Нити волшебной надежды

«Даже если ты уйдешь на другой край света, прошлое о себе напомнит»

2010, Декабрь Нелюбимой дорогой для Софии был путь от дома до Вашингтон-авеню, где жизни уже не было. На этой улице было место, куда живым и счастливым лучше не приходить, но Софи Белфорт не могла туда не приезжать. Там была часть ее, прошлая жизнь и почти все, что осталось от близкого человека. Пасмурная погода не предвещала ничего хорошего, но Софи казалось, что это не способно омрачить день еще больше. Сегодня она не была готова к встрече с мамой больше, чем когда-либо. Все, что навалилось за последние полтора месяца, лежало тяжким грузом на плечах и на сердце. Было тяжело носить все это с собой изо дня в день, ее тянуло вниз. Но нельзя было отменить того, что должно происходить при любых обстоятельствах. Она обещала Мюриел прийти именно в этот день. В день рождения матери. Именно поэтому дочь пыталась не плакать и именно поэтому на пассажирском сидении лежал букет из белых роз, которые так любила Мюриел. Она не должна показаться в подавленном состоянии, потому надела самое лучшее платье — персикового цвета, с треугольным вырезом на груди и без рукавов. Оно немного скрывало ее похудевшие ноги и выступающие ребра. А пустое место от выреза заполнял мамин кулон. Сверху, не изменяя своим вкусам, Софи накинула пальто. Она хотела рассказать все, что с ней произошло, и, пока ехала, набиралась мужества и храбрости. В горле застрял ком, когда София попыталась отрепетировать речь. Оказалось, что в этом нет смысла. Глаза защипало, когда Софи увидела табличку с указанием улицы, тогда она переключилась на разглядывание домов, которые тоже уже выучила наизусть. Но иногда здесь менялись жильцы, и появлялось что-то новое. Например, качели в саду или новая машина, или рождался ребенок. Или кто-то съезжал, а дом превращался в потускневшее безжизненное здание. Мрачное, затянутое серостью небо, вдруг преобразовалась в голубое полотно, больше похожее на шелковую скатерть. На нем плясали блики от лучей. Само солнце пряталось где-то за тонкими облаками и пока не собиралось вылезать. Так было даже лучше, не придется щуриться от яркого света. Но Софи стало теплее на душе с приходом хорошей погоды, ведь сегодня день рождения ее матери. София отправила отцу сообщение с вопросом, приедет ли он. Ответ поступил только спустя десять минут, когда дочь уже приехала на место и старалась не расплакаться. Я заеду в следующий раз, у меня сложный клиент. За время жизни с ним, как психотерапевтом, Софи научилась читать отца. И даже сейчас, не видя лица и не слыша голоса, она понимала — дело не в клиенте. Дело в том, что он не готов. Генри было тяжело до сих пор, хотя прошли десятки лет, и даже несмотря на то, что он знает о людях все, отец не справился. Психотерапевту был нужен психотерапевт, но Генри отказывался обращаться к специалисту, потому что считал, что с ним все в порядке, и Генри способен помочь себе сам, он же врач. Любой из окружения мог заметить, что это не так, не говоря уже о дочери. Софи не стала сердиться на отца. В любом случае он навещает жену — она это знала, просто ему было проще это сделать в одиночестве. София взяла букет в руки, закрыла машину и встала перед входом. Зеленое, усеянное уютными деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками кладбище, окутало ее безмятежностью. Как только София ступала на «порог» этого «мира», непривычного для себя, тихого и спокойного, ей захотелось обрести эту умиротворенность на все оставшиеся дни. Но не здесь. Софи любила это место только за тишину, но находиться тут было тяжело. Она, как в первый раз, медленно шла между небольшими гранитными плитами и белыми крестами. Несмотря на то, что солнце все-таки сильно грело, холод от могил пронизывал до костей. София остановилась у единственного здесь склепа, чтобы снова его рассмотреть. Она делала это не по одному разу в год. Склеп служил достопримечательностью и