— Правильно, Гек. Это самое лучшее. Поднимем руки и поклянёмся, что мы…
— Э, нет, это не годится для такого дела… Это хорошо в обыкновенных делах, в пустяках, особенно с девчонками, потому что они в конце концов всё равно проболтаются, чуть попадутся; но в таком большом деле надо, чтобы договор был писаный. И кровью.
Марк Твен, «Приключения Тома Сойера»
— Как Нью-Йорк, принцесса? — голос Итана звучал ободряюще и заинтересованно. Наверное, он рад тому, что я получаю новые эмоции и создаю впечатление счастливого человека. Почему впечатление? Поскольку сейчас мне придётся умолчать Итану о том, что полтора часа назад я попала в неловкую ситуации в магазине виниловых пластинок: вместо того, чтобы встретить там кого-то по-настоящему знаменитого, лоб в лоб столкнулась с бывшем парнем. Наверняка, если бы Сэм не повернул голову, и Эшли в этот момент не пялилась на него удивленными глазами, то мы бы благополучно слились с ней со стеллажами или ретировались к Джасперу в начало магазинчика. Однако диалога не получилось избежать, правда, не уверена, что мои внутренние сопротивления, выходящие изо рта в виде блеяния, можно было назвать ответными репликами. Этот мудак, лишая возможности выпустить пар, разговаривал так, будто мы с ним расстались закадычными друзьями, не было никакого года отношений на расстоянии, и он не спал регулярно с Агатой. Я чувствовала себя полнейшей дурой, не зная, как обернуть ситуацию в свою пользу, и перестать бледнеть и краснеть с интервалом в секунду. Эшли пыталась вернуть мне человеческую речь, попеременно сжимая мою ладонь, но это не давало нужного результата. Я продолжала буравить Сэма, сражаясь со стремлением высказать этому уроду всё то, что скопилось. Почему-то до того момента верилось, что вопрос с ним исчерпан и несколько дней назад превращён в пепел вместе со злосчастным письмом, но оказалось всё иначе. Сэм оставался раной, зашитой нитями моих чувств к Хьюзу и снова вскрытой одним своим появлением. Он, как долбаная птица-феникс, восстав из пепелища, отхлестал меня огненными крыльями по щекам. Самое обидное, что вместо заслуженного презрения я выдавила простое: — Привет, Сэм… Эшли ухватилась за моё плечо и поспешила шепнуть мне на ухо, нервно улыбаясь Оливеру: — Никки, надо сваливать отсюда, немедленно! Я была готова уже сбежать из магазина вместе с подругой, но, вспомнив про подарок для Итана, повернулась к стеллажу и уткнулась в полки с пластинками. — Как вы здесь оказались, девчонки? — спросил Сэм, подходя ближе. Спасибо Эшли, она выручила меня, став нашим ответчиком. — Джаспер едет на прослушивание в Беркли, а мы с Никки посмотреть на кампус… Я так и замерла, не решаясь повернуть голову в сторону Сэма, и лихорадочно читала надписи на цветных обложках, пытаясь сосредоточиться на подарке. Почему мы вообще с ним разговариваем? — Проездом через Нью-Йорк? Вы на машине? — удивленно выспрашивал Сэм с какой-то несвойственной ему манерностью. Боковым зрением мне удалось заметить перемены в Оливере: он повзрослел и явно подрос. — Да, мы на машине путешествуем… — растерянно ответила Эшли, касаясь моей руки. Я схватила первую попавшуюся пластинку с изображением Эрика Клептона и, прижав её к груди, объявила Сэму: — Неожиданная встреча… Нам уже пора идти, мы опаздываем. Удачи, Сэм… Я, не дожидаясь реакции Оливера, стремительно зашагала к кассе, а Эшли проследовала за мной, чертыхаясь. Мои мысли поддерживали подругу ругательствами, оставляя отзыв на произошедшее. Это же надо было умудриться встретиться с Оливером во многомиллионном городе. Как это вообще? — Знаешь, Никки, по-моему, он стал ещё противнее, чем раньше, — высказалась Эшли, подводя меня к Джасперу, что мучительно вздыхал, оценивая медленную скорость огромной очереди к кассе. — Н-да… — это единственное, что я произнесла, разглядывая пластинку, предназначенную Итану. — Это Хьюзу? — поинтересовался Джаспер, слегка наклоняясь ко мне, чтобы разглядеть подарок. — Да, как считаешь, ему понравится? — рисуя невидимые узоры по глянцевой упаковке пластинки, с надеждой в голосе спросила я. — Зная, как он на тебя смотрит, думаю, ему всё что угодно понравится. Так что не переживай, Никки, — Джаспер расплылся в лучезарной улыбке, правда, вид у друга продолжал оставаться нездоровым. В холодном освещении ламп синяки под глазами заметно потемнели на бледном лице Рыжего. Паутинки сосудов на тонкой коже век раскрасились в ярко-пурпурный. Джаси, что с тобой? Захотелось обнять друга и пополнить его запасы энергии. — Джас, ты ни за что не поверишь, кого мы сейчас видели! — Эшли прервала своими восклицаниями мой осмотр. Джаспер, сохраняя прошлую улыбку, обратил внимание на всё ещё ошеломленную Бёрнс. — Знаменитость? То есть, вы кого-то встретили и меня не позвали? Вот они, настоящие друзья! Нормальные вообще? — Джас наигранно возмутился и надул губы, изображая обиду, как пятилетний ребенок. — Ага, если бы, — усмехнулась, будто про себя, я и облегченно выдохнула, натыкаясь взглядом на белую макушку Сэма на выходе из магазина. — Мы встретили Оливера, Джас! Сэма Оливера в Нью-Йорке! Только что! В этом, блин, магазине! Понимаешь? — возбуждённо тараторила Эшли, как будто нам повстречался не мой бывший, а британец Мэттью Беллами, солист любимой группы подруги. В порыве эмоций Бёрнс неудачно всплеснула руками, задев сзади стоящего человека. — Ой, простите, — извинилась Эшли и тут же вернулась в своё обычное состояние. Джаспер театрально свёл рыжие брови к переносице, сминая кожу на лбу, и, изображая боксёра на ринге, выставил кулаки перед собой, в одном из которых находилась пластинка… — Вероника-а, — протянул Итан, стараясь привлечь моё внимание, — FaceTime завис? — А, ой, — опомнилась я, фокусируясь на пикселях в телефоне, что складывались в забавное изображение Итана, выпускающего дым изо рта в камеру. — Прости, это я