Часть 17. Самый лучший сон — это Вечный сон.
Брюс стоял у окна кабинета, тяжело опустив ладони на подоконник. За стеклом бушевала непогода. Холодный дождь стоял стеной, а ветер так и норовил унести вместе с мусором пару зазевавшихся прохожих. Дабы создать иллюзию чьего-то присутствия, вечно работающий телевизор был выключен точным броском пульта в плазменный экран, который осыпался осколками на персидский ковёр. Альфред точно будет недоволен... но Брюс считал, что некоторая вольность ему всё-таки позволена, поскольку его искренне достали журналисты, папарацци и просто сочувствующие. Даже Джейсон, откалывающий поначалу со скоростью пулемёта мрачные и злорадные шутки, притих. И на то была причина. Джокер, будь этот шут неладен, виртуозно всколыхнул болото СМИ, позволив толпам недо-психологов и философов взобраться на высоту своего неразмерного эго и поливать слушателей отборным потоком помоев, исторгающихся из их ртов. Джокер и его последняя выходка были по всем каналам. В новостях, в стендапах жадных до хайпа комиков и даже во второсортных ток-шоу, которые в девяноста процентах случаев препарируют истории типа: "несовершеннолетняя забеременела от пришельца и родила курицу, кошку и младенца, подозрительно похожего на её отца". Кто-то называл клоуна непонятым гением, кто-то - сошедшим с ума мучеником, кто-то даже брякнул про то, что Джокер - Мессия, пришедший указать людям на их грехи. Но подавляющее большинство всё ещё видело в этом человеке чудовище, наводящее страх на жителей, убийцу, с которым нельзя договориться или задобрить. Вот тут-то и подключился Арманд Кролл, действующий мэр Готема. В преддверии выборов, которые должны будут пройти в четвёртом квартале этого года, он во всеуслышание вынес заявление, от которого у Брюса похолодели руки. Мэр с трибуны вещал о том, что Готем устал жить в страхе, что он готов взять на себя ответственность и разобраться наконец с шутом, которого почти целым захватил в Агентстве спецназ. На один день, ради одного единственного преступника в Готеме снимут мораторий на смертную казнь, и Джокера практически в прямом эфире посадят на электрический стул. После этой новости Дэмиан заперся с телефоном в комнате, пытаясь вызнать подробности. Джейсон подавился начатой шуткой про клоуна. А Дик плюнул на всё и заказал на всех пиццу. Мальчики слишком хорошо понимали, что для Бэтмена значит это решение правительства. И Брюс Уэйн ни на что не мог повлиять. — Вы считаете, что такая мера необходима? — миллиардер задумчиво крутил бокал в пальцах, рассматривая собеседника. Арманд был бы крайне привлекательным человеком, со всеми этими его правильными чертами лица, причёской, ухоженными руками и дорогими часами, если бы только вместе с яркой улыбкой не сверлил бы всех и каждого тяжёлым и вдумчивым взглядом. — Я уверен, мистер Уэйн, — мэр отсалютовал бизнесмену бокалом. — Город наконец-то вздохнёт спокойно. Вы ведь тоже пострадали от рук этого психопата. — Я не думаю, что гуманно выставлять все это на показ. К тому же, не думаю, что опускаться до методов больного человека — хорошая идея. — Полно вам, — в глазах политика появилась беззлобная насмешка, — мистер Уэйн. Неужели вы действительно в это верите? Гуманизм — это падшая женщина сладких грёз либералистов и наркоманов. Как вы помните, в эпоху террора казнь на гильотине считалась очень гуманной и быстрой. За окном бушевала непогода, качая верхушки столетних елей, что окружали старый особняк плотным кольцом. Слова Кролла прочно засели в голове у Брюса и сколько бы он не размышлял на эту тему, он не мог не признать, что мэр не был не прав. Хотелось, конечно, сжать кулаки и то пены изо рта спорить о том, что такое отношение к человеческой жизни — пережиток темных времен, просто проблема была в том, что нынешняя эпоха не слишком отличалась от предшественниц. Стоило только закрыть глаза, и Джокер вновь и вновь оказывался на расстоянии вытянутой руки, премерзко улыбаясь и без слов шепча “Я же говорил”. “Это безумие, одно на двоих — наше, слышишь Уэйн! Муравейники домов, изрытые под общественные выгребные ямы мозги обывателей, крики горластых пропагандистов — вот твоё общество, которое ты так любишь и защищаешь. Почему ты не смеешься? Тебе не смешно видеть это?” Джокер в его видениях не говорил, но Брюс слышал его, собирал по крупицам, по обрывкам воспоминания о старых стычках. Он-то, глупец, считал, что мир Джокера — иллюзия, а он, Бэтмен, реален. А на деле, фарсом и лицедейством смердели не только их пафосные мордобои, но и весь этот “реальный” мир, в котором, обманутые со всех сторон люди живут изо дня в день, растягивая губы в приветливых улыбках, столь же фальшивых, как и улыбка Джокера. Миллиардер никогда ещё не чувствовал себя настолько потерянным, настолько беспомощным и вымотанным. Всё, чем он жил раньше и чем дорожил, превратилось в поток грязи, в котором он барахтался, протягивая в пустоту ладонь. Но с другого берега его уже никто не спешил спасать, потому что стоило ему открыть глаза, как яркое одеяние таяло в утреннем тумане. Дверь скрипнула, заставив Брюса вздрогнуть и обернуться. — Хм, я думал, что темнота — это фишка Бэтмена, — Харви с усмешкой ударил ладонью по выключателю. — Хреновый день? — Хреновая жизнь, — Уэйн устало прикрыл глаза, но не мог не улыбнуться Двуликому. — Не скажу, что рад тебя видеть. Я бы предпочел, чтобы ты отсиделся где-нибудь в Швейцарии. — Ненавижу сыр, шоколад и сытую стабильность, — Дэнт уселся в кресло хозяина кабинета и отсалютовал ему бутылкой с виски, что стояла на столе. Брюс с легким недоумением смотрел на то, как бывший прокурор прикладывается к стеклянному горлу, а потом, видимо опомнившись, налил алкоголь в стакан и подтолкнул в сторону собеседника. — Выпей со мной. — Есть повод? — Брюс поколебался, но принял напиток. — Возможно есть... Возможно, я просто хочу надраться в логове старого друга и столь же старого врага, — свет лампы делал круги под глазами Харви более отчетливыми. — Я всё сделал. Мои люди вывезли Айви и Харли в Испанию. Домик на берегу моря понравился Пэмми. — Как они? — У Харли скоро операция на глаза. А пока она почти не говорит, прячется от Памелы и постоянно плачет. Хороший мозгоправ ей поможет. Ну и сама Рыжая готова за свою девочку костьми лечь. Выращивает ей цветы, чтобы в доме были только приятные запахи. — Я оплачу врача. И психотерапевта. — Конечно оплатишь. Если совесть тебя насмерть не загрызет, — бывший прокурор откинулся на спинку стула. — Ты вон и Фризам оплатил бессрочный отпуск в