***
Ноги сами собой привели Лухан к кафе. Наверное, это был условный рефлекс – в случае неприятностей она всегда могла найти на работе то, что требуется: кучу заданий со стороны начальника, чтобы некогда было переживать, и заботу в лице Мануэля. Девушка замедлила шаг, вяло размышляя над тем, что ей придумать в ответ на вопрос Ману, почему она здесь, а не на встрече с Эредиа, как вдруг она увидела знакомую фигуру у входа в кафе. Оперевшись о стену, Томас задумчиво пинал туда-сюда камешек. Искренне обрадовавшись присутствию друга, Лухан негромко окликнула его: – Томми! Парень поднял голову и, увидев Лухан, светло улыбнулся. – Привет. – Прогуляемся? – торопливо предложила Линарес, которая хотела как можно дальше отложить момент, когда она останется одна, и гнетущие мысли снова накроют ее с головой. – А как же работа? – Все в порядке, – махнула рукой девушка. – Все равно я сегодня взяла выходной. Парень довольно кивнул, и они неторопливо зашагали по улице. – А ты нечастый гость в нашем кафе! – Лухан дружески ткнула Томми в бок. – Что-то случилось? – Просто подумал, что смогу там тебя застать, – пожал плечами Эскурра, отходя в сторону, чтобы дать проехать велосипедисту, и осторожно обхватил Лухан за плечи, отодвигая с дороги. – Просто приехал на меня посмотреть? – подмигнула девушка, сохраняя шутливый тон. – Да, – спокойно подтвердил Томми. Лухан вскинула на него удивленный взгляд. – Не знаю почему, но я вдруг захотел увидеть твое лицо. – Хм… – Линарес немного смутилась, но постаралась не подавать виду, важно заявив: – Это большая честь для меня. Томми усмехнулся. – Но, честно говоря, не ожидал, что ты там будешь, – признался парень, возобновляя движение. – Ты ведь собиралась на встречу с Бласом сегодня? Лухан растерянно заморгала. Поскольку она поделилась своими планами только с Мануэлем (и то потому, что ей нужно было объяснить отсутствие на работе), девушка пребывала в полной уверенности, что Эскурре не может быть известно о встрече с Эредиа. – Ходила? – Нет… я передумала, – сглотнув, произнесла Лухан, отводя глаза. Томми бросил на бредущую рядом девушку проницательный взгляд и вздохнул: – Ходила, он сказал тебе что-то неприятное, и ты вернулась? – Ну, не совсем… – промямлила Лухан, избегая зрительного контакта. – А как ты вообще узнал, что мы должны были встретиться? – Потому что Блас всем расхвастался, что идет с тобой на встречу, – чуть улыбнувшись, пояснил Эскурра. – Правда?.. Не выскочив на дорогу только благодаря бдительности Томаса, Лухан потрясла головой, стараясь взять себя в руки. Парень развернул ее лицом к себе и мягко заставил взглянуть в глаза. – Что-то случилось, так? – Просто на полпути мне показалось, что это глупо, и я решила не ходить, – пробормотала девушка. Она сама не знала, зачем врет, но почему-то не хотела, не могла сейчас показать свою слабость. В очередной раз выглядеть доверчивой дурочкой, видеть жалость в глазах друзей… ну нет. Окрепшим тоном она добавила: – Между нами ведь все кончено. Томми недоверчиво прищурился, но больше ничего не спросил. Отпустив плечи Лухан, он указал рукой в сторону парка, как бы предлагая пойти туда, и Линарес согласно кивнула. Подошвы их кроссовок мягко зашуршали по гравию парковой дорожки. – А он, наверное, все еще ждет… – вдруг тихо произнес Эскурра, заставив девушку вздрогнуть и невольно кинуть взгляд в сторону возвышающейся вдалеке башни.***
– Опаздывает… – буркнул Блас под нос, ежась под порывами ветра. Погода постепенно менялась: солнце скрылось, подул сильный холодный ветер, а небо совсем заволокло темными тучами. Эредиа поглубже засунул руки в карманы и вжал голову в плечи. Время шло, а Линарес не появлялась. Парень с надеждой дергался вперед каждый раз, когда слышал рядом женский голос, и каждый раз вынужден был с разочарованием возвращаться на исходную позицию. Иногда он доставал телефон и пытался дозвониться до нее, но неизменно слышал лишь длинные гудки в трубке. Все больше мрачнеющий Блас не замечал, как стоящая позади одного из деревьев фигурка все это время наблюдает за ним с неменьшей сосредоточенностью. Первым желанием Пилар было немедленно уйти подальше от вредного «жениха», но любопытство пересилило обиду, и девушка, пройдя метров двести, вернулась обратно, найдя укромное место в тени дерева неподалеку. Глядя на нервно вышагивающего туда-сюда Бласа, Дунофф задавалась вопросом, кого он так упорно ждет, что даже ни на секунду не отлучается со своего поста. Несколько раз Пилар собиралась бросить эту слежку и спокойно заняться своими делами, но что-то заставляло ее оставаться на месте. Вид Эредиа, вглядывающегося вдаль, с тревогой смотрящего на часы, с растрепанными волосами и хмуро сведенными бровями, вызывал странное ощущение где-то внутри. Несмотря на его грубость, хамство и вообще отвратительно поведение, Пилар вдруг поймала себя на том, что ей почему-то приятно осознавать, что он однажды станет ее мужем. Стемнело. Блас больше не расхаживал, как запертый в клетку тигр, а, облокотившись на стену башни, сидел на корточках, обхватив себя руками. Пилар совсем заледенела и подпрыгивала на месте, чтобы согреться, но упрямство не позволяло ей уйти теперь, после стольких часов ожидания неизвестно чего. Эредиа вдруг услышал шаги совсем рядом и с надеждой встрепенулся, вскочив на ноги, но почти тут же на его лице проступило разочарование. Кинув недовольный взгляд на подошедшего Фернандеса, он снова сел, откинувшись на стену с таким выражением, как будто собирался провести здесь вечность, и ничто не могло ему помешать. Секретарь официальным тоном обратился к парню: – Сеньор Блас. Президент хочет Вас видеть, – поскольку Эредиа никак не отреагировал на его слова, Фернандес тихо добавил: – Даже если Вы будете продолжать ждать, сеньорита Линарес не придет. – Ты-то откуда знаешь? – проворчал Блас, тяжело вздыхая и кидая взгляд на часы. Восемь. Слишком поздно. Она действительно не придет. Поморщившись, Эредиа медленно поднялся на ноги и неохотно зашагал за секретарем. Пилар, в чью сторону они направились, заметалась за своим деревом, мечтая слиться с корой, и в итоге присела, закрыв голову руками, как будто это могло помочь ей спрятаться. Но ни Фернандес, ни Эредиа, проходя мимо, не заметили девушку. Озадаченно глядя им вслед, Дунофф пробормотала: – Ну не этого же человека он столько ждал?..***
