Часть 14. Хочешь мира - готовься к войне.
Утро как нельзя лучше отражало общее настроение царящие в Амьюзе. Вся правящая верхушка собралась в конференц-зале, светя такими постными минами, что Джокер бы не упустил возможности одарить присутствующих своими самыми зажигательными (во всех смыслах) шутками. Но, что Шут с маниакальный тягой к веселому саморазрушению, что серьёзный Уэйн, умудряющийся одергивать хаотичного психопата — сейчас отдыхали на больничных койках. Во главе стола за неимением основных действующих лиц, встали Харви Дент и, с молчаливого согласия домочадцев, Дэмиан Уэйн. Подростка в лечебнице с недавних пор воспринимали наравне со всеми остальными членами семейства самого богатого человека в городе. Он давал советы по оптимизации автономного обеспечения Аркхэма, до крика спорил с Освальдом по контрактам с Уэйн Энтерпрайзис и даже спас бумаги из чрева тыквы-переростка, чем заслужил уважение у хозяев бывший психушки. — Что мы имеем? — Харви нервно перекидывал в руках монетку. — За неполную неделю, — начал Дэмиан, бросив взгляд на Ричарда, который ободряюще ему улыбнулся, — мы стали свидетелями двух покушений, которые, хоть и совершенно случайным образом, частично удались. Некто хотел убрать и Джокера, и моего отца, — подросток потер переносицу. — Думаю, что мотив теперь ясен как день — подорвать строительство города и обезглавить Амьюз. Так же нам теперь известен один из исполнителей. Джейсон Тодд. Мальчик брезгливо скривился. Если бы не Ричард, который даже спать улегся вместе со сводным братом, то он бы не удержался и этой же ночью нашёл бы грёбанного великовозрастного придурка и вышиб бы из бывшего Робина всю дурь. Как ни крути, а пришить непутевого отца Дэмиан считал только своей привилегией. — Он работает на Аманду Уоллер, — буркнул Дик, косясь на побледневшего подростка, на скулах которого заиграли желваки. Джейсон действовал на того, как красная тряпка на быка и холодный рассудок внука главы Лиги Теней превращался в кипящую лаву чистой и иррациональной ненависти. — Мерзкая тётка. Пыталась прогнуть под себя меня и Бэ... бизнес отца. Тот нарыл на неё компромат, и она отстала. — Да, вышло чудесно для неё, — Виктор поджал губы. — Раз Уэйн старший согласился нам помочь, то его можно убрать с дороги вместе с компроматом, а потом ещё и преступником его объявить. Блестяще. Фриз искренне хотел поговорить с главой агентства с глазу на глаз. Он бы ей припомнил и попытки манипулировать им, как марионеткой, и похищение Норы, которая стараниями Альфреда Пенниуорта получила шанс на выздоровление, и вечные палки, которые она вставляла им в колеса, когда все просто хотели жить спокойно. — Уоллер? — на лице Харли отразилась очень сложная эмоция. — Фу! С этой бабёнкой шутки плохи... — она нервно потерла шею. — Может, нам её убить? — У нас нет возможности к ней подобраться — это раз, — Харви переглянулся с Диком и понимающе хмыкнул, — И в случае неудачи, мы только настроим правительство против себя — это два. Я предлагаю уйти в глухую оборону. — Согласен, — Дэмиан постучал пальцами по столу. — Пока что мы не можем позволить себе активных действий. За нами наблюдает не только глава Агентства, но и все федеральные службы, которые только есть на вооружении у матушки Америки. Придется действовать максимально корректно. И всё же мы не безоружны. Ричард уже связался с человеком, который сможет накопать еще информации о самой Аманде и её деятельности. Я же успею съездить в особняк и забрать те документы, которые нашел отец. Ещё следует позвонить комиссару Гордону. — Зачем привлекать полицию? — Загадочник всё ещё не мог привыкнуть к тому, что Уэйны из заложников, которых притащил в Аркхэм Джокер, не спросив ни у кого разрешения, вдруг превратились в настоящих союзников. Это, уже не говоря о том, что к ним на огонек заглянул Джеймс Гордон, да ещё и без ордера на арест. — Затем, что Харлин права — с Уоллер шутки плохи. Она хитра и изворотлива. Мы должны подстраховаться. Боюсь, что с неё станется устроить и полномасштабные боевые действия.***
