Особые отношения

К/ф «Питер Пэн» – «Песня про Питера Пэна» Enya – «Wild Child» 20. – И почему, мне интересно, исчезали мои предыдущие колонии? Америка пожал плечами и деловито зашлёпал ладошками по толстой и серой коряге, более чем на половину зарытой в песке. Потом он из каких-то неведомых, но явно благих побуждений решил проверить, насколько крепко соединены со стволом корни. Толстые, давно иссохшие на солнце и перенёсшие не одну насмешку судьбы, они держались стоически, явно не желая покидать родимый ствол. Однако прилежание и даже азарт, с которым маленькие ручки пытались раскачать древесные отростки, вызывали у Артура весьма печальные мысли. Похоже, это дерево ещё не скоро ждал вечный покой. – Больше всего, – продолжил Англия, присаживаясь на ствол на манер наездника, – меня интересует история с индейским племенем Кроатон. Я так и не разобрался, насколько этот Кро замешан в пропаже моих поселенцев. Америка, наконец, оторвался от корней, и где-то там, в бескрайней небесной дали, дух дерева вздохнул спокойно. – Замешан? – кажется, малыш даже приподнялся на мысочки, чтобы лучше видеть из-за пучка отростков. Русый вихор затрепетал на вечернем ветру. – Ну, причастен, связан... – Англия чуть насупился, попытавшись подобрать подходящее слово. Ребёнок тихонько захихикал. – Эй, в чём дело? – на этот раз Артур нахмурился уже по-настоящему. И буквально через секунду содрогнулся от восторженного визга: – Ви-йаа! – по какой-то причине Америка уцепился за корневища и заскакал на месте. – Сделай так ещё! Сделай, сделай! Англия закашлился, изо всех сил заколотив себя в грудь и болезненно морщась. Нет, он конечно ко многому привык, очень даже ко многому. Но ещё никогда не был так близок, чтобы бесславно захлебнуться собственной слюной. – Как сделать? – хрипло переспросил он, смаргивая слёзы. – Ну, вот так! – ребёнок сильно-сильно свёл светлые бровки, но сообразив, что этого недостаточно, ещё и приложил к каждой из них по ладошке. – Так! – Да ну тебя! – фыркнул Англия, поднимаясь с коряги и направляясь дальше по берегу. «Нормально всё у меня с бровями!» – У моего кузена точно такие же брови, и почему-то никто ему и слова не скажет! – бросил молодой человек, скорее чтобы успокоить самого себя. Морские волны мягко шелестели по песку и с шипением откатывались обратно. – Кузена? – Америка зашлёпал рядышком по воде, то и дело пытаясь поймать горстями белёсую пену. Получалось не очень, но он честно старался. – Да, помнишь, я рассказывал, что Уэльс – моя семья. Примерно так и с ним. Малыш даже перестал плескаться, а после некоторых раздумий спросил: – Она твоя сестра, но он нет. Значит, он брат, и ты его любишь? Англия опять едва не подавился. Ну, ничего себе, выводы! – Он мне не брат. И – вряд ли. Только если очень-очень глубоко. Очень-очень-очень, – он постарался ответить как можно искренней. – Очень-очень глубоко вот здесь, – Америка дотронулся влажными пальчиками до своей груди, оставив на ткани мокрое пятнышко, а потом уверенно кивнул и снова принялся подкидывать клочья пены. Англия неодобрительно на него покосился. Одетый лишь в грубую серую рубашку чуть выше колен и связку индейских бус, ребёнок явно не боялся забрызгаться. На Артуре тоже были довольно простые вещи, но вот ему это не казалось поводом извозиться. – А куда ты идёшь? – Америка, наконец, выбрался из воды и теперь притоптывал при каждом шаге. – Проверять сети. Собираюсь выяснить, где водится больше рыбы: здесь или в реке, – Артур недовольно уставился на ребёнка, который теперь зачем-то ковырял ногой сырой песок. – И вот что ты, мне интересно, делаешь? – Я копаю, – Америка поднял круглые голубые глаза и, чуть поморщившись от яркого света, добавил: – Потом сюда попадёт вода, и получится озеро. Англия хмыкнул и пошёл дальше. За спиной неожиданно послышалось: – А зачем тебе сети? Здесь можно рыбу и так... Англия снова развернулся: – Вот только, давай, ты не будешь меня учить, как мне ловить рыбу! – он скрестил руки на груди, чуть поведя плечами. – Уж я, в своё время, даже трактат о рыбалке написал. – Правда? – Ещё бы, – мужчина самодовольно ухмыльнулся. – До меня, говорят, никто до такого не додумался. – Нет, ты правда умеешь писать? Как индейцы микмаки? Англия ощутил, как запылали кончики ушей – и солнце было не причём. Захотелось выкрикнуть: «А какого брауни ты сомневаешься?!» – но, кажется, это прозвучало бы слишком по-детски. – Эй! – он услышал в собственном голосе нотки превосходства и мысленно кивнул. – Я умею писать с тех пор, как помню себя, и в математике с астрономией разбираюсь. А ещё в философии, литературе и... И тут он заметил, что Америка его не слушает. «И вообще не понимает, о чём речь», – тихонько подкралась разумная мысль. Артур поджал губы и зашагал в прежнем направлении. – Вот же чёрт, – протянул он уже через полминуты, когда, подкатав свои короткие коричневые штаны и рукава рубахи, забрался в море. – Прорвалась. А ведь совсем новая была, – Артур снова растянул в ладонях сеть, ощущая, как одежда безбожно намокает в тёплом прибое. –Уить! Уии! – прозвучало где-то рядом, и он оглянулся. Вода у берега была совсем прозрачной, словно и не вода вовсе, а просто воздух, в котором кто-то растворил пару ложек морского тумана. Сквозь лёгкую зыбь просвечивали узоры – плавные, пересекающиеся линии, приливом нарисованные на жёлтом песке – а дальше всё заволакивало зелёноватой дымкой. И в этой чистой, сверкающей воде резвился целый косяк чёрных рыб. А посреди косяка стоял до невозможности счастливый Америка и попискивал от восторга. – Здесь не обязательно ставить сети, – выкрикнул он, перехватив на себе растерянный взгляд. – Можно просто черпать рыбку из моря. Англия, не сводя с него глаз, монотонно, полубессознательно смотал сеть, уже снятую с колышков, и закинул её на плечо – окончательно замочив при этом одежду. Сырая ткань неприятно липла к коже. Артур шагнул к скачущему среди волн и рыбы ребёнку и вдруг замер. Тело напряглось, по краям губ прорезались неровные складки. – Америка, – тихо позвал он. Малыш никак не прореагировал, и Англия повторил чуть