Танец Хаоса. Иллюзии

Какое-то странное отупение захватило ее, будто кто-то могучей рукой сгреб в кулак все ее эмоции и раздавил их, растер между пальцами, просыпая их крупу Вель под ноги. Только сосредоточенность осталась в ней, перемешанная с накатывающими волнами слабости, но и того было довольно. Вель чувствовала себя сухим листком, что готов сорваться с ветки от каждого следующего порыва ветра, но каким-то чудом еще держится на тонком черенке. Оставалось только надеяться, что этого чуда хватит надолго. Найрин шатало, и она все никак не могла разогнуться, повиснув на поддерживающем ее эльфе. Вряд ли она могла и дальше сражаться, и теперь выходило, что Вель оставалась одна. Что же с того? Ты и так всегда была одна и как-то справлялась с этим. У тебя в груди бьется сердце Данки, значит, справишься. Махнув рукой эльфам, она развернулась и побежала. Сначала было трудно: ноги противно дрожали, грозя в любой момент подломиться от слабости, сапоги разъезжались на мокрых, залитых кровью и дождем камнях мостовой. Но все это было мелочью, все это не имело значения. Вель бежала вперед, буквально силой заставляя ноги делать каждый следующий шаг и чувствуя, как кипит кровь в разбухших до предела жилах, отчаянно выбивая ритм обезумевшего сердца в ее ушах. Обратной дороги у нее не было, как и иного выбора, как и любой возможности избежать своей судьбы. Создатель уже не единожды наглядно демонстрировал ей это, а потому пришло время прекратить сопротивляться и забивать голову глупыми бессмысленными сомнениями и принять наконец-то то, что суждено было ей. Бери меня с ног до головы в свои руки, раз уж ты решил, что я должна быть проводником твоей воли. Теперь моя жизнь – в твоих руках. Сзади слышался топот ног эльфов, но такой легкий, словно все они бежали на цыпочках. Вель не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что они следуют за ней. Салдан Ваар прекрасно знал, что ему делать со Спутниками во время штурма, как знала и Идиль, и все остальные ведуны. Мелькнула еще мысль о том, что она не видела на развалинах стены Крол с Китари, но Вель безжалостно отбросила ее прочь. Она не могла сейчас думать о каждом, не могла волноваться ни за кого. Она должна была делать свое дело, а ее делом в данный момент было взять город. И остановить Тваугебира, пока он не уничтожил здесь все живое, включая и тех, кто был на его стороне. С каждым мгновением вокруг все сильнее грохотало, словно гроза пришла в город и теперь текла по его извилистым улицам, разрываясь то здесь, то там отдельными громовыми раскатами. От взрывов по земле бежала дрожь, и черные дымки пожаров потянулись в небо, постепенно наполняя сырой дождливый воздух вонью гари. То и дело на небе мелькали зарницы, но Вель не видела их источника – его заслоняли крыши, и оставалось только гадать, что происходит на других улицах. По плану, который они так долго разрабатывали, ведуны должны были проникнуть в город и начать зачищать улицы от вражеских ведунов и защитников города, и Дигнадар-джу Кречет обещал поддержать их и подключить всех, имевшихся в его распоряжении ведунов. Он зачищал западную часть города, а люди Вель – восточную, и встретиться они должны были в центре у городской ратуши, оцепив площадь со всех сторон и взяв в осаду храм с засевшими там жрецами. Но это – по плану, так стройно смотрящемуся на бумаге. Сейчас же происходило одна бхара знала что. Ноги вынесли ее из-за поворота, и Вель успела бросить на лежащую перед ней центральную улицу, ведущую к городской площади, всего один взгляд. В следующий миг перед глазами сверкнул сияющий росчерк, и на огненный щит над ее головой обрушился удар молнии. Роговицу обожгло, и она ослепла, не видя перед собой ничего. Но не остановилась. Нельзя было останавливаться – по движущейся цели попасть гораздо сложнее. Изо всех сил зажмурившись, чтобы глаза поскорее вернулись в норму, Вель неслась вперед во весь дух, вскинув над головой левую руку и укрываясь щитом, в который раз за разом колотили и колотили молнии. Ей они не причиняли ни малейшего вреда, но она чувствовала вибрацию, словно во что-то податливое и текучее бил, увязая с каждым разом все глубже, тяжелый молот. Мог ли он пробить ее щит? Мог ли добраться до нее? Найрин говорила, что все зависит от силы ведуна – чем он сильнее, тем проще… Земля под ногами внезапно брыкнулась, будто взбесившаяся лошадь, и Вель вскрикнула, теряя опору. Глаза сами собой открылись, и слезы из них хлынули на щеки