Танец Хаоса. Иллюзии

Уснуть Данка так и не смогла. Даже после того, как Мефнут набрала каких-то травок, подсвечивая себе язычком огня Роксаны, добавила их в чай и напоила этим чаем Данку. Даже после того, как она спела Песнь Земли, хоть это немного успокоило и прогнало прочь тупой, скручивающий по рукам и ногам ужас. Песнь Земли была волшебной, ни на что не похожей, такой красивой, что сердце в груди замирало и прислушивалось к каждому звуку. Прислушивался и мир. Данка почти чувствовала, как деревья в предрассветной тьме поворачивают свои кудрявые головы в сторону Мефнут, как тянутся к ней глянцевые ладошки листьев, как трава вытягивает свои волосы, стараясь прикоснуться к ней, как сама земля под ними дышит, дышит всей грудью, тысячами тысяч своих пор, впитывая это волшебство. Но даже после этого она не смогла уйти на покой. Наверное, научиться спать за один день было действительно невозможно, тут Авьен оказалась права. Ману-то так и не научилась уходить в Грезы за всю свою жизнь, по крайней мере, надолго и глубоко. Но заставить себя грезить Данка тоже не смогла. Потому, когда друзья все-таки улеглись доспать еще час перед рассветом, усталые и вымотанные долгим переходом и попытками помочь ей, Данка только обхватила руками колени и осталась сидеть у огня, тщетно пытаясь ощутить сонливость. Вместо нее она чувствовала лишь слабость, усталость, головную боль и какую-то изможденную опустошенность внутри. Но ни намека на слипающиеся глаза, как объясняла Авьен, ничего такого. Так она и просидела до первого света, благо, не так уж и долго пришлось ждать. Солнце вставало на востоке, и Данка, поразмыслив, решила, что лучше всего начать поиски Провидца в той стороне. Она ведь так и двигалась на восток, покинув Данарские горы, все время на восток. Даже когда они с Велькой решили повернуть обратно на запад и сразиться с Раваном в Ишмаиле, судьба все равно увела ее на восток. Значит, и Провидца нужно было искать там. Воспоминания о кошмаре еще тревожили ее, будто медленно затухающий на коже крапивный ожог. Страх-то ушел, но осталась тупая ноющая тревога, которая только разгоралась час от часу. Воспоминания, что пришли ей, не несли в себе ничего, кроме ярости и отчаянья, и Данка чувствовала их своими, своими собственными. Причем сама она никогда в этой жизни не испытывала похожих чувств, и так странно было и помнить об этом, и не помнить одновременно. Сколько же они тогда пережили! Сколько же ярости было в ней! И почему ее было так много? Неужели я действительно когда-то могла быть такой? Ей не верилось. Данка смотрела на бледно-розовое рассветное небо, на замерший мир, объятый такой сладостной, такой тихой красотой, которую она чувствовала внутри себя каждой клеточкой. В небе над ней кружили жаворонки, высоко и легко, будто анай, только-только научившиеся летать и пробующие на прочность эту бесконечную синь. От земли пахло сладко и густо. Красота была всем, и это было так естественно для Данки, так истинно и чисто. Но то, что она вспомнила сегодня, то, что она видела, совсем не походило на эту красоту. В нем была только боль и ярость, чудовищное пламя, сжигающее все внутри нее и вокруг нее. Чем же они отличались – та, былая она, и она, сидящая здесь и сейчас на заросшем травой бревнышке на самой границе тихого утра? Что так сильно разделило их? Как такое вообще могло произойти? Спутницы проснулись уже тогда, когда золотой круг солнца поднялся из бесконечных трав на востоке. Обе выглядели сонными, невыспавшимися, широко зевали во весь рот. Авьен отошла в сторонку и принялась тихонько молиться, кладя земные поклоны навстречу солнцу. Мефнут разожгла костерок и повесила греться над ним остатки чая в котелке. - Как ты, Дань? – взгляд ее темно-зеленых глаз испытующе оглядел Данку. – Тебе лучше? - Немного, - кивнула та, выдавив неширокую улыбку. Сама она себе казалась такой слабой и разбитой, что сил улыбаться шире и искреннее просто не было. - Ты так и не спала, - заключила Мефнут, нахмурив темные брови, и Данка в ответ только пожала плечами. Взглянув на нее еще одним оценивающим взглядом, Меф проговорила: - Ничего. Сегодня мы пойдем не очень быстро, а на ночь постараемся остановиться в какой-нибудь гостинице, где ты ляжешь в нормальную кровать и сможешь отдохнуть. - Спасибо за твою заботу, - благодарно взглянула на нее Данка. – Мне очень важно, что вы здесь со мной. - Да куда ж мы тебя одну отпустили бы? – теплая улыбка осветила лицо Мефнут, и она протянула Данке кружку. – Держи, я тебе чайку налью. Попьешь, поешь, глядишь, в голове прояснится. Вскоре с молитвы вернулась Авьен, какая-то очень взъерошенная и солнечная, будто этот рассвет вливался в нее вместе с лучами восходящего щита