В понедельник все занятия Лухан заканчивались до обеда. Закинув сумку с тетрадями в комнату, девушка направилась в кафе и, столкнувшись у входа с Пабло, здорово обрадовалась. – Привет! – О, Лухан! Пообедаешь с нами? – Конечно, – улыбнулась Линарес, следуя за Бустаманте на второй этаж. Налегающий на мясное рагу Гвидо промычал приветствие, при этом едва не выронив все, что успел засунуть в рот, и бодро помахал ей хлебом. Томми, сидящий на кресле в стороне от стола, встретил Лухан своей обычной мягкой улыбкой. – А где Марисса? – удивилась девушка, оглядываясь с таким видом, словно ожидала, что рыжая вот-вот появится из-под стола или из-под кресла. – У нее… э-э-э… – замялся Пабло, как-то странно отведя глаза, – очень много дел… в смысле, по учебе. Коллоквиум там… Лухан нахмурилась, но ничего не сказала, так как не слишком много знала о порядках и правилах университетской жизни. Ребята (за исключением Лассена) иногда пропадали на время, с головой окунаясь в подготовку к каким-то тестам, зачетам и экзаменам. Даже такие лоботрясы, как Бустаманте и Эскурра, вынуждены были время от времени браться за учебу. Лухан достала из кармана телефон, намереваясь позвонить подруге, но тут же передумала, боясь, что может отвлечь ее от чего-то важного. Положив мобильный на столик возле кресла Томми, она присоединилась к Гвидо и Пабло. Не успела девушка как следует распробовать вкус, как парни насели на нее с требованием рассказать, что произошло вчера. Мысленно ругая Эредиа за его болтливый язык, Лухан коротко сказала, что не пошла на встречу, и тут же постаралась перевести их внимание на другое. – Кстати! Вы не поверите, но Пилар вчера вечером пришла в приют, и опять со всякими вкусностями. Наши ребята такие блюда раньше только по телевизору видели… И еще она рассказала, что виделась с Эредиа днем, ¬– друзья изумленно переглянулись. Лухан улыбнулась, словно вспоминать об этом ей весело, а не больно. – Говорит, хотела его обрадовать, а он ее прогнал. Девушка умолчала о том, что Дунофф по секрету призналась ей, что, увидев выходящего из дома Бласа, сама не зная, зачем, проследила за ним до самой площади. – Она пришла тебе пожаловаться, что ли? – возмутился Гвидо. – А потом осталась у меня на всю ночь, – огорошила их Лухан. – В твоем приюте? – выпучил глаза Пабло. – Ага… выпросила матрас у коменданта и улеглась на пол в нашей комнате. Сказала, что впервые ночует у подруги, и это очень волнительно… – Лухан вздохнула, ковыряя вилкой в тарелке. – Вот это жизнерадостность, – поразился Гвидо, сам далеко не самый печальный парень во всей Аргентине. Лухан согласно кивнула, снова принимаясь за еду. Это было странно, нелогично и неправильно, но Пилар ей в общем-то нравилась. Несмотря на все эту ситуацию, Линарес не могла не признать, что Дунофф открытая, искренняя и живая личность, и ее непосредственность на самом деле импонировала Лухан. – А ты почему не пришла на встречу, Лухан? – вдруг спросил Пабло, в упор глядя на нее. – Ты же понимаешь, что Блас все еще любит тебя. Переведя взгляд на небо за окном, девушка горько усмехнулась и покачала головой: – Ты сильно ошибаешься. Я для Эредиа теперь пустое место. – А мне кажется, что это совсем не так, – гнул свое блондин. – Тогда перекрестись, – посоветовала Лухан, закатывая глаза. – Какие тут могут быть вообще сомнения, Пабло? Его поступки говорят лучше. Такое вытворяет! Пока девушка говорила, с каждым словом все больше накручивая себя, по лестнице зазвучали тихие шаги, но Лухан ничего не заметила, увлеченная своей речью. – Поступает с людьми отвратительно, швыряется ими, как куклами… Сначала я, теперь вот Пилар… да для этого дурака все люди – марионетки! – Кто это здесь еще марионетка? – раздался прямо над ухом Лухан надменный голос Бласа. Девушка подскочила от неожиданности. Эредиа навис над ней, как призрак мщения, и грозно произнес: – Сама позвала меня и не пришла. Что за дела, Линарес? – Явился… – недовольно пробормотала Лухан, отворачиваясь. – Что значит «явился»?! – парень схватил ее за плечо и развернул к себе. – Издеваешься надо мной? – Это еще кто над кем издевается?! – подскочила Лухан, впиваясь взглядом в горящие голубые глаза. – Ребята, успокойтесь… – попытался вклиниться Бустаманте, но они его даже не услышали. – Ты хоть знаешь, сколько я тебя ждал? – повысил голос Эредиа, ухватив ее за руку. Лухан вырвалась и мстительно выпалила: – Ждал? Ну и дурак! – Прекрати меня злить! – взорвался Блас, буравя девушку сердитым взглядом. – Не хочешь объясниться? Лухан поднялась на цыпочки и выкрикнула ему прямо в лицо: – Нет, потому что ты сам знаешь, в чем виноват! И раньше, чем кто-либо успел ее остановить, Линарес сбежала по лестнице и скрылась за дверью. – Блас, что случилось? – требовательно спросил Пабло, заставляя друга сесть на стул и устраиваясь рядом. – Лухан не из тех, кто не держит свое слово! Эредиа вздохнул, проведя рукой по лицу, и пробормотал: – Просто я… а эта мартышка появилась из ниоткуда и… – он с некоторой тревогой проводил взглядом Томми, который тихо встал со своего места и зашагал вниз. – Ну? – поторопил его Гвидо. Блас снова вздохнул и неохотно заговорил: – Я хотел серьезно поговорить с Линарес, а эта мартышка все испортила…***