Германии, Бэйна сплавил с ними вместе, для опытов и почти всех причастных к Аркхэму людей обеспечил если не жильем, то деньгами. И как тебя только твой мелкий бизнес-акулёнок не покусал? — Альфред бы разозлился. А это чревато травмами различной степени тяжести, — брюнет чувствовал, как обжигающая жидкость камнем падает в желудок, слегка кружа голову. — Так, а почему ты не уехал? Сейчас в городе неспокойно. Гордон сказал, что мэр в яром воодушевлении начал копать под оставшихся преступников крупного калибра. В том числе и под тебя с Пингвином. — Не могу уехать, — в голосе Двуликого с легкой хрипотцой смешивалась какая-то удушающая тоска. — Мои люди под угрозой, мелкие преступники совершенно потеряли голову от безнаказанности, а улицы полнятся обозленным на правительство людьми, которые жили под сводами старой лечебницы и вдруг оказались никому не нужны. Твои проекты прекрасны, тут я даже сказать ничего не хочу, но кто вернет им родных, близких, друзей и знакомых, погибших под завалами. Пингвин не справится один. Он и так трясётся как курица наседка над Загадочником, который после того, как помог Джокеру пробраться в Агентство совсем закрылся в себе. Не расстаётся со своим мерзким учительским клетчатым жилетом. Не могу даже представить, до чего они там с клоуном добазарились. Освальд даже боялся, что Нигма вздернется на подтяжках. Так что давай выпьем, — он встал на ноги, наполняя бокалы снова. — За что? — Не за что, а за кого. За мерзкого, шумного, жестокого и бесшабашного мудилу, который год за годом перетряхивал Готэм и ставил все с ног на голову. За тебя, Джокер. — Он еще не мертв, — Брюс поджал губы. — К тому же, пить за преступника... — Не ври мне, — Харви дернул плечом, — он не просто преступник. Для тебя он явно больше. Странно, что ты так упорно отрицаешь эту извращенную тягу с его стороны и странную дружбу в течение своего “пленения” в Аркхэме. А что до первого... Он мертв, Брюс. Он находится в таком месте, откуда его не вытащит ни сила Бэтмена, ни связи Уэйна. Даже если ты сровняешь Блэкгейт с землей. Прикрыв глаза, Брюс залпом осушил свой бокал.***
Дэмиан засовывал в рюкзак все, что могло бы понадобиться в его вылазке. Костюм Робина, вывешенный на манекен, смотрел осуждающе, отчего мальчик со злостью накинул на него простынь. Сам он был одет в просторные штаны, легкие, мягкие туфли и плотную водолазку. Сегодня ему понадобиться быть максимально незаметным, а потому и не подходил ему красный вызывающий дублет с “R” около сердца. Ну, разве что плащ оказался очень кстати. Собственно, разум отказывался нормально функционировать, оставляя внука Ра’са аль Гула наедине с бушующими в груди эмоциями. С одной стороны, он понимал, что его потуги вытащить клоуна из-под дамоклового меча демократии выглядит невероятно странно и подозрительно, но, впервые в жизни, даже деньги не могли решить эту проблему. Джокера держали в одиночной камере глубоко под тюрьмой и, учитывая, что тому предстояло с шиком умереть в прямом эфире, его держали постоянно в смирительной рубашке, полностью обездвиженным, когда и кормление, и отвод всех физиологических излишков производилось с минимальной помощью мед персонала. Любая несанкционированная попытка пройти к камере запустит систему безопасности, которая мгновенно убьет всех преступников на уровне. Но даже несмотря на все это, младший Уэйн не мог отступить. Он не мог признать свое поражение, особенно сейчас, когда он слишком остро ощущал потребность поговорить с тем, кто его понимает. И это был, увы, не отец. Подумав, он закинул в рюкзак еще и пояс от костюма и прицепил на спину ножны с катаной. — Куда собрался, клоп? — голос Джейсона заставил его вздрогнуть, но Дэмиан быстро взял себя в руки. — Не твое дело, — он скривился от отвращения и попытался пройти мимо, но наемник ловко схватил того за капюшон. — Дай угадаю, мелкий паскуденыш, в котором заиграли дедовские гены, решил проникнуть в тюрьму вызволять своего зеленоволосого приятеля? — Красный Колпак одним мощным движением закинул парня обратно в комнату. — Прости, но тебе придется обождать. — Отойди! — катана сверкнула лезвием в неверном, тусклом свете ночника. — Даже так? — Джейсон оскалился. — Правильное решение. Стрелять в особняке дело гиблое. Брюс прибежит, размахивая своими принципами, — в руке у молодого человека темнела тонкая кочерга с витиеватым узором. — Но подумай еще раз, ты и правда хочешь затевать драку ради этого ублюдка? После всего того дерьма, что Джокер принес в этот мир, ты так жаждешь его спасти? — Завались! — длинный прыжок в сторону брата окончился снопом искр, высекаемых при соприкосновении металла о металл. В комнате было мало места, и это играло на руку физически более развитому Тодду, тогда как Дэмиану катастрофически не хватало места для маневра. Но сын Талии не привык так просто сдаваться. Уцепившись за тяжелую, бархатную штору он пробежался по стене, врезаясь с размаха ногами в грудь сводному брату. Тот охнул, но успел контратаковать, излишне сильно ударив младшего Уэйна кочергой по голове. Кровь брызнула из рассеченной кожи заливая лицо мальчишки. Тот зарычал разъяренным животным, пытаясь нащупать выпавший из рук меч. Тодд пинком оттолкнул мальчишку и ловким движением откинул в сторону катану. — Отступись. Оно тебе не нужно! — Джейсон прикусил губу, чувствуя тяжесть в груди. — Эта сволочь получит то, что заслужила! — Да? А что тогда заслужил ты? — пошатываясь Дэмиан встал, опираясь на сломанное изголовье кровати. Голова гудела, но он уже размышлял о том, как бы схватить рюкзак и сигануть в окно, пусть и Альфред потом будет ругаться на него. — Ты не понимаешь, что говоришь! — Нет, я мыслю слишком ясно! Посмотри на себя! — Дэмиан махнул рукой в сторону зеркала, которое чудом уцелело после потасовки. — Чем ты лучше маньяка, которого ты с таким упорством пытаешься убить? В полутьме комнаты, в стеклянной глади стекла на Джейсона смотрело его отражение с перекошенным от гнева лицом с осевшей на бледных щеках мелкой кровяной крошкой. А в тёмных глазах притаились поистине нечеловеческая ярость и боль. — Ты сам напялил маску, которая и роднит тебя с Джокером. Ты сам выбрал путь преступника в криминальном мире Готема. ТЫ САМ превратил себя в то, что видишь сейчас в отражении! — Ах ты, гадёныш! – парень дёрнул на себя слегка дезориентированного подростка и зашипел ему в лицо: — Ты бы по-другому запел, если бы тебя порешил этот психопат, аргументируя тупейшими тёрками с Бэтменом, которому, к слову, не хватило яиц отомстить за мёртвого