“Пожалуйста, прекрати! Ты убьешь нас! Джокер, нет!!!” — Джокер, да! — с этими словами клоун шмыгнул в тёмный закуток подсобки, пропуская группу медсестер. Его грудь горела огнем, но оставаться на месте было выше его сил. Собственно, Агата искренне пожалела, когда её “сосед по комнате” отмер и пришел в себя, потому что все его желания, чаяния и инстинкт самосохранения заменила всего одна мысль: — “Нужно убедиться, что Брюс жив!” Причём на все увещевания девушки о том, что он всё ещё болен, что подобные действия ставят под угрозу его жизнь и жизнь Агаты — Джокер отвечал стойким пофигизмом. Он даже не ругался на нее за вечное и непрекращающееся ворчание. Все его естество тянулось вперед, быстрее, чтобы обрести покой или превратить свою жизнь и жизнь всего города в полыхающий Ад. Уэйн должен быть жив. Он ОБЯЗАН был быть жив, потому что без него все не имеет смысла, поскольку, редко какой автор уподобляется Джорджу Мартину и вырезает подчистую всех и вся. Джокер не знал, в какой палате его вечный антагонист, а спрашивать у медсестер — себе дороже. Они точно подняли бы крик и вернули бы буйного пациента обратно в кроватку. А потому он упорно тащился вперед, заглядывая в каждую дверь, наплевав на боль и ломоту во всем теле. Дышать было тяжело и это вызывало неподдельную усмешку. Травма лёгкого действительно была серьёзной. В отличии от мнения большинства как преступников, так и простых обывателей, у клоуна не было усиленной регенерации. Он мог терпеть боль, он мог впадать в адреналиновый транс, сжигающий калории как в топке, он мог сожрать суп молодой хозяйки не разбирающейся в грибах без особого влияния на организм, но вот все травмы заживали на нем лишь на пару процентов быстрее, чем у обычных людей. Таких меток на его коже, костях и органов было несметное множество, однако, ещё ни разу его не трепало так сильно. Джокер понимал, что даже если лёгкое заживёт, то нормально функционировать уже не сможет. Его будет преследовать вечная гипоксия и отдышка, что буквально перечеркнет его привычные побегушки от Бэтмена. И тут вариантов всего два: бросить все и пойти работать в офис, коллекционируя на заднице прыщи, или же нырнуть в Яму Лазаря. Второе же было для шута менее привлекательным. Он не знал, какой идиот вообще придумал эту яму, но вот нашёл её дедуля-гуля, потом её надыбал Бэтмен и все покатилось в пизду. Проблема была даже не в том, что этот аналог святой воды для католиков мог буквально излечить от всех болезней, подарить молодость и воскресить из мёртвых (здравствуй-здравствуй чёртова Малиновка с замашками гангстера), но она отнимала разум. Дарила своим жертвам такое сладостное безумие, что Джокер почти им завидовал. С ним же такой трюк не прокатит от слова совсем, и, будь его воля, он бы взорвал к чертям это дисбалансное джакузи. Но он не мог. Это ощущение собственного ограниченного могущества, этой беспомощности и вечной "золотой клетки" выводило Джокера из себя. Он хотел взять Судьбу в свои руки, но некто незримый всегда держал его за яйца. Бэтмен был его молодильным яблоком, его лимбом, сладостным и нескончаемым посмертием и он должен был убедится, что рукокрылое все ещё дышит. "Мне больно" — Агата прижала несуществующие колени к груди. — "Почему мы не можем подождать?" — Порой мне кажется, что твоё присутствие в моей голове — кара за все мои неудачные шутки, — Джокер толкнул дверь ещё одной палаты и шумно выдохнул. Они были на месте. В этой палате, собственно как и во всех остальных, не было окон. Лампы дневного света были раздражающе яркими и резали глаза. Или шуту просто так казалось. Он быстро прошмыгнул внутрь, не отрывая взгляда от кровати, на которой покоился Брюс: ни грамма излишеств, ни охапок