выглядел как маленькая копия античного дома. Софи не знала человека, который покоился в этом роскошно устроенном месте, но он явно этого заслужил. Плиты с любой точки обзора представляли собой четкие прямые линии. Кое-где были мемориалы, а неподалеку виднелся памятник неизвестному солдату. Где-то на лужайках и скамьях между могилами можно было увидеть людей. Возможно, они приходят сюда, чтобы отдохнуть. Многие здесь любят просто погулять, подышать воздухом и, несмотря на весь оксюморон, почувствовать жизнь. Софии же воздух казался тяжелым и плотным. Легкие как будто не пускали его, сопротивлялись. Словно страх остаться здесь отталкивал гнетущую атмосферу смерти. Настроение части приходящих сюда было мрачным, но картина с виду казалась позитивной, хотя бы по причине яркой сочной зелени. Кладбище не для каждого было местом скорби. Люди улыбались. Даже не смотря на печальные серые надписи на надгробиях. Когда Белфорт пришла к матери, ей захотелось дышать. Как будто разорвалась оболочка, не пускающая кислород. Она попыталась улыбнуться. Кривая, но добрая улыбка украсила ее лицо. На щеках появился еле заметный румянец. Небольшая белая плита была где-то по колено, и Софи присела на корточки, уложив цветы рядом. Она молчала. Ей словно завязали рот. Казалось, будто она не была здесь очень долгое время. По традиции она стала пересказывать матери свои детские воспоминания, которых было очень мало, чтобы та не забывала, и чтобы не забывала Софи. Какой была Мюриел? Что она любила? Что не любила? София не помнила свою мать так, чтобы с точной уверенностью ответить на эти вопросы. Иногда она спрашивала у отца, но тот был неразговорчив каждый раз, когда Софи к нему шла с подобными вопросами. Отмахивался, говорил, что занят или устал. И Софи не понимала почему. Генри на этот вопрос тоже не отвечал. Но в одну из попыток ей удалось узнать, что мама была милосердной, ранимой и тихой. Она слишком любила чистоту и порядок во всем. Большего София не знала. Но ей хотелось вспомнить Мюриел, узнать ее хотя бы после смерти, но единственное, что она помнила — бело-серая полупрозрачная кожа и сильная худоба. И то, что мать любила белые розы. Однажды Генри сказал, что таких женщин, как Мюриел, больше нет. Поэтому он до сих пор один и не планировал менять свою жизнь. У меня есть дочь — она почти как Мюриел. Большего мне не надо. Белфорт не знала, сколько прошло времени, прежде чем она собралась уходить, но за эти минуты она о многом подумала и рассказала все, что смогла. О Роберте, развалившейся жизни, новом доме и грузе на сердце, ноющем и давящем. Софи не плакала и даже смогла искренне улыбнуться. Ей показалось, что тяжелую ношу под названием «боль от потери матери» она наконец-то сорвала с себя. Именно сейчас и здесь с ее души свалился огромный камень и разбился на части. Пока она говорила, перед глазами пролетали кадры из далекого прошлого и лицо матери, которое почти расплылось в ее памяти. Софи уже было сложно вспомнить голос Мюриел. Но это не отзывалось болью в груди, как раньше. Так даже было лучше. Рано или поздно все уложенные в голове частицы матери исчезли бы. Когда Софи поднялась, глаза застелило пеленой, и она поняла, что пора уходить. — Я тебя люблю, мама... Быстрым шагом, подставляя лицо прохладному ветру и наслаждаясь прекрасной погодой, София покинула кладбище, оставляя за его пределами тоску и боль. София поправила джинсы, заправила в них футболку и обошла магазин несколько раз, внимательно осматривая фронт работы. Хоть их лавка и не была большой, сейчас казалось, что на уборку уйдет целый день. Справа от входа четыре ряда со стеллажами, у стен тоже были полки и более тонкие стеллажи, где располагались газеты, журналы и прочие ежемесячники с полезными статьями. А еще детские книги и раскраски. Постеры на стенах, кажется, тоже покрылись пылью. Справа от входа детские книги и кое-где — рецепты. Напротив двери стояла касса, рядом с ней стол с