Особые отношения

«One Hundred English Songs» – «King Arthur» (английская песня начала 17 в.) «Этническая музыка мира» – «Кельтская арфа» 31. Чёрные воды Темзы прошиты серебром звёздных нитей. Англия вскидывает голову, и в его глазах отражается Млечный Путь – всего на мгновение. А в следующий миг воздух озаряется вспышками фейерверков. Алые, жёлтые и синие, струи искр вырываются из огромных кубков. Толпа издаёт восторженный рёв и расступается, пропуская вперёд мастеров фейерверка. На них надеты маски из листьев и плащи из тёмно-изумрудного плюша – языческие костюмы Зелёного Человека, древнего божества природы, что жило на Британских островах до прихода христианских священников. Теперь эти наряды лишь защита от пламени, что выпускают мастера из специальных кубков, да напоминание о прошлом. Треск загорающейся смеси – и над берегом вновь рассыпаются красно-золотистые искры. Люди свистят и аплодируют, а Англия инстинктивно пытается прикрыть от огня свою шляпу. Взмах ладоней, но под пальцами оказываются лишь жёсткие пряди волос: он забыл головной убор ещё в пабах на Лондонском мосту, и теперь уже нет смысла туда возвращаться. Ночной воздух холодит разгоревшиеся от выпивки щёки. Артур локтями прокладывает себе путь сквозь праздно снующий люд, когда до его слуха долетают звуки рожка и виолончели. На траве у реки разведены костры, а вокруг сидят музыканты. Англия как раз подходит ближе, когда один из артистов хрипло затягивает: – Жил да был король Артур, жил да был король Артур! Англия усмехается, вспомнив слова песни, а сразу несколько человек подхватывают хором: – И было у него три сына. Король их прогнал: «Валите, скотины! Ваш голос противен и режет мой слух!» Люди начинают следующий куплет, а Англия устраивается рядом. Принимает предложенную кружку эля, благодарит и улыбается искренне, как никогда. Сегодня его праздник. Его и его народа. Всего несколько часов назад король Чарльз утвердил "Петицию о праве" – а иными словами признал, что английский монарх не обладает неограниченной властью над своими подданными. Больше ни он, ни иной другой правитель не станет покушаться на веками установленные привилегии англичан. На свободу Артура. Ни один налог уже не будет взиматься без согласия парламента, ни одного из детей Англии вовек не смогут посадить под арест без постановления суда. Всё, что обещали Артуру ещё — страшно вспомнить — с тринадцатого века, каждый закон будет равно действовать и для черни, и для королей. Наконец. Англия шагает сквозь человеческую массу, вглядывается в смеющиеся лица, вслушивается в голоса. Лондонцы повсюду поздравляют друг друга и благословляют короля. Кто-то даже пустил слух, что Бекингема теперь прогонят и снимут бессмысленную осаду Ла-Рошели. И Артур вдыхает полной грудью, спокойно и открыто отвечая на взгляды своих людей. Он тоже уверен: всё будет иначе. 32. Обшитые деревянными квадратами стены, крытые резьбой скамьи и тканая дорожка ковра. Англия напряжённо рассматривает сидящих на скамьях членов парламента, глаза безбожно слипаются, но молодой человек принуждает себя держать веки открытыми. Через силу фокусирует внимание на шёлковых одеяниях лордов, потом на писцах, что расположены ниже, за накрытым зелёным сукном столом. Переводит взгляд на банты собственных башмаков и блестящего чёрного жука, что ползёт по рукаву мужчины слева. На трещинку в спинке скамьи, на потолок – да на что угодно, лишь бы не смотреть в самый центр залы! Там, на ступенчатом мраморном пьедестале, величественным монументом возвышается трон. Пустой, да, пустой сегодня: король не пожелал прибыть на заседание палаты лордов. Оно и не мудрено, когда в парламенте опять разгораются страсти. Знатные господа, потомственные пэры, рыдают вточь малые дети, и падающие сквозь решётчатые окна лучи освещают их искажённые лица. Великосветские лорды, они на перебой предсказывают Англии скорую гибель, и от их стенаний у последнего уже что-то стучит в висках. – Это всё козни врагов короля и государства! – воют члены парламента... или