цветов, ни стенающих у дверей папарацци. Словно этот человек не был ни миллионером, ни Темным Рыцарем Готэма. Так, простой работяга, напоровшийся на бандита в темной подворотне. Джокер поджал губы. Уж больно не нравилась ему мысль о том, что вся их война — ворох истлевших тряпок, содрав которые не останется ничего. Просто два человека, которые уже и забыли, что стало причиной их ненависти. Но самое интересное, что вместо сковывающего ужаса, которое вызывала в нем мысль о полном забвении, он вдруг почувствовал, что заинтригован. На каждое инь найдется янь, ведь так? Не может быть никакой «окончательной победы», ибо нет ничего окончательного, нет конца как такового. Он потянулся и вытащил из кармана на кровати карту пациента и усмехнулся. — А ты везунчик, да? Развел драму на пустом месте. Тоже мне, принцесса-несмеяна. Пуля прошла навылет в левом боку. Несмотря на поврежденный кишечник и обильное кровотечение, такое ранение можно было назвать пустяковым, поскольку помощь подоспела оперативно. А вот если бы Джейсон Тодд был левшой, тогда пуля разорвала бы желчный пузырь и ощутимо повредила бы печень. И в этом случае, ни о какой болтовне о высоком с приемным сыном-зомби (или Исусом. Смотря, кто как понимает воскрешение из мертвых) не шло бы и речи. Подтащив к кровати стул, клоун тяжело опустился на него, прикрыв воспаленные глаза. Резь в легком никак не отпускала, заставляя Агату скулить, забившись куда подальше. Он мурлыкал под нос песню, услышанную то ли по радио, то ли играющую в смартфоне Харли. Песня понравилась, хоть он и считал это слишком претенциозным, когда жалкие людишки ныли о своих проблемах и создавали на почве этого нечто прекрасное. So sick and tired of being alone Надоело, устал быть один, So long farewell I'm on my own Всем пока, прощайте, я сам по себе. I'm sorry mom I've got to go Прости, мама, мне нужно идти, I dug this grave I call my home Я вырыл себе могилу и называю ее домом. Вот она, Американская мечта, стянутая как дешевая БДСМ-модель, подвешенная на крюки своими господами. Она — это хриплое дыхание миллионера, который так же никому нахер не сдался, кроме кучки фриков, которые ненавидели и обожали то колесо сансары, которое Бэтмен свалил им на головы. My life don't mean that much to me Моя жизнь ничего особо для меня не значит, So I'm living for you yeah I'm living for you Я живу ради тебя, да, ради тебя. And you can't stand the sight of me И ты не выносишь моего вида, So what's the point of this fucked up catastrophe Так в чем же смысл этой гребаной трагедии? Вот она, Американская мечта, заходящаяся в истерическом смехе и поклоняющаяся никчемным идолам, распечатанным на кусках зеленой бумаги. А он — такой же монетизированный маскот, чьи перфомансы собираю толпы народу и миллионы долларов для ушлых торгашей. Он сжег бы весь этот мир напалмом, но чтобы очистить этот занюханный гадюшник, ему понадобились бы все костры инквизиции. Daydreaming of my funeral Размышляю о своих похоронах, Like who would show bet no one would go Например, о том, кто придет, наверняка никто. Hey Dad would you show up for me now Эй, пап, а сейчас ты бы пришел? Just to bury your little boy in the ground Просто похоронить своего мальчика. You broke my heart when you left me Ты сильно огорчил меня, когда меня бросил. Он бы искренне хотел увидеть грёбанного Творца, автора или кто там руководит этой никчемной тягомотиной, что именуется жизнью, а потом вздернуть его на своих фиолетовых подтяжках. Или попросить у него банальный Хэппи Энд. This shit messes with my head Это дерьмо выносит мне мозг. The only home I know is my bed Единственный дом, что у меня есть — это моя кровать. Too lazy for a suicide Слишком лень совершать суицид, I just watch the days pass hoping to die Я просто наблюдаю, как проходят дни, в надежде умереть. Он бросил взгляд на спящего и замолчал. Усталость брала