Лухан оглушительно захлопнула за собой дверь, ведущую в подвал, и разъяренно завопила во всю силу легких: – Ненавижу! Беспорядочно нанося удары ногами по стене и перилам, она отрывисто выкрикивала: – Гад! Дебил! Думаешь, я ничего не знаю? Целуется он! Баран безрогий! – Так Блас целовался с ней? – послышался негромкий голос от входа. Девушка резко обернулась: в дверях стоял Томми, и, чуть склонив голову вправо, пристально смотрел на нее. – Ты это увидела и ушла? Лухан отвела глаза: отвечать не требовалось, и так все было ясно. Томас вздохнул. – Ясно. Вот в чем причина, – он спустился по лестнице и протянул ей оставленный в кафе телефон. – Ты забыла. – А, спасибо… Появление друга немного охладило ее пыл, поэтому она не швырнула телефон об стену, а просто засунула в карман джинсов. – Но почему Блас после этого прогнал Пилар Дунофф? – задумчиво проговорил Томми, облокачиваясь на перила и глядя в потолок. – А он ко всем так относится, – выпалила Лухан и с чувством прибавила: – Бабник бородатый. Услышав эту характеристику, Эскурра хмыкнул. Девушка помотала головой и решительно заявила: – Все, хватит об этом! Мне кажется, когда я говорю об этом дураке, у меня самой голова глупеет, – она хлопнула себя по щекам и неожиданно деловито обратилась к другу: – Томми! У меня к тебе просьба. Поможешь мне с учебой? – Я? – удивился парень. Его недоумение можно было понять: Эскурра, мягко говоря, никогда не блистал в учебе. Единственное, с чем у него не было проблем – это английский, ведь с раннего детства он, как и друзья, путешествовал по миру и, бывало, подолгу жил за границей. – Да, – кивнула Лухан и молитвенно сложила руки. – Мне очень нужна помощь в тренировке разговорного английского! Я думала попросить Мариссу, но Пабло ведь сказал, что она занята… – она запнулась, заметив, как странно смотрит на нее Томас, и неуверенно продолжила: – Но… если ты занят или не хоч… – Без проблем, – перебил ее Томми и улыбнулся так радостно, словно всю жизнь мечтал подрабатывать репетитором.***
Устроившись на заднем сиденье автомобиля, Блас бездумно глядел в окно. Машина катилась по знакомым улицам, а перед глазами парня мелькали воспоминания… Мужчина в каске с улыбкой протягивает такую же каску Бласу… из-за шума оборудования почти не слышно его слов… Счастливая семья за столом, и отец семейства торжественно разрезает торт… Оборванный бедняк с тележкой грязных вещей… его глаза пусты… Потрепанное одеяло летит в сторону, и мужчина делает свой последний шаг… Блас сжал голову руками. Ему казалось, что он все решил… что давно смирился. Он знал, что обязан сделать это. Но стоило ему всего раз вновь увидеть Линарес, как его железная решимость дала трещину, и чем дальше, тем шире становился разлом. Казалось, его жизнь рассыпается, как карточный домик, глупо и бессмысленно, а он сам мечется среди обломков, пытаясь найти решение, компромисс, который устроил бы всех. Блас думал, что может справиться со своими чувствами, может игнорировать их… ради блага многих. И он еще мог сопротивляться, пока не видел ее… Но каждый взгляд, брошенный на Линарес, каждое слово, сказанное ей, заставляло его сердце сжиматься, а потом колотиться в бешеном темпе, и все разумные доводы переставали иметь значение. Как найти компромисс между чувствами и необходимостью, между желанием и ответственностью? Существует ли он вообще? Машина вдруг резко затормозила, и задумавшийся Эредиа с размаху ткнулся лицом в спинку переднего сиденья. – Ты что, спятил?! – рявкнул парень на своего водителя. – Прошу прощения! Внезапно появилось препятствие… Эредиа прищурился и со стоном откинулся назад: прямо перед капотом машины стояла Пилар, радостно махая ему через стекло. Обогнув автомобиль, девушка открыла заднюю дверцу и плюхнулась рядом с Бласом. – Привет! Куда едешь, Блас? – поинтересовалась она обыденным тоном, поудобнее устраиваясь на сиденье, явно собираясь ехать дальше вместе с ним. Эредиа фыркнул и выбрался и машины, быстро зашагав прочь. Пилар выбежала следом. – Подожди! Почему ты опять сердишься? – Ты выводишь меня из себя! – не останавливаясь, раздраженно кинул Эредиа. В недовольстве от того, что ей опять приходится бежать за ним, Дунофф выкрикнула ему в спину: – По-моему, ты слишком холоден со своей невестой! – А я не считаю тебя своей невестой. – Даже если так, что мы можем сделать? – ворчливо поинтересовалась Пилар. – Это ведь наша судьба. Блас резко затормозил и обернулся. – Судьба? – Ну да, – немного смешалась девушка, с опаской наблюдая за выражением его лица. Эредиа напряженно выдохнул сквозь зубы и с напором выговорил: – Эй, мартышка… ты ведь тоже знаешь, что стоит за этим браком? – Знаю, но ведь… – Пилар прикусила губу, исподлобья глядя на парня, – …без поддержи нашей компании у корпорации Эредиа нет будущего? – Я что-нибудь придумаю, – твердо произнес Блас, отвечая ей серьезным взглядом. – Чтобы помочь нашей корпорации и не жениться на тебе. – А если другого варианта нет? – тихо спросила Дунофф. – Так или иначе… – Блас посмотрел ей прямо в глаза и негромко, но уверенно проговорил: – Моя судьба связана только с одной девушкой, и это не ты. И парень зашагал дальше, оставив растерянную Пилар смотреть ему вслед.***
– Судьба? – переспросила Лухан, заворожено наблюдая, как мороженое исчезает из креманки Пилар с поразительной скоростью. По части поглощения кушаний Дунофф, как оказалось, могла бы дать фору даже Мариссе с ее поистине бездонным желудком. Рабочая смена была в самом разгаре, но богатую наследницу такие тонкости не волновали: сделав огромный заказ, Пилар, к ужасу хозяина кафе, потопала прямиком в комнатку персонала, к Лухан, распорядившись принести еду прямо туда. Мужчина повздыхал, покряхтел и согласился на требования взбалмошной клиентки, тем более что она более чем щедро оплатила свой каприз. Линарес же теперь была вынуждена сделать перерыв и выслушать сетования Дунофф по поводу поведения Бласа. – Ага! Что думаешь? – взволнованно спросила Пилар. – Можем мы с Бласом быть предназначены друг другу судьбой? – А-а-а… не знаю… – замялась Лухан, с некоторой тревогой наблюдая за