же их голоса лишь воспалённые мысли самого Артура? – Хватит притворяться! – взывают другие. – Герцог Бекингем, вот причина наших несчастий! Поищем источник наших бед, и мы увидим, что все они восходят к нему! – а Артур сжимает зубы, чувствуя, как буквально трескается на осколки собственный череп. Истекла всего пара недель, как подписана та самая Петиция о праве, но Его Величество Чарльз уже нарушает собственные обещания. Как, как такое возможно?! Люди на улицах снова шепчутся: – Кто правит королевством? Король. – Кто правит королём? Герцог Бекингем. – Кто правит герцогом? Дьявол! Джордж Вильерс Бекингем - предатель, что затуманил сознание повелителя? Англия вполне убеждён в этом. Артур не выдерживает напряжения и срывается на Уэльс, припомнив всё, что думает о ней и её "тупом, полудиком народе". В ответ та опять перестаёт разговаривать с ним на английском. Снова стоны и крики в парламенте, ещё один пэр возводит руки: – Бекингем должен быть уничтожен, иначе он уничтожит всех! Англия кусает бледные губы. Он не спал несколько суток к ряду, исполняя очередной бредовый приказ по взятию Ла-Рошели, и теперь ему холодно, а вдобавок ноют все кости. Его народ истощён денежными поборами и несправедливыми приказами, военные – бесконечными стычками с испанцами и французами; королевской казны вечно не хватает, а потому приходится по крупицам выжимать золото у своих людей. Вот только... Промышленность давно окрепла и отлажена торговля – Англия уже не тот слабый мальчишка, чьей волей можно было бы легко пренебречь. А ещё, за последние пару десятков лет он привык, что в его кошельке всегда есть немного денег, чтобы свободно тратить на себя, свой дом и людей. Ради дьявольских причуд герцога Артур от этого не откажется. Весь зал замолкает, когда Англия поднимается с места. Почти одновременно повернувшиеся головы, шелест одежды и – одобрительный кивок одного из самых известных английских юристов... Артур ещё раз смотрит на этого человека в поисках поддержки, пока, наконец, не решается произнести немыслимое: – Вы хотите услышать моё мнение, милорды? – свет из окна отражается в ярко-зелёных глазах: – Господа! Я утверждаю, что ни я, ни мой народ, не будем подчиняться никаким законам, кроме тех, о которых я лично договорился с королём. Последствия накатывают неотвратимо, что прибой в порту Ливерпуля. Огромное, до самого потолка окно пропускает летнее солнце, и сидящий на троне король окружён ореолом лучей. В зале палаты лордов не продохнуть: все, кроме удостоенных сидеть в присутствии повелителя, слушают стоя. Для членов палаты общин выделена отдельная площадка, и Артур уверенно становится среди них. Его величество Чарльз говорит, твёрдо, красноречиво, вдохновлённо, и каждое его слово явственно разбивается в сознании Англии тяжёлым хрустальным шариком: – Ни одна из палат парламента, ни по отдельности, ни вместе, никогда не имела права издавать законы без согласия короля,* – на утончённом лице – уверенность помазанника Божьего, монарха. – Ваше решение является серьезным посягательством на мои права, – чёрные глаза задерживаются на лице Артура, безошибочно различая его среди всех собравшихся, и теперь Чарльз обращается к своему королевству напрямую: – Сейчас я считаю себя обязанным прервать заседания парламента раньше, чем планировал, – взмах властной ладони и Англия чувствует, как что-то изнутри пережимает ему горло. Чарльз величественно поднимается на ноги: – Я жду тебя прямо сейчас в карете, Англия. Ты получишь приказы касательно Шотландии. И под тяжёлым взором государя он ощущает, словно над темечком лопается котёл с кипящим оловом, заливая половину головы жгучей болью. ______________________________________________________ *«Хватит нам притворяться! Герцог Бекингем – причина всех наших несчастий. Поищем источник наших бед, и мы увидим, что все они восходят к нему», – Эдвард Кок, знаменитый английский юрист, заседания парламента в июне 1628. *«Он <Бекингем> должен быть уничтожен, иначе он уничтожит всех», – Сэр Джордж Элиот, заседания