своё. Адски хотелось съесть что-нибудь сладкое и калорийное, чтобы унять сосущую пустоту в желудке. Даром, что с такой же дырой в груди он поделать ничего не мог. «Ты – псих,» — Агата подняла голову, размышляя на тему того, что голос у самого завидного психопата Готема был очень даже ничего. — Открыла Америку, — усмехнулся в ответ мужчина и откинулся на спинку стула. – У меня диагнозов больше, чем личностей у Билли Миллигана. Доктора устраивали гладиаторские бои, чтобы курировать лечение такого великолепного и необузданного меня. «Как-то я не замечала за ними особого восторга от тебя,» — заворочалась девушка. — «И вообще, мне кажется, что ты вовсе не псих». — Ты сама себе противоречишь, крошка. «Ты меня понял,» — насупилась Карнавал. — «Стоп, ты назвал меня крошкой?» — Угу. Ты, как и остатки печенья на простынях, делаешь мою жизнь мерзотно незабываемой. «Да ну тебя,» — Эгги отвернулась, поджав губы, но клоун не обращал на неё внимания. Его нестерпимо клонило в сон. Он думал о решениях, которые принимал, о том, куда это его привело сейчас и приведёт его в будущем. В конце концов, его окончательно сморило.***
Комиссар Гордон сжимал в подрагивающих пальцах кружку с кофе. Нестерпимо хотелось доесть банку с антидепрессантами, а не всё вот это. Его психолог, которого Брюс Уэйн стабильно ему оплачивал после “убийственной шутки” Джокера, твердила о том, что Джеймсу нужно расслабиться и хоть на один месяц полностью исключить работу из жизни. Увы, вот ирония, после разговоров с прославленным комиссаром Гордоном, Джесике Прайте самой хотелось выпить полбутылки виски натощак и залить всё это валерианкой. Самый честный коп в городе явно был не здоров: панические атаки, паранойя, навязчивые идеи – всё это лишь верхушка айсберга, от которого Джеймс спасался в своей работе, какой бы неблагодарной она ни была. А на отдыхе... ему станет хуже. Много раз его пытались отослать в пригород или в город поменьше, ссылаясь на его возраст, жену с сыном, которые редко видят дома главу семейства, и необходимость ухода за старшей дочерью-инвалидом. И от этого Джеймса пробирал смех. Он отказывался, ссылаясь на то, что до пенсии ему ещё пахать и пахать, что его дорогая Сара вряд ли согласится на переезд, а Барбара даже в коляске оставалась чересчур самостоятельной и неугомонной. Благо, короткий, пусть и обречённый на провал роман с Диком отвлёк её от суицидальных мыслей. Ричард помог ей оправиться от произошедшего, за что Гордон был ему безумно благодарен. Хотя, если говорит начистоту, он бы не желал видеть бывшего Робина своим зятем. Волноваться вдвойне за новоявленную родню он бы не смог. Просто самостоятельно уехал бы в Аркхем первым же рейсом. Ему хватало и того, что семейство Уэйнов и так вечно влипало в неприятности. После всего того кошмара, что он пережил за последний десяток лет, он начал ощущать чуть ли не личную ответственность за этот грязный, вечно окутанный туманом город. Чаще всего под злом люди подразумевали что-то метафоричное, с рогами и копытами, но Готемцы точно знали, что у зла есть полноценное человеческое лицо. И ни один преступник не внушал такого благоговейного ужаса, как шут с застывшей на лице сардонической улыбкой. Однако, не более чем год назад, не без участия миссис Прайс, Гордон сумел кое-что понять. Кое-что такое, что, если не убрало ненависть и неприязнь, но прояснило некоторые мотивы поступков Джокера. Он говорил про “плохой день”. Он явно вкладывал слишком много в это значение. И если поначалу Джеймсу казалось это издевательством, попыткой шута оправдать свои поступки, свою жажду к разрушению, то сейчас, сидя в кресле психиатра, полицейский осознал, что и сам прятал свою злость, оправдывал нежелание что-то менять, гасил работой внутреннюю пустоту. Клоун сковырнул нарыв, действительно уравняв их. Только один оправдывал свою жизнь законом, другой до тошноты упивался