As We Forgive Those

Кастиэль словно превращается в дикаря. Запах рыхлой земли и крови, липкой сосновой смолы и выхлопных газов обволакивает, образуя базовые ноты их неистового дыхания. Кастиэль вскрикивает, так как пальцами Дин задевает синяк на его бедре, впиваясь при этом губами в бледное горло и рыча. Между ними нет никакой нежности. Дин даже не признал бы себя в этот момент: испачканный в грязи, поглощенный похотью, катающийся на земле с другим мужчиной. В своих глазах, как и в глазах Лизы, он сейчас незнакомец. Руками Кастиэль забирается под футболку Дина, короткими ногтями прочерчивая по коже бороздки. Они толкаются друг в друга бедрами рвано, не соблюдая ритма, пытаясь найти лучший угол. Дин отодвигается немного, чтобы снять свою футболку, а потом практически срывает футболку с Кастиэля, спутав его волосы еще сильнее, пачкая и оставляя кусочки листьев в темных прядях. Они прижимаются друг к другу обнаженной грудью, Кастиэль руками сильно проводит от талии Дина до его задницы. Мелкая морось падает сверху, скрадывая очертания верхушек деревьев, слегка остужая влажную и разгоряченную кожу. Кастиэль переворачивает их, на что Дин протестующе рычит. Священник тут же стаскивает боксеры Дина до самых лодыжек и снимает собственные шорты вместе с нижним бельем. Потираясь друг об друга как можно сильнее, они обмениваются поцелуями-укусами. Кровь Кастиэля пачкает подбородок Дина. Дин горит изнутри, живот скручивает от смеси сильнейшего возбуждения и чувства вины, член твердый и нуждается в помощи Кастиэля. Дин не может ждать, тело, жаждущее движений, не желает подчиняться, старается прижаться к другому горячему, упругому телу. Он громко стонет от разочарования, когда Кастиэль отодвигается и силой принуждает его встать на четвереньки. Дин мгновенно напрягается, колени сильнее погружаются в землю, когда он пытается развернуться, однако твердая рука ложится на спину и неумолимо возвращает его на место. Он тяжело дышит, когда два длинных пальца легко проводят по ложбинке между ягодицами и слегка задевают мошонку. − Я не стану это делать, − Дин не может скрыть напряжение в голосе. Пальцы становятся настойчивее, и Дин впервые ощущает укол страха. Он не думал, что может проиграть в этой борьбе. − Не так, − произносит он тише, опуская голову, расслабляясь под обманчиво нежными поглаживаниями на пояснице. − Ты девственник, Дин? − Голос священника низкий, опасно завораживающий, с нотками провокации и насмешливого интереса. Вспышка гнева прокатывается вдоль позвоночника. − Заткнись. − Дин упирается кулаками в землю; желание встать и уйти все крепнет. − Слезь с меня. Но он не сдвигается с места и тогда чувствует мокрые движения языка вокруг кольца мышц. Колени начинают трястись, и он издает совершенно постыдный стон. Язык исчезает, снова два пальца касаются кожи ягодиц и немного надавливают на вход. Дин протяжно стонет дрожащим голосом. Кастиэль издает грубый смешок. Пальцами поглаживая ложбинку между ягодиц, языком выписывает фигуры и чуть-чуть проникает им внутрь. Дин всхлипывает, ноги подкашиваются, а пульсирующий член отзывается на незатейливые движения. Он никогда раньше такого не чувствовал, ничего подобного. И просто знает, что не может остановиться, только, блять, не сейчас. Ни вообще когда-либо... И он двигается назад в холодном влажном воздухе, отбрасывая всякий стыд, насаживается на язык, чтобы почувствовать его тепло как можно глубже внутри себя. Сильными руками Кастиэль раздвигает его ягодицы, проникая языком так глубоко, как только может, а Дин глубоко дышит ртом, заполняя легкие насыщенным лесным ароматом. Они оба возбуждены донельзя, налитые члены болят от желания кончить, чтобы потом можно было прийти в себя после тяжелой борьбы силы воли и стремлений тела. Тем не менее, когда Кастиэль заменяет язык пальцами и проникает ими внутрь расслабленного кольца мышц, спина Дина напрягается, а стон сомнения, перемешанного