***********
Жнец с наслаждением провел рукой по волосам, окрашивая их в родной алый цвет, надел свои любимые очки и с упоением вдохнул свежий, морозный воздух. Да, жаль, нельзя снять костюм офисного простачка и надеть любимый красный костюм, но что поделать. На снегу действительно лежали три трупа. Слегка припорошённые снегом с аккуратными дырками в головах они выглядели, по мнению Сатклиффа, мерзко. Он не любил автоматическое современное оружие — раны от него всегда выглядели как игрушечные. — Зачем ты заставил прийти меня сюда? — откуда-то сбоку раздался голос Соби. Художник выглядел совершенно отрешённо. Он действительно мыслями был не здесь, его больше волновало то, что пришлось оставить Рицку с нолями в мастерской. — Потому что именно ты несёшь ответственность за этих мертвецов. Это ты позвонил Сиэлю и позвал его сюда, да ещё и повод выбрал такой пустяковый — тетради. А то, что Рицки не было в мастерской, натолкнуло меня на определенные мысли, что ты хотел поговорить с Фантомхайвом наедине. Соби не проронил ни звука. Создавалось ощущение, что он вообще не слушает жнеца. — Так вот, значит, ты ждал Фантомхайва не по каким-то важным делам, связанным, например, с Системой или ещё чем. А желание встретиться было по каким-то личным соображениям. Учитывая, что Рицка не знал, что Сиэль должен был появиться в мастерской, о чём я выяснил, пока его провожал, это всё наводит на определенные мысли. Ты подверг опасности и свою Жертву, пусть и ненарочно. А ещё вынудил Сиэля гулять довольно поздно по довольно нехорошему району, что впоследствии могло кончиться плохо. Хотя три трупа это не особо хорошо. Ты понял, о чём я говорю. Так что будь добр, теперь займись последствиями своих поступков. Будешь убирать трупы под моим чутким руководством. — Почему этим не займётся Себастьян? — посетовал художник. Жнец хмыкнул, гаденько улыбнувшись, развёл руками: — Потому что тогда я расскажу ему и Рицке, на кого ты уже несколько месяцев заглядываешься. Расскажу, что никакие тетради не были нужны — ты просто выбрал момент, когда в мастерской точно никого не будет. А уж что ты задумал, — жнец развел руками и ухмыльнулся, показав воистину акулью улыбку, — никто не знает. Так что будь хорошим мальчиком, оттащи трупы в машину — я не хочу надрываться, и мы обо всем забудем. Соби стиснул зубы. Этот красноволосый действительно знал слишком много. Выхода нет — придётся делать то, что от него потребовали. Из машины вышел странный человек с длинными светлыми волосами в непонятном чёрном балахоне. — Чистая работа. Он ничего не помнит, но стреляет так же хорошо. Вот она, память тела. Ах, без Фантомхайва мне было бы совсем скучно, — мужчина провел длинным черным ногтем по одному из трупов и заинтересованно посмотрел на Соби, который молча тащил труп в машину. — Это тот самый Соби-кун? — протянул мужчина. Грелль с готовностью кивнул. — И это он у нас по симпатичным мальчикам? Граф не чета простому мальчишке, который, кроме как любить, и не умеет ничего. А тут такая возможность: Себастьян ничего не помнит и претендовать на графа явно не сможет. А пока суд, да дело, мало ли как всё выйдет. Да вот только загвоздка. Себастьян рано или поздно придёт в себя — и тогда Черный Мор в средневековье нам всем детской сказкой покажется. Соби бросил труп и порывисто подошёл к Гробовщику с явным намерением его ударить. Серебристоволосый поднял капюшон и с насмешкой посмотрел на Агацуму. — Что ты вообще знаешь? — с ненавистью бросил парень. Жнецы переглянулись и дружно расхохотались. — Тогда почему? — не обращая внимание на такой финт, спросил Гробовщик. Жнец с любопытством смотрел на блондина, оценивая каждый жест и взгляд. — Мне, — Соби вздохнул, отпуская балахон пепельноволосого. Признать вслух, что Рицка с каждым днём делает всё больше глупостей и порой даже слова не останавливают его от этого, было сложно. Сказать правду — от Сиэля нужен был только совет? Что даже человеком он порой пусть и случайно своей логикой, уместными замечаниями помогал не оступаться и делать правильный выбор, поэтому он нужен был сегодня в мастерской? Опустим это странное ощущение, будто он кем-то увлёкся, сейчас важнее было иное. — Тебе, — продолжил Гробовщик, уловил что-то любопытное во взгляде Агацумы и немного посерьёзнел. — Я зря убиваю время. Даже если я сто раз объясню, зачем я делал те или иные вещи, меня не поймут. Я останусь всего лишь убийцей, к которому относятся снисходительно и терпеливо, при этом являясь слепым — никем. Агацума стиснул зубы. Как последняя фраза вырвалась — неизвестно. Наверное, последние недели тяжёлого, подвешенного состояния постепенно