огоньками, которые загорались в глазах собеседницы, когда речь заходила об Эредиа. Неужели она… – На самом деле о судьбе говорят только результаты, – вдруг вклинилась в их разговор Наталия, еще одна официантка, которая уже некоторое время прислушивалась к разговору, благо, Пилар и не думала понижать голос. – Простите, что влезла, – виновато улыбнулась девушка и повернулась к Пилар. – Мне кажется, мы незнакомы. Не успела Лухан ничего сказать, как Дунофф уже радостно воскликнула: – Я подруга Лухан! – Вот как. Я просто хотела сказать… – Наталия заговорила вдумчиво, внушительно выделяя слова: – Если любишь кого-то всем сердцем, а тебя отвергают снова и снова, но ты продолжаешь стараться изо всех сил, раз за разом… то в итоге вы будете вместе. Это и есть судьба. Пилар восторженно закивала, одаривая новую знакомую восхищенным взглядом. – Но разве судьба – это не предопределенность? – не удержалась от возражения Лухан. – Вроде как предназначенное свыше… то, с чем ты не можешь бороться. – Глупости! – рубанула ладонью воздух Наталия. – Судьба – это то, чего ты должна добиваться! – она указала на Дунофф и торжественно, словно какой-то оракул, сообщила: – Дверь судьбы можешь открыть ты сама! – Я уже хотела сдаться… – прошептала Пилар, широко раскрыв глаза, и вдруг патетично провозгласила: – Но если я сдамся, предназначенный мне судьбой человек уйдет! Наталия с жаром закивала, одобряя мысль девушки, а Лухан почему-то захотелось стукнуть этих двух любительниц пафосных фраз лбами – не сильно, но так, чтоб проняло. От рукоприкладства их спас телефонный звонок. Линарес с удивлением увидела на экране имя Пабло – Бустаманте не входил в число людей, которые ей названивают в рабочее время. – Лухан, мне нужна твоя помощь! – без вступления объявил Пабло, едва услышав «алло» в трубке.***
Убедить Мариссу пойти к Гвидо было легко – как только Лухан сказала, что нуждается в моральной поддержке, поскольку туда может нагрянуть Эредиа, рыжая немедленно изъявила желание выступить в роли этой поддержки – как моральной, так и физической. Правда, она напряженно уточнила, собирается ли Пабло прийти, на что Лухан смогла довольно небрежно упомянуть, что блондин вроде бы уезжает куда-то с отцом. Марисса и Пабло поссорились. То есть спорили они постоянно, так уж взаимодействовали их характеры, но серьезно поругались впервые на памяти Лухан. Настолько серьезно, что Спирито вот уже несколько дней не разговаривала с Бустаманте и всячески избегала его. А Пабло, прекрасно зная свою девушку, понимал, что надо срочно исправлять положение, иначе обида и непонимание накрепко поселятся в душе Мариссы. Лухан была согласна с блондином в этом вопросе, поэтому, скрепя сердце, согласилась участвовать в плане Пабло, хоть это и грозило ей новой встречей с Эредиа. Дом семьи Лассен, можно сказать, поразил Линарес в самое сердце. Зная Гвидо, она ни за что не смогла бы предположить, что этот любитель прихвастнуть своим мужским началом живет в месте, напоминающем домик Барби. Огромный цветущий сад, опоясывающий дом, и аккуратная тропинка, выложенная разноцветной брусчаткой, над которой располагалась кавалькада увитых зеленью арок, были лишь первыми «кольцами обороны» этого пряничного домика. Внутри девушек ждали оформленные в бело-кремовых тонах комнаты с пушистыми ковровыми дорожками, мягкими игрушками на полках и вазочками на вязаных салфеточках всех форм и размеров. Глядя на отвисшую челюсть Лухан, Марисса прыснула. – Поэтому Гвидо и не водит домой девушек, – прошептала она, давясь смехом. Навстречу им вынырнула невысокая, очень просто одетая женщина с крашеными волосами, собранными в узел на затылке. Лухан решила, что это служанка Лассенов, но женщина вдруг гостеприимно развела руками и радостно заговорила высоким голосом: – Добро пожаловать! Я так рада видеть друзей моего Гвидо! Мариссита, сколько лет, сколько зим! Проходите, пожалуйста! Девушки двинулись за хозяйкой вглубь дома, по дороге успев улицезреть двух маленьких белых пуделей с повязанными на шею бантиками. – Знаете, Гвидо не часто приводит домой подруг, – сокрушенно тараторила женщина, бодро семеня впереди. – Ума не приложу, почему, ведь я всегда рада гостям, и особенно гостьям! В большой гостиной, оформленной в том же приторно-милом стиле, на бардовом диване развалился Гвидо, при виде подруг радостно вскочивший. – Привет, девчонки! – Что бы вы хотели выпить? – лучилась гостеприимством хозяйка. – К вашему приходу я специально напекла пирожных! – Ну, хватит! – оборвал ее сын, закатив глаза. – Оставь их уже в покое, не будут они твоей стряпни. Глаза матери сделались печальными, как у ослика Иа-Иа. – Гвидо, я ведь так старалась для твоих друзей! – Мы попробуем! – быстро произнесла Лухан, с укоризной кинув взгляд в сторону Гвидо. – Я всю дорогу мечтала о пирожных! – Тогда я сейчас все принесу! – вмиг расцвела хозяйка, как будто это не она только что готовилась утопить их в слезах, и стремительно унеслась из комнаты. – Именно поэтому я и не вожу девушек домой, – пробурчал Гвидо, практически слово в слово повторив за Мариссой. – У тебя очень милая мама, – с упреком сказала Лухан. – Я знаю, – внезапно согласился Лассен и понизил голос до угрожающего свистящего шепота: – Но когда ты с девушкой, а мама без перерыва вертится вокруг, заботливо спрашивая, не нужно ли вам попить, поесть и посс…в смысле, в туалет… в общем, это довольно утомительно. Не пойми меня неправильно, но я предпочитаю сам решать такие вопросы. Пока они говорили, на пороге комнаты появился Пабло и застыл, нерешительно глядя на Мариссу. Рыжая, увидев парня, как-то вся подобралась и вспыхнула – Лухан даже показалось, что у Мариссы в волосах засверкали электрические разряды. Спирито метнула в друзей грозный взгляд и прошипела: – Предатели. Высоко подняв голову, Марисса направилась прямо к Бустаманте… и, не меняя выражения лица, прошла мимо и кинулась