Те, кто помнят

      Легкий весенний ветер шевелил короткие волосы Феттела, щупальца его истаявшей ауры пытливо шарили по грунту, пока не наткнулись на пролитую, впитавшуюся в землю кровь. Она торжествующе заклубилась на плечах и в ладонях, ореолом заплясала вокруг бесчувственного тела. Ресницы телепата затрепетали, и веки медленно поднялись. Он почувствовал, что не один, как чье-то присутствие физически давит на разум.       – Ты стерла память о ней.       Констатировал он, бросив в пространство осуждение, и медленно смежил веки. Он ощущал легкое непонятное послевкусие, оставленное где-то в глубине себя открывшимися воспоминаниями. Они принесли за собой еще больше вопросов и горечь, желчью ощущавшуюся на языке и выворачивающей скулы. Тихим голосом телепат произнес, не ожидая ответа.       – Мог ли я… любить ее?.. – слова прозвучали непонятливо эмоционально, словно при подборе интонации и пробе на вкус. – Когда-то давно… – Феттел медленно открыл глаза, ощущая, как легкий ветер нежно теребит его волосы и смущенно гладит кожу лица. – Ты стерла все… А я забыл… Забыл ее…       Он смотрел на окрашенное в алый цвет заката небо, почти такое же, как три года назад, когда они с братом прокладывали себе путь в поисках третьего ребенка Альмы Вейд. Легкие багряные облака рванными лентами текли в небесах, подгоняемые порывами ветра. Все казалось вновь пустым и умершим.       – Ты хотела, чтобы я всецело принадлежал тебе. Только тебе… Феттел приподнялся на локте и сел, подтянув одну ногу. Напротив него в луже крови стояла Альма, явившаяся в своем шестнадцатилетнем облике, в возрасте, когда ей пришлось родить своего второго сына. Она молчала, хладнокровно вынося взгляд телепата, сверлила в ответ его самого своими желтыми, неестественными глазами.       – Я не знаю, какие из воспоминаний твои, какие – мои собственные, – Феттел с горечью усмехнулся. – Похоже, моих там никогда и не было: ты стерла все, оставив только свои гнев и ненависть.       Он поднялся на ноги, отведя глаза, когда больше не смог удерживать этот холодный, проникающий в самую душу взгляд. Он был уверен, что причин напрягать свои голосовые связки не было: мать уже давно прочитала все его мысли и впитала всю эмоциональную озадаченность, которая достигла в Феттеле апогея от вспыхнувших воспоминаний, которых намеренно спрятали в самом потаенном уголке его разума.       – Я думал, что стану сильнее – твой отец, между прочим, частенько нашептывал мне это, когда я без сознания падал от немыслимой нагрузки… Я хотел избавиться от тебя. Но вместо этого, – телепат издал еще один горький смешок, – ты глубоко засела в моем сознании. Как вечное проклятье…       Кровавое пламя клубилось вокруг него, выдавая бушевавшие внутри эмоции, хотя внешне телепат сохранял спокойствие. Периферийным зрением он заметил легкое движение.       – Я был всего лишь вещью. Оружием твоей мести. Я казнил всех твоих мучителей и инквизиторов, позволил тебе одержать победу над твоим отцом. Я вернул тебе сына. Двоих, – поправил Феттел, еще раз горько усмехнувшись, и выждал паузу. – Ты всегда ненавидела меня, верно? Твоя ненависть ослепила тебя. Поэтому ты извратила мой рассудок.       Он поднял глаза уже на тонкую сорокалетнюю женщину, которую словно держали в концлагере не одну прожитую жизнь. Сквозь легкую ткань красного платья длиной до колен были видны тонкие, прочерченные линии ребер и кости таза. Длинные черные, как смоль, волосы водопадом ниспадали по пояснице и исхудалой груди.       – Я сделал все, что ты хотела, чего добивалась все эти годы. Что ты еще хочешь от меня? Почему не оставишь мой больной разум? – бросил он в пространство и отвел глаза на застывшую на земле пролитую кровь, на задворках сознания вспоминая, как он до этого вгрызся зубами в горло девчонки.       На границе слуха он уловил звон, многоголосый шепот на неизвестном языке, в котором невозможно было разобрать и слова. А после раздался голос, который он слышал в своей голове все детство.       – …потому что ты сам этого не хочешь…