парламента, 1628 г. *«Народ нашей страны не обязан подчиняться никакой власти, кроме той, на которую он добровольно согласился по изначальному договору», – Эдвард Кок, заседания парламента, 1628 г. * Из речи короля Карла I (Charles I), парламент, 26 июня 1628 г. 33. Вспыхивает солнце в гнедой гриве, искры разгораются в рыжих волосах наездника. Шотландия привстаёт в стременах, пуская своего коня быстрым галопом. Скачет под копытами дорога, пляшет меж ветвей клочок неба. Ветер хлещет по щекам, затыкает лицо тёплой подушкой. Не продохнёшь, а если удастся, ощутишь во рту привкус хмеля. Что-то сладко дёргается в груди, сквозь кожу перчаток сжимаются пальцы: скорей! – и Шотландия вновь напрягает спину, щурит яркие колдовские глаза. Июньский вечер напоён горечью трав. Недели не минуло с праздника Солнцестояния, ещё звенят в воздухе отзвуки языческих песен и витает дым полыхающих, соломой овитых колёс, что он скатывал в ущелья родного Хайленда. Неужто не чуете? Шотландия раздувает ноздри, точно зверь под его седлом, и клонится ниже к тёмной холке. Сильное животное пышет жаром, острым потом и дорожной пылью. Радостью движения, коей нельзя противиться. Жёсткая грива щекочет наезднику шею. Впрямь не чуете?.. А Токи Жизни, что гудят сейчас в венах? Шотландия стискивает зубы и едва не рычит: Магия пульсирует в его теле, жжением отдаётся в плечах, висках и кончиках пальцев. Густой Силой бушует в крови, не давая покоя. Ему не укрыться от этого, ведь он и сам обломок древней Религии – той, что вещала о равенстве сущего, дарила возможность колдовать и... требовала кровавых подношений. Древние знания навсегда остаются в посвящённом. Можно лишь терпеливо ждать, пока вера в истинного Христа прогонит остатки бесовства из души. Противный скрип кованной калитки, и Дункан едва сдерживает судорогу отвращения. Он рывком распахивает створку до упора: «Почему недоумок Артур не смажет петли?» Лужайку до дверей беленького дома рассекает дорожка, и Шотландия привычно тянет по ней жеребца за узду. Подковы перебирают по мощёному булыжнику, носок сапога ненароком выворачивает один из камней. Шотландия с насмешливым удивлением косится под ноги: «Малой вообще за домом-то следит?» Пока Дункан сюда добрался, раз двадцать пришлось коня из грязи вытаскивать. Ясно дело, англосакс – болван конченный, только вот дороги у него ещё недавно были заглядение. Зато кустики, что Англия высадил таки у себя во дворе, имеют форму идеально круглых булочек. Какое чудо! И Шотландия даже согласен подождать, пока его конь обгложет стриженные листочки. Достать табачка и покурить?.. – Дункан, мразь, убери животное! Из-за живой изгороди появляется Уэльс. Почти швыряет на дорожку корзину с зеленью, встряхивает передник и упирает себе в бока кулаками. Травянистые глаза возмущённо сверкают из-под распушившихся прядей. – Мелкая, не пугай лошадку. – Шотландия спокойно перекидывает родственнице удила и треплет жеребца по шее. – Глядишь, и двор вам в порядок приведёт, – он достаёт из напоясного мешочка яблоко и протягивает коню. – Доннахад, ты больной! – Уэльс явно пытается рассердиться, но плечи её всё равно начинают дрожать от смеха. Девушка наклоняется, отряхивая подол от садовой грязи и пряча улыбку. В палисаднике у дома ветер шепчется с веточками вишен. Воздух сгущается моросью тумана. Четвёртый вечер пошёл, как кузены жгли костры на Солнцестояние, как перекликались в лесу, пока Уэльс искала цветущий папоротник. Удастся – весь год сможешь без чар видеть фейри! Ещё б английский ублюдок не бурчал Дункану под ухом – на славу вышел бы праздник. К слову... – Как там радость дней наших? – Шотландия выразительно кивает в сторону дома, и Уэльс, проследив направление его взгляда, собирает губы трубочкой: – Милорд изволили сегодня вернуться в дурном настроении. – Она поднимает забрызганные грязью юбки и приседает в реверансе. – Заседание парламента прошло прискорбно, поэтому милорд надираются у себя в кабинете, – напевный голос сочит раздражением: – Пьяная тварь. – Да