к выходу. Пабло бросился следом. – Марисса, подожди! Едва светлые кудри скрылись из виду, их место заняли черные. Блас, чудом успевший уклониться сначала от стремительно несущейся Мариссы, а затем от громко топочущего Пабло, вошел в комнату с недоумением на лице, которое тут же сменилось напряжением при виде Лухан. Оба молчали, сверля друг друга взглядами, а Гвидо разрывался между привычкой рассказывать пошлые анекдоты в любой непонятной ситуации и голосом разума, советовавшим дать возможность друзьям побыть наедине. Разум, к счастью, победил. Когда Томми вошел в гостиную, Лассен, валясь на спине, пытался с помощью ног жонглировать двумя подушками в форме сердечек. – Извини, я припоздал… – Томас удивленно оглядел пустую комнату. – А где все? – У всех свои проблемы… – вздохнул Гвидо, закончив развлекаться с подушками и кивнув в сторону французского окна. Томми взглянул в окно и слегка вздрогнул, увидев сквозь стекло силуэты Бласа и Лухан, стоящих в саду на расстоянии пары метров друг от друга.***
Молчание затягивалось. Почему-то никто из них не решался начать разговор, словно боясь спугнуть это хрупкое установившееся равновесие. Наконец Блас прокашлялся и немного сипло заговорил, глядя на прямую, как струна, Лухан: – Линарес. Насчет того раза… Девушка, у которой перед глазами тут же мелькнула сцена поцелуя Эредиа с Пилар, заставив вновь испытать те горькие ранящие чувства, быстро перебила его, нарочито весело произнеся: – Пилар очень интересная девушка из богатой семьи, отличный выбор, Эредиа! Хотя, сказать по правде, я представляла невесту наследника огромной корпорации немного другой. – Погоди… слушай, я не собираюсь… – Хватит, – вдруг решительно оборвала его Лухан. Она только что с необычайной четкостью осознала, что больше не выдержит. Просто не сможет слышать его голос, произносящий «мартышка» в одном предложении с его собственным именем. Это все слишком больно, слишком… Слишком. Может быть, пришло время просто отпустить его. – Ты не дашь мне объяснить тебе что-то важное? – тихим голосом, совсем непохожим на его обычный самоуверенный тон, спросил Блас. – Ничего не хочу слышать, – прошептала девушка, яростно замотав головой. Эредиа вдруг сделал шаг к ней навстречу, и Лухан стремительно отпрянула, хотя их разделяло еще большое расстояние. Лицо Бласа болезненно исказилось. – Да и не о чем нам больше с тобой говорить, ведь так? – торопливо пробормотала Лухан, силясь взять себя в руки. Ей частично удался этот подвиг, и она продолжала чуть тверже, хотя ее голос все равно звучал надломлено: – Знаешь, несмотря на то, что нас разделяло огромное расстояние, я считала, что мы все еще вместе. Глупо, правда? Эредиа одними губами произнес «нет», но Лухан его не услышала. Она крепко сжала руки в замок и с трудом сделала вдох, прежде чем произнести следующие слова: – Многие люди расстаются, оставаясь хорошими друзьями. Но для нас это невозможно. Поэтому давай разойдемся раз и навсегда, и больше не будем встречаться. Секунда звенящей тишины, и Эредиа резко подлетел к Лухан, схватив ее за плечи. – Линарес, да послушай меня наконец! – с жаром выдохнул парень. – Я хочу серьезно поговорить с тобой… Последним волевым усилием Лухан сбросила его руки и отступила назад, чувствуя себя при этом, словно утопающий, который откидывает в сторону спасательный круг. – Извини! – дрожащим голосом воскликнула она. – За то, что так неожиданно тогда позвонила. Я обещаю… Глядя в ураган, бушующий в его глазах, Лухан прошептала: – Больше я такого делать не буду. От лица Эредиа отхлынула кровь, он застыл как изваяние, расширившимися глазами глядя на Линарес. А девушка будто воочию видела перед собой их историю, словно собранную из кадров, перемешанных, перепутанных, но ярких до боли… «Это кто вообще?» «Лухан Линарес с четвертого…» «Я больше не буду убегать. Это война, Эредиа!» «Откажись» «Я ни за что не сдамся!» «Зачем ты пришел? Ты же знал, что это ловушка!» «Это же ясно…». «Сейчас, и завтра, и потом, вообще всегда… ты будешь единственной девушкой, которую я люблю». И ради всего того, что было, Лухан попыталась улыбнуться. Словно последний подарок, последняя связывающая их ниточка… Улыбаясь сквозь слезы и не отрывая взгляда от его взволнованных глаз, она выдохнула: – Прощай… Блас вздрогнул всем телом. На его лице отразилась такая мука, что Лухан не выдержала: развернувшись, она быстро зашагала к выходу, едва различая путь сквозь пелену слез. Выбравшись на дорогу, девушка просто шла, куда глаза глядят, а слезы непрерывно текли по ее лицу, оставляя мокрые дорожки на щеках. И, на ходу вытирая соленые капли рукавом, Лухан пообещала себе, что последний раз плачет из-за Эредиа. Девушка не оглядывалась, и поэтому не видела, как вслед за ней на дорогу выбежал Томми. Заметив Лухан, он кинулся было следом, но пробежав совсем немного, вдруг остановился, с отчаянием глядя в спину хрупкой фигурке. Тяжело дыша, Эскурра неотрывно смотрел, как она нетвердо идет, ссутулившись, чуть покачиваясь, то и дело вытирая руками лицо. Замерев на месте, Томми некоторое время провожал Лухан полным тоски взглядом, а потом развернулся и медленно побрел в другую сторону.***