двумя горячими дорожками. Она едва не упала, но каким-то чудом умудрилась сохранить равновесие. И даже увидеть сквозь расплывающийся обожженный след от молний какую-то фигуру впереди, прямо посреди улицы. Не раздумывая, Вель потянула через связь энергию, вбирая ее в себя до отказа, наполняясь ей, как сосуд водой. А затем обрушила этот шквал наружу, не сдержав стона наслаждения, когда сквозь нее понеслась мощь, способная сворачивать миры. Заревел огонь, пламя столбом заполнило все улицу, и молнии прекратили падать на нее с дождливого серого неба, дав мгновение передышки. Но только мгновение. Вместо молний рухнул какой-то рисунок, и Вель успела узнать его только по характерным ноткам вибрации, которым в последние дни учила ее Найрин. Сеть, громадная сеть летела к ней со скоростью выпущенной из лука стрелы, но Вель успела, хоть и с трудом, создать лезвие из духа с бритвенно-острым краем и рассечь сеть за мгновение до того, как она накрыла ее. И сразу же ударила в ответ, швырнув вперед параллельно земле тонкую пластину из воздуха, что должна была развалить нападавшего пополам. Последовал резкий упругий толчок, и пластина распалась, точно так же разрубленная неприятелем. В глазах слегка прояснилось, и теперь Вель видела его. Какой-то человек в черных одеждах метнулся прочь с середины дороги, уходя за угол здания. Мир отчаянно расплывался у нее перед глазами, но она видела, куда он уходил. Развороченная улица с выбитыми ударами молний камнями плавно загибалась на запад, в сторону центральной площади, а враг метнулся южнее в проулок. С той стороны вылетел прямо ей навстречу какой-то рисунок, но она не стала дожидаться и пытаться понять, что это. Энергия бурлила в жилах, и лезвие из духа вытянулось, набираясь силы. Она просто смахнула чужой рисунок, как смахивают муху со стола, а затем ударила сама, вложив в этот удар всю свою ярость. Громоподобный взрыв сотряс проулок, в котором исчез жрец, из него в сторону центральной улицы вырвалось облако пыли и мелкого каменного крошева. Атаки с той стороны сразу же прекратились. Вель не останавливалась, во весь дух летя вперед. Ноги выбивали дробь по мостовой, вторя сердцу в груди. Пустая улица прыгала перед ее глазами, и пока в видимости не было никаких врагов. Правда, впереди, вдалеке что-то происходило. Она с трудом различала какое-то шевеление, что-то большее и темное колыхалось на городской площади вдалеке, наверное, толпа. С той стороны долетал гул человеческих криков, но он тонул в реве взрывов со всех сторон, так что точнее она расслышать не могла. Улицу перед ней заполняли человеческие тела, растерзанные, переломленные, словно уродливые куклы. Здесь прошел Тваугебир, и его не остановили никакие взрывы, никакие боевые рисунки вражеских ведунов. Черные опалины на стенах домов, рваные раны в брусчатке, дрожащий от энергетических рисунков воздух, разбросанные повсюду деревянные и каменные обломки, поблескивающие осколки стекол – все это наглядно демонстрировало мощь Тваугебира. Энергия Источников была ему ни по чем, и тревожные сомнения сжали сердце Вель. Как ей-то остановить его? Не получится ли так, что он разнесет по щепкам весь город, а затем обрушится на армию Спутников? Что ей тогда-то делать, если Источниками его не возьмешь? Впереди из-за угла неожиданно выскочил огромный одноглазый пес, скребя когтями по брусчатке, и бросился прямо к Вель. Она вскинула перед собой руки, и огненные языки сорвались с пальцев, в одно мгновение превращая черную тварь в движущийся факел. Только пес и не подумал рухнуть на землю и издохнуть. Объятый огнем, взвыв хрипло и рвано, он взвился в воздух прямо над ней в последней попытке достать ее. Молот из воздуха врезался в летящее тело и отшвырнул его прочь грудой искр и вонючей черной гари. Вель пронеслась мимо него, краем глаза успев заметить, как из переулка следом за первой гончей вырываются еще три. Еще одно внутреннее усилие, и огонь хлынул с ее рук, очертив посреди улицы коридор шириной в пять метров. Пламя двумя полосами устремилось ей за спину, чтобы защитить следующих за ней эльфов, рванулось вперед, обгоняя ее, чтобы расчистить ей путь. Вель бежала изо всех сил, так, как никогда еще в жизни не бегала. Ей нужно было прорваться на центральную площадь, где, судя по звукам, орудовал Тваугебир. Ей нужно было как-то вырубить его до подхода армии Спутников. Иначе всему грозил полный разгром. Небо над головой внезапно наполнилось зарницами, фиолетовыми вспышками, которые