Роксаны. Мефнут протянула чашку и ей, как-то по особенному взглянув, и лицо Белой Жрицы осветилось еще ярче. - Я никогда не была в лесу, - застенчиво улыбаясь, сообщила она. – Только читала о нем много. И никогда еще не спала где-то, кроме как под крышей. - Ну и как тебе первая ночь на природе, светлоликая? – бросила на нее ласковый взгляд Мефнут. - Ой, так странно! – глаза Авьен широко раскрылись, она с любопытством осматривала все вокруг себя, будто котенок, впервые выбравшийся на улицу. – Так пахнет… свежо! И чай на костре очень вкусный! Я раньше пила чай с травами, но они были сушеные, и вкуса дымка в них не было! И солнце так красиво встает! Совсем иначе, не так, как в городе!.. Она защебетала, как птичка, и Мефнут поглядывала на нее, копаясь с котелком и костром, и улыбалась так тепло, так счастливо. Данка тоже улыбнулась, чувствуя бесконечную радость за них двоих, за Авьен, которая наконец-то избавилась от своего проклятия и стала живой, за Мефнут, которая тоже как будто оттаяла, расслабилась, смягчилась рядом с ней. Не хватало только Вельки, так не хватало ее рядом! Один день уже миновал, моя душа. На один день ближе наша встреча. Не слишком торопясь, они позавтракали кашей и большим ломтем твердого сыра, что прихватили с собой. В этих краях даже сыр был не такой, как у анай – и пах по-другому, и выглядел иначе, но на вкус нравился Данке гораздо больше. Она и сама не заметила, как умяла большой ломоть, а внутри разлилось приятное тепло. Но вместе с тем стало и как-то пободрее. Усталость слегка отступила под лучами солнца, затаившись где-то в костях и дожидаясь своего часа. - Куда двинемся? – взглянула на нее Мефнут, одним глотком допив свой чай и отставив в сторону кружку. – Ты примерно представляешь себе, где искать Провидца? - Алеор сказал, что нужно идти в Рамасан, - просто пожала плечами Данка. – Мне кажется, нужно двигаться на восток. - Тогда туда и пойдем, - кивнула Мефнут. - А как мы будем искать? – поглядела на них обеих Авьен. – Мы же не можем просто входить в деревни и спрашивать, не у них ли Провидец. Вряд ли нам кто так просто расскажет. - Всегда есть слухи, - Мефнут вопросительно взглянула на Данку. – Можно порасспрашивать в гостиницах, где будем останавливаться. Так или иначе, какие-нибудь вести, да дойдут. До Луаса отсюда далеко, здесь может быть гораздо больше информации, чем там. - Так и сделаем, - кивнула Данка, соглашаясь с ними обеими. У нее самой были весьма смутные предположения о том, как начинать поиск, хоть она и уверяла Вель в том, что справится. Уверенность эта никуда не делась, как и ощущение того, что она должна была прийти сюда именно сейчас, - все это Данка чувствовала, несмотря на тревогу. Но помощь друзей и их дельные советы оказались как нельзя кстати. Они собрали свои нехитрые пожитки, закинули на спину вещмешки и пошли вперед, прямо навстречу встающему солнцу. Лететь было бы, конечно, и легче, и гораздо приятнее, но у Авьен не было крыльев, а оставлять ее одну на земле Данка не стала бы, да и Мефнут не согласилась бы на то. Тем более, золотые крылья могли заметить еще издалека, а так кто их углядит в траве? Три девчонки в белом, бредут себе через поле с узелками на плечах, мало ли кто они? Вряд ли с большого расстояния кто-то разглядит катаны на поясе Мефнут, а даже если и разглядит, то запросто примет ее за парня с ее короткими волосами и тяжелым шагом. Во всяком случае, именно так предпочла думать Данка, хоть внутри и плескалась неуверенность. Низинники были совсем не такими, как анай, они пугали ее, особенно сейчас, когда рядом не было Вель, в совершенно чужом краю, в котором ее ждало что-то страшное. Правильное, но от этого не менее пугающее. Впрочем, пейзаж вокруг нисколько не менялся. Данка смотрела и смотрела по сторонам, крутила головой, пытаясь понять, где они находятся, но ничего-то и не видела. На севере далеко-далеко вставали горы, а во все остальные стороны тянулись холмы, складки местности вытянутые с севера на юг, словно земля здесь когда-то пошла волнами, да так и застыла навеки, скованная своим весом. На ветру шелестели серебристой листвой березовые рощи, такие прозрачные, что у Данки сердце в груди пело певчей птицей при взгляде на них. В Данарских горах берез было совсем мало. - Такие они красивые, - тихонько проговорила Данка, любуясь на очередную рощицу, мимо которой они проходили. - Что? Березы? – переспросила Авьен, шагающая рядом с ней. Она сразу же любопытно поглядела в ту сторону, и глаза у нее загорелись. – Да, ты права! Очень красивые! В наших землях их немного, поля в основном. Да я и не видела, ведь из дворца и не выходила вовсе. Мефнут бросила на нее короткий взгляд, и брови ее на миг нахмурились. Данке