сына! — И потому ты предпочёл уподобиться клоуну?! — с яростно сверкающими глазами Дэмиан вырвался из хватки. — Что ты вякнул? — Что слышал! Ты ничем не лучше Джокера! Такой же убийца и нытик. Только если шут страдает, что Бэтмен его не замечает, то ты льёшь слёзки о том, что Брюс тебя якобы не любит! — Джейсон побледнел и потянулся за пистолетом, но младшего Уэйна было не остановить. — Ты можешь говорить, что у тебя есть причины. Но у всех есть эти пресловутые причины! Я готов был убить за этот костюм! — Дэмиан в один рывок сдёрнул покрывало с манекена. — Я готов был втиснуться в мораль Бэтмена, лишь бы он увидел меня. Лишь бы я чувствовал себя нужным. Так что все твои истерики — херня! Я слишком хорошо понимаю, что ты чувствуешь, чтобы верить хоть одному твоему слову! — мальчик внимательно следил за дулом пистолета, направленного ему в грудь. — Ты хочешь убить Джокера, но это и близко не решит проблему, потому что она изначально была не в нём. Проблема была в ваших взаимоотношениях с Брюсом. И пусть я процитирую Барбару, но месть никогда не лечит — она осушает. Убив Джокера, ты поймёшь, что боль не ушла. Что ты всё так же просыпаешься от кошмаров на жёстком диване в холодной, чужой квартире. И кого тогда ты будешь винить? Кому станешь мстить? Брюсу? Нам всем? Стреляй, —— Дэмиан развёл в стороны руки. Ему не было страшно, ему даже грустно не было. Он хорошо понимал, что если Тодд захочет, то он без колебаний его прикончит, потому что всё оружие осталось в Бэт-пещере, а катана сиротливо лежала под кроватью, — или отпусти меня. Джокер однажды спас меня, и я хочу ему вернуть должок. Жизнь за жизнь. Младший Уэйн невозмутимо подошёл к постели и забрал рюкзак, затем залез под тяжёлую дубовую кровать за катаной, пару раз чихнув от пыли. Распахнув окно, подросток, уцепившись руками за мокрые ветки старого клёна, ловко спрыгнул на землю, лишь непроизвольно охнув, когда рядом приземлились военные ботинки на толстой подошве. И к огромному неудовольствию Дэмиана хозяин ботинок наличествовал в полном размере. Они сверлили друг друга недовольными взглядами. — Джей! — возглас бегущего к ним Ричарда заставил игру в гляделки прекратиться. — Какого чёрта тут происходит? Я попросил сходить за Дэмианом, и вы задержались. К тому же... стоп, — лицо Грейсона помрачнело, — почему у Дэмиана кровь, — Тодд невольно поёжился. Ричард хоть и выглядел добродушно и располагающе, в гневе он был подобен тайфуну. — Быстро в машину. Там всё расскажете. Мой друг из Блэкгейта и так уже заждался.***
Кто бы что ни говорил о суицидальных наклонностях Джокера, тот любил жизнь. Ему многое в ней нравилось: например, пицца или сладкий рулет. Он получал эстетическое удовольствие от закатов и рассветов, от взрывов. А уж как держала его в тонусе беготня по крышам вместе с Бэтменом, чей лицевой паралич смешил похлеще предвыборных обещаний политиков. В общем, Джокер любил жизнь. Однако он был реалистом, и безвыходные ситуации чуял за версту. Например, сейчас его положение просто смердело безнадёгой. Клоун искренне ждал того дня, когда его поведут на казнь, потому что тогда он хоть сможет напоследок размять ноги, ведь сейчас он больше напоминал мечту директора мясокомбината — а именно обвязанный со всех сторон кусок солонины. Смирительная рубашка обнимала плотным коконом, пока ремни, обвившие змеями шею, лодыжки и запястья, крепко прижимали мужчину к постели. Пролежни, о которых мало заботился персонал, адски болели от проведённых без движения практически двух недель. Всё тело горело в глухой агонии затёкших мышц, и в пору было бы кричать и смеяться, срывая голосовые связки! Да только во рту у шута красовался кляп, об который при желании и достаточном давлении можно было обломать все зубы. Был, правда, один плюс — на фоне общего плачевного состояния мочеприёмник и ежедневные клизмы были не так уж и страшны. Единственное, чем Джокер мог двигать безнаказанно, были глаза. Чем он и успешно пользовался, обводя в миллионный раз взглядом контуры трещин на сыром бетонном потолке. Агата тихо плакала на комке его сознания, но клоун слишком хорошо понимал, что держи он её чуть ближе, и девушка ревела бы уже не от страха, а от нестерпимой боли, что впивалась в исхудавшее тело раскалёнными иглами. — Я не хочу умирать! — Карнавал дёрнулась вперёд, но невидимая сила оттолкнула её назад. — Мы должны выбраться! — Ты уже мертва. Ты в лучшем положении, — Джокер по ту сторону ментального барьера был сам на себя не похож. Он был странно тих, задумчив и разговаривал больше сам с тобой, нежели со своей спутницей. — Да что с тобой такое?! Ты сдаёшься? Ты даже не хочешь попытаться! — Ты так считаешь? — силуэт во тьме дрогнул. — Я мало стараюсь? — тень медленно шагала в сторону Агаты. — Нет, она нервно сглотнула. — Я не то имею в виду. Но, помнишь, Нигма говорил о том, что выйти живым из Агенства невозможно? А ты придумал план. Самоубийственный, но работающий!.. У вас всё получилось тогда, так почему сейчас... — Цель, — голос Клоуна-Принца был уставшим, хоть в нём всё ещё прослеживались знакомые яростные нотки. — Нас всегда определяет цель. Я хотел показать Брюсу Уэйну и Бэтмену тщетность этой реальности, бессмысленность демагогий о гуманизме и то, что мнимый героизм Бэтмена — это не что иное, как ребяческая выходка. А разве смерть от руки Закона не станет лучшим панчлайном в этой дерьмовой шутке? — Я не верю, что ты можешь сдаться вот так просто! Не верю! А как же твой Бэтмен? Что он будет делать без тебя? Ведь ты его... Тень сорвалась с места и с силой ударилась об энергетический барьер. — Люблю? Ты это хотела сказать? Ну, конечно... – Агата с затаённым ужасом смотрела на Джокера, который больше походил на мумию, нежели на нормального человека: впалые щёки, острые скулы, залитые кровью белки и разбросанные по всему телу уродливые пятна гематом. – Нет, малышка, какая тут любовь? Разве могут два человека, находящихся на разных сторонах спектра, любить друг друга? Особенно когда один видит слишком много, а второй не видит дальше собственного носа... нет. Ты ошибаешься. Как ошибаешься и в том, что я сдался, проблема лишь в малю-ю-юсеньком нюансе – эти сволочи предусмотрели всё и отрезали любые пути к отступлению. Хочешь докажу? Барьер лопнул, как мыльный пузырь и Агата закричала, падая на колени. "Как ты это, блять, терпишь!?"***