прокатывались по нему одна за одной. Вель внутренне приготовилась, ожидая удара, но его не последовало. Вспышки метались по небу над центральной площадью, все ускоряя и ускоряя свой бег, мелькая со скоростью молний. Прямо на глазах Вель они начали сворачивать нижний слой серых облаков в сферу, змеясь по ее поверхности горизонтальными фиолетовыми молниями, закручивая гигантский шар, который при этом с огромной скоростью вращался вокруг самого себя. Утробный низкий гул заполнил улицу, нарастая и нарастая по мере того, как крутилась сфера, и воздух наэлектризовался так, что Вель ощутила, как поднимаются дыбом волоски на теле. Шар начал сжиматься. Что это? Свои? Чужие? Как это остановить?! Вель вывернула глаза, в ужасе глядя на то, как стремительно сфера уменьшается в размере, сжимаясь и набираясь плотности, чернея на глазах. Молнии змеились вокруг нее с неистовой силой, просверкивая так быстро, что превратились в сплошные обжигающие роговицу нити, что оплели чернильно-черный шар. Вряд ли такое могли создать жрецы, что пришли вместе с ней. Тем более, что Давин отказался использовать свою силу как оружие. Да что ты говоришь! Они быстро отменили это правило, когда штурмовали мост! Ты сама видела, как сверкали рисунки! Черный шар из облаков в небе разливал вокруг себя темноту, и за какие-то мгновения потемнело, словно он поглощал свет. Фиолетово-белые молнии продолжали змеиться по его поверхности, все наращивая скорость, и Вель ощутила ужас, ледяными пальцами пробирающийся вдоль позвоночника. Что-то внутри подсказывало ей, что это надо остановить. Любой ценой. Прямо сейчас. Почти полная темнота сгустилась над городом. Черная сфера, сжавшаяся теперь до размеров обычного детского мяча и зависшая прямо над куполом городской церкви, всосала в себя весь свет, и теперь лишь фиолетовые сполохи молний бросали болезненно дрожащие тени на все вокруг. Вряд ли еще оставалось время, Вель почти чувствовала, какой бешеной концентрации достиг заряд в самом сердце этой сферы. Но она все равно собрала все свои силы и сформировала громадное обоюдоострое лезвие из духа, а потом швырнула его вперед. На мгновение мир стал черно-белым, когда ослепительно сверкающий серебристый дух обрушился на чернильную сферу с фиолетовыми молниями, разрубая ее пополам. Из ее центра во все стороны выстрелило тонкими лучами сияние, и Вель закричала, в последний миг успевая закрыть глаза и не ослепнуть от этого удара. Свет был таким пронзительным, что жег ей глаза даже сквозь плотно зажмуренные веки. Мгновение еще стояла полная, буквально лишенная звука тишина, густая и напряженная, как горячие ладони, плотно стискивающие глотку Вель. А затем раздался оглушительный треск, от которого вылетели стекла во всех окнах вдоль по центральной улице, и за ним пришел удар. Вель успела выставить щит, уперевшись в него двумя руками и растягивая его на всю ширину улицы, но удар был гораздо сильнее. Воздух буквально затвердел, став непригодным для дыхания, а щит рухнул на нее тяжестью скальной гряды. Она попыталась закричать, но давление было таким сильным, что легкие не смогли вытолкнуть звук наружу. Она попыталась открыть глаза, но не смогла, потому что перед ней был лишь базальт, а не воздух, не позволяющий сделать ни движения. Руки, выставленные вперед и удерживающие щит перед ней, почти что вбило ей в плечи, и суставы взорвались болью, какой она еще никогда не чувствовала. Вель ощутила, как поехали каблуки сапог по мостовой, стираясь о камни от напряжения. Она держалась, сжавшись в одну единственную прямую, созданную для того, чтобы удержать проклятый щит. Она держалась, больше не умея дышать, не умея думать, говорить или чувствовать, ослепленная болью и ставшая только одним усилием – удержать. А потом давление исчезло точно так же, как и появилось. Каблуки перестали ехать по земле, она остановилась и упала вперед, не удержав равновесия, сразу же судорожно вздохнув и распахивая глаза. Правда, увидеть Вель успела только мостовую за миг до того, как врезалась в нее лбом. Удар слегка отрезвил ее, да помог еще и лютый страх не удержать соединение, который на мгновение подчинил себе все существо. По лицу побежало что-то теплое и мокрое, но Вель не позволила себе обращать на это внимание и сразу же вскинула голову, упираясь руками в мостовую и глядя перед собой. Центральная площадь впереди была пуста, ни движения больше не было видно на протяжении всей улицы. Только человеческие тела валялись