хотелось подбодрить ее. Ну что же ты хмуришься? Вот же она, летает на свободе твоя птичка, улыбается ветрам и полюшку. Что же ты думаешь о плохом тогда? - В наших краях тоже совсем мало берез, - проговорила Данка, улыбаясь воспоминаниям. – У нас все больше хвойные леса, горы ведь. И когда на праздниках нужно складывать жертвенный костер, сестры очень долго ищут березу, подолгу по лесу бродят, чтобы хоть пару веточек принести. - Зачем? – с интересом поглядела на нее Авьен. - Береза – дерево Аленны, оно угодно Милосердной, только его Она принимает в жертвенном костре, его, да еще ивушку иногда. – На лице Авьен было написано недоумение, потому Данка уточнила: - А вы не подносите никаких даров Молодым Богам? Неужели не приносите жертв? - Приносим, - кивнула бывшая Белая Жрица, и тень задумчивости проскользнула по ее лицу. – Вино и железо Грозару, хлеб Ирантиру, масло и колоски Кану Защитнице. Да много кому приносим, только жертвенных костров не складываем никогда. У нас в храмах горят свечи, Боги принимают их свет. - Расскажи мне о них, - попросила Данка, поправляя на плече ремешок вещмешка. – Времени у нас полно, путь долгий. А я ведь так и не поняла до конца, в кого вы верите. - Ты хочешь знать это, нерожденная? – живейший огонь загорелся в глазах Авьен, но смотрела она осторожно, будто не была уверена в ответе. Данка мягко улыбнулась ей в ответ. - Хочу. Это ведь боги Вель. Боги тех, кто присягнул нам, твои боги. Мне интересно, правда. - Хм, - Авьен поглядела на нее долгим взглядом, затем кашлянула и начала говорить. – Церковь чтит Молодых Богов – тех, кто когда-то создал Этлан и время. Вначале не было ничего, и в первозданной тишине спал Ниодер, Создатель Всего. Когда пришел срок, он пробудился, и его первой мыслью было творение. Открыв глаза, он породил на свет Молодых Богов – своих детей, а также Хранителей Мира - Время, Судьбу, Случай и Лихо. - Кто это? – с интересом прищурилась Данка. – Я не слышала, чтобы им когда-то молились. Хранители – тоже боги? - Хранители – это Столпы Мира, это их второе имя. Они не боги, но на них держится мироздание, - охотно пояснила Авьен. – Они – опора бытия. Время – это Талуга, Дракон Времени, держащий в лапах Цепь Эпох, Прародитель всех драконов. Судьба – это три Единоглазые Марны, что плетут Кружево Эпох. Случай – слепая сила, толкающая под локоть Марн, их смеющийся брат, что порой портит им всю работу. Лихо – рок, что вырвется в конце времен и поглотит весь мир, не оставив от него ни следа. - Вот оно как, - с интересом вздернула брови Данка. Странные они были, эти низинники. Совсем не такие, как анай. - После того, как родились Боги и Хранители, Ниодер исчерпал силу. Так говорят писания. – Авьен вдруг замолчала, и на лице ее отразилась внутренняя борьба. Наконец, вздохнув, она договорила, пусть и через силу. – Это запретное знание, о нем нельзя знать посторонним, но я больше не Белая Жрица, а ты, нерожденная, сам Ниодер во плоти, сам Создатель. Так что не будет ничего дурного, если я расскажу?.. - Только ты можешь это знать, Авьен, - очень осторожно проговорила Данка, хоть и сгорала от любопытства. Но она никогда и ничего не требовала от людей сверх того, что они подносили ей по своей воле. Иное было бы жестоко и страшно. Поколебавшись, Авьен бросила один взгляд на Мефнут, но та тоже молчала, давая ей возможность решить самой. В конце концов, Авьен заговорила, быстро-быстро выдыхая слова, будто ей было страшно дольше мгновения удерживать их на языке. - На проповедях принято говорить пастве, что Грозар сражался со своим отцом Ниодером за власть, но это не совсем так. На самом деле Ниодер весь низошел в своих детей. И когда говорят о том, что мир был создан из его тела, то имеют в виду на самом деле, что всю свою мощь он отдал Молодым Богам и Столпам Мира, растворился в них без остатка, стал всем. Точно так же, когда говорят о том, что Грозара он низверг с небес на землю и убил, а слезы Мегары его воскресили, нужно понимать, что речь идет о материи. Сила Грозара низошла вниз и создала материю, которую напоила своими слезами Мегара, и мир начал цвести. А Грозар вознесся в небеса и стал верховным Богом. Она выдохнула, как-то испуганно поглядывая на Данку, а та только удивленно заморгала в ответ. Не понимала она, что тут такого страшного, и почему это от всех скрывается. Разве эта история могла кого-то напугать? Судя по всему, Мефнут тоже ничего не поняла, потому что спросила Авьен: - А почему нельзя об этом никому говорить? - Потому что тогда паства подумает, что Молодых Богов и нет вовсе, понимаешь? – Авьен подняла на нее страдальческий взгляд. – Что раз Ниодер отдал им всю силу, а они всю эту силу отдали земле, то их и самих нет, как и их силы