В день Икс Агате казалось, что всё произошедшее – дурной сон. Возможно, она заболела лихорадкой и видела в горячечном бреду цветные сны. А на самом деле не было ни преступников в подворотне, ни смерти, ни Аркхема. Всё – мираж: Брюс Уэйн, отчаянно просящий раненного не закрывать глаза, горящие стены, крики раненных и Джокер... Не было клоуна, опасного в своих порывах, эмоционального, жестокого и в то же время уязвимого. Того, кто так тяжело привязывался, но потом не способен был оторвать от себя тех, кто стал частью его души. Не было двух недель агонии, когда шут с порывом несвойственного ему гуманизма, запер Агату в пограничной зоне между сознанием и подсознанием. Девушка видела, как с каждым часом Джокеру становилось всё хуже: мышцы горели огнём, натягивались от напряжения тугими канатами, пока постоянная боль на пару с голодом сводили с ума и без того сумасшедшего клоуна. Порой он орал дурниной, дёргался, катался по полу, свернувшись калачиком. Он был заперт, его пытались сломать, но Карнавал знала, что сам факт того, что она не чувствует боли, говорит о том, что у измождённого шута есть ещё силы, пусть и тающие на глазах. Иногда, слушая вопли по ту сторону своей клетки и впитывая в себя рулады истеричного смеха, она начинала петь. И пусть у неё не было ни слуха, ни голоса, она пела от души. На русском, на английском – без разницы. Агата вспомнила даже колыбельные, что в далёком детстве пела бабушка. И Джокер затихал. Падал ничком, стонал и хихикал, но слушал внимательно, будто желая прикоснуться к частичке той жизни, что давно была ему недоступна. — Очень давно, в прошлой жизни, — Джокер кусал губы, будто силился вспомнить подробности. Отделить правду ото лжи, - с кем-то, я уже и не помню с кем и при каких обстоятельствах, мы мечтали поехать в Париж, в Диснейлэнд, или на море. Ну, ты знаешь: солнце, вода, коктейли с зонтиками. Возможно, я бы даже воздержался от убийств особо прожорливых отдыхающих, не отходящих от шведского стола. Хотя в той жизни я вряд ли кого-то убивал в принципе. Сейчас, конечно, моя жизнь стала ярче, насыщеннее и забавнее, пусть и цветовая гамма моего мира похожа на вырвиглазную палитру художника-шизофреника, но, что тогда, что сейчас, меня успокаивают мысли о воде, огненных барашках закатных облаков и шквальных волнах. — Но ведь Готем-Ривер впадает в океан, — в такие редкие часы спокойствия и усталой откровенности Карнавал прижималась спиной к прозрачной стене и слушала своего соседа. – Получается, что мы, если выберемся, сможем съездить на побережье. — Ты не понимаешь, mi amor, океан, что взасос целует этот проклятый город, всегда серый, как и бурливый Готем, как и сам этот мегаполис. Его стальные волны даже в палящих лучах июльского солнца, что превращают пробки машин в ряды газовых камер, а асфальт – в стекло, никогда не приобретают тот чудный лазурный цвет, как на тех открытках, что продаёт индус в киоске. Этот океан угрюмый и скучный. — Тогда поехали на острова. Пальмы, кокосы, — сама Карнавал с тоской понимала, что мало где была. Они не путешествовали по России, потому что не было денег, а, переехав в Америку, она с головой погрузилась в работу, не желая тратить время на глупости. — Можно собирать ракушки и делать из них бусы. Или браслеты дружбы. Кому ты бы их подарил? — Кого? — Браслеты. Их обязательно нужно дарить. — Не знаю. Какие у меня друзья? Хотя, разве что Бэтси, - клоун перевернулся на живот, прижимаясь эфемерной щекой к прохладному ничто. – Бублик не заслужил, правда, такой щедрости. Ну, значит, Уэйну подарю. Он как раз живёт на чердаке у Бэтмена. Жаль, что чердак этот основательно подтекает. За разговорами Джокер засыпал, пытаясь набрать хоть немного сил, чтобы пережить следующий день. А потом ещё один и ещё. Агата не хотела умирать, но, глядя на ежесекундную агонию шута, она искренне желала конца. Лишь бы всё закончилось. Ради чего угодно! Когда дверь распахнулась, Джокер вёл беззвучный диалог с Карнавал, а с виду тело казалось мёртвым, если бы не судорожно вздымающая грудная клетка. — Мерзость, - санитар брезгливо оглядел колбы с физиологическими отходами. Да и запах в затхлой каморке стоял не самый приятный. — Начальник сказал вымыть эту тварь. Да ещё и не снимая смирительной рубашки. Он там совсем с дуба рухнул. За месяц в этом дерьме он и пошевелиться-то не сможет, и это я уже о пролежнях не говорю. — И как он не сгнил-то? – второй врач нервно косился на преступника. — Он же юродивый. У него жижа радиоактивная вместо крови, не иначе. Ладно, грузи гаврика. К неудовольствию клоуна, пришельцы не удосужились ни снять кляп, ни расслабить ремни рубашки. Они грубо сдёрнули его с кровати и усадили в каталку. Наверное, ещё пару недель назад клоун бы тут же попытался сбежать, но сейчас его мышцы просто не слушались, а всё тело скованно жуткой усталостью. — Это всё, да? – Агата оперлась руками о свою клетку, жадно всматриваясь в ряды дверей. Свет мерцал и впереди открылся лифт. — Пока нет, - Джокер всеми силами пытался заставить ноги двигаться. С трудом, но у него это получилось. – Но времени в обрез. — Мы сможем сбежать? — Ну, или умрём, пытаясь, — мрачно усмехнулся клоун.***
— Боже! – слишком молодая для подобного места медсестра всплеснула руками, с ужасом оглядывая заключённого. – Его что, пытали? — Ты новенькая, да? – мерзко хохотнул один из санитаров. – Его никто не пытал, мы же все тут гуманисты хреновы. Он просто в одиночке валялся. — Его раны нужно срочно обработать! – девушка качала головой, стягивая с клоуна штаны. – Эти пролежни выглядят не очень хорошо. — Что на него тратить время. Сегодня его уже не будет ничего волновать. — Это – не повод отказывать ему в помощи! И да, снимите, наконец, с него смирительную рубашку! — Не положено, — медбрат нахмурился. — Приказ начальника. — Я не буду дважды повторять! Этот мужчина и так уже похож на труп. Снимайте, — она подбочилась и топнула ногой. – К тому же, вы будете рядом. Смогут же такие статные мужчины справится с истощенным заключенным? — нельзя было понять, говорит девушка серьезно или издевается. Санитары пробурчали что-то невразумительное, но покорно расстегнули рубашку. В любой другой момент Джокеру не составило бы труда оглушить двух неповоротливых бугаев, вывернуться змеёй и оказаться на воле. Правда, в этот раз тело его подвело: ноги заплетались, руки после такого количества дней в тугих и узких рукавах отказывались слушаться и повисли по бокам, как тряпичные. Даже голова закружилась, совершенно не вовремя. Попытка протаранить одного из конвоиров, вырвавшись из крепкой хватки, не увенчалась успехом, пусть она и была засчитана. Его сбил мощный удар в челюсть. Рухнувшего на пол Джокера стали пинать