С этого дня Лухан целиком погрузилась в учебу. С твердым намерением поставить точку она выкинула в мусорное ведро подарок для Эредиа, который готовила ему на день рождения. С ним или без него, но она должна жить дальше. Теперь все ее время занимала подготовка к вступительному экзамену в университет, и девушка зубрила во время перемен, обеда, пока добиралась до работы и обратно, а также значительную часть ночи. Трижды в неделю после занятий Томми помогал ей с диалогами на английском, и Лухан медленно, но верно совершенствовала свой разговорный. Ради достижения цели даже ее любимые тренировки в спортзале были временно заброшены. Живя в таком бешеном ритме, Лухан тем не менее старалась находить хотя бы минутку для общения с друзьями. Марисса, после встречи в доме Гвидо позвонившая подруге уже ближе к ночи, сначала отругала ее за «предательство», а потом смущенно поблагодарила, признавшись, что они с Пабло помирились. Лухан обрадовалась, но когда попыталась выяснить причину размолвки, рыжая замялась и в итоге ничего не сказала. Забавно, что Бустаманте в ответ на этот вопрос тоже промычал что-то невнятное и перевел тему. Лухан не стала допытываться, решив просто тихо радоваться их примирению. Мануэль также готовился к вступительным испытаниям, при этом продолжая разрываться между двумя работами. Его голос в телефонной трубке всегда звучал утомленно, но счастливо, и он с огромным энтузиазмом делился с подругой впечатлениями от работы репетитором. Ману преподавал в специальной школе, которая собирала под своей крышей профессионалов из совершенно разных сфер, от электроники до кулинарии, и очень ценил возможность знакомства с множеством интересных людей. Неожиданно Лухан пришлось столкнуться еще с одной трудностью. Левое крыло их приюта, поддерживаемое «на плаву» усилиями директрисы, окончательно пришло в негодность, и во время грозы у него частично обвалилась крыша. К счастью, никто не пострадал, но приюту вновь срочно потребовались немалые деньги на ремонт здания. В теории учредитель должен был выделить необходимую сумму, но на практике все оказалось сложнее: сначала на месте происшествия должна была поработать специальная комиссия, оценивающая урон, затем она принимала решение, после чего его должно было утвердить руководство, которое подписывало приказы, готовило бумаги, раздумывало над источником финансирования… По окончании этих процедур приют, конечно, обещали отремонтировать, но сколько продлится такая бумажная волокита – никто не знал. Поэтому директрисе и ее помощникам, а также добровольцам из числа старших воспитанников приюта пришлось брать дело в свои руки, пока разрушение не стало критичным. Покопавшись в объявлениях, Лухан нашла неплохой заработок, который, однако, требовал работы на стройке по ночам. Этим вариантом часто пользовались ее приютские друзья, желавшие быстро обзавестись деньгами, и их там уже неплохо знали. Парни в основном занимались перетаскиванием тяжестей и погрузкой-разгрузкой, а девушки помогали с организацией рабочего процесса. После краткого «собеседования» Лухан поставили на участок ремонта дороги, где она, экипированная ярким жилетом, каской и светящимся жезлом, регулировала движение машин и пешеходов. Днем сплошная учеба, после занятий – сначала беготня с подносами, сразу после – полночи бдения на дороге с жезлом. Лухан выматывалась настолько, что иногда у нее даже не было сил раздеться, и девушка засыпала прямо в одежде, едва сумев доползти до кровати. Каждый день она упорно твердила себе, что скоро станет легче, как только она сдаст экзамен, нагрузка сразу уменьшится, и уговаривала себя стойко терпеть усталость. До экзамена оставались уже считанные дни, и Линарес с маниакальной настойчивостью не позволяла себе тратить ни минутки на отдых или мысли об Эредиа.***
Услышав приближающиеся шаги, Блас резко поднялся и повернулся лицом к двери, встречая входящего в кабинет отца. При виде сына Эредиа-старший приподнял брови, удивленный его присутствием в своем офисе, но воздержался от комментариев. Пройдя за стол, он опустился на кресло и утомленно потер глаза. Встреча с инвесторами вышла неутешительная, и только многолетняя привычка сдерживать все проявления чувств не позволила Рикардо швырнуть на пол документы, как ему того хотелось. Мужчина глубоко вздохнул и перевел взгляд на сына, занявшего позицию перед его столом. Блас, словно военный на параде, вытянулся по струнке, и его лицо выражало странную смесь решимости и нервозности. Рикардо нахмурился и бросил: – На следующей неделе приезжают родители Пилар. Мы организуем большую пресс-конференцию и официально объявим о вашей помолвке. – Старик… я хочу кое-что сказать, – произнес вдруг парень, ловя взгляд отца. Блас переступил с ноги на ногу, сделал вдох и серьезно заговорил: – Я все-таки не могу… Линарес и я… – Будь осторожнее со словами, – резко перебил его Рикардо, сверкнув глазами. – Одно небрежно брошенное слово… помнишь, причиной каких больших проблем оно может стать? Ты же не хочешь опять оступиться? Во взгляде Бласа мелькнула боль, и он невольно опустил глаза, пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний, которые в тот же миг вспыхнули в голове, словно только и ждали подходящего момента. – Расстаться с наследницей нефтяной корпорации из-за какой-то нищей девчонки… – Рикардо презрительно покачал головой и веско проговорил, буравя сына взглядом: – В таком случае, ты будешь ответственным за жизни всех наших сотрудников. Блас покачнулся, как будто слова отца задели его физически, и медленно поднял полный отчаяния взгляд. – Если я… – он сглотнул и через силу продолжал: – … если я откажусь от свадьбы, наша компания… ее существование будет невозможно? – Невозможно, – железным тоном отрезал Рикардо. Глядя в застывшее лицо Бласа, мужчина чуть смягчился и произнес, прочувствованно и горько: – Мы сделали все, что могли. Другого выхода нет.***