громче: – Америка! – в голосе просочилось что-то неуловимо нехорошее. – А? – Ребёнок поднял голову и светло улыбнулся. – Быстро... быстро на берег. Немедленно! – Англия повысил тон, и мальчик послушался. Артур незаметно скользнул ладонью у пояса. Миг – и в руке зажат изогнутый пиратский кортик. Золотистые узоры солнцем загорелись по краю идеального лезвия. Англии не потребовалось и взгляда, чтобы убедиться в первозданной чистоте оружия: он не пожалел времени, оттирая человеческую кровь с прошлого абордажа. Сузившиеся глаза коротко резанули по прибрежной волне, по неохотно шлёпающему к суше малютке. Длинные пальцы ловко крутанули рукоять клинка. «Стоит или нет?..» Пара быстрых шагов, кончик языка по губам, резкий наклон. Почти ребячий восторг, зелёным из-под чёрных ресниц. «Сто морских чертей!» Артур быстро подхватил малыша свободной от кортика рукой и тот недовольно запищал, запутавшись в рыболовной сетке. Англия же пружиняще отскочил на песок, преодолел пару метров и лишь тогда аккуратно выпустил свою мокрую и брыкающуюся ношу. – Ты чего? – обвиняюще захныкал уже зарёванный Америка, мелко сотрясаясь от потемневшей и примятой прядки на макушке до поджатых пальчиков ног. Он сидел на песке весь красный, влажный и смертельно обиженный. Артур просто ткнул ножом в сторону моря: – Там. Он уже сталкивался с подобным в открытом океане, а Шотландия так вообще уверял, что держит похожую «зверюшку» взамен домашнего любимца. Воочию его питомца Англия не видел, но это был как раз тот редкий случай, когда он верил кузену на слово. Недалеко от берега, там, где прозрачное покрывало воды приобретало бирюзовый оттенок, извивалось серебристое тело. Блестящее, длинное – не короче, чем в два человеческих роста – и со светло-красной гривой. – Змий морской. Левиафан. – Просто рыба, – тихо откликнулся Америка, и Англия, в который раз уже, перевёл на него изумлённый взгляд. – Рыба? – Ага, – заплаканная мордашка стала невероятно серьёзной. – Кушает другую рыбку, а сама невкусная. Индейцы её никогда не ловят. – А на людей она нападает? – почему-то Артур ощутил себя до странного глупо. Длинное серебристое создание продолжало извиваться, высунув повыше синюю голову. – Не-а. Только на рыб. Малыш пропустил меж пальцев песочек, а потом укоризненно уставился на Англию: – Есть хочу! И Англия подумал: стоило просуществовать на свете семь веков, чтобы мелкая сопля теперь ежеминутно выставляла тебя идиотом. Чуть позже, когда ужин был готов и торжественно съеден, они уселись на пороге избы, глядя в закатное небо. Повсюду, насколько хватало взгляда, тянулись широкие ленты облаков. Вот наискосок пролегла малиновая, поверх неё накинута розовая, словно из тонкого полупрозрачного батиста, а дальше – почти фиолетовая, из мягкого бархата. – Красиво, – почему-то по слогам произнёс Америка и зажмурился, как если бы хотел прислушаться к тому, что происходит вокруг. – Да, – кивнул Англия, вынимая изо рта курильную трубку. – Красиво. Я ещё и потому выбрал именно эту бухту, чтобы возвести поселение. – Значит, строишь новую деревню? – Однозначно, – Англия затянулся и кивнул в пространство, а потом повернулся к ребёнку. – Назову её Джеймстаун, и колонизирую этот берег, нравится тебе или нет, – две пары глаз сердито уставились друг в друга. – Мне нужны эти земли. И я здесь останусь, даже если ты против. Америка выпятил нижнюю губу. Несколько мгновений он размышлял о чём-то своём, прижав подбородок к груди и обняв себя тонкими ручками с ямочками на локтях. Рядом раздавались мужские голоса, смеялся кто-то из поселенцев, а ещё дальше, за лагерем, шептались верхушки дубов. – Тогда я пошёл, – мальчик вдруг вскочил на ноги. – Эй, ты куда? – от неожиданности Англия чуть не поднялся следом. – К Поухатану. Здешнему племени. Он обещал меня подружить с дочкой своего вождя, – малыш немного поводил пальчиком по дверному косяку, закрывая путь случайному муравью. – А! С Покахонтас. – Эй-эй! Погоди! – Артур едва успел поймать его за бахрому по краю рубахи. – Оставайся здесь, – Англия давно уже подумывал о подобном. То, какими живучими оказались колонии Испании, Португалии и Франции могло объясняться только одним: их земли были за кем-то закреплены. Обзаводиться в Новом Свете детьми, как сделали братья Карьедо, Англия считал излишним. А вот взять, как Бонфуа, воспитанника... – Зачем? – всё ещё удерживаемый за полу рубахи, Америка не смог обернуться полностью, и просто замотал русой головой. – В смысле? – удивился Англия, но его аналитический ум сразу начал просчитывать, какую выгоду предложить. – Смотри, ты совсем не растёшь, – начал он, изо всех сил сжимая пальцы: Америка пытался высвободиться с упорством породистого ишачка. – Ты остался почти таким же, как был на момент нашей первой встречи. А вот если бы у тебя был свой народ... свои люди, я уверен, ты бы сразу начал расти. Мальчик каким-то чудом извернулся и с пыхтением отскочил в сторону. – А зачем мне расти? – сердито спросил он, глядя на Англию снизу вверх. Тот растерялся. – А тебе разве не хочется? – Зачем? – круглое лицо, с выпирающим подбородком и чёлкой до самых глаз, было настолько наивным,что мужчина даже не нашёл, что и возразить. Правда, какую назвать причину? Артуру всегда казалось: желание взрослеть, да ещё и для страны – нечто настолько же естественное, как дышать. Сам Англия буквально бредил этим раньше. Тогда, на закате девятого века от Рождества Христова, когда на кону оказались его свобода и жизнь. Выбирать, в общем-то, и не пришлось. «Это ребёнок. Просто глупый ребёнок», – настойчиво твердил внутренний голос, но Англия всё больше замечал, что начинает воспринимать мальчишку как серьёзного, почти равного себе противника. Америка смотрел на него исподлобья, хлопая длинными ресницами, и теребил в кулачках деревянное индейское ожерелье. «Что он может понимать, такой маленький?» – но на какой-то миг Артур представил на его месте совсем другого мальчика: с такими же растрёпанными, только более светлыми волосами и закутанного в зелёный плащ... Нет, неправда! Иногда дети понимают даже слишком много, а порою и то, чего