больше, а есть только пустая земля, на которой живут люди, и никого над ними. - Но это ж не так, - заморгала вконец сбитая с толку Меф. – Это же понятно! У нас вот Небесные Сестры под руководством Великой Мани тоже создали весь мир, воплотившись в нем, став всем вокруг, травой и небом, и солнцем, и дождем, но от этого они не перестали быть Небесными Сестрами и любить Своих дочерей. - Вы – другие, Мефнут, - покачала головой Авьен с таким видом, будто та совсем ничего не поняла из ее слов. – Я наблюдаю за вами и вижу, что вы другие. Вы иначе мыслите. Я не знаю, как объяснить. - Ну ладно, - неуверенно кивнула Данка, решив, что не имеет смысла гадать, что же здесь так кого-то пугало. – А что дальше было? Кто вообще такие эти Молодые Боги? Какие они? - Дальше был создан мир, - чуть менее перепугано, чем раньше, заговорила Авьен. – Сначала дикий и пустынный, но потом пришли эльфы из-за Кругов Мира и пробудили первых духов земли, вместе с которыми поднялись леса, зазеленели травы, открыли глаза первые животные. Старые расы очнулись среди рожденного мира, а за ними и Первые Люди. А потом случилась Первая Война. Данка кивнула. Она помнила рассказы мани о том катаклизме, в котором впервые поднял голову Крон, и о том, что было после него. По большому счету, все, что было после него, они видели сейчас своими глазами. Эта война стала точкой отсчета и началом бесконечной цепи событий, которая привела к Сети’Агону, Эвилид и к ним с Вель. В который раз уже Данка невольно подивилась, качая головой. Как же красив и совершенен тот узор, что Ты плетешь, Милосердная! Ни единой нити нет в нем, которая существовала бы зря и сама по себе! - Что же касается Молодых Богов, то их делят на две группы – Боги Времени и Боги Пространства, - продолжила Авьен, и Данка прислушалась, больно интересно это было и ново для нее. До этого Белая Жрица рассказывала немного и неохотно, но Данка была чересчур перепугана, чтобы слушать и воспринимать, а сама Авьен находилась под контролем Эвилид и звучала совсем иначе. Тогда они не достучались друг до друга, но вот сейчас пришло время это сделать. – Боги Времени – это Грозар Громовержец и его супруга Мегара, Мать Мира, Ирантир, покровитель любви и искусств, и его супруга Кану Защитница, чистая дева красоты, Богон Светлый, повелитель жизни, и его супруга Эльва Красная, владычица правосудия. Каждый из них имеет и свою обратную, темную, гневную форму, отвечающую за все те же три основных процесса мироздания – творение, поддержание и разрушение. Так, Грозар, верховный бог и защитник, сотворивший мир, в своем гневе мечет в землю молнии, ведет воинов на бой. Ирантир, живущий любовью и красотой, становится жесток и коварен в те времена, когда правда и истина забываются. А Богон Светлый, повелевающий жизнью, также повелевает и смертью, является верховным судьей и распределителем на посмертном суде, потому и изображается всегда безликим и бесформенным, как страх. - У Небесных Сестер тоже есть гневные формы, - задумчиво проговорила Мефнут, когда Авьен примолкла, чтобы сберечь дыхание. – Так Хлебородная бывает и Иссушающей, когда поля пересыхают и зерно гибнет. Милосердную часто зовут и Жестокой, Огненную – Яростной. Ну а уж когда Реагрес Смешливая внезапно оборачивается Бушующей, жди беды. - А кто такие Боги Пространства? – полюбопытствовала Данка. Если так хорошо подумать, то вера Авьен не слишком-то отличалась от того, что знали анай. Отличалась во внешней форме, но в ее сути Данка чувствовала какое-то странное узнавание, родство, которого и не предполагала раньше. Раньше ты и не знала ничего, кроме бормотания Вель о том, как она все это ненавидит, да жрецов, что выжигали инакомыслие каленым железом. - Боги Пространства – те, кто отвечает за происходящее в мире, в материи, - сразу же отозвалась Авьен. – Саур Мечедел – покровитель ремесел, Повелитель Вод Асафир, Загриен Каменоступый – бог гор и земли, Варрад Владыка Ветра, близнецы Иллотур и Винда – покровители природы. Им мы молимся. - Получается, их дюжина? – подсчитала Мефнут, нахмурив брови. – И тринадцатый – Ниодер? - Именно так, - кивнула ей Авьен с какой-то затаенной радостью. Наверное, ей было дорого, что анай интересовались тем, что так важно для нее. - А жрецы, что служат богам? – с любопытством вскинула глаза Данка. – У каждого бога свои? - Не совсем так, - слегка нахмурив брови, покачала головой Авьен. – Существуют Черная и Белая Длани Создателя, вы это уже знаете. Белая Длань гораздо сильнее связана с культом, исследованиями, теоретической основой бытия. Черная Длань осуществляет непосредственный контакт с миром, карает грешников, поддерживает праведников. Но у каждого жреца свой Бог покровитель, вне зависимости от