Раньше я мало думала о смерти… но, по-моему, отдать жизнь за любимого человека — не худшая смерть!
Стефани Майер, «Сумерки»
Выстрел… Осечка… Выстрел… Осечка… Джаспер медленно щёлкал спусковым крючком. Короткий смешок перебил последовательность. Глаза Джаспера растянули веснушчатые щёки, налегающие на нижние веки в ухмылке. Оранжевые губы, превращаясь в тонкие безжизненные полоски, от смешка к смешку всё безобразнее оскаливали белые зубы, пока на меня не обрушилась лавина сардонического хохота под хаотичное клацанье железа. Бешеное уханье сердце пропало, но жечь в груди не переставало. В голове смех Джаспера беспорядочно скакал с баса на фальцет, навевая атмосферу плохо снятого хоррора. Лёгкие точно верёвками перетянуло, сокращая их объём втрое. Они полностью не расправлялись, с какой бы жадностью мой рот не глотал окружающий воздух. — Ну ты и тупица, Никки! Ты реально подумала, что я буду тратить патроны на пустоту? — гоготал Джаспер, обводя меня дулом с ног до головы. К обезумевшему присоединилась Белинда, поддерживая своего предводителя. Их парочка напоминала мне злорадствующих гиен. В действительности я не умирала, но мозг, поддавшись страху, воспринимал иначе. Я стремительно теряла контроль над слухом и зрением, не соображая, о чём толкует рыжий идиот. По бокам всё размылось: от Джуди осталось разноцветное пятно, дерево преобразилось в два толстых мазка кисти зелёного и коричневого, а верх разлился грязной водой для мытья полов. Всё сгущалось к центру, будто кто-то сзади странным образом накидывал на меня целлофановый пакет. Я начала валиться на колени, поскольку ноги отказывались подчиняться, словно меня и правда поразила пуля. Итан успел подхватить, но, видимо, тоже находясь в шоке, не предотвратил падение. С горячим асфальтом я встретилась равнодушно, не в силах совладать с глазами, застрявшими на ненавистном Джаспере, и отвести их хотя бы на секунду, да даже моргнуть не получалось. Тотальная немощность объяла каменным кольцом, хватая все конечности, словно десятимесячного младенца за капюшон, не позволяя пошевелить ни единой мышцей. — Зато мы теперь выявили твою слабость, — продолжая улыбаться, констатировал Коулман. — Хах, Хьюз, смотри, она почти не дрогнула… Одна пустота готова умереть за другую! Бел, ты понимаешь? — играя своей пушкой, Джаспер мотнул головой в сторону Белинды; та же сонно кивнула, растягиваясь на лавке. — Экспериментально доказано, что вы всё же жалкие! Так цепляетесь друг за друга, аж тошно, цепляетесь за бренные тела друг друга, пустые тела! Я дрожала, сидя на земле, походя на сломанную куклу — марионетку Джаспера, которой за ненадобностью обрезали нити. — Милая, вставай! Ты меня слышишь? Я рядом! Я рядом! — заклинал Итан, собирая меня с асфальта, точно по кусочкам, а я каждый раз соскальзывала и возвращалась на прежнее место. — Никки, разве не о такой сумасшедшей любви ты мечтала? — постановочно изумлялся Коулман с горькой насмешкой: даже внезапная глухота не скрывала яда, что сочился из Джаспера. — Тебе ведь нравится страдать, дурочка, нравится, когда тебе больно! Жизнь — страдание, а тебе ведь нравится жить в мире, где есть он, есть Аполлон… — Заткнись, мразь! — рявкнул Итан, ответив за меня. — Иначе сейчас тебе будет больно! Эшли поддержала моего парня визгом, непереводимым на человеческий. Джаспер переложил пистолет в левую руку и что-то нашарил в кармане испачканных джинс. — Вероника, ты хотела бы избавиться от страдания, хотела бы, чтобы я его убил? Ты обрела бы свободу, ведь когда нет слабости — есть