новинками, который пустовал, и дверь в кабинет. В кабинете — подсобка и маленькая уборная. София удивлялась, как она могла не заметить заросший пылью магазин. Наверное, потому что сама она тоже ей заросла и ничего не видела перед собой. Софи отказалась от помощи Гэри, чтобы тот мог отдохнуть. И ей просто хотелось побыть одной среди книг, вернуть былое вдохновение от работы. Сейчас оно ей было просто необходимо. По пути от полки к полке она брала одну из книг, прочитывала несколько строк, проводила тонкую линию вдоль корешка кончиком пальца и ставила обратно, не оставляя и следа. Книги оставались новыми до тех пор, пока их не купят. В ноздри ударял яркий запах типографской бумаги. А с полки в дальнем углу магазина пахло стариной и осенними листьями, и еще мудростью — там хранились редкие экземпляры старых книг, когда-то принесенных покупателями. Какие-то из них раньше принадлежали Софи и Энн. Этот аромат вызывал желание работать. И в голову даже пришли мысли, чтобы купить этот магазин. Он мог бы стать ее отдушиной и новой жизнью. Софи улыбалась, но корила себя за это. Считала, что не имела права. Ее жизнь развалилась совсем недавно, и сердце все еще кровоточит, но желание жить как прежде выбивалось из рамок дозволенного. София больше не хотела взглянуть в глаза Роберту и все высказать. Ей хотелось принять его ошибку и забыть ее. Забыть его. Но она знала, что на это уйдут годы. Много лет пройдет прежде, чем она сможет раздавить внутри себя любовь к мужу. Влажной тряпкой София проходилась по полкам, поднимая книги, после высыхания расставляя их обратно. Пыль попадала в нос, и Белфорт чихала, не переставая. Можно ли было заметить эту грязь, если перед глазами только пропасть и лицо мужа? Когда очередь дошла до окон, Софи поменяла воду на чистую, тщательно вымыла тряпку и принялась мыть деревянные подоконники моющим средством. Она продолжала размышлять над приобретением магазина, но не находила идей, где взять средства на покупку. Все, что у нее было, потрачено на дом. Что-то осталось на ближайший месяц. Если договориться о частичной оплате с Энн или поручителем, то было бы проще. Возможно, это было хорошее идеей и стоило обсудить такой вариант. Но мысли о смерти человека, который всегда был рядом, не давала ей покоя. Принять это было невозможно. Когда-то ей пришлось смириться со смертью матери, но тогда маленькая София мало что осознавала. Если бы Мюриел умерла сейчас — было бы еще сложнее, возможно даже она бы не справилась, поэтому новости Энн ломали ее на части. София засмотрелась в окно, где сновали туда-сюда прохожие, а солнце грело их лучами. Тонкие, мягкие и яркие, они создавали контраст на улицах унылого города. Белфорт хотелось выбежать и раскинуть руки, чтобы поймать их, чтобы солнце обняло ее и согрело. Но вместо этого она поймала чей-то взгляд за стеклом. Сердце мгновенно начало биться в истерике. Всего короткое мгновение, которого возможно и не было, но она ощутила на себе знакомый взгляд. Тот, который знала почти пять лет и который уже не в силах забыть. Она моргнула и застыла в оцепенении. Роберт смотрел на нее, оставаясь по ту сторону стекла. Муж стоял как неживой, как видение или призрак. Но он был здесь. Софи не могла оторвать взгляд. Ее начало трясти от подкатывающего раздражения. Что он здесь забыл? Какое право имел приходить? Так любимые ею карие глаза заслезились, и глаза Софи тоже начало жечь. Нет, она не могла сейчас заплакать. Она должна быть твердой, должна оттолкнуть Роберта. Она должна, но могла ли? Даже если уйти на другой конец света, прошлое найдет, как о себе напомнить. Хотелось спросить, зачем он пришел и зачем снова напомнил о себе, но Софи не смогла. Когда она поняла, что стоит с тряпкой и моющим средством в руках, бросила их на пол и вдруг рванула к двери, чтобы увидеть его, чтобы сказать о том, как ненавидит и как любит, чтобы влепить пощечину и понять, что это все страшный сон. Но когда она вышла из