Симбиа

      Чем дальше, тем меньше Мандарин понимает, чем именно живет в те промежутки времени, когда Атала пропадает неизвестно где. И что будет делать, если она однажды не придет. Если очередная ее авантюра окажется опаснее, чем она рассчитывала. Она никогда не рассказывает подробно, чем занимается. О книгах, музыке или фильмах может говорить сколько угодно, с удовольствием слушает, когда он сам рассказывает об археологии, но любой разговор об ее планах заканчивается на самых общих чертах, а то и на «не спрашивай, испортишь сюрприз», и сюрприз действительно того стоит, если задуматься. «Лучше расскажи о том, что делал ты», – всегда просит она, и он всегда, черт побери, ведется.       Он не знает, чего в ней больше, наивности или расчета. Или вся она – тщательно рассчитанная наивность в обольстительном женском теле. Смертельная ловушка, притягательное сокровище – из тех, что невозможно выпустить из рук, как ни старайся. Немыслимо даже всерьез об этом подумать. Стоит размышлениям зайти за грань праздных и пустых, как сердце начинает сжиматься.       С Илоной такого не было. Или он просто не помнит? Слишком давно это было, и от воспоминаний о жизни до перерождения остались одни ошметки. Возможно, Илона все-таки была дорога ему так же, как сейчас – Атала. Возможно, намного меньше, ведь тогда в мире было полно женщин столь же умных и красивых, самоотверженных... подходящих. Не уникальных. Атала – уникальна, ее не заменить так же легко, как любую другую деталь. Уникальна, словно одно из его колец. И принадлежит ему так же – со всеми загадками, которые так интересно разгадывать. Со всеми недоговорками. С этим невинным желанием соперничества – кто первым захватит мир, дарит его второму, что за смешное условие... что за идеальная ситуация обоюдного выигрыша, если приглядеться!       Ему кажется порой, что она вовсе не существует в отрыве от него. Уходит в никуда и приходит из ниоткуда, не объясняя ничего. Лепит сама себя где-то вдалеке от его глаз, словно Галатея, которой не нужен резец Пигмалиона, достаточно его сокровенных желаний. Это не так – он всегда помнит, что в их отношениях незримо присутствует нечто третье, что Атала – это одновременно человек и инопланетное существо, связанные непонятным стороннему наблюдателю симбиозом. Помнит, но не чувствует. Настолько цельной личностью она кажется.       Чувствует он другое – постыдный страх перед тем, как далеко она может зайти. Нет, Атала никогда не причинит ему вреда. Только себе, всегда себе. Она уже что-то сделала перед тем, как прийти к нему и с сияющими глазами сказать, что может подарить ему такое же существо, как то, что носит сама. Если не умрет.       Согласиться он не смог. Пусть перспектива и казалась заманчивой, но не настолько даже, чтобы решиться расспросить Аталу о том, каково это – всегда носить на себе нечто инородное, отдельное. Это должен был быть совсем иной опыт, незнакомый – сила камней, пропитавшая его тело, не обладала в полной мере отдельным сознанием, хоть и способна была внушать желания. Он так и не понял, чего не захотел, чего испугался больше – этого нового опыта или осязаемого шанса потерять ее. Потерять то, что она отдавала – и, несомненно, отдала бы ему в будущем и так.       «Инсен, Инсен, смешной постаревший друг юности, называя мое отношение к ней «не любовью», как же забавно ты ошибаешься и как же кошмарно ты прав... Возможно, я не умею любить в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. Но человеческая любовь делает людей слабыми и иррациональными. Люди не могут объяснить себе, отчего не хотят терять то, что уже не приносит выгоды. Люди цепляются за память, затем отпускают ее и идут дальше, насколько хватит лет. Драконы помнят вечно, но память не мешает им копить сокровища и желать большего, – он привычно-бездумно гладит золотую оправу колец, а затем рассеянно вынимает из ящика стола шкатулку с темным локоном, от которого все еще едва уловимо пахнет духами. – Памяти хватает там, где уже не может быть пользы».       Возможно, когда-нибудь он и будет хранить Аталу в памяти. Но пока что каждый раз, когда она уходит, он сопротивляется желанию запереть ее в сокровищнице. Рядом с самыми ценными находками и произведениями искусства. Смешной порыв – тогда она уж точно уйдет, она ведь умеет телепортироваться, и даже если ее попытаться опоить, симбиот нейтрализует это, как и гипноз с помощью колец.       Что ж, в одном он может быть уверен точно: Атала с ним по доброй воле, с самого начала и до конца. Ни одна обычная женщина на это не способна, он продавил бы сопротивление любой другой, если бы захотел. Но лишь в их первую встречу он смог заставить ее отключиться – хотя пытался вскрыть разум пришелицы, маскирующейся сперва под его подручную, а потом под любовь прошлого. Все, что он увидел – тень плотского влечения к нему, а затем сработала ее защитная реакция, и он не смог заставить себя сделать ничего иного, кроме как отнести ее в собственную спальню и охранять ее сон. Решение оказалось верным.       Иногда он думает – дело не в том, чья она дочь, такая женщина на любом месте иной не была бы. Ей не нужны те мелочи, без которых не представляют себя другие дочери Евы. Только его чувства, которые она разделяет, поглощает и делает своими. Это лишь звучит странно, на деле же в том, как они сливаются воедино, заключено нечто невыразимо прекрасное. Не потому, что ни одна обыкновенная женщина не способна вынести его величия в полной мере, а снять кольца значит перестать быть собой, снова вернувшись, пусть на время, к лишь мечтавшему о чем-то большем... неудачнику, себе в этом можно признаться, по сравнению с собой-нынешним Арнольд Брок и правда был ничтожеством, пока не столкнулся с даром Судьбы и не предал все ради власти. И, в конце концов, кого он зачал бы таким путем, еще одно разочарование, ни на что не годное, даже не факт, что способное воспринять заемную силу, не говоря уж о том, чтобы подчинить ее?       Атала же никогда не породит ничего недостойного, в этом он уверен не меньше, чем в себе. Хотя рано говорить о наследнике, сперва стоит выстроить ту империю, о которой он грезит уже почти век, а еще раньше – избавиться от проклятых драконов, союзников так называемых. Именно из-за них он до сих пор медлил. Какарантарцы, на столетия привязанные к этой планете аварией корабля, должны послужить ему и затем уйти домой в урочный час, тогда в новом тысячелетии Земля будет принадлежать ему. Только ему одному – и его прекрасной супруге.       «Это ведь она предостерегла меня, напомнив, что драконы из системы Маклу всегда ищут повод предать союзников, и их держит на моей стороне лишь то, что я обещал помощь с порталом», – невольно вспомнил он. Мандарин все еще был уверен, что свою часть соглашения Фин Фан Фум с сородичами исполнит, но от мысли вызвать с Какарантары еще нескольких бойцов отказался. С пятерыми драконами он еще способен справиться. Большее количество вызовет проблемы, если не пожелает честно сотрудничать.