ладно тебе. – Шотландия смахивает с лица длинные, растрепавшиеся в дороге пряди. – Подумаешь, выпьет мелкий, раз на душе хреново. С кем не бывает? «Эль, конечно, горя не решит – так ведь и молоко в беде не помощник» Уэльс яростно всплёскивает ладонями: – Да я же и не против, кабы Артур умел пить! Но у него между «Пригубил вина» и «Пьян вдрызг» наступает ещё «Мне нужен зритель». Он налакается, его дурной народ опять закатит бунт, а я потом зализывай ему раны! – Все иногда буянят, – рассудительно замечает Шотландия, но кузина изо всех сил мотает головой: – Ты просто не видел, что тут творилось до вашего примирения! Туман клочьями собирается в траве. Девушка зябко кутается в клетчатую косынку – совсем разнежилась в английском климате. Шотландии, живущему в горах, этого не понять. – Погоди-ка. – Он зубами стягивает с себя перчатку и достаёт из-за пазухи деревянную коробочку. – Вот, Эйр просил передать. Уэльс тревожной птицею оглядывается на окна их с Англией дома и лишь потом протягивает ладонь. Вся крышечка шкатулки, что привёз Дункан, пещрит ирландскими рунами, а внутри свёрнуто колечко арфичных струн. – Как он? – Кузина понижает голос до шёпота, торопливо пряча подарок в складках платья. – Айллиль-то? – Шотландия безразлично жмёт плечами. – Судя по тому, что я видел – нормально. Держится ровно, ожоги начали сходить. Вот к арфе прикоснётся нескоро: в прошлую войну Артур очень тщательно ломал ему руки. – Святые угодники! – Уэльс в ужасе прикрывает рот рукавом, Шотландия же спокойно треплет своего коня по холке. Где-то за домом вскрикивает птица, и жеребец напуганно фырчит. На землю опускаются зеленовато-грязные сумерки. – Артур нынче пьёт и устраивает представления, говоришь? – Дункан сосредоточенно всматривается в туман. – Пойду-ка полюбуюсь. Уэльс наклоняется за корзиной и отвечает, не поднимая глаз: – Милости просим. Вечерняя сырость забивает ноздри, мешает вдохнуть. Шотландия поручает коня заботе родственницы и направляется в дом. _________________________________________________ *Хайленд - Шотландское Высокогорье, занимает 2/3 Шотландии. *«Алкоголь горя не решает, впрочем, и от молока легче не становится», – шотландское изречение. 34. Стены коридора сокрыты вуалью теней. Дункан толкает дверь в кабинет Артура и снова морщится от скрипа: «Да что ж такое-то?!» Этому дому явно не хватает хозяйских рук. Шотландия ступает по ковру с пёстрым индийским узором, не глядя кидает на стул плащ, расстёгивает кожаную безрукавку-колет... – Какого чёрта ты здесь забыл? Всполохи камина танцуют по светлым панелям стен. Дункан с ухмылкой оборачивается на голос: – Решил проверить, насколько ты всё запустил, малец. Англия обнаруживается в кресле у очага: силуэт на фоне пламени. В отблесках огня его камзол играет золотым шитьём, переливается драгоценными камнями. Кружево высокого ворота кажется едва не прозрачным. А рядом с креслом, на полированном столике, мерцает стайка бутылок – как и сказала Уэльс. – Не понимаю, что ты несёшь, – слова Артура звучат вызывающе надменно, как самому зубы не сводит. Шотландия неторопливо устраивается в соседнем кресле. Не разуваясь, носком сапога двигает к себе цветастую, в тон мебели, скамеечку для ног. – Я о том, что ты все время мотаешься к своему мальчишке, Артур. – Он тянется к столу за бутылкой. – А Морканта явно с хозяйством не справляется. Помочь ей не хочешь? Дункан не слепец, чтоб не видеть: последние лет десять родственничек дома вообще не бывает, постоянно в разъездах. Вся работа на Моргане, а куда девчонке одной. – Не твоё дело. – Англия демонстративно отхлёбывает какого-то пойла, и Шотландия повторяет жест. Кривится: пиво. Хочется же мелкому покупать у Голландии эту дрянь, когда есть старый добрый эль. – И правда, не моё. – Дункан проглатывает помои и дружелюбно кивает. – Но пока ты там у юнца торчишь, люди твои скопом за тобою тянутся. У тебя здесь скоро нехватка рабочих начнётся, что делать станешь? – Шотландия ещё в жизни не видел, чтобы народ так из королевства бежал. Словно гонится