Прелюдия 2305-ого года

Том нарезал круги по квартире и думал. Нет, не злился, а именно вел внутренний диалог с самим собой, чтобы понять что вообще происходит, и чего он действительно так взъелся на бедного парня. - Так, Томас, думай. Думай, мать твою! Хиддлстон уселся на диван, где по бокам мирно посапывали его «дети», и оперся подбородком на руки. А было ли дело в ущемленной гордости? Что, в первый раз что ли? Нет, конечно. Том не любил, когда незнакомцы остаются до утра в его квартире, но почему-то к Крису это не относилось. Крис должен был остаться. Крис должен был так же, как и сейчас коты, мирно посапывать рядом, а Том с утра бы сварил для него кофе, потом бы они вместе приняли душ, Крис бы уехал на работу, а вечером можно было бы устроить приятный ужин на двоих. - Да ну на хуй… Том за всей силы ударил себя по щеке ладонью, но это не понесло за собой ровным счетом никаких изменений. Это должно было когда-то случиться, но, черт возьми, не сейчас же! Томасу совершенно не хотелось терять голову и разум из-за какого-то представителя другого типа лишь только потому что природа диктует свои условия. Так не должно быть, ведь человек – венец творения, и он спокойно может справиться со своими гормонами и инстинктами, а уж тем более, когда за плечами столько опыта. Кто-нибудь всегда помогал справляться Хиддлстону с его истиной природой, начиная с самого юного возраста, так что Том никогда не терпел и не изнывал от своих желаний. Все было просто: пара таблеток противозачаточных, квартира с полным холодильником еды, три-четыре больших бутылки с водой у кровати и хороший партнер, который за такой марафон может еще и неплохо заплатить. Но Том никогда не брал денег, считая это ниже своего достоинства. Томас мог принять подарок, внимание, помощь, но деньги… Нет. Деньгами расплачиваются сутенеру за периметром, где всем наплевать на то кто ты – альфа или омега, где человека из сектора могли спокойно поймать и продать в рабство, а потом этого человека никто и никогда не найдет, где слово «цивилизация» умерло вместе с возведением стены и появлением этих самых секторов, где разрушение старых порядков и устоев сыграло слишком злую шутку на человеке, где человек не смог справиться со своими инстинктами. Разделение общества на альф и омег понесло за собой ряд довольно ужасающих событий. Люди стали злыми, забывали про работу, про отношения, про свою истинную суть, а главными стали всего две вещи – власть и секс. На этом все заканчивалось. Так продлилось около века, пока человечеству это не надоело. Группа из самых сильных альф и омег, которые образовывали собой более десятка пар, решили поменять жизненный устой с ног на голову, и тем самым дать людям второй шанс на достойную жизнь. Да, у них все вышло, они смогли образовать сектора, где уважение и закон были выше инстинктов, а новорожденным с самого детства прививали привычку слушать разум, а не животное начало, но, безусловно, все не могло быть идеально. Только некоторые люди из сектора могли спокойно гулять за забором. Почему? Потому что это было их работой. Охотники, как звали их обычные горожане, возвращали семьям их сыновей и дочерей, так как именно молодые особи искали приключений в местах порока, несмотря на запрет и страх родителей. Так же стоит отметить, что совсем не обязательно попадать в рабство вне сектора, но тут шанс был пятьдесят на пятьдесят, а если уж попался, то бегством явно не спастись. Людей забирали в секты и пользовались, как только можно – самый тяжелый и грязный труд, вынашивание потомства или просто развлечения. Обычно похищенных хватало на год-два, не больше, а потом полиция находила измученный труп человека в пределах пяти километров от забора, где отмучившегося бедолагу запихивали в черный пакет и везли на ближайшее кладбище, даже не отправляя тело в морг для опознания. Секты образовались тогда же, когда произошла революция. Небольшая, но весомая часть народа, не поддержала революционеров, стремившихся к возрождению старого социума, где есть власть, суд, закон и определенный порядок. «Неверные» образовали группы, пытались подавить новый политический процесс, но ничего не вышло. Позже их сослали в пустыни, леса и старые разрушенные города, огородив новое общество высоким бетонным забором с колючей проволокой, однако «неверных» это ни грамма не огорчило, так как в условиях каменного века они могли вдоволь насладиться «нормальной» жизнью и инстинктами. Некоторые цивилисты, недовольные правилами большого города, уходили из сектора, искали лучшей жизни у сект, но в итоге их тела так же, как и похищенных, находили по прошествии нескольких лет. Сектанты считались только со своими, чужие для них всегда были лишь мясом, которое можно использовать в своих целях. А еще были банды. Участники банд, в отличие от сектантов, являлись жителями большого города, где им приходилось скрывать свой истинный род занятий, так как причастность к банде каралась законом, причем чаще всего применялась высшая мера. Банды похищали людей, продавали их сектантам, получая взамен целый гарем отборных омег и порой даже альф – это для особых случаев, которые были готовы на секс практически всегда. Сектанты хорошо следили за гаремом, ведь именно он был их главным источником заработка, а так же залогом того, что банды будут работать именно на них. Томас тяжело выдохнул. Он тысячи раз рассказывал о бандах, сектах, заборах и секторах студентам, которые всегда задавали ему один и тот же вопрос: «Мистер Хиддлстон, скажите, а почему бы нам просто не уничтожить секты и не жить спокойной жизнью?», и Томас отвечал честно: «Потому что революция ничего не изменила, и наши с вами высшие чины до сих пор прибегают к услугам сектантского гарема не реже, чем еженедельно». Обычно студенты взрывались недовольным гулом обсуждения, А Тому лишь оставалось наблюдать за их негодованием, благо лекции по новейшей истории не растягивались на сотни часов, и один курс занимал не более трех недель. Таких курсов у Тома было коло пяти в год. А что? Зарплата неплохая и имеется много свободного времени, в которое можно заниматься любим делом – то есть особо ничем, либо котами. Злость прошла, и ее место сменило понимание – нужно вытащить Криса из тюрьмы, извиниться и попробовать наладить отношения. Обида ведь штука тонкая и на ней можно сделать много глупостей, главное, чтобы Тома больше никто не злил, иначе бедняга Хемсворт получит, но далеко не по заслугам. Томас вновь тяжело выдохнул и направился в кухню сделать себе кофе, а после позвонить Реннеру, чтобы предупредить его об отзыве заявления. Помешивая темную жидкость в турке, Том не заметил, как его «дети» забеспокоились и попрятались в разных углах квартиры, однако до Хиддлстона не мог не дойти тихий звук открывающийся входной двери. Следующее, что помнит Том, как его везут в неизвестном направлении в багажнике машины, да еще и с мешком на голове.