зависла. Видимо, устала за целый день… Мне тут нравится, — сдержанно улыбнулась я, — правда, количество людей напрягает, надеюсь, в Бостоне будет меньше… А ещё… — я немного засмущалась признаться Итану, что рядом не хватает его, но он, к счастью, не заметил моей неудачной попытки, или она затерялась в помехах неустойчивой связи. Осадок от встречи с Оливером медленно растворялся, оставляя место для легкой тоски по Итану, больше походящей на волнительное нетерпение скорее встретиться с Хьюзом. — Я не успел посмотреть твои истории, как освободился, решил сразу набрать и узнать как твои дела из первоисточника. Где вы сегодня были?.. Кроме пляжа… — интересовался Итан; вероятно, Хьюз намеренно отметил наше купание в океане, вызывая тихое ликование души. — Попали в Центральный парк? — Мы были на Таймс-сквер, видели Эмпайр-Стейт-Билдинг… Вот думаю, со 103 этажа этой махины можно ли разглядеть Чарлстон? — таким усталым бредом я подводила к тому, что скучаю по Итану, и он понял мой посыл. — Проверь на обратном пути, а то я вовсю машу тебе рукой, — Итан ухмыльнулся, вытягивая руку с телефоном, и замахал свободной ладонью кому-то в вышине, опасно высовываясь всем туловищем из окна своей комнаты навстречу летней ночи. — Итан, вернись обратно в дом, — попросила я, недовольная трюками Хьюза, всматриваясь в потемневшее изображение. — Так, моя прекрасная покорительница мегаполисов, не мешайте мне проветриваться, — заявил Итан, — лучше рассказывайте про Нью-Йорк и ваши дальнейшие планы. Я весь во внимание… — Пока не вернёшься обратно в дом, я не стану рассказывать! — занервничала я, прекрасно понимая, что Хьюз меня испытывает, но беспокойство пересилило. — Да никуда я не денусь, Вероника, — заверил Хьюз, выпускаю новую порцию дыма. — Мило, что ты переживаешь… Блин, принцесса, я ску… — Так-так, от чего это ты там проветриваешься, Хьюз? — Джаспер влез своей репликой в видеозвонок. Итан не успел ответить, как Эшли пристроилась рядом со мной в кадр и разделила беседу на четверых. — От чего, от чего? Известно от чего! — воображала подруга, закатывая глаза. — Ты же видел фотки с пляжа? Скажи ей, что это бомба! — Эшли, довольно улыбаясь, указала на меня большим пальцем. Итан положительно закивал головой, как китайский болванчик. — Какие ещё бомбы, Эшли? Я своими глазами видел двух обворожительных русалок, что прибило к берегам Готэма! — громко похвастался Джаспер из-за моей спины, еле сдерживаясь от распирающего смеха. Он специально дразнит Итана? Я повернулась к Рыжему, чтобы бросить осуждающий взгляд, но друг уже пропал в уборной. — Эш, блин, я разговариваю! Что вы тут устроили? — взбунтовалась я, легонько пихнув Эшли в бок. Итан немного смущенно сделал круговое движение губами, распыляя сизый туман, и заулыбался. Мои щёки загорелись огнём, а сердце сжалось. — Ладно, ладно ухожу, — ворчливо согласилась Эшли, неторопливо перелезая на соседнюю кровать. — Завтра утром держим путь в Бостон, после прослушивания Джаспера на денёк задержимся в Нью-Йорке… — сообщила я, стараясь сделать вид, что ничего не произошло, — … Как-то так мы болеем всей душой за Коулмана! — Я и Райли в вашей команде! Пройдёт! Хорошо же стучит! — выдержав небольшую паузу, поддержал Итан. Мне нравилось, что ревнивая натура Хьюза сделала исключение на Джаспере или мастерски замаскировалась. Почему-то в такие моменты Итан казался ещё привлекательнее, когда переживал за моих близких вместе со мной. Грудная клетка наполнялась горячим эликсиром, проступая улыбкой на лице и пробуждая желание поделиться им. Обычно у меня была возможность обмениваться этим теплом с Хьюзом через взгляды и прикосновения, но сейчас всё, что я могла — это постараться не заплакать от усталости и переизбытка эмоций. — Я скучаю, — вырвалось у меня. Итан издал протяжный звук умиления, чем вогнал меня в краску, точно вылив целую банку на лицо, и ласково ответил: — Я тоже, моя принцесса! — Мой плюшевый оленёнок… — как будто кто-то толкнул меня в грудь, выгоняя из меня эти трепетные слова. Я засмущалась и упала спиной на кровать, быстро сбросив звонок. — Моя принцесса… Мой плюшевый оленёнок… Ми-ми-ми… — пародировала Эшли противным писклявым голосом. — Что за приторная сладость? Ты точно встречаешься с Хьюзом? — Я забыла, что нахожусь в одной комнате с бывшей девушкой Уилла Клеппа, для которого лишний раз сказать что-то милое, означает оскорбить его мужское достоинство… — съязвила я. — Лучше так, чем блевать радугой после каждого звонка, — рассмеялась Эшли, задирая голову к потолку в попытках размять шею. Упоминания подруги про опорожнения желудка напомнили мне о случившемся на подъезде к пляжу. Слюна во рту стала горькой на вкус. Что, если Джаспер сейчас в ванной вновь закидывается, а мы тут сидим, обсуждаем людей в сотнях миль от нас, когда буквально за стенкой мой лучший друг себя гробит? Вот бы перестать себя накручивать, как спагетти на вилку из бездонной чаши. — Мэттью тебя тоже не балует? — я перевернулась набок, чтобы отвлечься и позабавиться, наблюдая за лёгкой гимнастикой Эшли. — Ой, Мэттью тот ещё романтик… Иногда хочется его чем-нибудь треснуть, — Эшли легонько сжала кулачок и потрясла им, — чтобы он перестал себя вести, как шекспировский персонаж. Мэтт ведь может перестать, я знаю, — вздохнула Эшли. А я вот была не уверена, что он сможет. Вообще, неожиданно слышать такого рода недовольства от мечтательницы о чистой любви, как у Скарлетт О’Хара и Ретта Батлера. — Разве не ты год назад восхищалась «самой печальной повестью на свете» и написала лучшее эссе в классе по «Унесённым ветром»? — сощурив глаза, напоминала я. — Я запуталась… — месяц назад эта реплика уже звучала от подруги в контексте Уилла и Мэттью. — На бумаге любовь возвышена и идеальна, а в жизни совершенно иная, более приземленная и со своими изъянами… Когда эта поэзия переносится в