кто за Артуром, иль в душе у того ноет – вот и не могут англичане на острове быть спокойны и всё тянет их куда-то за лучшей долей. Несколько глотков пива, хлебная горечь на корне языка. В отблесках камина едва заметно, как стрелка часов, латунных, в форме квадратного фонаря, скользит за римскую «девять». Золотом играет вышивка на камзоле Англии, темнеет лён сорочки Шотландии. Старший задумчиво ведёт пальцем по стеклу бутыли: не в его привычке давать другим советы или осуждать открыто, однако... – Ты бы лучше к девке той чаще наведывался. Она на тебя неплохо влияет. Артур со стуком ставит на стол свой напиток: – Дункан, слушай сюда. Ни Индия, ни Америка тебя не касаются, – гневно сведённые над переносицей брови. «Того и гляди, срастутся», – Шотландия наклоняется, пытаясь отыскать на столе хоть что-то кроме пива. – Его Величество не против. – Артур перехватывает вопросительный взгляд и повторяет громче: – Король Чарльз не против, что я провожу время с Альфредом. Величество даже настаивают. «Настаивают», да, подходящее слово. Сколько буйных англичан уже отправлены в Новый Свет в пожизненную ссылку? Шотландия и сам вынужден расставаться с людьми подобным образом – вот только его это не заставляет пропадать Бог ведает где. Он опрокидывает в себя немного из обнаруженной на столе бутылки скотча: – А кто б на месте короля стал терпеть твою кислую рожу? – насмешливо сморщенный нос, и Англия сбивчиво бранится. Из соседней комнаты доносится хрустальный голосок Уэльс и тихие переливы арфы. Музыка пробивается сквозь пары хмеля, каплями дождя проникает в сознание, и звуки ширятся в точь круги на воде. – Ему всё равно, – глухо, как в бочку. В настенном зеркале танцуют соцветия пламени. – М? – Шотландия отводит от зеркала зелёные, заслезившиеся от бликов глаза. – Чарльз тратит золото на свои причуды. Затевает празднества. Раздаёт подарки друзьям, фаворитам. – Англия неловко поводит плечами, пригубляет напиток – и вдруг добавляет громче, с надрывом: – Ему невдомёк, что положение дел – как в чистилище! Как в аду! Ему вообще плевать! – Артур. – Дункан в изумлении подаётся вперёд и вновь окидывает взглядом роскошный наряд кузена. Встряхивает копной рыжих волос: – Ты в своём уме? Это у тебя-то проблемы с казной? Англия непонимающе хмурится, а потом, сообразив, взмахивает атласным рукавом: – Ты про это? – кривится и делает глоток. – Я только из парламента. Хоть с голоду подыхай, а в палату лордов в обносках не пустят. Да, всё так: пока у тебя есть хоть капля гордости, твоя знать будет одета подобающе, а ты сохранишь пару нарядов и побрякушек для торжественных приёмов. Вот только это отнюдь не означает, что у тебя всегда будет хлеб на столе. Шотландия пожимает плечами, свободно разваливаясь в кресле: – Каков ты, таков и твой парламент, малец. – Он бы ещё мог добавить пару фраз о бесящихся с жиру полудурках, но предпочитает залить свои слова алкоголем. Темнеют на стенах картины в кованых рамах, и вся обстановка кабинета кажется сейчас по-особенному уютной. Изящная мебель, ковры, украшения... кому бы и следовало жаловаться на скупость правителя, точно не Англии. Чарльз отличный король. Был бы ещё лучше, когда бы уделял сиятельное внимание и Шотландии – но Величество целиком заняты неблагодарным засранцем, очевидно полагая, что Дункан сам с делами справится. Вот и не затаи обиды. Туман за окнами окрашивается исчерна-синим. – Мне развалили флот! Шотландия лениво приоткрывает веки, чтобы лицезреть, как Англия обводит комнату чуть расфокусированным взглядом: – Король с Бекингемом тратят деньги на что угодно, но не на мой флот! – А у тебя когда-то был сильный флот, малыш? Артур горбится и бьёт кулаком по дереву подлокотника: – Мне нужны боевые корабли! В моих водах пираты! Как я должен торговать в таких условиях?! – Он буквально швыряет от себя бутылку, и та, расплёскивая напиток, скатывается с блестящей поверхности стола, а потом ударяется о решётки камина. Артур вздрагивает от стука и добавляет тише: – Из прибрежных городов людей