Блас не помнил, как выходил из кабинета отца. Он пришел в себя посреди улицы и растерянно огляделся, не понимая, как сюда попал и куда идти дальше. Подумав, что ему, в общем-то, абсолютно все равно, парень просто зашагал вперед, невидяще глядя перед собой. Ему казалось, что каждый шаг приближает его к эшафоту. «Пилар очень интересная девушка из богатой семьи, отличный выбор, Эредиа!» Шаг, еще шаг. «Поэтому давай разойдемся раз и навсегда, и больше не будем встречаться». Шаг. «Больше я такого делать не буду». Блас остановился, не в силах больше выносить этой воющей, рвущей его на клочки боли в груди. Она потеряна для него… теперь навсегда. Тройка парней, говорящих по-английски и распивающих пиво у какого-то столба рядом, глумливо принялась обсуждать «тупой вид слабоумного придурка», тыкая пальцами в Бласа и громко гогоча. «Прощай…» Резко развернувшись, Эредиа с разворота двинул одному из парней ногой в живот. Тот скрючился, хватая ртом воздух, и завалился на бок. Смех тут же прекратился, но Бласу было плевать. Ухватив еще одного за волосы, Эредиа принялся ожесточенно наносить удары, не обращая внимания на вопли жертвы и крики вокруг. Кто-то попытался оттащить его, но Блас сбросил его, как безумный продолжая избивать уже теряющего сознание парня. Швырнув на асфальт поверженную жертву, Эредиа переключился на его пытавшегося уползти друга, пиная того ногами, вколачивая разбитый в кровь кулак в лицо, подпитывая каждый удар своей безнадежностью, отчаянием, болью… Двое лежали на асфальте без движения, еще один вовремя смылся. Тяжело дыша, Эредиа некоторое время бездумно пялился на свои испачканные кровью руки, а затем медленно извлек из кармана телефон и, найдя нужный контакт, нажал кнопку вызова. …Через полчаса запыхавшаяся Пилар вбежала на освещенную террасу в парке рядом с резиденцией Эредиа. Морщась от колотья в боку, она тем не менее живо обратилась к стоящему спиной парню: – В чем дело, Блас? Эредиа очень медленно развернулся, устремив на девушку пустой, мертвый взгляд. – Что ты так страшно смотришь на меня? – Пилар сложила руки на груди, глядя на застывшего в нескольких шагах Бласа, и с вызовом заявила: – Я так спешила… только попробуй опять меня прогнать! – Я не люблю тебя, – вдруг четко произнес Эредиа. Бледный, с неподвижным тяжелым взглядом, потухшими глазами, он на секунду показался девушке ожившим мертвецом. – Ты не нравишься мне, мартышка. И не думаю, что когда-то смогу полюбить тебя… – он запнулся. Казалось, каждое слово давалось ему ценой невероятных усилий. Блас сглотнул и через силу выдавил: – Но я постараюсь. Постараюсь… быть с тобой. Глаза Пилар широко распахнулись. Она с изумлением уставилась на парня, пытаясь найти на его лице следы издевки, но увидела только убийственную серьезность. Внутри у нее что-то подпрыгнуло, и Дунофф с приливом радостного волнения впервые окончательно осознала, что она действительно начала влюбляться в Бласа. Пилар чувствовала себя слишком взволнованной, чтобы заметить, что это не по вине ветра в уголке глаза Бласа сверкнула слеза.***
Эредиа умолк, и в комнате воцарилась абсолютная тишина. Друзья смотрела на Бласа с потрясением и недоверием. – Ты серьезно, Блас? – наконец нарушил молчание Пабло. – Да. Как можно врать о таких вещах? – Эредиа устало провел рукой по лицу. – С чего ты вдруг передумал? – подозрительно уставился на него Гвидо. – А как же Линарес? Блас откинулся на спинку кресла и попытался заставить свой голос звучать твердо и безразлично. – Между нами… все кончено. – Сказал он с видом индейца, втыкающего в себя собственный тамагавк, – закатил глаза Гвидо. – Ты явно переигрываешь, – поддержал Лассена Бустаманте. Эредиа немного помолчал и упрямо сказал: – Я больше не ребенок. – Опять заладил… – вздохнул Пабло, пересаживаясь на подлокотник кресла Бласа и пытливо заглядывая ему в глаза. – Ты в последнее время часто это повторяешь. Что-то заставляет тебя строить из себя взрослого? – Я не строю, это правда! – возмутился Эредиа, и важно добавил: – Сейчас я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице взросления! – Спускаешься-то зачем? – прыснул Гвидо. Блас понял, что сморозил, и слегка смутился. Томми встал со своего места и, облокотившись на спинку кресла, пристально посмотрел на друга: – Выходит, это то, что выбрал взрослый Блас? Женитьба на Пилар Дунофф. – Да, именно так, – кивнул Эредиа, стараясь выглядеть уверенно. Томас чуть наклонил голову. – Это твое окончательное решение, Блас? – очень серьезно уточнил Эскурра. – Конечно, – парень зевнул, спрятав за показной беззаботностью свои чувства. – Тогда… если это то, чего ты хочешь… – с нажимом на последнее слово произнес Томми, и, видя, что друг никак не реагирует, тихо добавил: – …тогда поздравляю. Пабло и Гвидо переглянулись. Эредиа выдавил кривую улыбку в знак благодарности, быстрым движением схватил со стола стакан с водой и залпом осушил его.***
Поправив манжеты белоснежной рубашки, Блас медленно пересек комнату. Вычурный «ролекс» на запястье безжалостно отсчитывал оставшееся до встречи время. Совсем скоро он должен выходить, но пока еще есть одна минута… целых шестьдесят секунд, у него есть шанс почувствовать тот самый вкус. В последний раз. Аккуратно сняв крышку картонной коробки, Блас осторожно взял единственное оставшееся печенье. За год оно практически превратилось в камень, но это было неважно. Парень, как загипнотизированный, смотрел на маленькое неказистое печеньеце, а потом, словно решившись, поднес его ко рту и надкусил. Он закрыл глаза, медленно пережевывая кусочек, словно старался запомнить каждый оттенок его вкуса навсегда. – Сеньор Блас, Вам пора, – голос незаметно подошедшего Фернандеса вернул Эредиа в реальность. Блас вернул остаток печенья в коробку, закрыл ее, и, немного помедлив, с безжизненным выражением лица уронил коробку в мусорку. – Вы не будете жалеть? – вдруг негромко произнес секретарь, протягивая парню пиджак. Эредиа поднял на мужчину взгляд и мрачно спросил: – Фернандес… ты на чьей стороне? Он резко вырвал из рук секретаря пиджак, заставив того покачнуться. Повернувшись спиной, Блас дергаными движениями натянул пиджак. – Можно сказать, я на стороне справедливости, – с заминкой ответил Фернандес. Эредиа замер. Быстро развернувшись, он ухватил секретаря за галстук и медленно прошипел ему в лицо, выделяя каждое слово: – Какая чушь. Сдохни со своей справедливостью. Отшвырнув мужчину, Блас вылетел из комнаты.***