повсюду, да повылетавшие из окон домов стекла усыпали мостовую ровным сверкающим слоем. Вель обернулась, глядя назад. За ее спиной, метрах в пятидесяти, замерли эльфы – живые и невредимые, широко распахнутыми глазами глядящие на нее. Ни следа на их лицах не осталось от вечной невозмутимости и сдержанности, разбитой взрывом странной черной сферы так же, как и окна домов. Но самое главное – они уцелели, ее щит удержал взрывную волну. Все-таки по лбу катилась кровь – Вель поняла это, когда с кончика носа вниз сорвалась красная капля, за ней еще одна и еще. Она застонала, попытавшись поднять руку, чтобы утереть от крови лоб, - суставы болели так, будто собственные кости вбили ей в плечи как два заостренных копья. Превозмогая боль, оглушенная и какая-то отупевшая, возможно, от удара головой, Вель, пошатываясь, кое-как поднялась на ноги. А потом заковыляла в сторону центральной площади, на которой теперь было удивительно тихо. Ни звука оттуда не доносилось, ни тени движения она не видела. Повсюду грохотало, слева и справа над крышами домов вились черные дымки, издали долетали звуки взрывов, и даже дрожь докатывалась по брусчатке мостовой – Вель чувствовала ее сквозь подошвы сапог. Но впереди была лишь тишина, и это пугало гораздо сильнее, чем черная сфера, поглотившая весь свет какими-то мгновениями ранее. Они все погибли? Все, кто там был? Ох, помилуй меня, Великая Мани! Вель услышала собственный тихий надтреснутый смех, вырвавшийся из намертво пересохшего горла. Вот так и получалось, что теперь она молилась богине Данки, что звала ее на помощь, хоть всегда и отказывалась это делать. Но сейчас это не имело значения. Слишком уж сильно бились в крови Источники, слишком яростно бурлила эта кровь, раскалившись в жилах, будто жидкий огонь. Ноги подкашивались и не держали, она хромала, приволакивая их, но все равно упрямо двигалась вперед. Все тело разрывало от боли, но сейчас это была не ее боль, а чья-то другая. Все внутри онемело, словно у нее просто не осталось способности чувствовать хоть что-то. Великая Мани, я что, убила там всех? Всех?! Вель чувствовала, как дрожат губы, и слышала собственное дыхание, с присвистом вырывающееся из ее горла. Эльфы быстро догнали ее и окружили со всех сторон, но вперед никто не заходил. Их предводитель, тот самый зеленоглазый, которого она сегодня уже не единожды видела, с тревогой заглянул в ее лицо. - Аватара? – тихо и как-то очень неуверенно позвал он, и Вель поглядела в ответ. Мужчина вздрогнул и поспешно продолжил: - Аватара, вы ранены. Вам нужно укрыться где-нибудь и дождаться ведунов, чтобы они оказали помощь. Она еще несколько мгновений смотрела на него, безуспешно силясь осмыслить его слова, и эльф притих, больше не пытаясь что-то донести до нее. Да и Вель дела не было сейчас до того, что они говорили. Она бездумно ковыляла вперед. Почему-то выйти на площадь и осмотреть там все собственными глазами стало самым важным из всего, что она сейчас могла сделать. Попытаться найти живых. Попытаться найти доказательства того, что это не она убила всех. Она ведь хотела спасти их! Она хотела защитить!.. До площади они дошли быстрее, чем Вель ожидала. То ли бешеный стук собственного сердца выколотил из нее ощущение времени и расстояния, то ли из-за расплывающегося перед обожженными глазами мира она неправильно оценила его. Только лучше бы она не выходила на площадь, лучше бы она погибла там, под первым ударом молнии, забыв накрыть голову щитом. Или в когтях одноглазого пса. Или от удара черного кинжала Псаря. Центральная площадь Беренвиста показалась Вель сейчас огромной, почти такой же, как и дворцовая в Луасе. С одной ее стороны возвышался храм, вернее, то, что от него осталось. Еще несколько минут назад белоснежные стены теперь были угольно-черным, опаленными, и штукатурка осыпалась с них вниз тонкими струйками пепла. Звонницу и вовсе снесло вместе с золотыми куполами, и обломанные пальцы башен теперь торчали в небо закопченными острыми краями. Городская ратуша тоже лишилась доброй части крыши вместе со шпилями и развивающимися на них знаменами. Позолота потускнела под действием удара, несколько поддерживающих центральный вход колонн обломились и валялись теперь грудой почерневших обломков, часть из которых высадила парадные двери из прочного дуба. Здания окружали площадь кольцом, и ни у одного из них больше не было окон, а стены почернели так, словно мгновение назад здесь пылал пожар. Только дыма не было, как