вообще не следовало бы. Никогда не следовало. – Но если ты не хочешь расти, чем ты собираешься заниматься всё время? – Англии действительно важно было просто услышать ответ. Америка почему-то улыбнулся ему. Широко, так, что на пухлых щеках появились маленькие ямочки. Артур почти затаил дыхание... В вечернем воздухе голос ребёнка прозвучал необычайно звонко: – Я буду играть! Он отказался, когда Англия предложил его проводить. Просто выбежал за частокол и растворился среди бескрайних душистых трав. 21. Комната, или горница, как называл её хозяин, напоминала дворец из волшебной сказки. Куполообразный потолок, бледно-оранжевый, как и стены, и тоже расписанный орнаментом из золотистых переплетений листиков и распустившихся бутонов. Кое-где цветочные мотивы перемежались изображениями двуглавых орлов и фигур святых. Витражные решётки на окнах, дверные арки в пунцовых узорах и целая полка с иконами в углу – всё вместе это казалось слишком пышным, слишком диким и слишком прекрасным одновременно. Как причудливый сон, который протекает по своим, непонятным для постороннего законам. И Англия испытывал сразу и отторжение, и восхищённый трепет. – Пускай вернёт мне Новгород, да убирается восвояси! – заявил Россия, ударяя перед собой ладонью. Что-то тоненько зазвенело. Он сидел во главе длиннющего, накрытого пурпурной скатертью стола, и кутался в свой серебристо-серый кафтан. – Иван хочет назад Новгород и оккупированные территории, – спокойно прокомментировал Голландия, расположившийся за тем же столом, но ближе к центру. – Царство Русское настаивает на сдаче Новгорода и всех прилегающих земель, – монотонно пробубнил Англия. Две секунды молчания, и с другого конца долетело лаконичное: – Н'т. Англия незаметно поморщился и, обращаясь сразу к Голландии и России, констатировал: – Швеция отказывается сдать захваченные земли. – Шведская сторона не согласна с условиями, – по-прежнему спокойно кивнул Голландия. Россия поднялся во весь рост. Одетый в нечто с высоким воротом и в длинный подпоясанный кафтан, он выглядел откровенно болезненно. Не нужно было и приглядываться, чтобы заметить пролегшие у него на веках нежно-лиловые тени. Прямо под цвет глаз. И это было плохо, очень плохо. Голландии, а уж тем более Англии, нужен был сильный Россия. Россия, способный и дальше успешно продолжать торговлю. А тот тяжело облокотился о стол: – Передайте этому сукиному сыну, – юноша покачнулся, как если бы у него закружилась голова, но быстро справился с собой, – передайте, чтобы проваливал с моей земли поздорову. Или я за себя не ручаюсь. Голландия и Англия обменялись напряжёнными взглядами. – Иван заявляет, – хмуро начал Холл, – что готов применить силу. Артур на мгновение задумался. – Русское Царство опасается, что взаимное непонимание вновь приведёт к необоснованному кровопролитию, – он по-прежнему отказывался обернуться к скандинаву. Лучше было бы вообще не думать, что тот сидит всего в нескольких метрах. Пусть Швеция и не был среди тех, кто... Кто испортил ему детство. Но всё равно, он был из них, из бывших викингов. И остальное не имело значения. И остальное... Сзади послышалось: – Пусть нападай'т. Он с'йчас ослаблен. Англия чуть нахмурился и снова уловил в глазах Голландии тревожный блеск. Нехорошо. Как дипломатические посредники, они не должны были выказывать своего беспокойства. Ни к чему накалять обстановку ещё сильнее. – Судя по всему угроза не убедила шведскую сторону пойти на уступки, – наконец выдавил Артур. Голландия помедлил и повернулся к России: – Противник полагает аргументы недостаточными. – Ах, эта сволочь полагает их недостаточными? – Россия как-то слишком ласково улыбнулся, чуть наклонив пепельно-русую голову. Англия и Голландия переглянулись и разом вжались в резные спинки лавок. – Опять, – обозначил Холл одними губами и затянулся. Вверх потекла белая струйка табачного дыма. Оружие в комнате отсутствовало по условиям переговоров. Зато имелось много других симпатичных предметов. Например, перед Россией стоял очень красивый, кованый сундучок для письменных принадлежностей. И вот сундучок уже взмыл над поверхностью стола, запущенный в сторону Швеции. Но продолжительные войны с Польшей и хаотичная ситуация с собственными правителями не прошли для России даром: он действительно был ослаблен. В этом Англия убедился спустя мгновение, когда сундук едва не свалился ему на голову. – Ох ты. – Россия виновато посмотрел в сторону побледневшего Артура. – Рука дрогнула. Швеция пугающе спокойно поднялся на ноги, так же спокойно подошёл к крытой изразцами печи, по-прежнему спокойно вынул из топки какой-то горшок и спокойно расколол его об пол. – Мои деревни! – прохрипел Россия и шагнул к врагу. – Джентльмены! Мы просим вас немедленно прекратить все военные действия и сохранять дистанцию! – поспешно рявкнул Англия, почти физически ощущая, как ситуация выходит из-под контроля. – Поддерживаю! – Голландия нетерпеливым жестом отбросил чёлку со лба. В его глазах разгоралось недовольство. Россия несколько раз тяжело вдохнул, но уселся обратно. В конце концов, именно он пригласил на переговоры заграничных послов, да и воевать на своей же земле... Англия заметил, как юноша поджал аккуратные губы. Швеция неспешно вернулся на место. – Скажите й'му, – начал он, и Англия вновь невольно напрягся, – мой король требуй'т русский престол. Ага, неслабо. – Швеция настаивает, чтобы Русское Царство перешёл к нему в подчинение, – Артур постарался по-возможности смягчить формулировку. – Швеция хочет над тобой опеку, – Голландия произнёс так ровно, словно это могло сгладить смысл сказанного. Россия опять вскочил, с грохотом опрокинув стул. – А у него губа не треснет? – прозвучало уж слишком напевно. Англии почти пожалел, что ему как посланнику мира не пристало прятаться под скатерть. – Скажите этому, мне и польского самозванца хватило! Теперь у меня свой государь, из Романовых, и другому надо мной не бывать! А коли швед хочет, так пусть попытается, да только он тварь, трусливая и продажная тварь! Пара ударов пульса. – Иван против, – кратко резюмировал