Среди Пионов

Огромные и холодные капли дождя падали на горячие лица, скатываясь мокрой дорожкой по щекам, соскальзывая на не менее горячие шеи целующихся. Промокшая одежда неприятно липла к горячему телу, вызывая слабую дисфорию и желание поскорее от неё избавиться. Их поцелуй был полной противоположностью погоды, он был наполнен нестерпимым жаром и жадностью. Влажные и жаркие губы обоюдно ласкали чужие, мягко покусывая их до оттенка спелой вишни и острой чувствительности, что граничила с приятной болью. Чужие губы имели особый терпкий вкус кофе вперемешку с нотками бурбона, от чего поцелуй становился приятнее и вкуснее. От них было тяжело оторваться, особенно тогда, когда обладатель этих кофейных губ отвечал взаимностью. — Больно.. целовать тебя дальше. — томный стон в чужие губы стал окончанием тягучего удовольствия, после чего лазурный отстранился и торопливо убрал свои трясущиеся руки от затылка мужчины, за который минутой ранее притягивал его ближе к себе, сжимая между пальцами его тёмные иглы. — Мы промокли из-за меня.. — мальчишка окинул взглядом свою мокрую одежду, отмечая довольно очевидную вещь, быстро убирая со своей поясницы сильные руки и начиная вытирать капли дождя с лица, пытаясь скрыть тремор рук. — Я ужасен. Мне не стоило этого делать. Я поцеловал тебя без твоего разрешения, пионы обозлятся на меня, начнут ревновать тебя ко мне из-за этого поцелуя. — волнение лазурного постепенно сменялось паникой от осознания своего опрометчивого ступка: он повысил тональность и начал говорить очень быстро, временами проглатывая окончания, не мог найти места своим озябшим бледно-розовым рукам, размахивая ими в разные стороны и часто хлопал мокрыми ресницами, пытаясь скрыть свои испуганные глаза. Юноша нервно расхаживал из стороны в сторону, сопровождая своё хождение под дождём невнятным бормотанием, хватаясь за голову, пока мужчина покорно стоял в стороне и молчал, надеясь, что Соник успокоится. — Соник.. — тихо позвал его Шедоу, наблюдая за нервным хождением из стороны в сторону, начиная осознавать, что без его вмешательства это хождение может продлиться до самого утра. — Они меня убьют. Точно убьют. Нет, сначала высмеют, а потом убьют. — бормотал мальчишка, нервно заламывая свои пальцы. — Соник. — мужчина позвал его уже громче, надеясь быть услышанным, но этого не произошло, что не было чем-то удивительным. — Хаос, это немыслимо! Мы же не влюблённые, просто приятно проводили время вместе и поужинали. — лазурный сжал пальцами своё худи в области груди, сердце бешено стучало от страха за то, какие могут быть последствия его опрометчивого поступка. — Соник! — Шедоу пришлось повысить голос на несколько тонов, чтобы быть услышанным и получить внимание мальчишки, он смолк и теперь нервно сжимал зацелованные губы, боясь поднять на мужчину свои глаза. — Пожалуйста, прекрати. — тихо попросил пион, вернувшись к своему привычному полушепоту, он никогда не был сторонником разговора на повышенных тонах. — Я был не против поцелуя, было приятно, хоть и неожиданно. — мужчина тихо усмехнулся, пряча легкое возбуждение за улыбкой. — Мы поговорим об этом после, когда ты будешь готов, а сейчас успокойся. — Верно.. поговорим позже. — повторил сам себе лазурный после молчаливой паузы, обнимая себя за плечи, он постепенно остывал, осознав, что его нервозность только усугубит положение. — Ты.. всегда находишь решение моим проблемам. Как это у тебя получается? В присутствии Шедоу всегда было спокойно, он знал, что сказать и знал, как правильно поступить, чем, вероятно, и понравился Сонику. Рядом с ним было хорошо, безопасно, он знал, что Шедоу его не обидит. — Просто опыт. — мужчина посмеялся. — Ты слишком юн, когда станешь постарше опыт появится и у тебя, после все твои проблемы будут казаться пылью. — он зачесал свои растрепанные мокрые иглы назад и сухо покашлял. — Уже слишком поздно, тебе пора домой. У нас был уговор: я читаю тебе отрывок из стихотворения, а ты не треплешь мне нервы и шагаешь домой. Свою часть сделки я выполнил, а вот ты со своей справляешься пока плохо. — Да, я помню. — мягкая улыбка вновь озарила мальчишеские уста и он стал менее скованным. — Может.. ты мог бы остаться у меня на чай с эклерами? В такой ливень.. опасно садиться за руль. Мне будет спокойнее, если ты останешься у меня, пока он не закончится. — Соник посмотрел на огромные нависшие над городом тучи и сжал губы, он никогда не любил такую погоду. — Ты беспокоишься обо мне? — мужчина ласково