и огня, как и запаха гари. Воздействие удара было таким быстрым и мощным, что даже полыхнуть ничего не успело. А на самой площади… Ноги подломились под Вель, и она упала на колени, зажимая себе рот руками и сдерживая рвущийся из горла хрип. Видимо, здесь стоял резерв защитников города, который командование намеревалось бросить к осажденной стене. По меньшей мере семь-восемь сотен людей, и все они сейчас были мертвы, устилая брусчатку мостовой изломанными телами. А возле передней линии защитников распластался Тваугебир, разбросав руки в стороны и безвольно свесив набок голову. Его черные волосы закрывали лицо, и Вель не могла разглядеть сквозь обожженную радужку, дышит он или нет. - Аватара! – зеленоглазый эльф бросился к ней и подхватил под руки, пытаясь поднять ее на ноги. – Вольторэ, что с вами? Ох, Великая Мани! Ох, прости меня, мать моя небесная, прости меня!.. Она не знала, что убило этих людей, как и Карателей там, на Ничьей Земле, - она ли это сделала, враги, черная сфера, Сет, да и какое это имело значение? Горы трупов лежали перед ней, истерзанных и окровавленных трупов, еще мгновения назад бывших живыми людьми. Одно мгновение, один, всего один день, пусть и казавшийся таким долгим, и столько смерти! Почему ты сделал меня Аватарой, Создатель? Почему не кого-то другого?! - Обопритесь на меня, я помогу встать, - торопливо проговорил эльф, неловко дергая ее за раненое плечо. Вель застонала сквозь зубы и вырвалась из его рук, оттолкнула его с какой-то отчаянной озлобленностью, какой и не ожидала от самой себя. Эльф попытался было предпринять еще одну попытку, но она выставила перед собой открытую ладонь, предупреждая его, и хрипло проговорила: - Не трогай меня! - Как прикажете… - неуверенно пробормотал он в ответ, отступая на шаг. Капли крови капали с кончика носа, перемешиваясь со слезами, и на этот раз она упустила соединение. Сила ушла, вылившись из нее в одно мгновение, как вода из пробитой бочки, и Вель всхлипнула, чувствуя в собственной глотке горячие слезы. И боль, боль в груди, там, где была связь со всеми Спутниками, где была связь с Данкой, с ее судьбой, с ее бесконечной мукой, растянутой на тысячи жизней в прошлое и на тысячи тысяч в будущее, мукой, которую она обязана была волочь на своих плечах снова и снова, покуда не кончится само время. Почему?! Почему ты сделал меня такой? Объясни мне! Я не могу этого понять, не могу! Вель поняла, что хрипло плачет, уперевшись больными руками в холодный мокрый камень мостовой. Площадь вокруг нее медленно наполнялась звуком. Тревожно перекрикивались эльфы, грохотали взрывы на дальних улицах, издали приближался стройный топот сотен ног, но ей было уже глубоко все равно, кто сюда бежит – свои или чужие. Что-то сломалось в Вель, что-то надорвалось и теперь отчаянно болело, и никаких сил не было больше это терпеть. …Так много человеческой боли! Так много крови и страха! Почему ты заставляешь весь мир так страдать? Почему ты позволил смерти существовать?!.. На мгновение перед глазами помутилось, и отчаянье Энерион отразилось в Вель, как в зеркале. Все это уже было когда-то, все это повторялось из раза в раз снова и снова, как в каком-то проклятом колесе, из которого не было выхода. Ничто не могло остановить это колесо, оно равнодушно крутилось и крутилось, вновь перемалывая в труху все то, что с таким отчаяньем по крупицам собирали люди. Мир, который они строили, добро, которое они терпеливо взращивали, любовь, которую хранили в сердцах. Словно зеленые ростки, что упрямо лезут из земли, несмотря на неожиданные морозы, сковывающие все вокруг ледяным панцирем, несмотря на страшные засухи, когда дыхание раскаленного ветра несет смерть, несмотря ни на что эти ростки поднимались вверх к равнодушному небу, и в тот миг, когда казалось, что мертвая земля наконец-то зацветет, безжалостное огненное колесо прокатывалось по ней, уничтожая все это в душный мертвый пепел. Кто был виноват в этом? Кто придумал такой закон? Руки, упирающиеся в скользкие камни, сжались в кулаки, побелели, задрожали от натуги окровавленные костяшки. Вель тяжело дышала, широко раскрытыми глазами глядя на то, как ее слезы и кровь срываются с кончика носа и капают вниз на безжизненные камни мощения. От грохота собственного сердца в ушах она совершенно оглохла, а глаза больше ничего не видели. Кто-то был виноват в этом! Кто-то рушил все то, что с таким трудом и таким невероятным усилием создавала жизнь, кто-то насмехался, безжалостно