ногами, особо не смущаясь бледной как мел медсестры. — Прекратите! – она повисла на руке одного из сотрудников тюрьмы. — Сдурела?! – мужчина смахнул её словно пушинку. – На тот свет захотела?! Он пытался сбежать! — Нет, - глаза девушки метали молнии. – А теперь пошли вон из душевой и ждите за дверью! Я сама разберусь, что делать с заключённым! — И не подумаем, - надменно фыркнули ей в ответ. — Хорошо, она отошла к столу и достала из ящика значок. – Я, Эрика Пирс, главный судмедэксперт, присланный из Агенства для осмотра пациента до и после процедуры умерщвления. У вас нет полномочий ослушаться моего приказа, — Эрика расправила плечи и недобро зыркнула на двух мужчин. Джокер нахмурился. Что-то в голосе сотрудницы Агентства ему показалось странным и знакомым. – Я беру на себя последствия тесного контакта с этим человеком. А теперь пошли вон! Санитары переглянулись, презрительно скривились, но вышли восвояси. — Вы как? – врач мигом подлетела к Джокеру, помогая тому сесть. — Нормально, — шут вымученно улыбнулся. – А они-то правы: я ведь могу тебя убить. — Нет, — Эрика обрабатывала антисептическим спреем раны и накладывала влагостойкие повязки, — не можете. У вас атрофия мышц рук из-за долгого пребывания в смирительной рубашке. Давайте, — Пирс закинула себе на плечи руку клоуна и осторожно повела его в душевую. Едва переступая по холодному кафелю, Джокер думал о том, что этой девушке в принципе не жалко будет отдать своё тело на изучение. Если бы его ещё спрашивали, конечно. А меж тем, Эрика помогла клоуну залезть в простую, эмалированную ванну, доверху наполненную тёплой водой. Глубоко вздохнув, мужчина закрыл глаза, пытаясь полностью абстрагироваться от происходящего, позволив странному врачу делать всё, что ей заблагорассудится. Губы его чуть дрогнули, будто он хотел рассмеяться, но сил на это больше не осталось. Джокер всегда думал, что его смерть наступит в битве, под канонаду взрывов и рычание Бэтмена. Что именно хохот станет последним звуком, который он издаст. Ну что ж, ещё не все потеряно... Посмеяться ему поди дадут. — Пожалуйста, посидите спокойно, — врач откинула губку и, вымыв руки, загремела ампулами на столе. — Что это? — джокер безучастно рассматривал её короткие черные волосы, голубые глаза и острые скулы, силясь понять, кого же эта девушка ему напоминала. — Обезболивающее. Поступило распоряжение, чтобы вам облегчили страдания. — Если хочешь убить меня, детка, то это пустая трата времени. Единственный яд, к которому я восприимчив — голубой. Однажды я даже заказал себе набор сковородок в телемагазине... — О нет, — Эрика по-птичьи склонила голову, грустно улыбаясь. — Это правда обезболивающее. “Не упрямься,” — Агата постучала по преграде, стирая кулаком слезы с несуществующих глаз. — “Пусть она поставит укол. Я... я боюсь. В чём я действительно виновата — так это в том, что я не знала о существовании подобного рода последствий. Я только могла догадываться, ведь я не видела более весомых доказательств своим подозрениям”. — Когда прекрасные женские глаза затуманиваются слезами, видеть перестает мужчина, — смахнув со лба мокрые волосы клоун пожал плечами и вытянул руку. — Ваш выход, госпожа эскулап. Хуже не будет.***
Дэмиан с остервенением долбил по клавишам ноутбука, до крови кусая губы. Напряжение в доме достигло своего апогея, и даже Альфред поумерил обилие сарказма и душных британских напутствий. А все дело было в том, что вчера курьер принес приглашение на казнь. Приглашение. На. Казнь. Витиеватыми буквами, на плотной дорогой бумаге было написано время, место и дата проведения “мероприятия”. Арманд Кролл был человеком специфическим, но такой юмор оценил разве что Джейсон, хохотнувший что-то про лучший праздник в году. Брюс шутки не оценил и, швырнув приглашение на тумбочку, словно раскаленный уголек, заперся в кабинете. Назвав старшего брата конченным дебилом, Дик удалился в тренировочную комнату а Дэмиан решил перепроверить документы и разрешения компаний для трастового фонда, лишь бы не брать в руки телефон, все новостные ленты которого были просто заполонены всякого рода историями о Джокере разной степени трешовости и вульгарности. Вот уж действительно, страшна толпа в ее бездумной истерии... Сейчас же, когда часы безразлично отсчитывали секунды, приближаясь к роковой отметке, даже Брюс выполз из своего логова, почти вздрагивая от каждого громкого звука. Газета в его скованных тремором пальцах смотрелась почти противоестественно, но ни Ричард, ни Альфред не нашли в себе сил пошутить на эту тему. Счастливая дикторша вещала о чём-то подчёркнуто бодрым тоном, призывая не отрываться от экранов, хотя можно ли было найти в себе силы сделать это, когда в камеру очередного ушлого репортёришки попал удачный кадр того, как конвоиры буквально втащили заключенного, еле переставляющего ноги в небольшую комнатку, с гордо темнеющим посредине деревянным стулом. Страшный трон, до боли подходящий для того, чтобы проводить в последний путь Принца Преступного Мира Готэма. И плевать, что сама высокородная особа выглядела так, будто пережила как минимум сотню лет в Бастилии. Брюс не слышал звуков, в его голову будто натолкали вату, а по спине побежали мурашки. Осознание того, что это случится вот-вот...что Джокер действительно исчезнет буквально через пол часа превращало реальность в душную фантасмагорию. Уэйн не знал о том, правильно ли он поступил, отказавшись присутствовать на этом цирковом представлении человеческой жестокости. Быть может, Джокер хотел его там видеть... — Кто вообще может на это смотреть? — глаза Ричарда были широко распахнуты. — Больные ублюдки. Вон, как Джейсон. Он явно получит от этого удовольствие, — Дэмиан криво усмехнулся. — Где вообще этот неврастеник? — Дэмми, хватит! — Брюс тряхнул головой. — А если серьёзно, Альфред, куда ушёл Тодд? — Сказал, что хочет прогуляться. — дворецкий шумно выдохнул. — И, видимо, решил по дороге выкинуть ваше приглашение.***