реальную жизнь, она меркнет и становится нелепой, даже неуместной, как эти ваши «принцессы» и «оленята», — пояснила Эшли, сморщив лоб и добавила, переменившись в лице, — но раз пошла тема про оленей, то Бэмби, подаренный, так понимаю, Хьюзом, очень миленький! Издав сдавленный смешок, я пожала плечами, поскольку уставший мозг не мог не согласиться с мнением подруги. — Вот ты любишь Итана? — задала внезапный вопрос Эшли, ковыряясь в одеяле, но не дала мне нормально ответить, воскликнув: — Глупый вопрос, конечно, любишь! — Подожди, Эш, — остановила я подругу, задумываясь над ответом, — не совсем так, я влюблена в него и, наверное, смогла бы его полюбить… Думаю, что мои чувства к Хьюзу правильнее описать именно так, не бросаясь громкими заявлениями. Казалось, я любила Сэма, но, оглядываясь назад, можно с точностью сказать, и всё нутро безоговорочно подтвердит, это была не любовь.…Нежное чувство…
По-моему, Эшли не совсем устроил мой ответ, но она, кажется, приняла его. — Знаешь, Хьюз на первый взгляд вообще не похож на человека, способного кого-то не по приколу назвать «принцессой», да ещё улыбаться при этом, как Чеширский Кот… Почему-то даже про Райли первее такое подумаешь, нежели про твоего Итана, — рассуждала Эшли. — Типа он такой весь из себя брутальный и уверенный, а когда оказывается рядом с тобой, то совершенно меняется. Разительная разница, Никки! Я после того потопа в кафе думала, что он решил причислить тебя к числу своих трофеев, но Хьюз ошарашил посвящением песни…. И он до сих пор не забрал твою девственность… — задумчиво рассуждала Эшли. — Я в шоке! Не знаю, как ты, а у меня до сих пор рвётся шаблон от твоего плюшевого оленёнка! — высказалась Эшли и поджала губы. Признаваться подруге в том, что до сих пор воспринимаю наши отношения с Итаном, как прекрасный затянувшийся сон, я не хотела, поскольку почти поверила, что это реальность. — Думаешь, в нём есть что-то общее с Уиллом? — поинтересовалась я и решила уточнить, в чём заключается сходство: — Они оба соло-гитаристы и оба в центре внимания, соответсвенно, должны вести себя определенным образом? Под определённым образом я подразумевала роль мудака, на которую хотел пробоваться Хьюз, когда предложил мне стать его девушкой. — Они просто ступили на тропу рок-музыки, Никки, а ты знаешь лозунг, — Эшли посмотрела на меня исподлобья, вынуждая читать между строк. — Если взять Морено, то он ещё не распробовал, но что-то мне подсказывает, пройдет ещё года два, и эта философия бульдозером закатает в асфальт его справедливые моральные принципы. Может, Мэттью и стоит покинуть группу, чтобы хотя бы он остался нетронутым… Она так переживала за Мэтта? Непонятно. — Ты так рассуждаешь, будто философия рок-музыки — это зараза. Вирус! Вирус, попадающий в кровь и запускающий необратимые процессы мутации в эгоцентричного, аморального типа, — говорила я тоном встревоженного диктора с телевидения. — Ты и я тоже варимся с парнями вместе, но мы ведь с тобой не заражены… — я осеклась, поскольку не была до конца уверена, уместно здесь обобщение или нет. Эшли не гнушается гулять с одним, преследуя свои цели, принимать чувства другого, а разбивать вазы в порыве страсти с третьим. — Это наркотики, Никки. Наркотики: вещества, алкоголь, слава, деньги и животная страсть. Я, как будущий менеджер, ознакомившийся с тысячью биографий звёзд, могу тебе точно сказать, что эти зависимости неизлечимы! Они взаимозаменяемы, но неизлечимы. И да, это не только про рок, это про индустрию шоу-бизнеса в принципе, — Эшли развела руками, мол ничего не поделать. …пока вы ещё только в начале пути, нужно держаться вместе, только так вы сможете одолеть Братца Лиса и Братца Волка! Знаешь, сколько таких придется ещё повстречать, раз вы собрались связать свою жизнь с шоу-бизнесом? Имя у вас — «Корни». А если корневую систему повредить, то розовый куст, что вы так долго питали, заболеет, или вовсе погибнет… Я молча переваривала сказанное Эшли и, вспоминая разговор с мистером Льюисом, погружалась в пучину своей пока ещё беспричинной мнительности. В конце июля нас позвали на большой фестиваль. Как повернётся жизнь Джаспера и Мэттью, если нас заметят? А как повернётся моя? — Я хочу верить в то, что у Хьюза есть антитела, Никки, — осторожно произнесла Эшли, выдавливая неуверенную улыбку, и взяла меня за руку в качестве поддержки, — и он не посмеет разбить твоё сердце, как это неоднократно делал Уилл с моим! Знала бы она, как я хочу в это верить и почти уверовала, ощущая зуд под кожей в отсутствии Итана рядом. — Кстати, о больных — нужно проверить Джаса, а то он там что-то застрял, — переключаясь с нашей беседы об инфицированных, я вспомнила про друга, застрявшего на двадцать минут в ванной и, осторожно освобождаясь от ладони Эшли, встала с кровати. — Джас? — подойдя к двери, я тихонько постучала, — ты там как? — Секунду, — ответил друг. Почти сразу послышался звук слива, и Джаспер покинул уборную, сталкиваясь со мной в коридоре. — Что ты там делал так долго? — окинув Джаспера подозрительным взглядом, спросила я. — Ты правда хочешь знать? — уточнил Джас, видимо, не понимая, к чему этот допрос. — Да! — Ну ладно, ты сама напросилась! — заулыбался Джаспер и громко объявил, наверное, чтобы Эшли тоже услышала: — Засорял канализацию и расширял озоновые дыры! — Фу! — скорчилась я, а хохот Эшли заполнил весь номер. — Приколи, Эш, сама докапывается, не даёт посидеть на толчке спокойно, а потом еще недовольно фукает? — Джаспер подхватил меня на руки, отчего я даже пискнуть не успела, и кинул на мою кровать.***