сводя на нет все ее попытки. И этот кто-то должен был заплатить за все! Он должен был исчезнуть раз и навсегда, без следа, без остатка, без единого шанса на то, чтобы вновь протянуть свою жестокую иссохшую руку над миром! - Я убью тебя! – хрипло прошептала Вель, чувствуя, как внутри разгорается все ярче и ярче неистовое пламя. Она не знала, к кому обращается, не знала даже, кто или что говорит в ней. Только жар становился все сильнее, все неистовее, заполняя ее существо, подчиняя всю ее себе. – Я убью тебя, слышишь?! – закричала она во всю глотку, дрожа всем телом и выпрямляясь. Глаза все так же почти ничего не видели, но какое-то сияние теперь было вокруг, словно стало светлее. Она не видела источника света, она не видела ничего, кроме бледных теней окружающего ее мира. – Я остановлю все это! Взметнулся ветер, дернув ее за волосы, выстудив слезы на щеках. Откуда-то взялась сила, и Вель поняла, что встала на ноги. Мир вокруг нее выглядел как-то странно: все казалось пустым, все казалось каким-то лживым, неправильным, лишенным внутреннего смысла. Она оглядывалась вокруг, тяжело дыша, видела лица стоящих вокруг нее эльфов и людей, которые почему-то отступали, глядя на нее со смесью страха и благоговения. И – не видела никого из них. Потому что все сливалось в один сплошной серый комок лжи, и за ним внутри глаза видели только боль, только искореженные, искомканные души, из последних сил разгибавшие прижатые к земле изможденные спины, чтобы вновь бросить бессмысленный отчаянный вызов неумолимому закону, что подчинял их себе. Как зеленые ростки, которые все равно упрямо прорастали сквозь промерзшую почву, не зная, что обречены. Но они почему-то прорастали. Этот бестелесный шепот был таким тихим на фоне грохота ее собственного сердца, что она внезапно замерла, сраженная его силой. И очнулась. Вель плакала, выливая из себя вместе со слезами все свое кровоточащее сердце. Плакала и чувствовала, как что-то огромное и бесконечное шевелится в ней, переполненное отчаяньем и мукой, переполненное великой силой и надеждой. Что-то ужасающее в своей неотвратимости, что-то ослепительно страшное в своей истинности и правоте. У него не было имени, у него не было образа, не было ни границ, ни форм. Но оно было всем. Причиной каждой вещи и ее внутренней сутью, дорогой от самого первого семечка к самому огромному и древнему дереву, песней каждой птицы, лучом каждой звезды. Оно было больше всего бескрайнего неба и меньше самой крохотной клеточки ее разрывающегося от боли сердца. Оно вмещало в себя все, оно являло собой все, оно дышало через все, даже сквозь саму смерть. И оно звало ее. - Достаточно, - тихо прошептала Вель, закрывая глаза. – Хватит. Достаточно было смертей, достаточно разрушений. Достаточно бессмысленной розни и крови, что просачивалась сквозь плиты мостовой, смываемая все так же мелко накрапывающим с неба дождем. Она запрокинула голову, подставляя его каплям свое лицо и позволяя ему смыть кровь со лба и слезы из глаз. Позволяя ему смыть всю невозможность и невыносимость, которая терзала ее, всю муку, что держала, не разжимая хватки. А потом открыла глаза. И правда, стало как-то светлее, и Вель не сразу поняла, почему. А поняв, отстраненно удивилась тому – испытать хотя бы одну, даже самую крохотную эмоцию она больше просто не смогла бы. У всего был предел, и ее пределом стала тишина. По ее коже, по всему ее телу разливалось сияние, чем-то похожее на языки огня, танцующие за спинами Каэрос, но все же иное. Это был просто интенсивно-оранжевый свет, словно прямо под ее кожей кто-то запалил светоч, и теперь тот сиял изнутри, просачиваясь наружу с потрясающей мягкостью разноцветного эльфийского светильника. Наверное потому эльфы смотрели на нее, затаив дыхание и не смея подойти ближе, чем на десяток шагов. Наверное потому остановились за их спинами и только-только выбежавшие на площадь Спутники, а с ними ведуны, жрецы, наемники… Взгляд Вель скользил по их лицам, не узнавая никого. Она и себя саму сейчас не узнавала. Мало что осталось от нее, все поглотило мягкое огненное сияние, что лилось и лилось изнутри, отогревая этот задубевший от боли и страха город. - Прекратить атаку, - проговорила она, переводя взгляд на мужчину в белом, что стоял рядом с эльфами в переднем ряду подошедших людей. У него было подозрительно знакомое лицо. Темные глаза. Салдан Ваар, капитан андозабарской стражи. Вель моргнула, вспоминая его и глядя ему в глаза. – Достаточно