“Вот срань!” — вульгарно ругнулась Агата. - О чём это ты? “А ты думаешь, это приятно — во время “шоковой терапии” обмочиться публично?” — прошипела она от туго стягивающих конечности ремней. — “Нет, при ударе током в любом случае организм непроизвольно испражнится, но, если смерть не сразу наступит, они занесут это в протокол. И если мне удастся после этого явится к ним во снах и заставить их пережить этот “процесс”, то, думаю, мой мстительный дух обретёт покой”. По ту сторону барьера Агата не могла видеть, но могла чувствовать на себе сотни глаз. Перед Джокером по другую сторону окна наблюдают за прелюдией к казни приглашённые свидетели. — Всегда мечтал стать частью абстракции, — скалился клоун, когда ему на голове затянули бинты. — Не сомневаюсь, — столь сухой ответ извне всколыхнул возмущение даже в Карнавал. “Нет, это уже ни в какие рамки не лезет,” — негодованию девушки, казалось, нет предела. Пусть и в сравнении с клоуном её чувства всего лишь капля в океане. — Есть, что сказать напоследок, Щелкунчик? — клоун-психопат краем глаза заметил обхваченный грубыми пальцами рычаг. “Вот он, момент истины,” - хмыкнула Агата Каранвал, вспоминая всё время пребывания в чужой тушке. - “А если по делу, есть что сказать, болезный?” - в отличие от стоящего рядом с ними палача, девушка не скрывала за интонацией того, что чувствует. — Браво, браво! — Джокер оскалился. — Если бы я мог, то я бы отвесил реверанс достопочтимой публике, что пришла поглазеть на окончательную победу добра над злом, после которой снова можно будет разойтись по домам. Бить жен, трахать молодых шлюх, загоняться коксом и чувством собственного превосходства. Как забавно, кто-то ушлый много лет назад распечатал тонны бумаги и наделил её ценностью, чтобы годы спустя вы мерились размерами гор бесполезной макулатуры, которой можно разве что зад подтереть, и превозносили её гораздо выше человеческой жизни и достоинства. Я не мог и мечтать о лучшей публике и… Шут затих, заметив мелькнувшую в углу знакомую вихрастую макушку. Захотелось истерически рассмеяться, поскольку он предполагал, что такое может произойти, но не думал, что кто-то из семейства летучей мыши реально явится. Голубоглазый демон, глядя на которого у Джокера вспыхивали чуть ли не отеческие чувства — уж слишком этот яростный молокосос был похож на него самого — поморщился, поправляя дорогой, но явно не слишком любимый пиджак. Было в этом что-то сакральное, будто они поменялись местами и Джейсон теперь выступал в роли палача с тяжелой железякой в руке. Взгляд шута неосознанно скользнул по белым прядям в челке молодого человека. Создавалось впечатление, будто та кровь что оставалась на его волосах в момент смерти отпечаталась таким вот странным клеймом. — Последнее слово... — Джокер был спокоен и расслаблен. — Похоже, что сегодня не только я обрету покой. Палач хмыкнул, глядя на то, как приглашенный священник мусолит пальцами хрустящие страницы Библии. До казни осталась одна молитва, но Джокер не слишком хотел слушать эту жалкую ложь о вечной жизни и загубленном Рае. – А расскажи мне сказку, а?.. "Я...” – Агата была сбита с толку желанием своего соседа. Им скоро тут пустят по венам ток... Если бы она его плохо знала, то подумала бы, что этот безумец решил впасть в детство! Но бесшабашный Русский дух было не унять: помирать, так с музыкой! Точнее, со сказкой на ночь для двоих. – “Я... хорошо”.В одном из древних, как сам мир, городов жил Король. Его династия помогала городу расти и процветать, но сам Король был несчастен. Ведь жители были с гнильцой: от жалкого карманника до пускающего пыль в глаза чиновника или богача. И если вся эта нечисть боялась дневного света, то по ночам она лезла изо всех щелей: озлобленная и завидущая, из пастей их склизкой ядовитой плазмой сочилась ересь, их щупальца пронизывали каждый акр земли вглубь на метры, каждый камень, каждую щёлку. Эта Чума в считанные годы захватила город, отрезала его от остального мира. И чтобы хранить относительно мирный покой, он облачался в доспехи ни то демона, ни то Чумного доктора и сам попытался извести вездесущую заразу: доказать, что Закон работает! Но глубоко в сердце он знал, знал, как он слеп, и всё же не мог отступить, не мог оборвать своей войны. Город, как бешеный пёс, кусал себя за хвост, лапы, раздирал свою плоть до костей. И при этом по воле самой фантасмагории и сюрреализма он жил, изгибаясь в самых неестественных позах, и продолжал заражать болезнью всех, кто приближался к нему. Чума не смогла заразить Короля, но решила изжить его со свету, забирая в своё бездонное чрево всё больше человеческих жизней, обвивая город богатым ожерельем кладбищ и исправительных домов. А остальных, поражённых ею она оставляла без чувств, словно живых мертвецов, насмехаясь над Королём. И тот волей-неволей забирал залог, потому что не мог себе простить упущенные жизни. Вот так в нём завёлся Червь Сомнений, который Король назвал своей Совестью. Лишь с его помощью он находил заражённых, но этот червь съедал его изнутри. Он мог бы пожрать его окончательно, если бы не случилось невозможное. В Город приехал Цирк, которым руководил Шут. Шут этот был ревностный правдоруб и гнусная язва: каждое его выступление выходило за рамки воображения. Город пылал так, будто ночь была здесь не властна, богатые дамы и кавалеры толпой шли на этот балаган ужасов, устав от роскоши и безделия, а виновник торжества с диким хохотом и под улюлюканье акробатов орошал землю под шатром свежей кровью зараженных, пылающих в его подобии инквизиции. А Король был не рад этому шоу: его Червь чуял этот огонь, извивался в агонии, визжа, требуя унять этот жар! Их встреча не могла не состоятся, и в то мгновение, когда Король переступил порог цветастого шатра, огонь накинулся на почерневшие от долгого контакта с Чумой доспехи, озаряя ореолом силуэт Рыцаря Ночи. Шут поразился тому, что пламя не пожрало заражённого жителя Проклятого Города. Он не мог оторвать взгляда от чёрной тени, которая распахнула свои кожистые крылья. Шут вытащил нож и с неистовым хохотом набросился на незваного гостя. Их битва с каждым замахом раздувала сияющее алым горнило, а Шут смеялся и смеялся, скрещивая клинки с Королем, что в пылу битвы не замечал, как от искр, летящих от меча, загорается весь Город, превращаясь в огненный цветок. Король, с немым ужасом видел, как пламя пожирает и Город, и вот уже тряпичные стенки Циркового шатра опадают золой, подпуская огненных змей к самым ногам Шута. Король видел, что Город был давно обречён, но Червь внутри него не унимался, толкая вперед. Внезапно Шут вонзил павшему Королю нож в рёбра, и Червь, вырвавшийся из чавкающей плоти, вонзил свои жвала в его белую руку. Клоун безжалостно вырвал паразита из плена грудной клетки и бросил его в огонь. Впервые Правитель Города почувствовал, что может дышать полной грудью. Что он, наконец свободен. И тут же его плащ обратился в два гигантских черных крыла, и он взмыл в окутанные дымом небеса, оставляя Город догорать. Когда они достигли облаков, острый нож Шута разрезал облака, впуская первые лучи солнца.