Длани, к которой он принадлежит. - А почему Кардан Бык утверждает, что вы скрывали правду о Дланях тысячи лет? – Мефнут серьезно взглянула на нее. – То, что касается Источников, я имею в виду. Авьен сразу же как-то помрачнела и сжалась, вздрогнув, будто от удара. Глаза ее заметались по горизонту, губы сжались. Данка мягко дотронулась до ее ладони, и бывшая Белая Жрица испуганно взглянула на нее. - Мы ни в чем не обвиняем тебя, светлоликая, - проговорила Данка, надеясь, что от этих слов ей станет легче. – Мы просто хотим понять. Несколько мгновений она еще сомневалась, осторожно глядя в глаза Данки и как будто отыскивая на ее лице что-то. А затем вдруг невесело рассмеялась и пожала плечами. - Наверное, я просто до сих пор еще никак не могу привыкнуть к тому, что больше не являюсь Белой Жрицей. Это странно… и тяжело. – Она тряхнула головой, как будто отбрасывая прочь от себя сомнения. – Но я расскажу. Теперь-то мне уже нечего скрывать. Мефнут как-то неуловимо придвинулась к Авьен, чтобы идти рядом с ней, будто могла защитить ее от нее же самой. Та благодарно обернулась на нее и заговорила, прищурившись и разглядывая горизонт перед ними. - Церковь всегда видела в ведунах опасность, ведь они, не проходя должного обучения, не имея необходимой концентрации, по своей воле совались в миры за Гранью и контактировали с Тенями, большая часть которых настроена по отношению к миру живых крайне недружелюбно. Тени изворотливы и хитры, они с легкостью обманывают наивных дурачков, тянущихся к ним, молящих о помощи или взывающих к силе. Тени могут принимать образ даже Молодых Богов из высших миров. Естественно, что тот, в чьем сердце живет искренняя и чистая вера, распознает подмену. Но тот, кто жаждет лишь могущества и власти, увидит лишь то, что захочет видеть. Данка задумчиво кивнула. Авьен была права, Данка готова была подписаться под каждым ее словом. В последнее время она вынуждена была часто контактировать с ведунами, и от этого внутри остался осадок. Все они были людьми недоверчивыми, осторожными, скрытными, людьми, которые прятали правду в такое немыслимое количество слоев лжи, что отделить одно от другого было очень сложно. Они без конца интриговали и между собой, и с теми, кто окружал их, они играли против всех и друг друга, выискивая врагов даже там, где их просто не могло быть. И Данка в их обществе всегда испытывала странное колеблющееся ощущение чего-то неискреннего, чего-то очень и очень опасного, надрыва по самой грани, за которой лежит бездна. Словно каждый из них был смертником, которому нечего терять, лишенным страха и неконтролируемым. Отчего так происходило? Из-за контакта с Тенями? Из-за того, что церковь довела этих людей до такого состояния бесконечными преследованиями и гонениями? От церковников пахло почти так же, как от ведунов, только не отчаянным надрывом и безразличием к смерти, а бесконечным самодовольством и сухой, как песок, безнаказанностью. - Поэтому, - продолжила Авьен, словно вторя ее мыслям, - церковь и начала гонения на ведунов. Чтобы не путать паству, не вносить лишний раздор в человеческие головы, было объявлено, что Теней не существует, что все это – иллюзия, которую насылает Враг, чтобы смутить разумы истинно верующих. А на ведунов началась охота. Все эти долгие века их отлавливали и тащили в застенки, где клещами и раскаленным железом выбивали из них признание в пособничестве Врагу. – Лицо Авьен искривилось, какая-то ожесточенность загорелась в ее глазах. – Раньше я считала, что так и должно быть, что иначе с ними поступать нельзя. Раньше я закрывала глаза на то, чего не хотела видеть, оправдывая все это благими целями. Мне очень жаль, что я была такой. - Раньше ты была под влиянием одной из Эвилид, - тихо проговорила Мефнут, а Данка мягко добавила: - И ты больше не такая, светлоликая. Все это закончилось, не вини себя. Авьен помолчала какое-то время, будто собираясь с силами, чтобы говорить дальше, а затем вскинула голову и продолжила. Голос ее звучал глухо. - Чем сильнее церковь давила ведунов, тем сильнее ведуны сопротивлялись. Они начали исследования глубоких слоев тонких миров, они потянулись туда, к самой вершине бытия, к сияющим глазам Создателя. Они возвращались оттуда и насмехались над церковью, неся знание, которое противоречило всем нашим догматам и ценностям. Они говорили вещи, которые считались еретическими. О том, что нет никакой разницы между Белым и Черным Источником. О том, что Грозару нет дела до того, кто взывает к нему – церковник или ведун. О том, что Молодым Богам вообще плевать на мир твердых форм. Они слышат лишь тех, кто рискует орать громче всех и лезть так высоко, как только отважится. И они даже и не знают о том, что