смертей. Беренвист теперь под моей властью. - Но… сопротивление… - невнятно проговорил тот, как будто говорить ему было трудно. Вель моргнула еще раз, подмечая, как странно стоит этот человек. Он как будто накренился под ее взглядом, вжав голову в плечи и согнув спину, будто на него навалили невыносимой тяжести груз. Рядом точно так же с трудом держались прямо эльфы, а кое-кто из человеческих ведунов и вовсе опустился на колени, упираясь ладонями в камень мостовой и не в силах выпрямиться. Глаза нашли Боевую Целительницу Найрин, потрепанную и очень бледную, которая сейчас прижимала пальцы к губам и смотрела на нее широко открытыми глазами. Рядом с ней вздрагивала Китари, улыбаясь и плача одновременно, и взгляд ее светился таким счастьем и легкостью, словно она увидела что-то очень дорогое своему сердцу. Крол возле нее замерла, лишившись дара речи, а когда Вель взглянула на нее, вдруг низко поклонилась, дотрагиваясь кулаком до губ, лба и сердца. А еще на город легла тишина. Не было больше взрывов, не было шума вокруг, не сотрясалась земля под подошвами ее сапог. Все замерло, и Вель знала, почему так. Битва остановилась везде, все было закончено. Почему так? – спросила она у самой себя, у того самого бесконечного и золотого, что сейчас разливалось в груди. Почему все закончилось? Потому что я захотела того? Ответа не было, лишь ширилась и ширилась тишина внутри, и тело становилось все прозрачнее, все легче, будто свет, изливающийся из ее сердца, проникал насквозь через каждую пору и высветлял, истончал его, делал податливым, гибким, каким-то удивительно легким. Выходит, мне достаточно было только захотеть, чтобы всего этого не было? Выходит, можно просто взять и остановить все вот так, в тишине? И нет нужды в смертях, нет нужды в боли? Нет нужды в отчаянье и страхе? Но это было не так, и Вель чувствовала это. Ответ приходил не словами, ответ разливался у нее внутри, как реки, наконец-то вырвавшиеся из душного плена горных ущелий и хлынувшие на просторные равнины, как солнечные лучи, что больше не сдерживал край мира, позволяя рассвету заполнить собой все небо, напитать весь мир, отогреть его замерзшее и окоченевшее за время долгой ночи сердце. Все было нужно, и смерти, и боль, и страх. Все было нужно, потому что иначе она не смогла бы понять и почувствовать. Чтобы выбраться из яйца, птенцу нужно было разрушить его привычный мир теплой и безопасной скорлупы. Чтобы прорасти, семя должно было прорвать и разметать на куски свою безопасную и прочную оболочку. Чтобы родиться, нужно было сначала умереть. Вель улыбнулась, чувствуя, как внутри нее улыбается весь мир. Чувствуя, как улыбается ей Данка через тысячи километров, разъединяющих их, через тысячи времен, в которых они вновь и вновь находили одну сияющую нить, соединяющую их в одно. Любовь рождалась из самой страшной ненависти, сострадание прорастало из жестокости. Печаль таилась в золотых искрах радости, и боль была всего лишь искаженным отражением наслаждения. Все было одним. Разница заключалась лишь в том, с какой стороны это все проживалось. Но обязательно ли нужна сторона? Вопрос был задан, и ответом на него стало золото, хлынувшее прямо в ее грудь мощью новорожденного ветра над дремучими скалами. В моросящем по коже прохладном дожде пряталось летнее тепло, дарящее жизнь истосковавшимся по небесной влаге цветам. Почему же тогда существует смерть? Зачем она нужна, только ли для урока? Только ли для того, чтобы раскрыть глаза? И почему она тогда берет одних и не берет других? Почему я до сих пор жива, а все эти люди мертвы? Дождь тихонько шуршал по успокоившемуся городу, в котором больше не было войны. Он барабанил по потемневшей черепице, звонко журчал в водосточных трубах, скатывался слезами по уцелевшим стеклам домов, смывал кровь с каменных плит мощения под ногами. И Вель поняла, что сейчас она не услышит ответа, потому что для каждого вопроса существовало свое собственное время. И время этого – еще не настало. Дождь усилился, и только теперь она ощутила, что он насквозь промочил ее волосы и одежду. А золотое сияние медленно опадало, таяло под его прикосновениями, уходя куда-то в ее глубь, в суть того, чем она была, темную бесконечную бездну, скрывающуюся прямо внутри этого избитого, усталого, измученного мешка костей и мяса. И это тоже казалось отражением все того же – бестрепетное, невозмутимое, вечное золото в искореженном, слабом и ограниченном теле. Незаконченным