Нью-Йорк подсыпал нам снотворного и не выпускал из царства грёз до утра, руша мои планы по разоблачению Коулмана. Я даже немного разозлилась на усталость, что увлекла меня в глубокий сон, где среди густой тьмы всплывал лишь образ улыбающегося Итана. Позже Эшли предупредила меня, что следующей ночью заткнёт мой рот кляпом, чтобы ей не мешали спать вскрикивания и болтовня с Хьюзом. Я на это рассмеялась и принялась поспешно собираться в дорогу. Упаковав все вещи и сдав номер, мы с Эшли устроились на задних сидениях тачки и двинулись в сторону Стэмфорда, проскальзывая между зеркальных высоток, перемежающихся с зелеными парками-островами природы среди бетонных джунглей. Оказавшись в Коннектикуте, на земле Новой Англии, я вспомнила Тори и рассказы о весёлой студенческой жизни в Нью-Хейвоне. Правда, обстановку и, порой, атмосферу приходилось выстраивать в голове самостоятельно. Родители никогда меня не брали с собой в путешествие до Йельского университета, чтобы навестить Тори. По-моему, будучи ребёнком, я не понимала, что теряла, наслаждалась свободой от родительского контроля, и вила верёвки из бабушки с дедушкой. — Никки, расскажи про Йельский. Зная Викторию, я думаю, что она там точно не скучала, — потребовала Эшли, дёргая меня за футболку. — Ну-у, — протянула я и нахмурила брови, стараясь воссоздать в памяти что-то конкретное, а не общие впечатления Тори. — Сестра говорила, что долгое время не могла привыкнуть к интерьеру. Когда шла на пары, её часто посещала мысль о том, что она учится не в университете, а в католической школе. Вы же видели фотки Йеля? — поинтересовалась я, и Эшли положительно кивнула, устремив на меня любопытные бусинки. — Да, он вроде полностью построен в готическом стиле, — подтвердил Джаспер. — Да-да, крестовые своды, арки с заостренными верхами, витражные окна в виде стрел, бесконечное количество резных деталей. Выдающаяся башня у них там какая-то ещё есть. Не помню названия… Получается, кусок Средневековой Европы в Штатах, — заключила я. — Это, конечно, очень интересно, но что она рассказывала про обучение и тусовки? Ты сама-то была в кампусе? — Нет, я выпускной-то пропустила. У нас был с тобой конкурс в это время, Эш, если помнишь, — с сожалением сказала я и отвернулась к окну, пытаясь представить салют из парящих академических шапочек в проносящихся молниями встречных машинах. — Фу, не говори, что ты расстроена! — вспыхнул Джаспер. — Официальная часть выпускных — это наиужаснейшее из всех мероприятий, которое подростки должны пережить. Особенно напутственная речь и слова выпускников. Сначала бедные студенты из кожи вон лезут, чтобы поразить всех присутствующих своей проникновенной прозой, поэзией и «пониманием» этого мира, перенасыщая их пафосными высказываниями, теряющими какой-либо смысл, — Джаспер, напыщенно выделяя голосом слово «понимание», отнял одну руку от руля и поднял её вверх, почти касаясь крыши машины, — а кто-то — оправдать свою лень и несостоятельность… Зачем это лицемерие? Для чего? О, а дальше фальшивые аплодисменты прерывает стихотворение Фроста «Неизбранная дорога»… — Джас, ты не прав, вдруг для кого-то это восхождение на кафедру — его звёздный час, вдруг эти помпезные речи замотивируют, отпечатаются на подкорке? Ты об этом не думал? — протестовала я, не соглашаясь с категоричностью друга. По версии Карли, выпускавшейся с Джасом в один год, Коулман на вручении, не обронив ни слова, забрал бумаги и спустился на место. Не сказать, что наша вокалистка удивилась, посчитав это за попытку выделиться. А как по мне, так его молчание больше походило на чувство вины — вероятно, ему не хотелось быть в числе тех, кто оправдывается, а строить из себя умника было бы нечестно. Он ведь не подал заявку ни в один колледж, а многие из учителей пророчили ему, как минимум, тот же Йель. Сейчас же Джаспер за своим напускным презрением старался перед нами снять с себя всякую ответственность за возложенные на него надежды. Оставался вопрос: для чего? Может, Рыжий подготавливал нас к любому исходу прослушивания? — Согласна с Никки, кому-то необходим толчок… А может, просто надо постареть, Джас, чтобы эти высказывания превратились в седые воспоминания лет так через пятьдесят… — предположила Эшли. — Я везу в Бостон жертв кинематографа. Вам на противоположное побережье! «Идите на запад, молодой человек»! — подсмеивался друг, а мы с Эшли состроили серьёзные лица, игнорируя насмешки, ну почти, — малышки, ну вы серьёзно? — Джаспер издал стон разочарования, осознав, что поддержи у нас искать не стоит. — Больше всего жаль Фроста, думаю, он бы не обрадовался тому факту, что его строчки читают из года в год перед толпой, где-то на семьдесят процентов состоящей из неспособных понять их глубины… Возможно, именно эта противоречивость Коулмана, способность осудить или, наоборот, найти оправдание любому, талант видеть глубже, под другим углом, наталкивали на мысль, что не такой экстраординарной мне довелось подружиться с таким удивительным многогранным парнем, как Джас. Я обычно не замечала, как, подхваченная азартом, вступала в спор, в уме стряхнув с себя частички критики рыжего оппонента, медленно с нажимом проводила языком по верхним зубам, словно освобождая его от переизбытка бесхитростных ядовитых колкостей и по крупицам собирая уместные слова, а после, наконец, решалась на противостояние, как, например, сейчас в защиту церемонии вручения аттестатов: — Ты недооцениваешь подростков, вдруг среди них сидят такие же, как ты… — Тогда им стоит немедленно встать и покинуть этот клуб анонимных алкоголиков, что продержались двенадцать лет чистыми или три-четыре года и не сорвались… Да, блять, это реально то, что заслуживает оваций! — иронизировал Джаспер. Но в конечном счёте я понесла поражение: — Джаспер, с тобой невыносимо! Эшли засмеялась, воспринимая разгоревшийся спор за обыкновенные дружеские подтрунивания, а я, насупившись, вновь вернулась к дороге за окном, к своему тернистому пути.Я часто думаю об утре том,
В уме былое переворошив:
Лежали два пути в краю лесном,
Но предпочел нехоженым путем
Я двинуться через лесной массив.
