падать с небес? — Что? - парень шарахнулся, недоуменно переводя взгляд с Джокера на Брюса. Что сказать, к такому жизнь его не готовила. — Или, может, я умерла, и ты моя первая гурия. Не то, чтобы я сильно верила Корану или любой другой религиозной писанине, — Карнавал всё ещё плохо соображала. Все её ощущения были притуплены и даже боль, пульсирующая в груди, казалась более чем выносимой. — Отличная задница! — она шлёпнула брюнета по мягкому месту, отчего тот подпрыгнул и отскочил от койки на пару метров. — Стоп, стоп! Если так и дальше пойдёт, то отец меня четвертует за то, что я отобрал у него бойфренда! — Ричард! — голос старшего Уэйна рокотом пронёсся под потолком, но на Грейсона эта демонстрация силы произвела мало впечатления. — Что? Я что, не прав? Тысячи шипперш в Тамблере не могут ошибаться! Брюс Уэйн и безымянная блондинистая секретарша — официально канон! О, стоит отметить, что с клоуном явно что-то не так... — Наверное, это потому, что это и не Джокер вовсе. А та часть личности, которая является Агатой Карнавал. — Серьёзно? У него к общей шизанутости ещё и раздвоение личности прибавилось? — Дик недоверчиво покосился на больного, который скользнул по нему совершенно недвусмысленным взглядом. От такого пристального внимания клоуна хотелось забиться под кровать, и Ричард зауважал отца, который с непоколебимой невозмутимостью терпел всё это из года в год. Сам бы он либо сбежал из страны, либо сдался на милость захватчика. — Тут всё странно, - вздохнул Брюс и нажал кнопку вызова врача, - судя по всему, это либо память умершей девушки, поселившаяся у него в голове, либо уникальный психоз, который копирует не только модель поведения другого человека, но и его воспоминания. Поскольку даже Дэмиан удивился осведомлённости шута о внутренней кухне нашего отделения инновационных технологий. — Дух в голове клоуна, - парень склонил голову набок. — Интересно, почему меня это не удивляет? — он неловко помахал Джокеру: — Привет, — и тот, к его ужасу, кокетливо в ответ подмигнул. —Эй, — Брюс присел на край кровати, наблюдая за скачками показателей на экране, - почему здесь ты? — Я? — Агата осоловело моргнула в попытке вспомнить, что же её так напугало внутри сознания Джокера. — Я была в темноте... Там был туман. Он был опасен. Точно! — она подпрыгнула. — Джокер спит! Он не просыпается, и я не знаю, что делать! Я не хочу снова умирать! Девушка попыталась встать. Её трясло. А перекошенное ужасом лицо клоуна — зрелище само по себе необычное. Брюс и Дик удержали её на месте, чувствуя, как под ладонью Найтвинга, покоящейся на груди у больного, растёт бордовое пятно. Благо врач, до этого занятый подготовкой операционной, подоспел вовремя. Выгнав всех из палаты, ввел в буйного больного пару кубиков успокоительного.***
Брюс, после посещения палаты пребывал в странном состоянии. Что-то скреблось в душе и это выбивало миллиардера из колеи. Впервые за день он остался в одиночестве: Дик, как только прекратил тискать возмущенного такими действиями Дэмиана, уломал того познакомить его поближе с Памелой, Альфред пропадал в хирургическом боксе и даже “злодеям” не было до него никакого дела. В голову брюнета закралась крамольная мысль о том, что он, в какой-то степени, даже скучал по шуту, который в последнее время поумерил свою жажду к разрушениям и стал, — Брюс искренне удивлялся сам себе и подобным мыслям, — стал более выносим. За те пару дней, которые он находился в плену, единственное насильственное действие по отношению к Джокеру, которое он действительно хотел бы применить, был подзатыльник за игру с переодеванием и несанкционированное спасение Уэйновской задницы. Брюс не любил быть в долгу. Тем более у человека, который держал в страхе весь Готем. Впервые в жизни ему хотелось с кем-то поговорить. Естественно, единственным человеком, с которым Брюс мог обсудить подобные вопросы, был Альфред, который, вероятно, не удивился бы, даже если бы тот пришел и сказал, что выходит замуж за гиену Джокера. В этом случае Пенниуорт выразил бы своё соболезнование гиене. Вероятно, он действительно мог бы сейчас помочь Альфреду с приготовлениями к операции, а потом... Погрузившись в размышления, Брюс случайно столкнулся в коридоре с медбратом, который зло зыркнул на выпавшего из реальности мужчину из-за щели медицинской маски, одёрнул длинный белый халат и быстрым шагом направился в отделение интенсивной терапии. Уже на подходе к блоку операционных, в голове у Брюса оформилась мысль, которая заставила того остановиться в шаге от железных дверей. При столкновении со странным санитаром он нащупал под халатом что-то твердое, что навевало стойкие ассоциации с наплечной кобурой комиссара Гордона. К тому же, вместо мягких тапочек, в которых ходили медики, чтобы ноги не уставали, на незнакомце были тяжелые ботинки с толстой подошвой. Развернувшись на каблуках, старший Уэйн рванул в сторону реанимации, в которой, на данный момент, был всего один пациент.