творится внизу, у них под ногами. Авьен вновь замолчала, а Данка поежилась под своей белой курткой, хоть день и был по-летнему теплым. Она не видела никакого противоречия между двумя этими позициями. Они ведь, и правда, говорили об одном и том же: и ведуны, и жрецы, стоило лишь только поглубже вдуматься во все, прочувствовать это. Но сколь же была глубока разница между их словами снаружи, на самой поверхности! Благодарю Тебя, Великая Мани, за то, что анай избежали такого! Данка только не понимала, почему. Чем же так сильно отличались анай и низинники? Что позволило одним выжить и не сломаться, оставшись единым народом, а других развалило на части, словно упавший с высоты на землю переспелый плод? - И что ты думаешь об этом? – спросила Мефнут, поглядывая на Авьен с опасением. – Кто же прав: ведуны или жрецы? - Я не знаю, - со вздохом покачала головой Авьен. – Я всегда была уверена, что ведуны лгут, чтобы оплести наши души сомнениями и сломить нас. Но теперь я смогла соединиться с Черным Источником, а значит, какая-то часть их слов истинна. Но какая? – Глаза ее вдруг осветились надломленной нежностью, и Авьен взглянула на Мефнут искренно и светло, будто сбросив с плеч весь груз сомнений. – Благодаря тебе, я ощутила, что такое – прикосновение силы Молодых Богов к моему сердцу, я пережила это в своей плоти. И они спасли меня, прогнав прочь путы лжи, ты спасла меня, став проводником их силы. Это значит, что им не все равно, и это утешает меня. - Я звала Великую Мани, - неловко пожала плечами Мефнут, отводя глаза. На лице ее было написано смущение. – Я взывала к Ней и Ее помощи. - Какая разница? – пожала плечами Авьен. – Так ли, в сущности, важно, кого мы зовем и по какому имени обращаемся? Нам ответили – значит, что-то есть там для нас, что-то, что обережет и защитит. А это значит, что им не все равно, и что хотя бы в этом ведуны не правы. - Мне нравится то, что ты говоришь светлоликая, - улыбнулась Данка, прижимая к груди ладони и чувствуя внутри какую-то свежую, будто небо после дождя, радость. – Наверное, это самые правильные слова из всех, что только могли прозвучать. - Других у меня нет, - неловко развела руками Авьен с простодушием ребенка. – У меня ничего не осталось, за что я могла бы держаться, кроме присяги, которую я вам принесла. Это и впрямь Танец Хаоса, - она вдруг усмехнулась, приложив руки к груди, накрыв точку в ее центре, будто пыталась обогреть ее и сберечь от чужих взглядов самое сокровенное. – Меня всегда учили, что Танец Хаоса уничтожит все, и после него ничто уже не будет таким, как раньше. Так и происходит сейчас. Рушится все, что я когда-либо знала, все иллюзии и все заблуждения. Но вместе с тем, приходит и что-то иное. Может, это истина? - Может, - задумчиво пробормотала Мефнут, и взглянула на Данку. Авьен тоже смотрела на нее, так глубоко, так доверчиво. Винят ли они меня в этом? Или благодарят за то? Данка не знала, что думать и чувствовать, как не знала и ответа на вопрос Авьен. Она была Аватарой, она вела Танец, но, как и ее Спутницы, на самом деле не знала ничего. Разве же я формирую тот узор, который сейчас складывается вокруг нас? Совсем нет. Это Ты, Великая Мани, используя меня, как инструмент, создаешь то, что угодно Тебе. Так бери же меня полностью в Свои ладони и делай со мной то, что угодно Тебе. Потому что сама я не справлюсь ни с чем, одна я не справлюсь, без Твоего руководства и участия. Стало как-то легче, как будто часть груза ответственности спала с плеч. Но при этом и странно некомфортно: словно весь мир затих вокруг нее, глядя на Данку в нерешительности и не понимая, что ему делать дальше. Она и сама не знала того. Она лишь молилась, горячо молилась и просила о помощи. Повернувшись к Авьен, Данка улыбнулась ей. - Спасибо тебе, светлоликая, что рассказала нам все это, - от всей души поблагодарила она, чувствуя, что это правильно. Смущенно пожав плечами, Данка добавила: - А то как-то странно вышло, мы-то тебе все уши про своих Небесных Сестер прожужжали, а сами и не спрашивали ни о чем. - Мне было интересно слушать о Небесных Сестрах, - вежливо склонила голову Авьен, но глаза ее поблескивали искренней гордостью. – И мне очень радостно, что тебе любопытно, нерожденная. Если захочется что-то узнать, спрашивай меня, я с радостью расскажу. - Обязательно, Авьен, - Данка внезапно ощутила стыд, слегка сжавший сердце. – Мне неловко, что я так и не нашла времени для того, чтобы выслушать то, что так важно моим Спутникам и друзьям. Но теперь времени будет больше, и я буду слушать. - Как скажешь, Аватара, - слегка склонила голову Авьен, но вид у нее был по-настоящему счастливый. Сколько еще мы упустили из-за своих горя, боли и страха? Сколького еще