хаосом. Он всё ещё ненавидел Джокера за его поступки, но уже не имел права обвинять. Не он покалечил его. Общество справлялось с этим в разы лучше. За его спиной стоял потухший Бэт-сигнал. Сейчас небо казалось почти осиротевшим без искусственной луны с клеймом летучей мыши. Тучи набухали дождем, и вот уже первые осколки брызг срывались с рваных облаков. Мужчина вздохнул. Его расследование было бессмысленным. Он слишком остро ощущал то, насколько же ограничена власть полиции, насколько фиктивен Закон, особенно тогда, когда на поле боя сталкивались интересы таких исполинов, как Брюс Уэйн, с его негласной властью над некоторыми сферами производства как в США и за его пределами и Агентства, приютившегося под крылышком госструктур. Но не подчиняющимся ни ФБР, ни Министерству обороны США. Он мог только наблюдать и ждать, когда же разверзнется Ад. А то, что так случится, Джеймс не сомневался. Слишком уж гладко всё шло: Город Джокера, снижение преступности, Брюс Уэйн, вставший на сторону не столько врага, сколько нового будущего для тех людей, которым это было нужнее всего, куча нарытого компромата и Аманда Уоллер, знающая об этом. Гордон лишь надеялся, что когда всё рванет, то взрывная волна не погребет весь город. Внезапно за спиной он услышал шаги. Слишком лёгкие, чтобы принадлежать обычному преступнику. Слишком нервные, чтобы принадлежать простому полицейскому. — Я рад, что вы пришли. — Как я мог не ответить на твою записку, Джейсон?***
Джейсон Тодд глубоко вздохнул, вглядываясь в нависшую над городом непогоду. Притворяться или скрываться он был не намерен хотя бы потому, что всё это потеряло смысл. Да, парень никогда не чувствовал себя рыцарем на белом коне, но и конченной мразью он то же был, кто бы что там про него не говорил. Наверное, в прошлом, он никогда не сделал бы того, что сделал сейчас, но и переменные неуловимо поменялись. В ушах до сих пор звенел гул выстрела, перекликаясь с грохотом взрыва, навсегда разделившего его существование на до и после. Он был подобен самоубийце, который вдруг понял, что хочет жить, но табурет уже валялся на полу, и единственное что он мог, это цепляться скрюченными пальцами за жесткую веревку, сдавливающую его посиневшую от натуги шею. «— Мы более не нуждаемся в ваших услугах. Ваша оплата, — собеседник принялся копаться в столе и, наконец, вытащил искомое. Эта фраза заставила наемника оцепенеть, уставившись на плотно заклеенный конверт с деньгами. Уставший агент не замечал напряженности в позе и продолжал стучать по клавиатуре, что-то печатая. Джейсон вылетел из офиса Агентства, сжимая в руках деньги. Казалось, что они даже через перчатку жгли ладонь. Ему не дали отчитаться, не дали встретится с Уоллер и выперли к черту, вежливо, но неумолимо. Похоже, что никому не всрался его отчет, и это пугало. Действительно пугало. Это буквально означало то, что Аманда Уоллер устала ждать и, видимо, решила взять ситуацию под свой личный контроль. Поджав губы, парень вскинул голову, глядя на небольшое с виду, невзрачное здание Агентства. Всего двадцать этажей вверх, и не ясно, сколько их уходило глубоко под землю. За этими серыми стенами творилось будущее Готэма и он должен был выяснить, в какую сторону повернется компас дражайшей Аманды. Подняться наверх не составило труда, правда проблема заключалась в том, что вся прослушивающая аппаратура была тут абсолютно бессильна, так как глушилки исправно делали свое дело. Оставалось только действовать по старинке. Спустившись к нужному окну, он увидел, как глава Агентства мерила шагами кабинет, разговаривая по телефону. И, судя по её лицу, разговор выходил очень напряженным. Джейсон хмыкнул и установил простенькую лазерную прослушку, которая работала только за счет непосредственной близости к объекту и умудрялась обходить сигнал помех, на стекло и приготовился ждать.» — Расшифровка записи заняла четыре