Голландия. Пожалуй, лучше не скажешь. – Русское Царство против. Непродолжительное молчание. – Пусть Иван заплатит по дог’вору, и я уйду из Новг’р’да. – Швеция желает... – Хрена с два я ему заплачу! – взвился русин. – Он сам договор нарушил, когда пошёл Польше помогать! А у меня с иудами подлыми разговор короткий! Голландия негромко хмыкнул. – Россия сомневается в законности требований. – Россия сомневается... – Т’гда пусть платит контрибуцию. И я уйду. Англия пересилил себя и обернулся. Лицо Швеции оставалось непроницаемо угрюмым, но похоже, что и он начинал терять терпение. – Я против! Я... – Иван. Соглашайся. Ситуация умоляла отбросить официоз в пользу обычного общения, и Англия внял. В самом же деле! Разве не для этого всё затевалось? А разорение русских земель, между прочим, и для Англии удар по кошельку. Торговля застыла на месте, а время, как известно, деньги. – Соглашайся. Сейчас это лучший вариант, – в самом деле, ведь и ребёнок бы уже понял. Россия собрался было ему возразить, но замялся и опустил голову, теребя пальцами краешек ворота. Потом нахмурился, пробежался взглядом по настенной росписи и признался: – У меня сейчас нет для этого денег. Англия быстро посмотрел на Голландию. Самое богатое государство Европы сделало вид, что полностью занято кружевом манжетов. Артур пересчитал в уме свою казну. Негусто, но... да, возможно... – Вероятно, я смог бы дать займ. – Кажется, вышло невнятно. – Уверен? – Россия не отказывался и не просил о помощи, он просто смотрел на Англию своими большими светлыми глазами и ждал ответа. Они не были друзьями или союзниками в полном смысле слова. Россия предлагал ему то военные соглашения, то династические браки монархов, на что Англия всегда отвечал уклончиво, но, как он надеялся, твёрдо. Отказом. Артуру вполне хватало, что он уже по уши в связях с полоумными европейцами, а английский трон и вовсе отошёл королю Шотландии. Не доставало только договора с далёкой-предалёкой ортодоксальной землёй, и всё – готовьте пеньковый галстук, сэр. Бизнес, бизнес и ещё раз бизнес. Россия был чудаковатым. Диковинная религия, какие-то варварские законы, запрещавшие служившим в его царстве англичанам возвращаться к Артуру. А ещё, на чистоту, с момента первой высадки на этих землях с Англией бесконечно приключалась какая-то чертовщина. Но если в целом... Иван принимал его у себя действительно хорошо, много лучше, чем Голландию или вездесущего Францию – уж об этом Англия побеспокоился лично. И вот как раз всё это Артур ценил. Англия затаил дыхание, снова взвешивая «за» и «против». Голландия упорно молчал. – Каков размер контрибуции? – Двадц’ть тыс’чь серебром, – мгновенно откликнулся Швеция. Англия снова вздохнул. – Да, – произнёс он твёрдо. – Я готов выдать займ. – Благодарю, – просто сказал Россия. – Мы сегодня же обсудим срок возврата денег и более выгодные условия торговли, которые я смогу предложить. – Отлично, – похоже, Холл соизволил обратить внимание на происходящее. – Тогда русская и шведская делегации должны встретиться и закрепить соглашение. – Нев’зможно. Иван воспользуется этим для нападения. – Успокойся, Бервальд, – Россия невозмутимо поставил на место свой опрокинутый стул. – Ты меня предал, а не я тебя. У меня в роду, – голос Ивана вновь нехорошо дрогнул, и Артур в который раз пожалел об оружии, – никогда не славилось вероломство, можешь не опасаться мести. Мы с тобой просто заключим новый договор, да и распрощаемся. Россия как-то неправильно изогнул губы на последнем слове, и двинулся вдоль края стола. Немного погодя, Швеция сделал то же самое. – Я откланяюсь. Англия шокировано обернулся. Голландия как ни в чём не бывало поднялся с места и, коротко кивнув, исчез в проёме арки. Невероятно! Его только что оставили в компании двух государств, готовых впиться друг другу в глотки. Нет, это прямо-таки предел мечтаний! Англия медленно выбрался из-за стола. Россия и Швеция замерли посреди комнаты, у расписного столбика-колонны – из тех, что подпирали сводчатый потолок. Внутренне поёжившись, Артур подошёл к ним. – Все ссоры, – начал Швеция, – забыть. Ижорская з’мля и Лифляндия с Невой теперь мои, а граница будет по Ладоге. – Выход к Балтике, – как-то очень тихо и печально прошептал Россия, но всё же кивнул. – Новгород с землями и волости, что рядом, возвращаются ко мне, – на этот раз его голос прозвучал гораздо твёрже. Противники медленно протянули друг другу раскрытые ладони и обменялись рукопожатием. Англия накрыл их сплетённые пальцы своими: – Я со своей стороны обязуюсь доставить в шведский банк двадцать тысяч серебряных монет и подтверждаю мирный договор. – Столбовский мирный договор, – совсем уж невесело усмехнулся Россия, когда рукопожатие распалось. Он задумчиво постучал по колонне. – Д'встреч, – бросил Швеция и развернулся к выходу. Артур нервно дёрнулся, пропуская того мимо себя. Он всё ещё с омерзением потирал ладонь, которой пришлось дотронуться до скандинава. По крайней мере, теперь Англия избавлен от общества этой нации. А ещё немного, море окончательно растает, и можно будет вообще отбыть из снежного русского края — подумать только, снег в апреле! Дела не ждут, а ещё он давно не видел Уэльс. Артур глубоко вдохнул, пытаясь расслабиться, и представил её лицо. Дома уже весна, и сестра наверняка заплела в волосы самые ранние, едва распустившиеся нарциссы. _________________________________________________ * Контрибуция — платежи, налагаемые на побеждённое государство в пользу государства-победителя. 