***
Марк Твен когда-то изрёк следующее: «В Нью-Йорке все интересуются твоими деньгами, в Филадельфии твоим происхождением, а в Бостоне образованием». Слова моего любимого писателя по сей день остаются правдивыми. Если бы у знаний был запах, то они бы пахли улицами Бостона, где ни один десяток лет соревнуются между собой две глыбы науки — МТИ и Гарвард, за лидирующие позиции в мировом списке университетов. К счастью или к сожалению, эти два вуза не стали предметами интереса нашей троицы. Мы проделали длинный путь к Городу на Холме, чтобы стать гостями Дома музыки Шиллингера, именно здесь должна была решиться судьба моего друга. В отличие от прочих старейших университетов Штатов, Беркли выглядел осовременено, особенно на контрасте с католическим храмом, что расположился через дорогу от главного здания колледжа. Да и каких архитектурных решений можно было ожидать от высшего заведения, специализирующегося на неакадемических музыкальных направлениях? Эшли вычитала, что совсем недавно колледж объединился с консерваторией, построенной в стиле индастриал. Наша компания, как раз после прослушивания, планировала послушать джаз в её кирпичных стенах, а пока, мы зависали в номере новой гостиницы, спрятавшейся неподалёку от главного здания Беркли, среди однотипных таунхаусов с нарядными фасадами терракотового цвета. — Джас, мы в Бостоне, теперь можно задавать вопросы насчёт прослушивания? — спросила Эшли, расслабляясь в объятиях ветерка на открытом балкончике. — Что тебя интересует? — неохотно ответил Джас, перелистывая нотную тетрадь. Я же, сидя в позе креветки на одной кровати с Рыжим, украдкой наблюдала за друзьями, отрываясь от обзорной статьи в интернете с достопримечательностями Бинтауна. Надо было придумать занятия на время испытаний Рыжего. — Подготовленный фрагмент, импровизация, чтение с листа, что ещё? — не отставала Эшли, игнорируя стремления Джаса сосредоточиться. — Слух, — отстраненно добавил Джаспер и прислонил палец к уху, шустро перепрыгивая глазами с одного нотного стана на другой, — и интервью… Постучав кулаком себе по колену, Рыжий встал с постели и начал с закрытыми глазами измерять шагами комнату, перемещаясь от одной стенки к другой. Я 14:20 Эш, думаю, что сейчас мы мешаем Джасперу Я 14:21 Как насчёт Музея Изящных искусств? Эшли, прочитав мои сообщения, влетела обратно в номер и засобиралась, словно ждала, когда я придумаю ей развлечения на день. — Оставим тебя с музыкой наедине, Джас, — сообщила я, воодушевленно подпрыгивая на месте от нетерпения прогуляться по летнему Бостону. — Когда мы проезжали Нью-Хейвен, я уж было усомнился… Но вы догадливые, — заметил Джаспер, делая нам комплимент или указывая на наши умственные способности — непонятно. — Ты слишком явно намекаешь, Джас! Да и жалко будет потраченных денег на бензин, если облажаешься… — указала я и, потрепав друга за плечо и подарив язвительную улыбку на прощание, хотела ещё дополнить комментариями про мистера Льюиса, но Эшли схватила меня под локоть, выводя из номера. — Никки, мне кажется, или я чувствую какое-то электричество между вами. Ещё чуть-чуть, и что-то взорвётся рядом… Например, я! — воскликнула Эшли, беспокоясь за накаленную обстановку. — Может, хватит вестись на его провокации, или ты всё ещё переживаешь из-за того спора в машине? — спросила Эшли, ведя меня к лифту. Возможно, причиной моих реакций на поведение Джаспера было до сих пор неудовлетворенное беспокойное любопытство, спровоцированное неоднозначным заглатыванием колёс. Видимо, вместо того, чтобы задать вопрос Джасперу в лоб, меня непроизвольно рвало на колкости. — Эш, то есть, я одна считаю, что он перегибает? — я попыталась скрыть свои переживания, выказывая раздражение обладателем острого языка. — Да расслабься ты! — чуть ли не упрашивала меня Эшли, перехватывая за плечи и обходя меня с разных сторон. — Лучше идём смотреть на искусство! Её уговоры подействовали на меня только тогда, когда мы, пройдя по зелёным улицам Бостона, попали на территорию музея. Перед главным входом нас встретил бронзовый вождь племени юта, сидящий на коне и раскинувший руки в стороны. Серебристо-зелёная патина, проявившаяся с годами на скульптуре, тускло поблескивала на солнце, словно пролитые слёзы угнетённого народа этого индейца. — Эш, — позвала я подругу, не в силах отвести взгляд от бронзового всадника, — ты когда-нибудь бывала в резервации? — Нет, мне хватило рынка рабов в нашем городе, — Эшли немного погрустнела, но не стала поддаваться нахлынувшему стыду за грехи наших предков и протянула, пожимая плечами: — Это Америка, да, да! Ни убавить, ни прибавить. Переключившись от скорбных мыслей, мы с Эшли погрузились в мир живописи, где царят необыкновенные сочетания оттенков, неописуемые словами эмоции, неповторимые истории, переданные на полотнах. Пейзаж за пейзажем, портрет за портретом, натюрморт за натюрмортом сменялись один за одним, задерживаясь в памяти деталями и сюжетами, что без конца нами обсуждались. Обойдя больше десятка залов с экспонатами и картинами, «ценители прекрасного» изрядно устали и направились подкрепиться. Я решила, что нам просто необходимо попробовать местный суп из моллюсков, и, воодушевившись этой затеей, выбрала небольшую кафешку для позднего обеда. Эшли же с опасением восприняла моё предложение, но в конечном счёте согласилась, чем повеселила нас обоих. Я даже записала на видео, как подруга подготавливалась к поеданию супа, будто к особому ритуалу (по-моему, она просто оттягивала неизбежное), а после разыгранного спектакля, она, наконец, зачерпнув белую жижу ложкой и параллельно задыхаясь от смеха с моих комментариев, распробовала традиционный суп. На удивление, ей понравилось, и в этом мы с ней сошлись. За три часа, проведённые вдвоём, невидимая связь между нами с Эшли, на время утерянная, крепла. Искренний смех и бесконечный обмен эмоциями восстановили то, по чему я до ужаса соскучилась. Наша дружба, что в сердцах была похоронена мной из-за непонятных секретов, больше не походила на тёплые воспоминания. Я от всей души благодарила про себя Джаспера за авантюру и этот город за то, что мы, как и раньше, строим совместные планы на переезд в Бостон через год, прерываясь на смешки и шушукания. На выходе из кафешки Эшли сразу же обратила моё внимание на велосипеды и потащила меня к ним, настойчиво намекая на то, чтобы прокатиться по набережной. Меня особо не пришлось уговаривать. Оседлав велики, мы покрутили педали в сторону воды. Я иногда отставала от шустрой Эшли, отвлекаясь на исторические постройки и замедляясь около них, чтобы лучше рассмотреть. Улицы были больно оживленные, и всюду шныряли пешеходы, тоже не давая набрать скорость. Однако как только мы выехали на открытую солнцу набережную, то толпы людей куда-то испарились. Нашими попутчиками при движении вверх, вдоль широкого русла Чарльза, стали шелест листьев и речной бриз. Я ощущала редкие дуновения теплого ветерка всей кожей. Это, конечно, не захватывающее дух катание на мотоцикле Итана, однако велопрогулка