улыбнулся и не стал отказываться, чашка горячего чая помогла бы согреться. Размышляя об этом, он открыл дверь, пропуская сначала Соника, после чего и сам перешагнул порог парадной. — Не только же тебе о всех беспокоиться. — отметил лазурный, оглядываясь, после чего двое ежей, мило улыбаясь, поспешили к лифту, желая, чтобы мечты о горячем чае перестали быть мечтами. Вскоре обстановка сменилась, и стало более уютно: в гостиной горел торшер, наполняя небольшую комнату тусклым, но тёплым светом, его вполне хватало, основной свет включался очень редко и, в основном, только по необходимости. По всему дому разносился аромат чайных листьев и цитрусов, он не был похож на запах обычного листового чая с добавлением цедры лимона, апельсина или грейпфрута, в нём было что-то необычное. Пока чайные листья с дольками апельсина и высушенными чайными розами постепенно томились в маленьком стеклянном чайнике, Соник распаковывал свежие эклеры с разными начинками: начиная с эклеров с обычным заварным кремом, которые были политы молочным шоколадом и заканчивая эклерами с малиновым кремом внутри, политыми белым шоколадом и украшенный кусочками сушёной малины, они были невероятно вкусными. Лазурный успел принять горячий душ и сменить промокшую одежду на уютные широкие штаны и свитер с горлом, было прохладно, а болеть совсем не хотелось, не сейчас, когда жизнь стала такой насыщенной. Соник настоял на том, чтобы Шедоу тоже принял горячий душ и переоделся, он любезно предложил ему свою одежду, пришлось покопаться в своём гардеробе, чтобы найти то, что пришлось бы в пору таким широким плечам и массивным бёдрам. Он был рад, что оставил у себя одежду своего отца после их последнего визита: они с мамой заезжали на пару дней, прежде чем вновь отправиться в путешествие с билетами только в одну сторону. Среди них лазурный нашел клетчатые широкие штаны, и льняную домашнюю рубашку с большими рукавами, однако он сомневался, что пуговки сойдутся на груди мужчины, его отец не был атлетичного телосложения в отличие от Шедоу, но во всяком случае это было лучше насквозь промокшей одежды. Позже на столе уже стояли прозрачные чайные чашки и бумажная коробка с эклерами, а юноша разливал ароматный чай, разбавляя его кипятком, чтобы он не был слишком крепким. — Помню, ты рассказывал мне о том, что у тебя есть множество сортов чая на любой случай? — тихо поинтересовался мужчина, шагая к юноше и встряхивая свои влажные иглы. — Чайный эстет? — Не назвал бы себя каким-то великим ценителем чая. — юноша улыбнулся. — Чайный амбассадор в нашей семье скорее моя мама: она привозит мне пакетик листового чая из каждой страны, в которой они бывают с папой. — лазурный опустил в каждую чашечку с чаем дольку свежего апельсина и начал составлять чашки и эклеры на поднос. — Они путешествуют? — Мне нравится говорить, что они живут в движении, живут моментом. В этом гораздо больше смысла, чем в путешествии. — лазурный счастливо улыбнулся, вспоминая родителей. — Объехать весь мир вдвоём было их общей мечтой, когда они только планировали совместную жизнь, но потом мама забеременела и от мечты пришлось отказаться. — Ты чувствуешь себя виноваты в том, что им пришлось отказаться от своей мечты? — мужчина посмотрел на юного ежа, замечая тень сомнения, которая поползла по мальчишескому лику. — В детстве. — прошептал одними губами Соник, пряча руки за спину, пытаясь скрыть дрожь пальцев. — Сейчас нет. — лаконично и торопливо закончил ёж, взяв в руки плато с чашками чая и эклерами и шагая к журнальному столику в гостиной, он больше не хотел об этом говорить. Мужчина понял, что тема отцов и детей давалась мальчишке трудно и тактично замолчал, шагая за лазурным ежом и занимая место на удобной софе, расслабляя плечи и шею, день выдался тяжёлым. Он потянулся рукой к шее, чтобы помассировать зажатые мышцы, услышав треск ниток вдоль шва на рукаве и замер, немного виновато посмотрев на Соника. Шедоу умолчал лазурному о том, что рубашка оказалась ему мала в груди и плечах, боялся, что он вновь начнёт беспокоиться, однако Соник лишь улыбнулся и застенчиво почесал кончик носа. — Не волнуйся, я догадывался, что рубашка окажется мала. — мальчишка посмеялся, поставив рядом с мужчиной чашку ароматного чая. Он потянул руки к пуговкам на его груди. — Нужно просто расстегнуть пару пуговиц, так будет удобнее.