22. Нос лодки ударился о пирс, и Англия тут же выскочил наружу, на бурые осклизлые доски. – Эй, мелкий! А ты, часом, не забыл весло положить? Или это у твоих матросов теперь такое вооружение, взамен кортика? Англия, который уже успел перешагнуть несколько ступеней, развернулся и с воем запустил в Шотландию зачем-то прихваченным веслом. Тот отклонился вправо, и импровизированное орудие, подняв блестящие брызги, кануло в Темзе. – И что это было? – Дункан умиротворённо улыбнулся. – Я ж тебя учил в детстве: надо лопастью по башке бить. Как был недоумком, так и остался, следи теперь за тобой, – наспех закреплённый трос натянулся, когда мужчина по-ребячьи перепрыгнул на причал. – Лук! Почему я не взял с собой лук?! – в бархатистом голосе младшего скрипнули истеричные нотки. – Так ты даже в лондонском доме у себя лук заныкал? – Да! Я ведь не зря сохранил закон, разрешающий мне пристрелить тебя ко всем чертям! Шотландия несколько секунд с нескрываемым любопытством рассматривал его трепещущие ноздри, а затем вынул изо рта трубку и выпустил струю табачного дыма... прямо Артуру в лицо. – Сегодня воскресение, малыш, – жизнерадостно напомнил он осипшему от возмущения Англии, – а по твоему же закону, ты можешь безнаказанно стрелять в меня из лука лишь в будние дни. Шотландия ласково потрепал кузена по закатно-розовой от ярости щеке и неспешно зашагал по дорожке. – Эй! – кивок через плечо. – Не забывай, Его Величество Джеймс в первую очередь мой король. Он вряд ли поддержит вооружённое вторжение на мои земли! – и Англия, выругавшись сквозь зубы, опустил кинжал в металлические ножны. – Какого дьявола ты вообще залез в мою лодку?! Я тебя в гости не приглашал! – рыжие брови Шотландии слились с медной чёлкой. «Что ж вы, юный сэр Скукота, ничего поновее и не выдумаете?» Вообще, его пригласила в гости Уэльс, но... – Я ж о тебе пекусь, ублюдок, – Шотландия оскалился в доверительной ухмылке. – Моргана от твоей занудности скоро взвоет. Кто-то должен проследить, чтоб малая тебя во сне не прирезала. Англия почувствовал, как начинает дёргаться веко. Что выбрать: отпилить Шотландии ехидно сморщенный конопатый нос – или просто чем-нибудь размозжить самому же себе голову? Последнее, кстати, было бы надёжнее. – Зато, мразь, в результате взвыл я, – Англию уже ощутимо потрясывало, да так, что плясали нашитые на берет страусиные перья. – Бедняга, – печально согласился Шотландия, выпустив новую струйку дыма. Артур едва успел отскочить, при этом слетел с дороги в какие-то кусты. Пришлось вытаскивать его за пышный, с разрезами, рукав камзола. – Но ты столько веков пытался меня захватить, мне и подумалось, ты скучаешь по старшему братику. – Ты-мне-не-брат! – ядовитое шипение. «Ну же, гадюка, насколько ещё тебя хватит?» – Дункана поистине умилило, как сжались паучьи пальцы младшего. – А захватить тебя хотел, чтобы чем-нибудь заткнуть твою пасть! Шотландия скептически сморщил длинный веснушчатый нос, и Англия окончательно склонился к варианту «отпилить». А потом покончить с собой, для гарантии спокойствия. Там, где они шли, как раз начинали класть мостовую, и поэтому братьям приходилось держаться края газона. – Ну и домина! – присвистнул Шотландия, рассматривая открывшийся впереди особняк. – Не хило же у тебя королевские судьи живут. Артур лишь хмуро пожал плечами. Трёхэтажное здание с остроконечными башенками, белой облицовкой углов и просторными окнами смотрелось по-настоящему величественно. Шотландия бы даже согласился, что оно изящно, если бы не... – Какое-то всё слишком правильное. – Прости? Шотландия ещё раз обвёл взглядом аккуратно подстриженные лужайки, симметричные стены по бокам дома, статую и кустики... точнее то, что должно было быть кустиками, но почему-то оказалось зелёными цилиндриками. И пирамидками – наверное, чтобы окончательно добить этим. Дункан задумчиво перегнал курительную трубку из уголка в уголок губ и прижал ладонь ко лбу Артура. Тот изумлённо распахнул яркие глаза и даже забыл отстраниться. – Ты что? – получилось шёпотом. Шотландия нежно поправил его растрёпанную чёлку. – Жара нет. Я не стану спрашивать, откуда ты упал, что тебе начали нравиться такие вещи. Но что ты сделал с мелкой? Она мне говорила, что очень довольна местом, куда вы переехали. И это Уэльс, с её-то потрясающими пейзажами! – Да пошёл ты! – Англия свернул на боковую дорожку, и Шотландия двинулся следом. – И вообще, сейчас такое в моде. – Ага, дай-ка угадаю! – рыжевласый снова заулыбался. – Значит, на этот раз ты копируешь... Голландию? Плечи идущего впереди Англии чуть заметно напряглись. В яблочко! Аллея, по которой он вёл кузена, была усажена с обеих сторон высокими пушистыми ясенями. Тонкие изогнутые стволы, блестящие листочки и главное – никакой стрижки. Это немного примирило Шотландию с окружающим, и он даже решил сменить разговор. – Слушай! Мне тут при дворе такое рассказали. А правда, что ребятки с «Мэйфлауэра» высадились в Новом Свете не совсем там, где планировалось, и потому решили, что денег тебе не должны? Походка Англии стала ещё более напряжённой, и Шотландия понял, что нащупал правильную тему. – Как они тебя лихо кинули, ещё с корабля не сойдя! Что же будет, когда твоя американская колония разрастётся? Чует моё сердце: с чего началось, тем всё и кончится. Ещё не хочешь отказаться от идеи с Новым Светом? – Дункан, – Англия устало обернулся, – тебе ведь дали патент на колонизацию земель рядом с Канадой, чего ж ты никак не уплывёшь? Ждёшь пинка на дорожку? «О-паньки! Всё же иcпортил настроение, малой» – Шотландия успел заметить, что они с кузенами начали подсознательно угадывать слабости друг друга. Ничего серьёзного, Дункан ведь не стал с ними одним королевством, просто появился общий правитель. И потому Шотландии было интересно, а как ощущают себя Артур и Моргана? Давно слепленные в одно государство, с общей казной, армией, религией... научились ли они предчувствовать настроение друг друга, стали ли ощущать обрывки эмоций? И больно ли это, вот так прорастать двумя совершенно разными народами, становиться семьёй? Шотландия последний раз поднёс трубку к губам, сглатывая мысли: – Видишь ли, патент мне и впрямь выдали. Но мне как-то не на радость колонизировать земли, когда рядом с ними французские. Сквозь кроны ясеней падали косые лучи. – Вы с Францией такие приятели, он обязательно примет тебя с распростёртыми объятиями. И с Канадой познакомит, ты же любишь детей? – Англия злорадно усмехнулся, заметив, как поёжился кузен. Они как раз дошли до конца аллеи, и теперь пересекали широкую грунтовую дорогу. На противоположной стороне краснел невысокий, увитый плющом кирпичный забор и выглядывал небольшой двухэтажный домик светлого