вызывала не меньше эмоций, дрейфующих мерцающими косяками от макушки до ног. Находясь будто на границе между отражением персикового светила на глади воды и землей, усеянной зданиями, я чувствовала каждый торопливый шажок времени и пыталась его замедлить, ухватить мгновение, вслушиваясь, как юность течёт по моим венам. Впереди меня оборачивалась кудряшка-Эшли, вскакивая на сидении велосипеда; по бокам от главной дорожки, в прохладной тени расслаблялись студенты; мимо прогуливались семьи с маленькими детьми. Бурное течение жизни, ударяя об извилистые берега, редко позволяет насладиться такими летними вечерами на набережной, делая их настолько хрупкими, эфемерными: будто зажмуришься на секунду, и вот-вот снова задует промозглый осенний ветер, нагоняя грозные тучи, набухшие от холодных капель. Поддаваясь своим ощущениям, я закрыла глаза и… Широко распахнула их из-за возмущенных воплей пожилого мужчины в очках, столкновения с которым, казалось, не избежать. Спешно покинув мир грёз, я еле успела выкрутить руль, чтобы объехать взволнованного пешехода, размахивающего портфелем. Мне пришлось остановиться у лавочки в нескольких футах от напуганного мужчины. — Извините, Вы в порядке, сэр? — поинтересовалась я у незнакомца, преобразившегося в лице. — О, милочка, Вы южанка! — совершенно не зло удивился мужчина, поправляя очки. — Я?.. — растерялась я, понятия не имея, как он догадался, откуда меня сюда занесло. — Да, я с Южной Каролины! — Ох, юг — это замечательно! — восхитился незнакомец и спросил напоследок: — Куда же вы едете, милочка, с закрытыми-то глазами? — В будущее, сэр! В будущее!***
— Джас, мы на месте! — забегая в номер, звонко объявила Эшли. Ответом послужил лишь шум мегаполиса за окном. — Джас? — пройдя чуть вглубь номера, я позвала друга и повернула голову в сторону кровати Коулмана. Тот мирно сопел на спине, поднимая дыханием нотные листы, накрывающие сверху лицо Джаспера и практически всё тело, точно бумажное одеяло. — Мы думали ты готовишься, Коулман, а ты дрыхнешь, — не удержалась от комментария я, кладя на стол контейнер с супом для спящего красавца. — А? — Джас внезапно подскочил, и бумага взмыла вверх, разлетаясь по всей комнате. Из-за листопада я не успела рассмотреть толком пробуждение Коулмана. — Я прикорнул на десять минут, — оправдывался Джаспер, хватая парящие в воздухе ноты. — Джас, приколи, Никки чуть не сбила деда на набережной! — сообщила Эшли, ожидая ответных, вероятно, колких реплик Джаспера на моё несостоявшееся фиаско. Сама подливает масло в огонь, а потом боится, что её обожжёт. — А ещё он называл Никки милочкой, — захихикала Эш и скрылась в уборной. — Ну не задавила же, — зевая и протирая глаза, равнодушно произнёс Джас, но следом пустил замечание театрально-злорадствующим тоном, — но выводы сделаны, Никки. Как получишь права, даже не рассчитывай, что ты сядешь за руль моей тачки… — Не очень-то и хотелось! Я закатила глаза и забилась в конвульсиях, изображая раздирающий меня гнев, больше походивший на приступ эпилепсии. Джас махнул рукой, мол, прекрати это. Я, шумно выдохнув приятную усталость, накопившуюся за день, послушно прекратила пародировать злость и села напротив Джаспера. Он лукаво заулыбался мне, поддерживая своё расслабленное туловище на прямых руках, упирающихся сзади в накрахмаленный пододеяльник, и закачал головой, утапливая длинную шею в плечи. Изучая друга, прибывающего в разнеженном состоянии уходящего сна, я поймала себя на дурной мысли о том, что если всё сложится, и Коулман успешно пройдёт, то у него появится шанс обосноваться здесь, вдали от своего дома, вдали от Roots, вдали от меня. Как же мерзко и эгоистично сейчас с моей стороны пускать в голову возможную неудачу Джаспера, а с ней и гарантию — хотя бы на год сохранить нашу дружбу. Боже, прости меня за мои гадкие помыслы! — Слушай, Джас, одного не пойму, — начала я, — Ты насмехаешься над важными церемониями… Тут Рыжий прервал меня, встрепенувшись, и быстро встал с кровати, приглашая жестом меня на балкон, и я последовала за другом, стараясь не забыть начатый разговор. Улицы Бостона отмечали наступление темноты, нарядившись огнями ярких фонарей и зажженных фар автомобилей. Празднество сопровождал вечный гул большого города, а ведь на кого-то он действует лучше, чем любая колыбельная… — Никки, ты там что-то говорила, — направил меня Джас, усаживаясь на плетёный стул. — Ты насмехаешься над важными церемониями, не жалуешь капитализм, отчасти жаждешь аскетизма, ищешь смыслы и делаешь прочие штуки, которые никак не вяжутся с миром шоу-бизнеса, Джас. Зачем же ты поступил в колледж, напрямую связанный с ним? Ты ведь не про деньги и славу, — выстраивала логическую цепочку я, периодически поглядывая через плечо на друга. Думаю, моё стремление понять Джаспера выглядели, как попытка в очередной раз задеть друга и указать на его противоречивость… Джас в ответ усмехнулся, закуривая сигарету. — Подожди, дело всё-таки в славе? Поняла! Ты хочешь, чтобы твои строчки цитировали на выпускных вместо Фроста? — … или как неосознанное отчаянное желание запомниться Коулману небезразличным к нему человеком, оставляя язвы и царапины на стене его восприятия действительности, возведенной между собой и окружающими. Правда, есть неуверенность, что он их вообще замечает. — Я хочу всеобщего признания, Никки, это не одно и тоже, что и слава, — Джас улыбнулся моим рассуждениям и решил пояснить: — Сама знаешь, чтобы победить, нужно знать правила, но совсем необязательно их принимать, а тем более — соблюдать. Я выбрал Беркли, чтобы люди, продавшие душу дьяволу (по-другому не могу объяснить мастерство джазовых исполнителей), научили меня разговаривать с миллионами человек через творчество, Никки… Мне есть, что им сказать, но вначале надо заставить их слушать, понимаешь? Эх, можно не волноваться за устное собеседование Коулмана, ещё парочку похожих умозаключений, и комиссия будет сражена. Я озадаченно кивнула исполинским планам друга. Джаспер нарисовал в моём воображении картину его восхождения на сцену. Он бы не улыбался, а медленно вышел на сцену и прочитал свои стихи или сыграл соло на барабанах, а затем ушёл, не искупавшись в аплодисментах. — Ты всё ещё обижаешься из-за тех слов в машине, малыш? — Джаспер совсем смягчился и, встав с кресла, поравнялся со мной. — Нет, я просто не могу обуздать свой эгоизм… — себе под нос пробурчала я, и, развернувшись, опёрлась спиной на холодную балюстраду балкона. — Не понял? — Я просто представила, что если это наше последнее с тобой лето… — я продолжала говорить тихо; укор совести заставил потупить взгляд и затеряться в ворсинках кусочка ковролина, торчащего из-под тюли, — ты обязательно пройдёшь, я уверена, но это значит, что… Джас остановил меня, прикладывая свой палец к моим губам: — Т-с, что ты себя напридумывала, Никки? Я никогда про вас не забуду, тем более, встретимся в кампусе через год. Вы обе поступите, вы ведь у меня крутышки! Будем тусоваться вместе среди джазменов и звуковиков, — Джас, прищурившись и