угоняют. В рабство... – Он отводит взгляд и забавно, как-то напуганно, втягивает шею в воротник. Дункан морщится, пытаясь сосредоточиться на беседе: – Думаешь, за этим стоит кто-то конкретный? Такой как мы? Англия не то пожимает плечами, не то дёргается: – Не знаю, – теперь в его словах действительно страх. – Выясню – пущу мрази кишки, – с рыком, сквозь зубы. От каминного дыма в уголках глаз проступают слёзы. Дункан смыкает ресницы, вглядывается сквозь щели век: понять бы выражение загнанного ужаса на лице Артура... Своих людей теряешь разными путями. Часто это происходит на войне, и, пока вражеская сталь вспарывает твои внутренности, не чувствуешь разницы – гибнут твои дети или же попадают в плен. Многие из них умирают в тёмные года неурожаев и эпидемий, другие расплачиваются за твоё неповиновение правителю. А ещё... ещё существует работорговля: неволя ради неволи. Шотландия и сам сталкивался с подобным. Он отроком тогда был, но хорошо запомнил, каким нездоровым огнём горели фиолетовые глаза Норвегии. Мальчишка-Шотландия не стал разбираться, что там у викинга с головой и чего придурок удумал – сразу двинул в зубы. Бесноватые всегда хорошо через боль лечились. После они с Норге уже за шотландские земли боролись, и многих своих детей положили... меж тем и подружились. Как говорится: «Прости врага, но запомни имя этого ублюдка». А если всерьёз, нельзя ведь воевать и ненавидеть целую вечность. Алкоголь пляшет в крови будто лезвия огня по головешкам. Шотландия устало потирает переносицу и кивает Англии: – Ну, поговори с королём о своём флоте. Будь только готов, что золото для кораблей тебе же самому доставать и придётся. Артур мрачно рассматривает сжатую в ладони бутыль: – А я уже всё сказал. – На бледных скулах разгораются хмельные пятна. – В Парламенте. На заседаниях. – И? Трескается полено в очаге. Дункан перехватывает на себе недобрый взгляд и замечает, как губы Англии расползаются в тяжёлой усмешке: – Чарльз хочет, чтоб мы с тобой съехались и зажили семьёй. Как братья, – Артур испускает злой смешок. – Только у меня своих проблем полно, и твои на меня не взвалят. Старший в изумлении распахивает глаза, пока Англия продолжает: – И морды твоей в своём доме я видеть не желаю! Снаружи в оконные стёкла скребутся веточки вишен. Каминная гарь и туман в голове словно рассеиваются, и Шотландия стискивает подлокотники кресел, чувствуя, как жжёт всё лицо. Так, значит! Артур не хочет... и даже его видеть! И что бы Дункан ни делал. Как бы ни пытался примириться. Вот так, да?! Он хватает со стола первую же бутыль и судорожно глотает. Капли стекают по подбородку и ниже, огибая кадык. Ветер за окнами ударяет в рамы, бьётся и мается, надеясь пробраться внутрь. – И что ответил тебе король? – Дункан угрюмо взбалтывает остатки алкоголя. Совсем опьяневший Англия морщится и проводит по лицу ладонью: – Велел замолчать и вернуться к осаде чёртовой Ла-Рошели. – Встряхивает волосами. – Ад забери её, Францию, треклятого Бекингема... – Артур ещё продолжает что-то бормотать, но уже совсем неразборчиво. Он наваливается всем телом на стол и устраивает под щёку одну из непочатых бутылок. Та выскальзывает, и Англия опускает лицо прямо на голую столешницу. Шотландия ещё недолго наблюдает за его действиями, а потом осушает оставшееся пиво. Стрелка настенных часов тянется к одиннадцати. Мягкие шаги по коридору, скрип двери – и в кабинет заглядывает уже переодетая ко сну Уэльс. Девушка обречённо фыркает, увидев расположение родственников: одного на столе, второго в кресле. Она поправляет в камине дрова, собирает пустую тару – и просто оставляет родственников ночевать, как есть. – Голова болит, – доносится ей вслед невнятный стон Англии, и Уэльс, вздохнув, возводит глаза к потолку. Дом окунается в тишину. _________________________________________________ *«Положение дел – как в чистилище, если не как в аду», – капитан Мейсон, казначей морского ведомства Англии, 1628 год. *«Прости своего врага, но запомни имя этого ублюдка», – шотландское изречение.