с удовольствием, срывается с пересохших губ. − Я не... − вздрагивает он от наслаждения, когда талантливые пальцы проводят по простате. − Я не снизу... Я... Иисусе... Удовольствие от касаний пальцев охватывает Дина плотно и так невыносимо, будто он в ловушке. − Ты натурал, − бормочет Кастиэль, сознательно двигая пальцами как можно медленнее. Дин качает головой даже тогда, когда разводит ноги, а Кастиэль добавляет третий палец. Потом пальцы исчезают, и Дин остается стоять на четвереньках обнаженный, доступный туманной мороси и лесному воздуху. Он чувствует себя глупо раскрытым, беззащитным. Но глаза горят. Автомобиль шумно проезжает мимо вверх по склону. Дин чувствует, как Кастиэль обильно смачивает слюной его вход. Он закрывает глаза. Давление невыносимое и настойчивое, медленное и неумолимое. Кастиэль двигает бедрами вперед понемногу, урча от удовольствия, постепенно проникая внутрь напряженного, но готового Дина. Каждое сжатие мышц сфинктера замедляет продвижение Кастиэля, но Дин медленно расслабляется, что просто фантастически хорошо. Размеренную пульсацию крови и удары сердца Дина Кастиэль чувствует на своем члене. Если Кастиэль думал, что тот трах с Дином в переулке позади бара был столь пошлый, но совершенный, то сейчас это − запредельное тонкое удовольствие. Сильный мужчина дрожит как туго натянутая тетива, когда Кастиэль двигается в нем, касаясь таких мест, которых никто не касался. Кастиэль чувствует блаженство от испачканных в земле подошв до корней волос. Он входит на всю длину, и Дин мягко стонет, едва ли осознавая что-либо, кроме предельной растянутости и наполненности на грани болезненных ощущений. Кастиэль выходит и снова совершает толчок. Вновь, вновь и вновь... С каждым разом немного сильнее и быстрее, а Дин, двигая бедрами, сам старается насадиться на член. Каждый раз их тела соприкасаются с влажным звуком. Почти насильственно Кастиэль сжимает руками плечи Дина, напрягает все тело, чтобы доминировать и наказать мужчину сильными, быстрыми и жесткими толчками. Дин принимает это, стараясь прочувствовать все как можно полнее. Кастиэль не останавливается до самого конца, отчаянно вбиваясь в послушное тело, и с криком наслаждения, смешанного с ругательствами, кончает глубоко внутри Дина, заливая его горячей спермой. Незнакомые ощущения оставляют Дина почти бездыханным, дрожь проходит по телу, когда Кастиэль сжимает его член, чтобы закончить начатое. Дин выскальзывает из руки Кастиэля и откатывается немного в сторону на высохшие листья, задыхаясь и захлебываясь от возбуждения. Через некоторое время они начинают вяло натягивать на себя сырую одежду, стоя поодаль друг от друга и поглядывая на дорогу. Оба понимают, как безрассудны были. Их могли увидеть, поймать с поличным, гуляя в лесу. Некое извращенное чудо спасло их, за что они очень ему благодарны. Дин не может взглянуть на Кастиэля, человека, который был равен ему в борьбе и сумел подчинить, заставив испытать то, чего Дин всегда избегал. Он никогда не был снизу, никогда не хотел этого, опасаясь, что именно этот шаг приблизит его к потере того, что делало его нормальным. Что делало его мужчиной. И теперь он не может понять, что чувствует. Кастиэль смотрит на него − синяк на щеке постепенно наливается насыщенным цветом, − ощущая неловкость и беспокойство, что видно по напряженной позе и сильно выпрямленной спине. − Дважды в год − мой предел, − произносит он оцепенело. − Если ты увидишь меня снова, мне без разницы, где именно, − держись от меня подальше! Понял? Дин кивает, на борьбу сил нет, все они ушли из тела вместе с той жидкостью, что сейчас липко ощущается в его нижнем белье. − В следующий раз, когда я тебя увижу, ты будешь стоять с ней у алтаря, все ясно? И снова Дин кивает. Кастиэль уходит прочь, Дин наблюдает за ним некоторое время, а потом идет домой, прихрамывая, весь в синяках и все еще мокрый там, где побывал в нем Кастиэль.