не сделали? Может, в этом и есть различие между тем, чем я была, и тем, чем стала? Данка задумалась, разглядывая синюю полоску гор на горизонте. Видеть их было хорошо. Они напоминали о доме. Они разговорились, и Авьен охотно отвечала на ее вопросы, рассказывала с большим удовольствием и радостью на глазах. Про Грозара – Небесного Охотника и двух его Псов, - а анай ведь знали такое созвездие и ту же самую сказку. Про обряды поклонения Кану Защитнице, что включали в себя молитву щиту, как отображению солнца на небе. Про ритуальные песнопения, связанные с культом Мегары – Матери Мира, включающие в себя мольбы о плодородии и принесение жертв маслом и льном. Поразительно, но вера по эту сторону гор очень отдаленно, очень расплывчато напоминала веру анай. Будто в древние времена две дороги разошлись, пошли по разным колеям, но что-то общее между ними осталось, пусть и обросло специфическими, свойственными каждому краю чертами. Но ведь так и было, не правда ли? Когда на свет появились анай и вельды, забывшие свою память. Мы все – дети одной земли, пусть и очень разные. Но во всех наших глазах – Она. От этих мыслей Данке было очень пронзительно и удивительно чисто. Будто кто-то трогал невидимыми пальцами струны ее души, волновал их, заставляя петь на разные голоса, заставляя ее чувствовать что-то… Она не знала, что именно. Она помнила какую-то пронзительность в глубинах своего существа, но не могла ее вспомнить. Авьен рассказывала взахлеб, так, будто это и впрямь доставляло ей искреннюю радость. Поначалу застенчивая и не слишком многословная, как опасливый зверек, с каждым словом она распалялась все больше и больше, и глаза ее горели, а широкая улыбка на губах была ярче солнца в небе. Данка смотрела и дивилась, все никак не могла привыкнуть к разительным переменам в бывшей Белой Жрице. Да, она все так же говорила о вере, но теперь не отрешенно, а подставляя лицо теплым лучам солнца и щурясь от удовольствия, будто котенок. И руки ее вели по травам, приглаживая высокие венчики цветов, былки разнотравья. И на Мефнут с Данкой она смотрела во все глаза, так счастливо, так взахлеб, как смотрят только маленькие дети и до одури влюбленные в день своей первой нежности. А Данка глядела в ответ и не могла не улыбаться, потому что столько силы было в этом, потрясающей тихой силы, никому и ничего не доказывающей и простой. Силы, которая просто была и была при этом неостановима. И ничто не могло противостоять ей. И сама Авьен, переполненная ею, сейчас походила на маленькую ласточку с легкими крыльями, что купалась в небе, подставляя его заботливым рукам свою теплую спинку. И не было для нее никаких преград и никаких невозможностей, только бесконечная ширь, где лишь ветра гоняют наперегонки, кидая друг в друга белоснежные шапки облаков. - Ты очень изменилась, светлоликая, - неожиданно для самой себя сказала Данка, когда Авьен договорила, наконец, про песни, что пелись в День Солнца во славу Грозара и тоже так странно, так неуловимо напоминали ведьминские мантры анай. Авьен с ожиданием взглянула на нее, и в ее серых глазах отражалось и это поле, и это небо, и эти неповоротливые шмели, что кружили над пряными созвездиями напитанных солнцем цветов. – И знаешь, - Данка вдруг рассмеялась, качая головой, и с нежностью взглянула на нее: - меня совсем не удивляет, что именно ты сумела дотянуться до Черного Источника. Никто бы кроме тебя не смог. - Я и не знала, что так выйдет, - спокойно пожала плечами Авьен. Взгляд ее рассеяно заскользил по горизонту, и Данка ощутила, как поднимается в ней и почти сразу же опадает стремление к соединению. – Просто что-то не дает мне покоя, - призналась она, потирая ладонью грудь и как будто даже не замечая того, что делает. – Что-то вот здесь без конца тянет и тянет. Как будто я не доделала чего-то, как будто что-то зовет меня, а я все не пойму, что же… - Анай называют это даром Небесных Сестер, - тихо проговорила Мефнут, и глаза ее с затаенной нежностью ловили каждое движение Авьен. – Но, наверное, сейчас уже нужно называть это как-то иначе. Все больше людей говорят об этом, все чаще это открывается и не только в нас. – Она подняла глаза и взглянула на Данку. – Ты знаешь, что это такое, Дань? - Почему ты спрашиваешь меня? – опешила та. - Кому, как ни тебе, это знать, - просто пожала плечами Мефнут. Она смотрела прямо и говорила то, что думает, но от этого вопрос ее не меньше ставил в тупик. Данка и рада была что-то сказать, да только не знала, что. Это другим стоило бы рассуждать об этом, той же Авьен, которая за свою жизнь прочитала, кажется, все книги на свете, или кому-то из ведунов, кто шептался с Тенями по ту сторону объективного мира. Или Вель – она иногда говорила