— тонкие пальцы лазурного ежа неспеша расстегнули две пуговицы, ослабляя натяжение ткани. — Вот. Так лучше? — Да. — тихо протянул мужчина, подняв на синего ежа свои алые глаза и слабо улыбнулся, касания пальцев к оголëнной коже были приятные и вызывали сладкую истому. — Теперь чай. — его уста растянулись в счастливой улыбке и Соник потянулся за чашкой горячего чая, попутно хватая эклер с малиновым кремом. — Ты просто обязан его попробовать! Дома всегда уютно, дома всегда есть вкусный чай и что-то сладкое. Дом там, где ты счастлив. Дома ты обретаешь умиротворение и покой. К сожалению, в клинике, где реабилитировался Скордж, не было ни горячего чая с кусочками высушенного апельсина, ни коробки с эклерами. Покоя тоже не было. Он очень хотел домой, больничные покои душили его, сильнее и сильнее затягивая на его шее ошейник обречённого. «Покои, где нет мне покоя», — хорошее выражение, в нём много смысла. Скордж вял, как цветок в вазе, в которую забыли налить воду, от чего сердце рвалось на части. Он скучал по своей уютной постели, особенно по запаху чужих мужских духов по утрам, оставшемся на постельном белье; скучал по одиночным вечерам, в которые мог позволить себе не готовить ужин, а заказать удон с курочкой и овощами и открыть бутылку красного вина, но выпить не больше одного бокала, просто для удовольствия; скучал по нежным поцелуям и грубому сексу после полуночи, от которого на утро сильно саднило горло и побаливала поясница. Сплошное разочарование. Если отсутствие таких вещей, как: уютная постель с нотками мужского парфюма, одиночные вечера в своё удовольствие и регулярный секс Скордж мог как-то принять, то отсутствие своего обычного рациона с обилием морепродуктов он принимать отказывался. Было мило, что у него поинтересовались о его рационе, когда он сюда попал, но дальше, чем интерес ради приличия, это не зашло. В клинике был скудный рацион, в основном блюда, приготовленные на пару, из морепродуктов в меню было только филе сёмги с пресным рисом и двумя ложками сливочного соуса, но блюдо само по себе было отвратным, его было невозможно есть: рыба сухая, соус солёный, а рис вечно варили дольше, чем ему нужно, от чего он горчил. Он ужасно соскучился по пасте с креветками, которую обычно готовил Сильвер, когда они собирались своей большой и шумной компанией у него дома. Скордж постоянно тырил из пасты креветки, томившиеся в сливках, пока Милтон отлучался на несколько минут. По чему из этих двух вещей он скучал больше — по самой пасте или по тому, как тырил из неë креветки — зелёный пока не решил, однако он бы дал обещание больше не притрагиваться к креветкам в пасте, раньше положенного времени, если бы эти мучения можно было закончить прямо сейчас. Однако, в последнее время Дайсон не отказывался от еды, в какой-то степени потому, что привык к овощам на пару и отсутствию специй, но в основном из-за Шедоу, он не хотел его злить, а слушать очередную лекцию о важности питания он не хотел, точнее не мог, мысль повеситься на собственном ремне и то была приятнее мысли очередной лекции о здоровье и важности питания. Отдушиной были пионы, которые не оставляли его в одиночестве ни одного дня, они постоянно были рядом, иногда все вместе, иногда парами, иногда лично. — Отвратительная погода.. — пробормотал Сильвер, наблюдая за тяжёлыми серыми тучами из окна. — Мы словно в нуарном фильме середины прошлого столетия. — он нахмурил брови и отошёл от окна, вид из него его удручал. — В нуарных фильмах много тайн и жестокости, у нас же просто плохая погода. Не нагнетай. — хрипло посмеялся Флитвей, поставив на журнальный столик три бумажных стаканчика с зелёным чаем. — К тому же, это позволит нам побыть с нашим неугомонным любителем неприятностей подольше. О цветочной лавке, в которую ты так хотел сегодня зайти, можешь забыть, по крайней мере до завтра, они все закрылись, как только начался дождь. — он сделал хороший глоток из своего стакана. — Не люблю, когда ты оказываешься прав, но твоя правда. — тяжело вздохнул Милтон, расстроенно опуская ушки, он взял свой стаканчик с горячим чаем и сел на свой стул.