отражением, незавершенным. Вель ощутила последний золотой отзвук, что шевельнулся внутри нее, храня в себе загадку. Ту самую единственную Тайну, к которой она наконец прикоснулась, которую едва-едва тронула, так и не раскрыв. Казалось, потяни на себя этот обрывок тоненькой нити, начни разматывать клубок, и золотой пряжей рассыплется вокруг тебя время, пронизанное лучами предназначения, перекатывающимися волнами сути, наконец-то найденной, наконец-то завоеванной. Сквозь тысячи лет и тысячи тысяч страданий, сквозь бесконечный путь от начала к концу, в котором то же самое начало и таится с самого своего первого вздоха. Которое всегда было тут точно так же, как и все остальное. Которое тут прямо сейчас. А потом все пропало, и она не успела потянуть за нить, упустив самый ее кончик. Это не вызвало разочарования или страха, не вызвало горечи, только принятие. Не время – сказали ей, значит, так оно и было. И Вель вернулась в здесь и сейчас, оглядевшись вокруг себя глазами, которые теперь казались свежими, будто самое первое утро. Новыми, как рожденная заря. Люди и эльфы обступали ее со всех сторон, молча глядя на нее, и во всех их глазах отгорало то же самое, что сейчас затухало и в ней самой. Кто-то из них улыбался, кто-то плакал, кто-то просто смотрел во все глаза, смотрел и не мог насмотреться. И тишина, что теперь лежала над городом, полнилась звуком дождя и дыхания. И она не имела ничего против звука. - Город взят, - тихо проговорила Вель, чувствуя абсолютную правильность своих слов. Никто больше не спорил с ней и ни о чем не спрашивал, они просто смотрели в ожидании ее дальнейших слов, зная, что она говорит правду. – Пришло время помочь раненым и похоронить умерших. Я беру Беренвист и всех его жителей под свою защиту, а это значит, что никакого разграбления города не будет. Спутники помогут горожанам восстановить то, что было разрушено. Люди вокруг согласно кивали, начав негромко переговариваться, но пока еще никто не решался разбить эту мягкую дождливую тишину громким криком. Первым звуком, нарушившим ее, оказался хрип откуда-то из-за плеча Вель, и она обернулась. По телу Алеора Ренона пробежала дрожь, грудь его приподнялась и опала в первом шумном вздохе. А потом он совершенно неожиданно спокойно сел, встряхивая головой и сбрасывая с лица свои длинные черные волосы. Атмосфера мгновенно изменилась, по рядам солдат пронесся глубокий вздох, и все они отступили назад в страхе. А эльф самым невозмутимым образом повернулся к Вель и широко ухмыльнулся ей. Одежда его была изодрана практически в клочья, но на коже она не заметила ни единой царапины или даже самого крохотного пятнышка крови. Выглядел Ренон так, будто хорошенько отдохнул, даже румянец на обычно бледных щеках появился. - Вижу, вы взяли город, Аватара? – улыбнулся он ей в своей обычной манере, с легкостью поднимаясь на ноги и отряхивая ладони друг о друга так, будто на них была невидимая никому грязь. - Именно так, Алеор, - кивнула Вель, не испытывая ни удивления, ни радости, ничего. Даже ярости внутри не было, хоть она и должна была бы сейчас терзать ее, ведь именно из-за эльфа все и произошло именно так. Но теперь Вель знала, что все и должно было произойти так. Неважно, с чего начиналась лавина, какой камушек становился первым, срываясь с места и волоча следом за собой все остальные. Важно то, что лавина сходила точно тогда, когда приходило ее время, и ни мгновением раньше или позже. - Что ж, значит, все прошло неплохо, - заявил Алеор, глядя на нее своим обычным внимательным взглядом, будто пытался прощупать ее и понять, что она чувствует. Иногда он напоминал Вель зверя, который все никак не мог решить, принять ему пищу из рук человека или наброситься на него. А иногда – ребенка, с присущей лишь детям серьезностью раскладывающего вокруг себя свои игрушки. Наверное, все мы еще дети. Неумелые, глупые дети, проклинающие в своей глупой гордыне своих родителей просто потому, что не способны видеть какие-то вещи так же широко, как и они. Вель вдруг усмехнулась, качая головой и размышляя о собственной глупости. Должно быть, ты смеешься и плачешь, глядя на все наши дела, Великая Мани. Но тебе хватает бесконечной любви на то, чтобы даже в самом черном нашем отчаянье и после самых ужасающих наших ошибок все же давать нам второй шанс. - Все прошло, Алеор, - кивнула она, глядя на эльфа, взгляд которого теперь стал еще настороженнее, будто он думал, что она насмехается над ним. – Все закончилось.