камня. – А я сомневаюсь, что Франц будет так чертовски мил и придёт в восторг от моего появления. Он вообще очень ревниво относится к своим территориям. Англия отворил кованую калитку, пропуская Шотландию на полянку с яркими клумбами – и без пирамидальных кустов. – Ну-ну! – смолчать Артур бы не сумел. – А я думал, вы уже столько столетий против меня дружите, он будет прямо до изжоги тебе рад. Дункан покрутил в пальцах догоревшую трубку, рассматривая дворик. – Сам знаешь, после примирения с тобой, с Франганом у меня сразу не заладилось. А что иногда я с ним трахаюсь – вот незадача: малыш предпочитает не смешивать постель и политику. Англия вспыхнул от белого воротничка до корней волос и буквально выплюнул: – Меня не интересуют ваши альковные подробности! Он возмущённо глотнул воздуха и тут заметил лицо в окне: – Моргана! – Артур, Дункан! – девушка перегнулась через подоконник, одной рукой лаская белого, с коричневыми пятнами кота. Кот довольно развалился на спине и пытался лапами поймать её пальчики. – Дункан, ты опять его чем-то довёл, что он весь красный? – Уэльс пугающе знакомо наморщила носик, и Англии вновь захотелось выть. Моргана рассмеялась: – Ну-ка, быстро оба во внутренний сад, я испекла лепёшек. – Только если там тоже всё нормально с кустами, – пробормотал Шотландия, оправляя на себе килт. – Не обещаю, – мягкий голос Артура прозвучал подозрительно коварно. 23. Англия одёрнул в ухе серьгу – длинную, из капель изумрудов и бусинок жемчуга. И тут же перехватил укоризненный взгляд главы плимутских поселенцев. «Ну, знаете ли!» – Артур возмущённо отвернулся, опираясь спиной о дощатый угол дома. Да, у него появились свободные деньги, и, да, он позволил себе потратить их на украшение. И плевать, даже если сейчас его станут обвинять все пуритане с «Мэйфлауэра», а не только их лидер. Англия давно уже придумал нечто среднее между протестантством и католичеством – хотя часть собственных граждан так и продолжали его баламутить, склоняя то к одной, то к другой религии. А какая, в сущности, разница между двумя ветвями христианства? В обрядовости и трактовке Библии? Ну-ну, а вот Артуру всё выливается лишь в ненужные расходы. И нечего рассуждать про «правильную» и «неправильную» веру в Господа, бросьте. Кому нужны эти фанатичные дикости и болезненная ненависть протестантов-пуритан к драгоценностям. И вообще... Индия так любезно помогла Англии выбрать из серёжек именно ту, что «оттенит зелень его глаз». Он опять невольно зарделся и скользнул взглядом вдоль изб, туда, где вздыхал океан. За целый год, проведённый на этом месте, мэйфлауэрские пассажиры успели обжиться. Теперь на американском побережье возвышалась настоящая маленькая деревня. Две утоптанные улочки, крытые соломой дома за высоким частоколом, бочки под воду у дверей и огороженные квадратики грядок – всё твердило, что английские поселенцы останутся здесь надолго. А возможно, как им и мечталось, навсегда. Рядом вновь раздались оружейные выстрелы и глухие удары барабанов. Англия с отвращением передёрнулся: лично у него эти звуки вызывали отнюдь не радужные ассоциации. Однако пирующим сразу за деревней, похоже, нравилось. С чего бы иначе вон тот, одетый в синее, так воодушевленно палил по облакам, а сидящие рядом индейцы измывались над музыкальными инструментами. – Сэр Кёркланд, – глава поселения стойко выдержал тяжёлый взгляд своей родины, – я надеюсь, мне удалось ответить на все интересовавшие вас вопросы. Если нет, я был бы рад сделать это позднее. Сейчас же прошу меня извинить, но у нас… – Да-да, у вас праздник урожая, я понял. Только вы ещё зачем-то пригласили на него аборигенов. Пуританин моргнул умными тёмными глазами: – Но, сэр, вы сами нам советовали поддерживать добрые отношения с местными. Тем более, если бы не помощь индейцев, мы не пережили бы эту зиму. За всё, что мы имеем сейчас, мы должны благодарить этих людей и Господа. Всевышний прислал их нам в час испытаний в подтверждение нашей избранности. Артур не удержался и – о да! – выгнул бровь. Ну, тридцать же три зелёные фейри, протестанты были действительно безнадёжны. Англия сам верил в предопределённость судьбы, превосходство своего народа над другими и тому подобное. Но зачем всё усложнять до такой степени? – Делайте, что хотите, Брэдфорт. – Артур демонстративно развернулся и двинулся в сторону празднующих, даже не дослушав приглашение. Сразу за частоколом, на поляне, было накрыто несколько столов. Англия подошёл вплотную и нагнулся над одним из мясных блюд: – Турецкая курица? – Да, индейка, – ему улыбнулась девушка в закрытом лиловом платье. – Индейцы научили нас приручать этих птиц. Отрезать вам кусочек? – поселенка потупила взор и поправила чепчик. – Нет, благодарю. Англия равнодушно отступил в тень дерева. В глазах его отразилась бурая осенняя листва, редкие облака на небе, множество людей за уставленными яствами столами и стайка играющих ребятишек. Ресницы неприязненно сомкнулись, стирая пасторальную идиллию, и Артур опустился на траву. Пахло вкусно, но пока он был слишком зол, чтобы снизойти и разделить с протестантами трапезу. А сильнее всего раздражало, что глава поселения – с которым Артур и беседовал несколько минут назад – формально был прав. Придраться оказалось не к чему: эти люди по-прежнему признавали себя подданными английского короля и обязались честно выплачивать налоги. Всё было чудесно. Просто замечательно. Кроме одного: они больше не являлись частью Англии. Артур сдёрнул чёрную шляпу с пером и достал из подкладки сложенный вчетверо лист. Нервные пальцы брезгливо развернули бумагу. Перед Артуром была рукописная копия составленная протестантами на «Мэйфлауре» соглашения. Сильнее других – по мнению Англии – выделялись строки «гражданское сообщество для установления более совершенного порядка» и «обязуемся учреждать законы и конституции». Англия фыркнул и кое-как засунул листок обратно. Самоуправление, значит? Он ещё раз обвёл взглядом жителей Нового Плимута бок-о-бок с индейцами, деревню под сенью древесных крон и раскинувшийся невдалеке океан. И ему вдруг показалось, что его