магазина, у входа никого не оказалось. «Я схожу с ума, черт возьми». Понадобилось не меньше пятнадцати минут, чтобы прийти в себя. Все это время София сидела в кабинете, закрыв глаза. Она пыталась принять реальность такой, какой она была, но ей хотелось ее изменить. Принять было слишком сложно. Остыв от случившегося безумия в виде Роберта, Софи продолжила избавляться от пыли на стеллажах и полках. Ей нужно было занять руки. И пока она до дыр терла деревянные полки, то не заметила, как в магазин зашли. Дверь, кажется, она закрыть забыла. Но точно помнила, что вешала табличку «Закрыто». Раздражение уже рвалось наружу. София выглянула из дальнего угла так, чтобы видеть кто зашел, но чтобы не увидели ее. Она чертыхнулась и пригнулась, когда увидела вошедшего. Принялась тереть нижнюю полку, где книг не было, но пыли было больше всего. Через пару секунд отвела взгляд от полки, краем глаза замечая мужские ботинки рядом. Она медленно поднялась и столкнулась взглядом с Люком. «Черт, черт, черт!» — Люк. — София. — Что вы тут делаете? Она поджала губы. Ей было неудобно за поведение на вечере. Софи повела себя некрасиво, но и он тоже был хорош. Излишняя навязчивость в людях всегда отталкивала ее. Ведь Софи не вела себя с ним так, словно он ей понравился? Он не получал никаких шансов и надежд даже на кратковременную встречу. — Вы знаете, я совершенно случайно здесь. Шел за энциклопедией, а этот магазин был ближе всего. — На двери висит табличка «Закрыто», — безразлично бросила Софи, все еще злясь на Люка. Ей некомфортно было рядом с ним. Она продолжила усердно протирать пустые полки, переходя от стеллажа к стеллажу. Люк шел за ней, что еще больше заставляло нервничать. — Но дверь оказалась открытой. София с негодованием вздохнула. Кто будет пытаться заходить в магазин, если написано «Закрыто»? — Магазин не работает, на соседней улице есть еще один. — Я нашел то, что мне нужно! — радостно и достаточно громко воскликнул Люк. Софи дернулась и раздраженно поджала губы, так и не отрывая тряпки от полок. Все стеллажи уже были чистыми, подоконники и пара тумб тоже вытерты до блеска. Пыль осталась только на полу, и Белфорт отправилась за шваброй, словно не услышала возгласа «гостя». Он ждал ее у кассы. Если быстрее его обслужить, он быстрее уйдет, подумалось Софи. Она решила продать так нужную ему энциклопедию. Нужную именно сегодня и сейчас, именно в «Берлионе» на Бейленд-авеню. — Что-то еще? — Софи «пробила» покупку, уперлась ладонями в прилавок и уставилась на Люка. Он мялся, осматривался по сторонам, будто искал, что бы еще взять, вероятно желая продлить время их встречи. Сейчас он казался неуверенным подростком, не знавшим как привлечь внимание девушки. Хотя тогда на литературном вечере он выглядел весьма взрослым, интеллигентным и решительным мужчиной. — Да. — Нужна помощь с выбором? — Да. Куда бы вы хотели пойти: в кино или ресторан? Я знаю одно местечко, где подают отличные устрицы. Софи опешила, но продолжила смотреть на него, не дернув и бровью. Злость уже начала кипеть. Она вот-вот прожжет ему лоб взглядом. Люк стоял как стена, пытался улыбнуться, но морщинистая кривая улыбка только все испортила. В тусклых серых глазах как будто вспыхнул огонек, но тут же испарился. Он потер висок, пятерней пригладил волосы, а вернее то, что от них осталось. Молча ждал. Даже если бы Софи была свободна, Люк не смог бы ее заинтересовать. Один разговор на вечере не мог этому поспособствовать. Сам Люк не мог этому поспособствовать. Он не был тем, кто мог понравиться Софии. — Я терпеть не могу устрицы. И мне нужно продолжить уборку. Спасибо, что заглянули. София вышла из-за кассы и пошла мыть пол. Она терла его с таким усердием, будто собиралась оставить там дыру. Такую же, как у нее на душе. Люк, кажется, уже ушел, ничего не сказав. Она выдохнула с облегчением. Обижать людей София не умела. Не умела ровно до того момента, пока муж не испортил ей жизнь. Сейчас она не