дня и, как только я получил общую картину, то сразу же оставил вам записку, — бывший Робин нервничал, хоть и понимал, что Джеймс далеко не дурак и пытаться упрятать наемника в тюрьму не будет. — Прошу тебя, — на лице комиссара застыло сложное выражение, будто он съел что-то очень кислое или его машину раздавили танком, — скажи мне, что эта, кхм, леди решила взять отпуск и оставит наконец Аркхэм в покое? — Вы поддерживаете преступников? — Джейсон чуть не ударил себя по лбу, проклиная свою несдержанность, но Гордон лишь беззлобно усмехнулся. — Пока уровень преступности держится на низком уровне, пока за месяц у меня выходит не более пятисот инцидентов на весь Готэм, включая пригороды — я готов класть к главным воротам бывшей лечебницы цветы. Джейсон удивленно моргнул, радуясь, что полицейский не видел его лица. Он посмотрел на город, понимая, что впервые видит его таким: тихим, спокойным, умиротворенным. На улицах не слышались постоянные сирены полицейских машин, ничего не взрывалось, не клубилось ядовитым туманом, не было разрушено или оплетено силками растений. А на небе не пылал клеймом Бэт-Сигнал, от чего дряхлые лохмотья туч смотрелись еще более сиротливо. Виски молодого человека страшно ломило. Эти мигрени не отпускали его с самого воскрешения и, вместе с навязчивыми кошмарами, почти сводили его с ума. Мы все боимся предательства. Джейсон боялся этого как никто, он постоянно пытался понять, что скрывается за мотивами Брюса Уэйна, и никак не мог разобраться, есть ли за суровой маской, за ворохом компромата на всех и вся, человек? Он помнил лишь широкую спину и шорох тяжелого плаща, что будто отсекал их друг от друга. То, что сделал отец — предательство в чистом виде, но, иногда эта крамольная мысль проникала в голову с литрами крепкого алкоголя, он думал, что возможно, только возможно, что предательство было пусть и не равновесным, но обоюдным. Что он пришел в город, намерено, экспрессивно втаптывая в грязь все идеалы Бэтмена — не просто протест. Он хотел сделать ему больно, потому что пусть лучше ненавидит, презирает, бесится, лишь бы... помнил. Так же как он помнил блики от окна, растекшиеся по кухне, лучики морщинок в уголках глаз Альфреда, тишину гостиной и шорох страниц газеты. Широкую ладонь в кевларовой перчатке и едва заметную улыбку. И всё скатилось в Ад. — Она что-то говорила про водолазов. Слушайте сами. “— … мне не нравится. Плевать что эксперты не довольны. Ты сам знаешь, что делать, — помехи слегка мешались. Но голос Уоллер был чётко различим. Не ясно, что ответил ей собеседник, но в голосе главы Агентства заскользили стальные нотки. — Ордер говоришь?! Будет ордер, только уже после того, как водолазы всё сделают. Даю тебе неделю, — запись зашипела и пара слов потонула в белом шуме, — …нистра, а меня следует опасаться. Это всего лишь гамбит, надеюсь, что ты знаешь, что это такое. Мы размениваем жизни единиц на благо всего человечества. Уж ты-то меня не подведи...” — Одна из сторон в интересах быстрейшего развития, захвата центра или просто для обострения игры жертвует материал... Жаль, что я слишком хорошо понимаю, кто станет пешкой в этой партии, — на лице комиссара отразилась настоящая мука. — Сколько, говоришь, дней назад сделана запись? — Четыре с половиной дня назад, — Джейсон почему-то медлил, хотя планировал уйти, как только передаст запись. В какой-то степени ему нравилось чувствовать, что кто-то если и не на его стороне, то хоть не пытается ему свернуть голову или прочитать нотацию. — А она дала исполнителю неделю... — Гордон отпил кофе, с грустью понимая, что черный, как битум американо уже остыл, — не густо. У нас либо есть два дня, либо времени не осталось совсем, — он вытащил телефон и набрал пару строк младшему Уэйну. — Вот объясни мне, почему всегда, когда случается какое-нибудь масштабное действо, твой отец всегда находится в его центре? — мужчина тяжело вздохнул. — От ранения он не успел оправиться, — что-то внутри Тодда дрогнуло от понимания того, что Брюс все-таки выжил, — так теперь ещё и Уоллер ополчилась на... Телефон полицейского пиликнул и Джейсон с удивлением наблюдал, как с лица мужчины медленно сползла краска.***