попросту обокрали, отняли кусочек этой свободы. Среди повизгивающей детворы мелькнула знакомая макушка. Англия удивлённо подался вперёд. Ну, точно: непокорный русый вихор вынырнул из толпы и исчез обратно. Артур окликнул: – Америка! Ребёнок никак не прореагировал, так что Артур плюнул на нормы приличия и крикнул громче: – Америка! – в сторону Англии обернулось несколько человек, но тот решил сделать вид, что ничего не замечает. Главное, Америка расслышал, что его зовут. Миг – и он уже стоял перед Артуром, растирая влажные от бега щёки: – Хай! – Привет, – Англия улыбнулся, с интересом рассмаривая на мальчике европейское детское платье. Да и подстрижен ребёнок оказался намного аккуратнее обычного. – Чем это ты тут занимаешься? Малыш сжался и захихикал, когда чужие пальцы коснулись его рёбер. – Я играю. И у нас праздник. Англия удивлённо осознал: ему ответили на английском. – Ты меня понимаешь, когда я говорю на этом языке? – Угусь, – Америка убедился, что его больше не будут щекотать, и потёр раскрасневшийся пятачок носа. – Но как? – Не знаю, – эта тема не казалась малышу очень интересной, а ко лбу так неприятно липла чёлка. – Но ведь раньше не понимал, так? – Ага, – Америка попытался кулачками убрать противные прядки. Влажные, да ещё кожа от них зачесалась... Фе! Мальчик хотел уже вернуться к другим детям, как вспомнил кое-что очень важное. Ух, как он мог забыть! – А у меня теперь правильное имя! –Америка довольно улыбнулся. Голубые глаза заблестели от восторга, аж дыхание перехватило. – Альфред! _________________________________________________ *Уильям Брэдфорт, губернатор Нового Плимута. 24. Он просто чувствует: что-то должно произойти – вот и прибегает утром на берег. Трава забавно похрустывает под ногами – ночью было холодно, и на земле ещё остались белые льдинки инея. Америке нравится этот звук, поэтому он старается наступать как можно сильнее. Р-р-раз! – и под мокасином опять раздаётся треск, а в зябком воздухе рассыпаются горошины смеха. Америка встряхивает неровной чёлкой и кутается в мех накидки. Не очень-то удобная одежда, но, к сожалению, придётся потерпеть. Вот днём он обязательно убежит отсюда, туда, где теплее и снова можно будет раздеться. А здесь придется забыть об этом аж до самой весны. Над морем повисла дымка, густая, словно облака вдруг задумали умыться. Глупые! Америка спускается с камня на камень, оскальзываясь и цепляясь за влажную неровную поверхность ладошками. Стылый ветер раздувает полы его накидки, гладит пальцами лицо и шею. Мальчишка застывает у кромки прибоя, высовывает язык и ловит капли морской соли. Индейский народ, у которого он ночевал сегодня, не советовал лезть в воду, да он и сам знает: она теперь прегадкая на ощупь. Сквозь туман просвечивают скрещенные чёрные палки. Мачты, да? Кажется так их называл тот лохматый, с медальоном. Америка морщится, пытаясь рассмотреть. Пухлые губы привычно собираются трубочкой: ну вот, опять приплыли эти плохие бледнолицые. «У-ух!» – мальчик сердито топает. Но этого недостаточно, и поэтому Америка подпрыгивает на месте. И ещё раз. И снова. И опять. Вот только песок уж очень мягкий, а море такое противно холодное. Ребёнок окончательно надувается и возвращается в лес. Индеец запускает его в своё крытое корой жилище. – Опять Маусхоп раскурил свою трубку, – качает мужчина обвязанной лентой головой, вглядываясь в утренний туман. – Это который из сказки про похищенных детей? – зябко ёжится малыш. Уй, не любит он все эти страшилки! – Да, – спокойная улыбка. – Он спас детей от злой птицы, а теперь курит, и от этого на наш берег приходят туманы. Они садятся на шкуры, и Америка рассказывает об увиденном. – Значит, снова белые, – индеец растирает ладони. – Что ж, пора созвать военный совет. – Ум, – хмурится ребёнок, – будешь драться? – Если мои старейшины сочтут это решение мудрым. Но вряд ли они согласятся ждать, пока белые нападут первыми. – А не боишься? – У белых лучше оружие, но я много лучше знаю свою землю. Пусть мой враг будет силен и страшен, если поборю его, я не буду чувствовать стыда. Верно? – на тёмных губах вновь зацветает улыбка, и малыш удивлённо хлопает глазами, пытаясь осмыслить. Он убегает, а когда опять наведывается в этот край, здесь уже зима. – Мы так и не смогли побороть бледнолицых, – рассказывает индеец, натягивая на ребёнка тёплую обувку. – Они вас обижают? – Америка болтает в воздухе ножкой, и взрослый никак не может справиться с мокасином. – Нет, совсем нет. Просто строят на берегу свою деревню. Но белым нет доверия. – Схожу посмотреть, – решает мальчик. Снег поскрипывает под ногами, когда Америка по кругу обходит невысокую плетень. За плетенью – большой бревенчатый дом, вроде тех, что всегда строят белые, а вокруг много крытых шерстяными покрывалами шалашей. Малыш озадаченно приглядывается: шалаши походят на индейские типи. Америка слишком увлекается и не замечает, как с другой стороны забора подходят двое детей. – Эй! – окликает его маленькая девочка и начинает что-то быстро-быстро говорить, а Америка лишь удивлённо приоткрывает губы. Он немного понимает её речь, совсем чуть-чуть – так говорят все, кого привозит с собой лохматый. – Ну? – девочка требовательно смотрит на него из-под платка. – А? – Америка приподнимает бровки. Девчонка сердито выдыхает и хмурится: – Ну, где твои уши? Я же говорю: ты не из наших, а с незнакомыми папа не разрешает говорить. Значит, ты должен сказать нам своё имя! Америка придвигается ближе к забору. – Америка. Дети переглядываются. – Ерунда какая-то, – решительно заявляет малышка, поблёскивая на него серыми глазами. – У каждого человека должно быть правильное имя, а у тебя оно странное. Так нельзя! – Нельзя? – Нет! Смотри! Я Мери Энн Джонс, а вот он, – кивок в сторону второго ребёнка, – Альфред Фрэнсис Джонс. Америке требуется немного времени, чтобы осмыслить. Изо рта вырывается облачко пара: – Тогда я буду как этот. Аль-фред. – Тоже Альфред? – Мери оценивающе разглядывает его сквозь прорехи в заборе, а потом улыбается: – Хорошо! Правда же, Альфи? – и самый маленький из троих радостно кивает: – Дя! – Вот теперь мы знакомы! – девчонка берёт своего брата за руку и велит Америке: – Ты иди туда, я скажу взрослым, чтоб тебя пустили. В доме, куда его заводят, царит полумрак. В стене есть небольшой отступ и там – Америка не знает как, но там – настоящий огонь! Малыш видел точно такое у Матьё, но приятель почему-то не подпустил посмотреть. Америка поспешно делает несколько шагов, и на румяные щёки падают рыжие отблески. Ух, и надо же было запрятать язычки пламени в камень! Весь вид вдруг перекрывает чья-то юбка. Мальчика со всех сторон обступают взрослые, из-за их длинных ног сразу становится ничего не видно. Громкие голоса звучат одновременно, и Америка трясёт головой: ну как тут разберешь слова? Выхода нигде не видно, поэтому ребёнок решает, что пора бы уже и зареветь. Он как раз успевает открыть рот пошире и как следует сморщиться, когда к нему наклоняется один из дяденек: – Мальчик, мне сказали, ты назвал себя Америкой? Малыш кивает, соображая – ему уже закрыть рот, или пока рановато отказаться от затеи с плачем. Мужчина мягко улыбается: – Не бойся, тебя никто не обидит. Просто нам нужно узнать, откуда ты взялся. И ещё... – мужчина задерживает дыхание, – что ты такое? – Джон, – рядом раздаётся взволнованный голос, – так ты всё же думаешь, что он?.. – Несомненно, – откликается первый дяденька. – Взгляни внимательно, Уилл, ты ведь был на аудиенции у сэра Кёркланда. Разве ты не чувствуешь, что этот мальчик не совсем человек? Я же прав, дитя? – Америка ловит на себе любопытные взгляды и в который уже раз выдыхает: – Я всё здесь. Он остаётся жить у этих людей. Ему нравится играть с их детьми – они знают игры, неизвестные индейцам. Поэтому, когда Мери, Альфи и другие начинают болеть из-за плохого питания, Америка договаривается с индейским племенем, и тот соглашается поделиться своими продуктами. Бледнокожие взрослые непонятные. Они рассказывают страшилки про какого-то распятого дяденьку, а ещё называют самих себя «святыми», «избранным народом». – Эти белые тебе нравятся? – спрашивает индеец однажды. Они с Америкой сидят на корточках среди иссохшей прошлогодней листвы. Снег уже сошёл, и наружу колючками дикобраза пробивается трава. Пучки зелёных игл почти светятся в весенних лучах. – Белые? – Америка настороженно вдыхает тяжёлый запах земли и комкает в кулаке стебелёк. – Не знаю... Они хорошие. И постоянно молятся. – Когда человек молится один день, а потом творит зло, Великий Дух гневается, а Злой Дух смеётся, – индеец подставляет лицо солнечному свету. Тонкие стволы деревьев едва покрыл зелёный пух, и сквозь него сияет глубина небес. – Но мне эти бледнолицые тоже кажутся неплохими. Поэтому я выкурю с ними трубку мира, как они хотят. Лето выдалось тёплым и долгим. – Они говорят: собрали урожай, теперь пора праздновать. Они зовут тебя и твоих людей. – Моих людей? – индейское племя поворачивает украшенную перьями голову. Мужчина занят лепкой, и от этого пальцы его в рыжей глине. – Да. Ты научил их добывать еду. Они хотят... э-э... отблагодарить! – Америка широко улыбается, радуясь, что вспомнил нужное слово. Он совсем не удивляется, когда встречает на празднике знакомого светловолосого дяденьку. Куда интереснее, откуда у того в ухе блестящая длинная серьга. Америка пытается прийти в себя после игры и всё думает, как бы незаметно потрогать это украшение. И чуть не забывает похвастаться своим новым, правильным именем. – Значит, ты теперь.. кхм, дружишь с моими людьми? – точёные черты Англии словно заострились – Угу, – Америка вынырнул из-под шляпы, которую Артур минутой назад отбросил в сторону. Теперь шляпа уютно устроилась на детской макушке. – Эти люди твои? – Альфред дёрнул за перо, и поля шляпы снова закрыли ему подбородок. – Раньше были. Хвала Небесам, теперь уже нет. В конце-концов, из всего нужно извлекать свою выгоду. Чем меньше у него фанатиков, отвергающих официальную английскую церковь, тем ему же спокойней, ведь так? Тогда к чему жалеть о тех, кто вносит хаос в его мысли. – Теперь нет? – Америка опять выглянул наружу. – Они отказались от меня, а я от них. Нравятся – можешь забрать их себе. Ребёнок передвинул головной убор на затылок и, придерживая его за края, оглядел поляну. Прыгающие дети, смеющиеся взрослые, их глава, о чём-то беседующий с индейским вождём. «Забрать?» Альфред вздрогнул: что-то изменилось. В висках заныло, а под горлом набух тугой ком. Ребёнок судорожно сжался, ощущая, как мир становится плоским. Цвета, запахи, звуки – всё смешалась в кучу, наложилось друг на друга, готовое рассыпаться пушинками одуванчика. Тело свело судорогой. Шевельнуться, хотя бы просто закрыть глаза не вышло, и Америка вдруг почувствовал себя пустым, до странного звона под кожей. Яркие губы беспомощно искривились в попытке глотнуть воздуха. – Эй! Что с тобой? – Англия потряс ребёнка за плечи, и русая голова мотнулась из стороны в сторону. Глаза остекленело блеснули. А потом Америка просто вдохнул. И всё, чем он был прежде – непроницаемая синь озёр, заросшие пёстрыми лесами горы, пески пустынь, бьющие из-под земли ключи воды, снега, равнины – сжалось для него в этот миг. Уменьшилось до размеров небольшого поселения и нескольких десятков людей, связанных общей идей: построить совершенный, справедливый мир, таким, каким они его понимали. Мальчик дёрнулся в мужских руках, тихо всхлипнув. Множество голосов слились в один, целиком поглотив его сознание. Чьи-то горе и радость, надежда и отчаяние, вера и страх... бесконечное разнообразие эмоций, которое ребенок ещё не мог понять. Поэтому пришлось снова вдохнуть и подчиниться этой тяжести. В голове застучало, и Америке почудилось, что он смотрит сразу сотней чужих глаз. Серое небо закружилось на ветру, а внутри, под сердцем, потеплело. И в памяти вдруг всплыло то, что изумило Альфреда однажды. «И поэтому ты зовёшь его братом?» – «Это когда вот здесь становится тепло» Кажется, Англия мог ожидать чего угодно, только не этот шёпот: – Братик... Америка уже не заметил, каким потрясением сменился испуг в зелёных глазах. Мир просто растаял, и ребёнок мягко качнулся в темноту.