знала, кем являлась. И иногда не несла отчет своим действиям. Наверняка, Люк был обижен, но Софи не чувствовала своей вины. Она хотела построить новую жизнь, но Люку в ней места не было. Как поступить иначе, если не сказать об этом прямо? Да, возможно это было грубо, но по-другому сейчас у нее не получалось. София не знала, кто должен быть в ее новой жизни. И должна ли быть эта новая жизнь? Когда с уборкой было покончено, она убрала весь инвентарь в подсобку, привела в порядок кабинет и бумаги, и еще раз обошла скромные ряды, осмотрела стены, кое-где украшенные иллюстрациями книг, цитатами и живыми растениями. Было чисто и свежо. Уходить не хотелось. Довольная своей работой, София причесала волосы, умылась и закрыла магазин. На улице уже успело стемнеть, город окутал теплый свет фонарей и массивные тени от зданий. Людей было много, чувствовалась жизнь. И Софи на мгновение ее тоже ощутила. Прошлась по улице, не уходя далеко, окунаясь в зимний, уже прохладный ветер, шелестя листьями под ногами и слушая шум вечернего города. Гудели автомобили, разговаривали прохожие, кричали дети, свистел ветер. Софи взяла стаканчик кофе в ближайшей кофейне, и вместе с ароматом американо и уходящей осени вернулась обратно к магазину. В Хьюстоне почти не бывает холодов, таких, как на Аляске или в Северной Дакоте, но здесь был свой холод, к которому сложно привыкнуть после теплых весны, лета и осени. Начало декабря радовало температурой пятнадцать градусов выше нуля. Предвкушения Рождества у Софии не было, как наверняка было у многих. Как только проходил день Благодарения, все начинали готовиться к Рождеству, закупаться подарками и планировать меню на праздничный стол, украшать сады и дома. В этом году Рождество для Софии ничего не значило. Она не могла представить его без мужа и привычной обстановки. Но оно могло стать началом той самой новой жизни. Кофе закончился, город начал пустеть, магазины закрываться, и Софи отправилась домой. Сегодня, как никогда раньше, автомобиль поддавался ей с такой легкостью, словно был надрессированным. Софи не превышала скорость, не отвлекалась на телефон и внимательно смотрела за дорогой. Она ни о чем не думала. В голове блуждал туман. Вязкий, холодный и непроходимый. Сквозь него тонкой нитью пробиралась надежда на счастливую жизнь, но пока не могла найти выход. Софи зашла домой, заперла дверь и сбросила с себя всю одежду в гостиной, оставаясь в нижнем белье. Она могла себе позволить так поступить. Все равно убирать потом ей. И не перед кем было стыдиться за легкий и некрасивый беспорядок. Она проследовала на кухню, шлепая босыми ступнями по ламинату, сделанному под дерево. Достала из холодильника бутылку красного вина и налила в бокал. Набрала теплую ванну с пеной, приглушила свет, оставляя только лампу у зеркала, и погрузилась в воду вместе с бокалом. Тепло мгновенно окутало тело. От пены исходил приятный и дурманящий аромат цветов. Софи выпила вина, чуть прикрыла веки и постаралась отключить голову. Хотя бы на пятнадцать минут. И эти минуты летели с огромной скоростью, как в перемотке. И правда, думать не получалось. Вино быстро закончилось, стало жарко, лицо покрылось испариной, а голова закружилась. Она не знала, сколько времени провела в ванне, но точно смогла расслабиться. Первый раз за последние два месяца смогла просто забыть о том, что случилось, и почувствовать наслаждение от простого принятия ванны. Софи намылилась, помыла волосы, смыла пену и вылезла. Часы показали около одиннадцати часов. Расслабленная, на ватных ногах София обмоталась полотенцем и погасила везде свет. Ее клонило в сон так, что даже не было сил поднять брошенную одежду. Уже в спальне надела чистое белье и легла в постель. Не прошло и пяти минут, как София уснула. У нее не было времени даже на навязчивые мысли и воспоминания, как происходило каждую ночь ровно до сегодняшнего дня. Этот день мог все изменить, но впереди ее ждал развод с мужем.