ломали его изнутри. Вместо помощи от самого близкого было только непонимание, слепота и нежелание даже слышать, что уж там о том, чтобы просто слушать. Такие слова похожие, а какая большая разница. — Тогда оставь его. Брось. Мы подотрём память, — рассматривая свежий маникюр, предложил Грелль. Он так и лучился коварством. — Его достанут. Рицку увезут, как только представится возможность, и потом мне бы не хотелось увидеть копию Сеймея с той только разницей, что убивать он будет ради «благого» дела. — Какое тебе тогда будет дело? Ох, Агацума. Жалость всё портит. Напортачишь ты своей жалостью. Мой тебе совет, тащи трупики, я маникюр поганить не буду, — хмыкнул Грелль. — Как всё забавно складывается, — хихикнул Гробовщик, вот только художник заметил, что взгляд пепельноволосого был очень серьёзным.****************
Пожалуй, это можно было назвать возмутительным, но Михаелису было абсолютно плевать на тех троих ублюдков, которых убил его подопечный. Его больше волновало потерянное поведение Сиэля и не пострадал ли он психологически. Да, на нём действительно оказались всего пара синяков и та ссадина от пощёчины на щеке. Но странным было то, что, убив троих, он был настолько собранным, что не оставил никаких следов на месте преступления. Более того, никаких истерик или сожалений. Он был не то чтобы напуган, скорее… В спальню постучали. Мужчина включил ночник. На пороге, переминаясь, стоял Сиэль. — У меня в комнате холодно. Можно я останусь тут? Себастьян кивнул и показал на место возле себя. Мальчик юркнул под одеяло. «Он просто не хочет или боится после такого оставаться один», — пронеслось в голове мужчины. Слава Богу, хоть какая-то естественная реакция, а то он уж боялся, что ему придётся выводить из этого странного оцепенения, по всей видимости, вызванного шоком, мальчишку очень долго. Себастьян продолжил смотреть новости в сети. Сиэль осторожно подвинулся к мужчине, заглядывая в монитор ноутбука. — Ещё одно убийство. Опять повреждения не похожи ни на следы от какого либо оружия или же укусы животных. Мистика, если честно. — Почему ты так говоришь, словно отлично знаешь, какие повреждения может оставить на теле, например, ятаган? — Михаелис решил поспорить с юношей, хоть и был абсолютно согласен с его утверждением. Сиэль закатил глаза, словно то, что он собирался сказать, было само собой разумеющимся. — Ятаган — турецкий кинжал с немного изогнутым лезвием. Раны от него колотые, протянутые, чаще всего его использовали наёмники во времена Османской империи. Особенно удачными были удары таким оружием в какой-то из внутренних органов, например, в сердце. Ты словно протыкаешь противника, нанизываешь его на кинжал. Разумеется, рана от такого кинжала за счёт изогнутого лезвия будет на входе немного больше самого лезвия, и… — Какие глубокие познания. Ты увлекаешься изучением информации об оружии? Сиэль смутился. Он и сам толком не знал, откуда это. Да, он читал, и ему нравилось узнавать много нового, но откуда столько информации в голове возникало, как только он начинал думать об оружии или, как в случае с пистолетом, использовать его. — Сам не знаю, откуда это у меня в голове. Даже когда сегодня мне пришлось убить этих ублюдков, у меня не дрожали руки, и я точно знал, как и куда выстрелить, чтобы хватило по одной пуле на человека. Это странно. Михаелис улыбнулся, обнял мальчика за талию и продолжил листать новости. Сердце ухнуло в пятки. Сиэль боялся шелохнуться. Это было так приятно лежать на плече мужчины, слыша каждый его вдох, чувствуя, как он собственнически сжал его талию. От него пахло ментоловым гелем для душа и чем-то таким приятным, что хотелось уткнуться ему в шею и медленно сходить с ума от этого аромата. — Да, немного странно. Но я рад, что с тобой ничего не произошло. Ты поступил не плохо, но и не хорошо. Ты поступил так, как этого требовала ситуация. Ты очень большая умница. Надеюсь, больше такого не повторится, в этот раз всё кончилось хорошо. А насчёт знаний… Возможно, эти онлайн игры, которые ты так любишь, оставляют в твоём подсознании информацию, которую ты используешь в стрессовой ситуации по назначению. Мальчик кивнул. Может, и так. Да, это логичное объяснение его вполне удовлетворило. — Я буду брать ночные смены, лично отвозить и привозить тебя из школы, — неожиданно сказал Михаелис, захлопывая ноутбук. Сиэль мотнул головой. Не хватало ещё, чтобы Себастьян изматывал себя работой по ночам. — И будем мы тогда как Аояги и Агацума. Он тоже вечно его забирает. Мужчина расхохотался. Сиэль это сказал таким тоном, словно это было как минимум федеральным преступлением. Юноша забавно