— Хорошая сказка, — Джокер провожал спину священника, уже давшего отмашку исполнителю, который готов был дёрнуть рубильник. — И что было дальше? “Долго и счастливо... Несомненно, долго и счастливо”.***
Ночь опустилась плотным саваном на притихший город, который тяжко вздыхал, будто оправившись от тяжёлой болезни. По тёмным переулкам сновали только мелкие преступники, чьи планы не уходили дальше обычной поножовщины. Не было ни Айви с её ядовитыми лозами, ни Фриза, чьё морозное дыхание оставляло узоры на бетоне и кевларе. Пингвин был занят Загадочником, бывший прокурор напился и дремал, уронив голову на барную стойку. Даже Селина решила не грабить очередную ювелирную лавку. Минута молчания в честь смерти Джокера. Брюс сидел на кровати и сверлил тяжёлым взглядом таблетки снотворного. Он так и не досмотрел новости – ушёл, оставив сыновей в гордом одиночестве. На душе было паршиво. И только сейчас, оставшись наедине со своими мыслями, миллиардер смог признать, что глубоко внутри он надеялся, что дурной шут жив. Клоун Шрёдингера. Пока Брюс не видел тела, ещё не всё потеряно. Тишина казалась оглушительной, Уэйн помотал головой, чтобы прогнать мрачные мысли. Ему не хотелось и думать о том, как сильно повлияли на него события прошедшего года. Не хотелось чувствовать дрожь при взгляде на маску Бэтмена, которая впервые за всё его существование в шкуре летучей мыши, казалась нелепой. Он – просто шут в дурацком костюме. Просто человек с необычным способом запихивать поглубже свои страхи и проблемы. Он – человек среди полубогов, а потому и грызёт его паранойя, затихая лишь когда позади распахивались чёрные крылья. Битвы с Джокером были всегда сложны, но это была константа его жизни. Пародия на стабильность. И сейчас, когда тело его «главного врага» осматривает патологоанатом, Брюс чувствовал совсем непонятную опустошённость. Шумно вздохнув, мужчина закинул в себя лекарства, запил их мерзкой тёплой минералкой и упал ничком в постель.***
Сон накатил внезапно. Ещё секунду назад Брюс лежал на тяжёлом шёлковом покрывале, рассматривая скользящие по потолку тени и блики белой луны, которую не закрывали своими телами грозовые тучи. И вот он уже бредёт по тёмному тоннелю с арочным сводом, вглядываясь в неверный тусклый свет впереди. Уэйн вынырнул из прохода и оказался на кладбище. Это место совершенно не похоже на реальное кладбище Готэм-Сити. Оно больше олицетворяло иллюстрацию из романа ужасов семнадцатого века или места последнего покоя где-нибудь в Европе: массивные памятные кресты покосились от времени и поросли мхом и лишайником, серые склепы пугали тёмными провалами дверей, а призванные охранять покой усопших ангелы смотрелись жуткими надзирателями, уснувшими в потемневшем от влаги и времени граните. Они смотрели своими пустыми глазницами вслед уходящему вглубь этого мрачного места мужчине и незримо ухмылялись. Под ногами шуршала опавшая листва и мелкий гравий, кричала вдали одинокая птица, а узловатые ветви деревьев так и норовили схватить в свои скрюченные пальцы светлый огонёк тонкого месяца. Несмотря на ощущение тревоги, Уэйн упорно шагал вперёд, уже видя перед собой цель своей прогулки. Свежая могила довольно сильно выбивалась из общего антуража: светлый, явно новый камень, мягкая, рыхлая земля, ещё не поросшая травой и мелкими цветами, даже оградка была хлипкой по сравнению с монументальными усыпальницами древности. Надписей на надгробии не было, но Брюс слишком хорошо понимал, кто лежит под двумя метрами земли. Наверное, ему следовало бы удивиться, что могила, несмотря на свою новизну, выглядела заброшенной: ни свечек, ни цветов, ни памятных вещей. - Досада, правда? – Брюс Уэйн вздрогнул и обернулся. – Я надеялся на что-то помпезное. Могли бы пригласить хотя бы пару факиров, мима и глотателя шпаг. Куда смотрела, - ха-ха – Харли? - Харли в Европе. - Да? Ну и шут с ней, - тонкая фигура вышла на свет. Джокер сверкнул глазами и уселся на надгробие. Брюс и хотел бы, да не мог оторвать от него взгляд. Клоун и близко не был похож на того человека, которого усадили на электрический стул. Ни жуткой, совсем уж противоестественной худобы, ни гематом на тех местах, где крепились ремни, ни смирительной рубашки. Он был одет так, будто Готэм вот-вот взлетит на воздух, и он будет несравненным конферансье в этом цирке уродов. Кислотно-яркий костюм резал глаза, если бы не тусклый свет Земного спутника. - Ты мёртв. - Бва-ха-ха! Открыл Америку! – клоун залился лающим смехом и замотал в воздухе ногами. – А вообще ты совершенно лишён такта. Многие давно мертвы внутри, но я же их не осуждаю. Мужчина запустил пальцы в яркую шевелюру и принялся напевать что-то, вытаскивая из многочисленных карманов ножи разных форм и расцветок. Он поочерёдно кидал их вниз, наблюдая, как могила превращается в плохую скульптуру ежа. Судя по всему, Джокер не испытывал вообще никакого дискомфорта по поводу своей кончины. Брюс же таким стойким пофигизмом похвастаться не мог, а потому слегка прокашлявшись, задал ещё один вопрос: - Зачем ты здесь? - Господь всемогущий! – зелёные глаза зажглись знакомой безбашенной весёлостью. – Парад тупых вопросов продолжается! Бэмби, ты меня просто балуешь! – Джокер спрыгнул на землю, подходя к собеседнику. Его ладони скользнули по напряжённым плечам