Брюс раз за разом выныривал из небытия, стараясь уцепится за острые края реальности. Иногда, в эти моменты рядом с ним были медсестры, или Альфред, чье лицо сильно осунулось за последнее время. Порой, на краю сознания, старший Уэйн слышал препирательства Дэмиана и Ричарда, а иногда его обволакивал голос, который все глубже проникал в костный мозг, разрушая все, к чему прикасался. Встреча с Джейсоном не прошла для мужчины бесследно. Но не травма от пули болела так невыносимо, а что-то там, глубоко внутри, что-то бестелесное и психосоматическое. Хотелось дернуть себя за волосы и воскликнуть: “За что?” Он стал Бэтменом в свои двадцать пять, когда все его сверстники кутили и прожигали свою жизнь. Он пытался за шкирку вытащить Готэм из того дерьма, в которое его погрузила мафия, и что теперь? Ему почти сорок и мир, в котором он жил оказался сего лишь карточным домиком, чьи стены были обильно сбрызнуты кровью. И внутри этого домика, как оказалось, никто не был счастлив. Ни Альфред, ни дети, ни, даже, чертовы преступники. А он сам? Был ли он счастлив? — Он спит? — голос Джокера заставил брюнета чуть ли не скрипнуть зубами от раздражения. Вот уж кого-кого, а этого паяца он видеть не хотел. В идеале, он не хотел его видеть до самой своей смерти. — А я почём знаю? Да вернемся вовремя, не ссы. Иначе грозный дедок насадит нас на шест своего британского гнева. Послышался скрип паркета. Вероятно, клоун плюхнулся на стул, что стоял рядом с кроватью, продолжая болтать о чем-то своем с голосом в голове. Раздражение накатывало мощной волной. Шут болтал и хихикал, будто все то дерьмо, что он (или не он все-таки?) сотворил с собой, с Брюсом, с его детьми и целым городом — треклятая норма. Так и должно быть. Джокер привык, смирился и получает удовольствие:Бэтмен тупица — не беда. Уэйн тупица — у каждого свои недостатки. Все летит к чертям — несите мясо. Будем готовить шашлык на остывающих углях старого мира.
И вносить всё это было выше сил старшего Уэйна. — Не знаю, зачем ты сюда пришел, но прошу тебя, уходи, — голос Брюса был хриплым от долгого молчания, будто ему в глотку насыпали песка. — А! — Джокер как-то совсем по-детски вскрикнул и подпрыгнул на стуле. — Так ты не спишь? Ты хоть понимаешь, что не вежливо так пугать? Мог бы тактично покашлять что ли! Или у вас, героев, вежливость не в чести? Я ж тут могу вообще и с сердечным приступом слечь! Я буйный и нервный! И вообще... — Заткнись и проваливай! — рыкнул Брюс. — О, а вот и Бэтси, которого я так знаю и люблю, — на лице шута появилась кривая усмешка, — одно не пойму, какой версии Летучая Мышка на сей раз. — Что ты несёшь? — Брюс наблюдал за тем, как клоун буквально растекается по стулу. Того явно не смущал этот диалог, а уж ожидать от паяца того, что он смиренно встанет и уйдёт — было по меньшей мере глупо. — Ну как же? У тебя же явно было обновление Windows где-то между "Нет, я не хочу тебя бить. Я не хочу, чтобы в конце один из нас убил другого. Но у нас кончаются альтернативы. Возможно все зависит от этой ночи" и "Нет! Всё не так! Нет. Это было бы слишком просто. Больше всего на свете я хочу убить его. Не проходит и дня, когда я не хотел помучить его так же, как он мучил других, и потом… прикончить его", — Джокер так умело повторял интонации Тёмного Рыцаря, что Брюсу буквально становилось не по себе. — По-другому я не могу это объяснить. Хотя нет, наверное, могу. Возможно, у твоей второй личности тоже есть вторая личность. Ну знаешь, типа Ангел и Демон. Бва-ха-ха, посмотрел бы я на белое мышиное трико! Но ведь дело не в этом, да? Что я сделал