шевельнул кошачьими ушами. — Этот художник не так прост, как я о нём подумал, когда увидел в первый раз. Разумная предосторожность, Токио иногда опасное место. Хорошо, что у Аояги есть такие хорошие друзья. — Я как-то раз видел, как они целовались за школой, — буркнул юноша и почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Эта фраза вызвала ещё более странную реакцию — Михаелис буквально затрясся от смеха. Мужчина приподнялся и посмотрел на смущённую физиономию мальчика. Сиэль упорно отводил взгляд. Он уже успел несколько раз пожалеть о том, что ляпнул. — Мне, наверное, стоит прочитать тебе лекцию о сексуальном воспитании? — явно веселясь, продолжил мужчина. Сиэль покраснел ещё больше. — Ты ещё порно включи… — проворчал юноша. — Тогда лекцию о толерантности? — Заткнись! Каждый имеет право делать со своей жизнью, что хочет, и я в курсе этого! Я просто… Мужчина унял свой смех, хоть это и далось ему с неимоверным трудом. Сиэль всё так же был невероятно серьёзен. — Люди любят друг друга и это нормально. Всё, что касается двух любящих друг друга людей, это нормально до тех пор, пока в это никто не вмешивается. Когда-нибудь и ты полюбишь. Найдёшь себе девушку, — мужчина лукаво улыбнулся, — а может, и парня. Всё бывает в этом мире, и мы не знаем своего будущего. — Я уже, — едва слышным шёпотом произнёс мальчик. Себастьян перестал веселиться и заглянул ему в глаза. Отчего-то внутри вместо радости за своего воспитанника он почувствовал странное, тревожное чувство или даже тоску. — Нашёл кого-то или влюбился? — мужчина сам не узнал своего голоса. Сиэль мотнул головой. Громко вздохнул и поднял голову. — Влюбился. — И кто это? — Ты. Себастьян ошарашенно посмотрел на юношу перед ним. Внезапно он подумал, что ему послышалось. Так и есть, это просто обман слуха. — В кого ты влюбился? — Я люблю тебя, Себастьян. Это была не шутка. Мужчина понял это по отчаянно-решительному взгляду мальчика. Сиэль осторожно коснулся щеки мужчины ладонью, медленно нежно одними кончиками пальцев провёл по шее. — Это всё детская глупость. У тебя шалят гормоны или ещё что-то. Нет, это испуг после сегодняшнего. Точно. От севшего, охрипшего, совершенно чужого голоса мужчины Сиэлю стало совсем не по себе. — Я понял, что люблю тебя, как только открыл глаза в больнице. Первым, что я вспомнил и единственным, в чём я был уверен, было твоё имя, — говорить через ком в горле было трудно, но Сиэль пытался изо всех сил. — Это просто благодарность. Привязанность. Я твой опекун, и ты путаешь… — Я не путаю ничего! — отчаянно сказал юноша и быстро, словно не давая себе передумать, поцеловал мужчину в губы. Это не было поцелуем — он просто коснулся губами его губ. Просто попытался показать, как он нужен ему. Как дорог. Но мужчина оттолкнул своего воспитанника. — Запасные одеяла внизу шкафа в твоей комнате. Уходи. Холодный тон внезапно показался галлюцинацией. Себастьян никогда не говорил с ним так. Сиэль убрал руку и отодвинулся на край постели. — Ты оглох? Я же тебе сказал: убирайся немедленно! Ком в горле внезапно перестал ощущаться. Где-то внутри словно всё оборвалось. А в груди заболело, заныло так, словно его ударили в грудную клетку. В глазах противно защипало. Мужчина поднял голову и увидел лицо Сиэля, застывшее как маска. Только глаза выдавали его эмоции. Нечеловеческая боль, настоящее отчаяние в этих синих глазах совсем не тянули на детские. Ему казалось, что это детская шалость, глупость или действительно мальчишка чего-то не понимает, но тут же он понял, как ошибся. И зря оттолкнул его от себя. — Сиэль, — мужчина протянул к нему руку и попытался погладить по голове. Он всё понял. Он извинится, и всё будет хорошо. Он виноват в том, что заставил юношу чувствовать себя так ужасно. Неожиданно Сиэль ударил его по руке, не давая к себе прикоснуться. Себастьян попытался повалить его на постель, но в ответ получил такую звонкую пощечину, что удивлённо отшатнулся. Сиэль встал, поправил пижаму и, не поворачивая головы, подошёл к двери. — Я не нуждаюсь ни в чьей жалости. Особенно в твоей. Хлопнула дверь спальни. А высокомерный, но такой надломленный голос ещё долго эхом отзывался в голове Михаелиса. От этого голоса, от того взгляда, что всю ночь был у него перед глазами, хотелось просто выть. Мужчина неожиданно остро ощутил, что давно запутался в том, что чувствует к этому маленькому гордецу, хоть и не знает, что с этим делать. А после такого вряд ли Сиэль его простит. Мужчина посмотрел в потолок. Глупо это всё. Натворить такого, а потом жалеть. Вот только что с этим всем делать? Если бы он знал, как поступить и что делать в этой ситуации…