Брюса. – Ты же понимаешь, что не ты, а я должен задавать этот вопрос. Зачем ты здесь, Бэтси? Зачем ты пришёл ко мне сейчас, хоть и упорно пытался похоронить все мысли обо мне? – клоун махнул рукой в сторону побитых жизнью надгробий. – Хотя, погоди, дай мне подумать! – он деланно постучал пальцем по подбородку и нахмурился. – Тебя замучила совесть, да? Ну, конечно. Эта сука всегда вертела тобой, как хотела. Ты ведь никого не любишь, крошка Бо-пип? Джокер внезапно оказался максимально близко, выдыхая слова прямо в сомкнутые губы плэйбоя. Брюс прикрыл глаза, стараясь унять внутреннюю дрожь, которая появилась, стоило запаху дешёвого грима окутать его с головы до ног. Здесь, внутри сна, не было ни Бэт-костюма, ни оружия. И ненависти к безумному лицедею тоже не было. Будто бы Уэйн в первый раз увидел все эти острые черты, неестественную улыбку, хрупкие запястья и ключицы, что выделялись в вырезе расстёгнутой на верхние пуговицы рубашки. Джокер не был красивым. Джокер был чертовки завораживающим. - Пришёл пожалеть меня, сладкий. Посокрушаться о том, что не мог спасти мою пусть и пропащую жизнь? Как мило. Твои чудные рефлексии забавляют... кхем, забавляли меня. Новая веха в истории Готэма – Бэтмен! Рыцарь без страха и упрёка! Ох, несите мне платок, чтобы я мог отдать его моему прекрасному воину в сверкающих доспехах, - шут жеманно склонился в глубоком реверансе и издевательски похлопал ресничками. – Дамы падают к тебе в объятия, будто осенние листья. Они надеются на твою любовь, но ведь ты никого не любишь. Ты ненавидишь даже себя, сладкий, а весь этот слащавый героизм нужен лишь для того, чтобы заткнуть по глотку Суку-совесть. А она всё визжит тебе о том, что ты, мелкий засранец, стал причиной гибели родителей! Ах, какой бред! - Заткнись! – Брюс схватил клоуна за лацканы пиджака, но под ногами внезапно распахнулась дыра, и они полетели вниз. - Ты никого не убиваешь не потому, что искренне считаешь, что каждый достоин спасения, - ветер шумел в ушах и трепал волосы и фалды лилового фрака, но клоун с лёгкостью перекрикивал неистовые шквалы, - а потому, что ты сожрёшь сам себя, если допустишь чью-то смерть. Будешь чувствовать эту кровь на пальцах. Правда, мышонок? - Замолчи! - Не злись, - на лице шута всплыла блаженная безумная улыбка. – Твоя боль дала тебе крылья, но отняла счастье. И раз тебя всё устраивает, то раскрой свои милые крылья, иначе мы разобьёмся. Брюс только сейчас понял, что всё его тело заковано в кевлар, а сзади хлопает плотная ткань плаща.Ты снимаешь вечернее платье, стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы на гладкой как бархат спине. Мне хочется плакать от боли или забыться во сне. Где твои крылья, которые так нравились мне?
Чистый баритон и ломанный русский язык из уст Джокера рушил всё, что Бэтмен выстраивал вокруг себя. Таинственность, сила, справедливость – ничтожны, пока нет того, кто разделит с тобой старый как мир вальс. Правда и ложь. Жизнь и смерть. Свет и тьма. Джокер и Бэтмен. - Без одного нет и другого, детка, - клоун с диким восторгом взвизгнул, когда плащ наполнился ветром, распахиваясь крыльями за плечами. – Ты можешь сколь угодно даже это отрицать. Ты, если подумать, можешь даже верить в то, что Земля имеет форму додекаэдра с отверстиями, только тень на Луне от этого не приобретёт неучтённые углы. А пока... покатай меня, большая черепаха! Хохотнув, Джокер обхватил ногами Брюса за талию, уткнулся носом в жёсткую броню и притих.Раньше у нас было время, теперь у нас есть дела - Доказывать, что сильный жрет слабых, доказывать, что сажа бела. Мы все потеряли что-то на этой безумной войне... Кстати, где твои крылья, которые нравились мне?
Приземление вышло мягким, хоть и не очень приятным. Тёмный грот, где они очутились, был до самого свода завален трупами. Уэйна передёрнуло: кого-то он узнал, кого-то нет, но все эти люди были убиты клоуном, который в попытке закурить нервно чиркал зажигалкой. - Я бы на всех языках мира поблагодарил бы тебя, плюшечка моя ненаглядная, но, боюсь, что время у нас ограничено. Так что, пока ты не принялся играть на моих рёбрах, как на ксилофоне... – Джокер приподнялся на носочки, чтобы оставить едва заметный поцелуй на щеке у Бэтмена. – Чао! Он пружинистой походкой направился куда-то во мрак, не замечая странного взгляда своего гостя. Брюс дрожал от напряжения, потому что окончательно пал на дно. Он считал эти тела кошмарным сном, частью основного сна, иллюзией, и только его тяга к клоуну оказалась слишком настоящей. - Постой! – он потянулся было вперёд... - Я умер, зайка. Не стоит. Я не принцесса, твой поцелуй мне не поможет. Когда в паре обе ведут себя, как психи, это уже не смешно. Устрой мне поминки с фейерверком и конфетти. И про пиньяту не забудь! Шут нервно дёрнул плечом и снова двинулся вперёд, напевая себе под нос:Я не спрашиваю сколько у тебя денег, не спрашиваю, сколько мужей... Я вижу - боишься открытых ты окон и верхних этажей. И если завтра начнется пожар, и всё здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, которые нравились мне...
Сверкнула молния и тонкий силуэт рассыпался прахом в такт тихой музыке. Брюс вздрогнул и подскочил на кровати, тупо уставившись в потолок. В голове крутилась мысль о том, что он понимал слова, совершенно не зная русского...