не так? Ну же! Как так вышло, что твой моральный компас в отношении меня вертится как полоумный? Брюс смотрел в яркие изумрудные глаза и чувствовал, на корне языка собирается горечь. Его вечный кошмар подался вперёд, а на его лице не было намёка на улыбку. Будто ответ на поставленный вопрос слишком много значил для него. — Джейсон. — Что "Джейсон"? — в зелёных глазах отразилось непонимание. — Ты убил его... Ты... — Стоп, — клоун замахал руками, — тайм аут! Ты серьёзно? — Похоже, что я шучу? — Брюс рыкнул и рывком сел на кровати, невзирая на незажившую рану. — Какого хрена? — Джокер скривился, обнажая острые зубы. — То есть то, что я сотворил с твоей милой Барбарой, с её отцом — простительно, а при хлопнул одну птичку и все? Развод и девичья фамилия? — Прекрати паясничать! — Уэйн начал заводиться и не мог уже остановиться. — Да, ты покалечил Барбару, да ты сделал с ней то, что сделал... Но они живы! А смерть... Кто вообще дал тебе права лишать жизни? Вот так просто прервать чужие мечты и чаяния? Ты просто чудовище… Клоун, сверкнув бешенным взглядом, рванул вперёд, за секунду оказавшись на больничной койке, оседлав бедра собеседника. Он был настолько близко, что Брюс мог отчётливо чувствовать терпкий запах пота, пропитанный целым букетом химозных ноток. — Я разочарован. Бог мой, как же я разочарован! — Джокер даже не говорил, он шипел. — Ты действительно думаешь, что смерть — это самое страшное, что может случиться с человеком? Не-е-е-ет, тут ты не прав. Как думаешь, сколько искалеченных тобой преступников, которые прикованы к инвалидным коляскам или больничный койкам мечтают о смерти? — Брюс дёрнулся, но клоун прижал его к спинке кровати... — Нет-нет, ты не убежишь. Ты выслушаешь меня! — шут положил узкую ладонь на губы мужчины. — Ада нет, потому что все демоны живут внутри человеческой головы. Думаешь твоего доблестного комиссара они не грызут? Думаешь он не просыпается по ночам в холодном поту, терзаемый кошмарами? А Барби, разве она не пыталась вскрыть себе вены после произошедшего? — Уэйн дёрнулся, понимая, что Джокер, ткнув пальцем в небо, попал в ещё не зажившую рану. — Даже твой птенчик... Ты видел его, ты слышал его! Он жив, но страдает от этого каждый божий день, проживая час за часом, повторяя одни и те же действия в надежде на изменение! Разве это не особый круг Ада? Смерть дарит лишь успокоение, эдакое завершение главного квеста и лишь жизнь несёт страдания и метания. — Пока ты жив, — Брюс скинул руки клоуна, — ты можешь изменить свою судьбу! — А ты, — в голосе Джокера сквозило что-то едкое и в то же время безысходное, — смог её поменять? Ты можешь отличить жизнь от существования? Можешь ответить на вопрос о том, а что такое жизнь вообще и что лучше, быть жалким, но счастливым обывателем или незаурядные мучеником, чья судьба принадлежит всему миру? Что лучше, бездействие или благие намерения, которые могут утопить весь мир в крови? Брюс не мог произнести ни слова, глядя в суженный зрачок клоуна, в котором отражалось его собственное бедное лицо. Он не понимал, что от него хотел этот болезненно худой психопат, задавая вопросы, на которые заведомо нет правильных ответов. — Молчишь? Хорошо... Посмотри на меня, — клоун развёл руки в стороны. — Разве ты не думаешь, что умри я под толщей отходов, то всем было бы лучше? И мне, разве мне не было бы лучше? — Да... — шепот на грани слышимости заставил Джокера улыбнуться абсолютно не свойственно ему, почти нежной улыбкой. Он бесстрашно наклонился вперёд, касаясь своим лбом лба собеседника. Уэйн, больше по инерции, вскинул руки, осторожно сжимая худые бока. Клоун хотел бы ещё столько рассказать, пока Летучая Мышь и Принц Преступного Мира снова не сцепились на улицах вечно неспящего мегаполиса, но этому не суждено было сбыться. Вдруг воздух всколыхнул какой-то еле различимый шум, и всю лечебницу тряхнуло от взрывной волны!