приподняв вверх сомкнутые губы с зажатой между ними сигаретой, выпустил пару колечек в воздух. Рыжий перехватил двумя пальцами мой подбородок, аккуратно повертел его, будто прикидывая, насколько сильно я сплоховала в своём эгоизме, и, нахмуривши брови, изрёк: — Не смей хоронить нашу дружбу и отводить ей какие-то сроки! Я недоверчиво выдавила ответную улыбку на согревающие слова Джаспера, однако не успокаивающиеся сомнения по-прежнему долбились в стенки моей черепной коробки. Друг освободил мой подбородок и, повернув голову к балконной двери, окликнул Эшли: — Эй, лучший менеджер на планете, хватит там болтать, иди сюда! — Коулман, я разговариваю с мамой, две секунды! — закрывая микрофон ладошкой, крикнула Эшли. — Ладно, начнём без неё, — немного расстроенным тоном сказал Джаспер и достал перочинный нож из кармана джинс, чем меня напугал. — Что начнём? — решила уточнить я, смотря на усталые глаза Джаса, отражающиеся в лезвии ножа. — Ты ведь знаешь, что в древности самые надёжные договора и сделки скреплялись с помощью крови, — таинственным голосом начал Джаспер и, не дожидаясь какой-либо реакции, полоснул себя по ладони. — Джас, что ты творишь?! Тебе же играть завтра! — ахнула я, опешив, и схватила друга за пораненную ладонь, оценивая масштаб бедствия. Алая жидкость неровными каплями растекалась по белоснежной коже Джаспера. Я подняла на Коулмана испуганные глаза, чтобы убедиться, что он не шутит. — Ты дурак? — Тихо! — скомандовал Джаспер. — Теперь твоя очередь, — друг без спроса развернул мою руку и проделал с ней тоже самое, нарисовав лезвием ровную красную линию. Место пореза воспылало огнём, вызывая моё шипение. Однако Джас тут же приложил свою ладонь к моей, не дав пламени разгореться и торжественно произнёс: — Клянусь, что буду твоим другом до самой могилы, пусть это и не всегда простая задача… Иногда ты бываешь слишком эмоциональной и мнительной, вспыльчивой и обидчивой, инфантильной и чересчур правильной. Но все эти недостатки делают тебя тобой, и мне по какой-то причине нравится это, — Джаспер громко сглотнул и продолжил, всё больше шокируя меня. — Вероника, я всегда буду с тобой рядом! Клянусь! — Джас… Это всё как-то неожиданно, — растерялась я, слегка порозовев от слов Джаспера. — Я… я тоже клянусь, что никогда тебя не оставлю и буду стараться изо всех сил… — тут мой голос дрогнул от скопившихся слёз. — … стараться изо всех сил сохранить нашу дружбу, Джас! Солёные струйки радости и боли хлынули по щекам, а с ними переступила через порог балкона Эшли. — Эш, нам нужна бумага и ручка, срочно, — спокойно встретил её Джаспер. Эшли, не задавая лишних вопросов, юркнула обратно в номер. — Джас, рука, твоя рука, — приходя в себя и расцепляя наши ладони, не переставала повторять я. Эшли, скользя по поверхности ламината, заставила подняться занавески в воздух и затормозила руками, хватаясь за раму. — Что за движуха? Признавайтесь, Том и Гек, свидетелями какого убийства вы стали? — ликовала Эшли, маша листком с ручкой, а потом, вероятно, вспомнив, что Джасперу завтра держать палочки, округлила глаза: — Блин, Джаспер, это пиздец! Он хоть не глубокий? Эшли подошла к нам вплотную и направила ошалевший взгляд к порезу. Рыжий отрицательно помотал головой. — Мы участники, не свидетели! — констатировал Джас. — Кого завалили, чудики? — Сомнения Вероники! Присоединишься? — в прежней пафосной манере предложил Джас. — Конечно… — Эшли помедлила и, прижав указательный палец к виску, задала вопрос со всей важностью в голосе: — У вас есть справки об отсутствии инфекций, передающихся через кровь: ВИЧ, гепатит? Мы с Джаспером вытаращили глаза на подругу, а она в ответ, изобразив плевок, выдала: — Умирать, так вместе! Хоть не так обидно будет… Джаспер порезал ей ладонь, приобщая к ритуалу, и вывел на белоснежном листке клятву. Эшли, корчась от боли, пожала пораненные ладони и оставила свой кровавый отпечаток рядом с нашими под сообщением, отправленным во Вселенную:«Эшли, Вероника и Джаспер — друзья навсегда!»
Мы скрепили клятву тройными объятиями и поспешили с Эшли обработать руку Джаспера. Порез и правда выглядел не глубоким, что несомненно обрадовало…***
Итан. Итан. Итан. Весь вечер он не выходил в сеть, и его ответные голосовые сообщения пришли глубокой ночью, однако я была настолько впечатлена и взволнована вчерашним поступком Джаспера и Эшли, что не заметила пропажи Хьюза. Судя по медленной речи и подступающим зевкам, Итан вымотался на работе до изнеможения. Конечно же, дико захотелось пожалеть моего трудоголика. Нежась с закрытыми глазами в постели, я представляла, как Итан лежит головой на моих коленях и также прикрывает веки, наслаждаясь поглаживаниями его шелковистых локонов. Мой плюшевый оленёнок…«Ауч!» — тихо прошипела я, разгибая пальцы на больной руке. Как Джаспер собрался играть? Понятия не имею. Ой, а который сейчас час, он не проспал? Я села в постели, осматривая комнату. Кровать Коулмана была заправлена, а Эшли старательно натягивала на лицо подушку, укрываясь от лучей солнца, проникающих сквозь тюль. — Он сказал, что ему нужно настроиться в одиночестве, поэтому можем смело поспать ещё немного, — предвосхищая мой вопрос, сообщила Эшли. Конечно же, мы воспользовались отсутствием Джаспера и сладко проспали почти до полудня. Затем буквально заставили себя окончательно пробудиться и, набив желудки сытным завтраком, отправились гулять в другую часть города, ещё неизведанную нами. Всю прогулку я металась от осознания переживаний за Джаспера и его ладонь, искалеченную во имя доказательства незыблемости нашей дружбы, к тоске по Итану, что с каждым днём всё чаще тянула в области груди. Как же отделаться от этих бессмысленных тревог? Мы точно не знали, во сколько закончатся испытания и отбор, но пришли к общему мнению, что пора возвращаться. Пооткрывав рты на красоты Бостона, Эшли и я сделали петлю и очутились у колледжа примерно к половине пятого. — Эш, давай зайдём? — предложила я, кивая в сторону того самого католического храма, напротив Беркли. — Никки, ну мы вроде протестантки. У них там свои законы, — засомневалась Эшли, потупив взгляд, и попыталась разрушить мой план помолиться за успехи Джаспера. — Да какая разница, где обращаться к Богу, Эшли, — улыбнулась я. — Ну тогда, что тебе мешает сесть вот на эту лавку и поговорить с Создателем? — с еле заметным напряжением в голосе Эшли пригласительно указала на скамью возле храма. — Там атмосфера больше располагает, — парировала я и пробежалась глазами от дорожки к крыльцу до острия крыши. — Никки, смотри-смотри, наш вожак, — прошептала Эшли, ухмыляясь. Я повернула голову и заметила Коулмана, распугивающего прохожих своим расправленными крыльями-руками. Он переносил с ноги на ногу вес тела, делая широкие шаги, и почему-то Рыжий держал путь не от порога колледжа, а с противоположной стороны. Медные волосы выбились из хвоста, как и рубашка из брюк, а чёрный галстук подпрыгивал в темп ходьбы, иногда приземляясь на плечо. Это хороший знак?— Давно противен мне твой хлеб прогорклый.