— Однако твоя позиция пессимиста окутывает пеленой тоски всё окружение в радиусе десяти метров. — он одарил фигуру ежа самым тяжёлым и осуждающим взглядом из своего арсенала. — Не соглашусь, я реалист по своей натуре. — поправил его Райдер. — Не путай пессимистичный взгляд на жизнь с трезвой оценкой действительности, милый. — Ты всегда видишь во всём плохое. — Только если это «плохое» является неоспоримым фактом. На этой ноте Сильвер решил прекратить их очередную бессмысленную полемику и тактично промолчал, делая глоток чая. В этот раз он примет поражение, ради Скорджа, ему лишняя нервозность сейчас не к чему. Райдер думал о том же. — Я рад, что вы закончили свои препирательства сами, без моей помощи. — Скордж слабо улыбнулся и сложил руки на груди, а Милтон театрально покашлял в кулак, отворачиваясь от самодовольной улыбки Флитвея, немного смущаясь. — Отвратно. — немного хрипло пробормотал зелёный ёж, наблюдая за тяжёлыми серыми тучами, обтянувшими небо. — Мне жаль, что я помешал твоим планам. — зелёный ёж опустил ушки, поворачиваясь к баскетболисту, сжав пальцами одеяло. — Помолчи, сынок. — сквозь стиснутые зубы рыкнул Флитвей, сжав пальцами бумажный стаканчик и делая очередной глоток, ему не понравился виноватый тон, в котором выражался Скордж. — Не так грубо, прошу тебя. — рыкнул Милтон, бросив в ежа журнал, лежащий рядом. — Будь с ним поласковее. — почти шёпотом добавил пион, встав со своего места и снимая свой тренч, они тут надолго. После Сильвер прошёл к постели зелёного ежа и присел рядом со Скорджем, улыбаясь ему и вороша зелёные иголочки. — Не переживай, не твоя вина в том, что погода испортилась, просто позволь побыть с тобой подольше. — он мило улыбнулся, вызывая ответную слабую улыбку, но и этого было вполне достаточно. — Поправляйся, нам тебя очень не хватает. — Милтон почесал за зелёным ушком, растрепав коротенькие иголочки. — Он прав, нам, старым мужчинам, у которых циклично хрустят колени и тянет поясницу не хватает твоей юношеской энергии. — взрослый ёж, обворожительно усмехнулся, наблюдая за заваркой и кусочками высушенных фруктов, кружившей в его бумажном стаканчике. — Без тебя наш неполный состав больше похож на кружок пенсионеров по интересам, которые пытаются отсрочить неизбежную старость, чем на баскетболистов. — такое описание из уст Райдера звучало сомнительно, от чего Скордж тихо посмеялся, он мало верил в такое описание своих друзей. Они хоть и были мужчинами, которые разменяли третий десяток своей жизни, но были способными на многое. И не только в рамках баскетбола. — Какое откровение. — усмехнулся зелёный скептик. — Однако, меня даже возбудило то, что ты назвал себя пенсионером, для старика твоё либидо работает очень даже неплохо. — Как бы иронично это не звучало, но пару дней назад я мазал поясницу Милтона разогревающей, жутко пахнущей мазью, он разогнуться не мог после неудачного взятия мяча. — Не утрируй. — фыркнул Сильвер. — Если бы накануне вечером во время секса ты не завалился мне на спину, и не давил своим весом на поясницу, тебе бы и не пришлось её мазать! — молодой ёж отогнул уши, будучи готовым швырнуть в этого наглого ежа что-то тяжелее глянцевого журнала. — И как ты его терпишь? — тихо с долей иронии поинтересовался Скордж вытянул губы в улыбку и повернулся к баскетболисту. — Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Пионы всегда были такими. Каждого из них раздражали определённые черты характера кого-то из баскетболистов, но эта раздражительность сквозь время стала смирением, они по прежнему могли ненавидеть прямоту и резость высказываний, излишнюю вредность и брезгливость, определённую грубость, но терпели и принимали друг друга, в конце концов, у каждого свои рамки дозволенного и они не вправе их сужать. Они любили друг друга со всеми недостатками, которые наверняка есть у каждого. В этом заключается прелесть истинной любви: когда ты любишь кого-то со всеми его недостатками. Однако нужно помнить о двойственности терпения: терпение во благо, и терпение во вред. Терпение во благо заключается в исключении споров и ругательств о мелочах, которые могут дать трещину в отношениях, а терпение во вред заключается в нежелании впускать в свою жизнь перемены, способные изменить всё к лучшему. Скордж поймал себя на этой нити мысли, пытаясь понять, что именно происходит между ним и баскетболистом, от чьего имени он получает цветы ранним утром на протяжении каждого дня. У них терпение во благо или во вред? Любовь, исходящая из глубин сердца и души, или созависимые отношения, токсичная связь, без которой они оба уже не могут чувствовать себя полноценными? Ему хотелось бы об этом не думать. — Может закажем пиццу?.. Пицца — хороший предлог не думать о том, что тебя расстраивает. Вечер выдался замечательный, у каждого по своему, но замечательный, пусть он и был немного испорчен дождём, но горячий чай и приятная компания помогли и вовсе забыть о плохой погоде. После дождя всегда приходит радуга, стоит помнить об этом.