Глядя, как Лухан несет последний поднос, покачиваясь из стороны в сторону, Мануэль с беспокойством спросил: – Ты в порядке? Не очень хорошо выглядишь… – Все в порядке, – слабо улыбнулась девушка, кое-как примостив поднос на краешке стола. Оперевшись о столешницу, она закрыла глаза и шумно выдохнула. – Ты не слишком загоняла себя? – Ману тревожно приложил ладонь к ее лбу, холодному и влажному. Лухан отмахнулась и пожала плечами. – Ну, завтра уже вступительный экзамен. Потом будет полегче. Друг нахмурился. – Может, хоть перед экзаменом возьмешь выходной? – Положение нашего приюта не позволяет этого сделать, – развела руками девушка. Мануэль по-прежнему наблюдал за ней с тревогой, и ради его спокойствия она попыталась выпрямиться и широко улыбнуться. – Все нормально, Ману, правда. Я сильная, я справлюсь, ты же знаешь. Парень вздохнул. – Кто-нибудь тебе говорил, что упрямство – это не всегда хорошо? – он потрепал ее по макушке. – Ладно, сестренка, я тебя очень хорошо понимаю. Просто обещай, что не переусердствуешь, ладно? Лухан с готовностью кивнула и выставила вперед поднятый вверх большой палец. Глаза Ману внезапно вспыхнули. – Кстати! – он кинулся за стойку и вернулся к ней с маленькой пластиковой коробочкой, внутри которой лежали три посыпанные орехами круглые конфетки. – Это придаст тебе сил. Ничего вкуснее я в жизни не ел, вот, держи! Лухан засмеялась, принимая подарок. – Спасибо! Откуда это? – С работы. Просто рядом с нашим электроники проводят курсы кулинарии. Преподаватель – очень милая молодая девушка, и готовит просто божественно! После занятий Паула часто угощает нас с ребятами. – Ого! Хорошо вы устроились, – подмигнула Линарес, аккуратно убирая конфеты в сумку. В глазах почему-то прыгали черные точки. – Передай ей мою благодарность за то, что подкармливает моего братишку! – Обязательно передам, – пообещал Мануэль. Проводив подругу до выхода, он тепло обнял ее и бодро сказал: – Удачи завтра на экзамене! У тебя все получится. Лухан поблагодарила друга, и, махнув на прощанье, нетвердой походкой пошла по улице, бормоча про себя: – Еще немного, еще чуть-чуть постараться… … Облачившись в жилет и каску, Лухан как обычно вышла к обочине, указывая дорогу. Размахивая светящимся жезлом, девушка стала ловить себя на том, что ей все тяжелее поднимать руку. Прерывисто дыша, она стера капельку пота, ползущую по виску. Вдалеке показалась машина. Лухан двинулась вперед, но вдруг перед глазами все поплыло, светящиеся фары превратились в две нестерпимо сияющие точки… Лухан пошатнулась и без чувств упала на асфальт.***
Встреча с семьей Дунофф проходила в их собственном особняке, где в натертых до блеска полах отражались сотни огоньков, освещающих великолепные залы, лестницы и баснословно дорогие образцы мебели. Марсель Дунофф и его жена Клаудиа благосклонно приняли все комплименты и любезности, расточаемые Эредиа-старшим, в свою очередь похвалив будущего зятя. Пилар, присоединившаяся к ним с небольшим опозданием, сияющими глазами смотрела на Бласа. На ней было элегантное черное платье в пол, выгодно подчеркивающее ее идеальный загар и аккуратную фигурку. Она радостно улыбнулась парню, и тот попытался улыбнуться в ответ, но его лицевые мышцы отказывались повиноваться. Едва принесли первое блюдо, как главы семейств уже завели разговор о бизнесе. Блас безучастно орудовал столовыми приборами, не вникая в смысл сказанного и не пытаясь участвовать в беседе. – После того, как Блас закончит обучение, мы наконец сможем спокойно выйти на пенсию. – На пенсию? Какая смешная шутка! – деланно засмеялся Рикардо. – Нет-нет, я абсолютно серьезно, – возразил Марсель, кивая Бласу. Тот уже давно упустил нить разговора, поэтому только рассеяно кивнул в ответ. Пилар украдкой наблюдала за парнем, испытывая одновременно приятное волнение и неясное беспокойство. В комнату вошел Фернандес и подал начальнику папку. Рикардо жестом отпустил секретаря. Тот на секунду замешкался, и, проходя рядом с Бласом, сделал вид, что подбирает упавшую салфетку, ловко положив на колени Бласу листок бумаги. Парень недоуменно посмотрел вслед быстро исчезнувшему за дверями секретарю и перевел взгляд на листок, где от руки было написано всего несколько слов. «Лухан Линарес без сознания доставлена в госпиталь Святого Марка». Сердце Бласа, как будто вмиг став огромным, больно ударилось о ребра. Он не мог сделать вдох, расширенными глазами уставившись на дрожащие буквы. Линарес… без сознания… госпиталь… Сквозь туман в голове до него слабо доносились какие-то звук, голоса, но ему было все равно. Мир вдруг мгновенно обрел четкость. Линарес в больнице. Все остальное не имеет значения. Блас резко вскочил, заставив всех за столом умолкнуть. Вскинув взгляд на Марселя Дуноффа, он торопливо сказал: – Прошу прощения. Мне нужно уйти. Не дожидаясь ответа, парень тут же бросился к двери. – Ты хоть понимаешь, что ты сейчас делаешь? – в бешенстве выкрикнул ему вслед отец, но Блас уже этого не слышал. Вылетев в коридор, он пулей понесся к выходу. Блас мчался по улицам, почти не разбирая дороги. Он никогда в жизни не бегал так быстро, но Эредиа казалось, что он все равно движется медленно, слишком медленно… Напрягая мышцы изо всех сил, он бежал так, что сердце рвалось из груди, дыхание судорожно вырывалось наружу. Кажется, его телефон вибрировал в кармане пиджака, но ему было плевать на все и всех, кроме единственной важной мысли, стучавшей в голове – Линарес в больнице, он должен помочь ей, быть с ней, спасти ее... Блас вихрем влетел в светлое помещение госпиталя. – Лухан Линарес! – крикнул он, подбегая к стойке регистратуры. – Где она, в какой палате?! Ну! Испуганная медсестра лихорадочно защелкала мышкой и торопливо сообщила: – В триста шестой, третий этаж по лестнице направо. Эредиа бросился к лестнице, едва не сшибив с ног доктора с кипой документов. Прыгая через две ступеньки, парень молниеносно преодолел все шесть пролетов. С размаху открыв дверь, Блас вбежал на этаж… и замер, увидев, как в палату номер триста шесть входит Томми.