такие вещи, что Данка замирала, будто пронзенная насквозь золотым шилом истины, внезапно понимая, как потрясающе, как бесконечно она права. Но сейчас Мефнут с Авьен смотрели на нее так, будто она могла дать им ответ. И Данка постаралась ответить так, как чувствовала: - Я думаю, это наша душа, - тихо ответила она, стараясь подобрать слова как можно более правильные, как можно более подходящие. – Это то, что и есть мы, то, что бесконечно возрождается из жизни в жизнь, то, что было когда-то частью Великого Целого, а затем стало нами. Это – частичка Бога в нас и мы сами. Просто в ком-то она пока еще спит и не раскрылась полностью, а в ком-то уже распахнута настежь. Мефнут медленно кивнула, соглашаясь с ее словами с задумчивым видом. А Авьен осенила свое лицо охранным жестом и поклонилась Данке, как кланялась своим богам. - Ты очень хорошо сказала, нерожденная, - негромко проговорила она, улыбаясь мягко и рассеяно, будто пребывая наполовину в своих мыслях. – Очень правильно ты сказала. Частичка Бога в нас. Наверное, у анай и низинников на самом деле гораздо больше общего, чем сами они подозревают, подумалось Данке. Нужно было просто научиться слушать друг друга, по-настоящему слушать, не ушами, а тем, что внутри. Ближе к полудню они заметили вдалеке, на самом горизонте, какие-то домишки. Всего несколько: два повыше и два пониже, отчетливо просматривающиеся на гребне очередного холма на фоне прозрачно-голубого неба. Вокруг домишек колыхалось и дышало летом травяное море, и по нему ползли тени от кучерявых белых облаков, что гнал по небу беззаботный ветер. - Пойдем, поглядим, что там, - твердо проговорила Мефнут, сворачивая в сторону стоящих в отдалении построек. - Это похоже на ферму, - объявила Авьен и, поймав вопросительный взгляд Данки, пояснила: - Я читала об этом. На территориях, не подвластных церкви, вся земля принадлежит людям, и они могут строить вот такие отдаленные постройки, разбивать независимые хозяйства, чтобы потом продавать свои товары в деревеньках и городах. В Андозабаре тоже есть что-то похожее, но не совсем. Данка с Мефнут только недоуменно переглянулись в ответ. В Данарских горах ничего подобного не было. Земля там была твердая, как камень, давалась в руки неохотно, и для того, чтобы обработать ее, требовались совместные усилия всех Ремесленниц клана. Данка и представить себе не могла ситуацию, при которой одна семья анай обрабатывала один единственный кусок земли. Они бы с голоду умерли, так и не дождавшись урожая. Только чем ближе спутницы подходили к расположившимся на холме строениям, тем виднее становились следы запустения. Забор вокруг двух больших домов обрушился и неровно торчал из высокой травы, которой поросло все подворье. У одного большого дома крыша и вовсе просела, повалившись внутрь, и в небо торчал кривой палец трубы, да обломанные стропила. Другой дом пока держался, но так сильно накренился вбок, что готов был упасть буквально на глазах. Холодно и стыло чернели пустые квадраты окон. - Кажется, здесь никого нет, - пробормотала Мефнут, хмуря брови. Она первой легко взбежала по холму и исчезла за покосившейся дверью одного из домов. Скрипнула на ветру старая ставня, вися на одной проржавевшей петле. Травы клонились к земле, укрывая остатки бревен от развалившейся стены сарая. - Это место выглядит так, будто опустело давным-давно, - проговорила Авьен, оглядываясь по сторонам. Выглядела она немного испуганной, большие глаза опасливо поглядывали на разрушающиеся дома. Данка была с ней согласна. Она не чувствовала тепла и гостеприимства, которые всегда царили в доме, знающем заботу и трудолюбие человеческих рук. Она не чувствовала даже горестной памяти, печать которой еще какое-то время лежала над жилищем, покинутым хозяевами, но вскоре стиралась вовсе, без следа. Здесь было что-то похожее. Лишь тишина и запустение. Мефнут вышла из дома, отряхивая от пыли руки и сдвинув к носу темные брови. - Этот дом заброшен давным-давно. Внутри нет ничего ценного. Все тряпье сгнило, на полу только черепки да обломки, - сообщила она, спускаясь по скрипучему рассохшемуся крыльцу, доски которого протестующее стонали и прогибались под ее весом. - Почему люди ушли отсюда? – Авьен вопросительно взглянула на Данку так, будто та знала ответы на все вопросы. - Не знаю, - ответила она, еще раз оглядывая развалины домов. Отчего-то внутри распространялось странное беспокойство, что щекотало и щекотало затылок ледяными пальцами, безжалостно сжимало тревогой сердце. И какое-то нехорошее предчувствие завладело Данкой. Первым, что они увидели в Мелонии, было опустошение и запустение, и это не слишком нравилось ей. Это ли Твой знак, Великая Мать? И если да, то что он означает?