Как хищница свирепая, клыки, —
завидев нас, заголосил Джаспер и прибился к уличному фонарю,— Америка, ты мне вонзила в горло.
Но хоть мои страданья велики…
— Джас? Что с тобой? — я недоверчиво сделала шаг навстречу другу. Коулман смотрел на меня в упор и продолжал выкрикивать поэтические строчки, небрежно обмахиваясь папкой с документами, будто веером:—… Люблю тебя, мой ад. Своей безмерной
Энергией питаешь ты мою.
Эшли, не выдержав, приблизилась к Джасперу вплотную и попыталась прекратить этот внезапно начавшийся поэтический вечер, закрывая рот чтеца своей ладонью. Коулман в шутку заклацал челюстями, стремясь укусить Эшли. Она отдернула руку, и Джаспер, воспользовавшись моментом, успел дочитать незаконченное четверостишие:— Перед тобой, бунтарь нелицемерный,
Бесстрашно я, владычица, стою…
Тут уже и я, поддавшись общему с Эшли настрою, грозно возмутилась: — Что за концерт, Коулман? — А я прошёл, а я прошёл, я прошёл, — увеличивая громкость с каждым повторением, напевал Джаспер. Мы с Эшли, не сговариваясь, бросились обнимать рыжего победителя. Офигеть, мой друг поступил в Берлки! Я даже взвизгнула от восторга, чем оглушила Джаспера. Он зажмурил один глаз и втянул подбородок в шею, слегка подаваясь корпусом назад. — Правда, стипендия только 20%, — сказал Джаспер, выдавливая виноватую непослушную улыбку, так и норовившую сойти с ошалевшего лица.— … Как хищница свирепая, клыки,
Америка, ты мне вонзила в горло!
— Боже, перестань по кругу гонять строчки Маккея, Джаспер! — восклицательно пресекла Эшли, принюхиваясь, словно ищейка. — Лучше расскажи, как всё прошло, и почему от тебя разит травой? И правда, от Джаспера шёл какой-то сладкий запах, похожий на каннабис. Где он умудрился достать дурь? — Т-с, малышки, — друг чмокнул нас обоих в макушки и туда же прошептал: — Заскочил кое-куда… — Как мы с тобой угашенным пойдём в консерваторию? — взбесилась я, вспомнив про таблетки. Этой ночью совесть, умасленная клятвой, не позволила рыться в вещах Коулмана. — Оу, если рядом с Беркли стоит храм, то это не защищает от употребления марихуаны учащихся и поступающих, поверь мне! — упорно контролируя растекающиеся губы, дерзко заявил Джаспер, но тут же смягчился, поддаваясь действию травы и обвивая руками наши с Эшли талии: — Я так устал, девчонки, давайте после концерта устроите допрос… — Но, Джас… Моё неуверенное начало нравоучения командным голосом с налётом опьянения оборвал Коулман: — Идём в номер, приведём себя в порядок! Пребывая в раздраженном состоянии, я вынуждена была подчиниться, дабы не лишать друга праздника. Он прошёл, сегодня это самое главное! Вернувшись в номер, Эшли не теряла надежды выудить из Джаспера информацию, пользуясь его развязавшимся языком, я же слушала это растаманское интервью и параллельно искала вечернее платье, спрятавшееся от меня в глубине чемодана. Наконец, вытащив больше половины содержимого, я увидела торчащую ткань моего наряда и потянула за него, уловив звук уведомления на телефоне. Любопытство или банальное нетерпение вынудило меня взять смартфон в руки. Первым там меня ожидал запрос на переписку с неизвестного мне аккуанта iviR23, а за ним куча реакций Итана на истории. Я зашла в диалог и обнаружила прикрепленное видео с неоднозначной надписью:«Пока ты развлекалась с бывшим в Нью-Йорке, мы тоже не скучали»
Что? Я, не задумываясь, открыла его. В одной половине затемненного кадра игриво улыбалась незнакомая мне брюнетка с ярко-голубыми глазами, одетая в топик, еле прикрывающий грудь. Она зажимала между губами электронную сигарету. Девушка, отняв её ото рта и смотря в сторону таинственной пустоты, что-то произнесла. Видимо, незнакомка позвала присоединиться кого-то к записи видео. С конца другой половины появилась рука с… со знакомыми партаками. Неровное дыхание участилось, а сердце забилось в панике, задавая темп всему телу. За рукой мрак отпустил каштановые пряди и обнаженное туловище. Парень запустил пальцы другой руки в свои волосы, словно открывая занавес, и повернулся лицом к камере. Обладателем каштановой шевелюры оказался мой Итан, в чём я до последнего сомневалась, пока он не совершил привычное ему движение. Хьюз прижался оголенным торсом к незнакомой брюнетке, а та обвила шею парня руками и завлекла в поцелуй. Я собиралась сделать протяжный вдох, ощущая острую нехватку кислорода, и тут же оборвала, смыкая губы, словно захлебываясь от штормовых волн, накрывающих с головой одна за одной. Глаза зажгло от детализации очередного предательства. Я откинула в сторону телефон, не желая видеть продолжение, а оно, как мне думалось, имелось. Меня будто закрыли в холодильнике, среди знойного лета. Чувствуя, как настигший холод вызывает дрожь в конечностях, я зависла взглядом на брошенном на пол махровом полотенце Джаса. Наверное, так мой организм непроизвольно тянулся к теплу. Те ледяные штормовые волны, будто протащили моё сердце, трепещущее в агонии, до самого скалистого берега и отбросили с фонтанами брызг на острые камни. Оно со звоном разбилось, и каждая отколотая его часть с противным хрустом в ушах рассыпалась внутри меня…