свобода! А может, мне его порезать, как твою ладонь? — водя шеей, будто удав, тихо вопрошал Коулман, словно внутренний голос беса во мне, и направлял карманный нож на Итана. Тот самый, что «революционер» использовал для клятвы в вечной дружбе. — Тебе понравится, вот увидишь: я подарю тебе свободу, малышка! Хьюз выбил из слабой руки Джаспера кусок металла; тот со звоном отлетел куда-то в сторону Уилла. Итан, не заботясь о том, куда угодило ещё одно оружие, присел со мной рядом и начал трясти за плечи. Мое тело послушно повторяло движения Хьюза: сейчас оно подчинялось ему больше, чем мне. Никогда раньше не видела Итана таким растерянным и слегка напуганным. Он оставил попытки привести меня в чувства и, обнимая мои ладони своими, преданно ждал хоть малюсенького отклика. Однозначно что-то повредилось в механизмах его принцессы, но я не могла определить, что. Может, всё-таки смерть забрала меня, и играет со мной, рисуя один из вариантов происходящего, или жалеет, вручая шанс попрощаться с дорогим мне человеком? Почему я не могу продохнуть — у меня одна нога в преисподней? — Вероника? — глухой голос Эшли послышался откуда-то сзади. Судорога пару раз сотрясла грудь, знаменуя начало истерики. Последняя нить, держащая спину в прямом положении, оборвалась, и все позвонки будто сложились стопкой, клоня к земле. Рыдания захлестнули меня, омывая холодные щёки оловянными слезами. Я приземлилась носом в наши с Итаном соединённые руки и коснулась губами его кожи. Моё поведение напоминало зашуганного страуса: если бы не препятствие в виде ладоней, то нос активно бы бурил асфальт, а зубы жевали и выплёвывали битум, ковыряя себя нору. Я сходила с ума, вздрагивая от всхлипов, но нашла каплю сил поднять опущенную голову. Единственное, что успокаивало — Итан. Он рядом, он живой. Сквозь туман заплаканных глаз, с надеждой героя из мультиков, я пыталась смахнуть ресницами пелену, чтобы отыскать и вернуть Джаспера — своего лучшего друга, солнечного зайчика, запечатанного глубоко внутри злыми чарами. Но мы не в сказке, и чары у нас могут быть только одни: имя им — наркотики. Нет тут больше никакого Джаспера — он умер, умер в объятиях нашей дружбы. Моя душа скорбела по этому событию, не пуская другие эмоции. — Я тебя ненавижу, — задыхаясь, хрипло произнесла я и вырвала громкий вопль из гортани: — Ненавижу тебя, Коулман! Ненавижу! Ненавижу! Ты — эгоистичная тварь! Ненавижу! Плача навзрыд, я вцепилась в Итана и тут же вжалась в его грудь, ища в нём избавление от пережитого шока. Хьюз воспользовался этим и, наконец, подхватив меня на руки, понёс к машине. Я просто повисла, как тряпка, всё ещё плохо справляясь с конечностями. Все участники действа начали оживать; их неразборчивый ропот сливался с шелестом деревьев. — Итан, он убьёт Джуди, детей и Белинду. Он убьёт всех, — лепетала я, не испытывая ни грусти, ни ужаса от тех слов, что тихо выходили из меня, — он — убийца… — Зайчонок, он никого больше не убьёт, у него нет патронов. Все живы! — Итан подарил мне успокаивающий поцелуй в лоб и усадил на переднее сидение. Он сразу же решил меня оставить, не закрывая дверь, но я небрежно схватила парня за запястье охладевшими пальцами. — Дай мне секунду, — прошипел Итан и двинулся куда-то вдоль автомобиля в противоположном направлении от сцены развернувшегося драматического театра под руководством Коулмана. Я бесцельно сверлила мокрым взглядом бордюр у парковки, стараясь уловить каждый шорох и реплики. Обволакивающий вакуум мешал и путал угнетенное сознание. Тело сводило и обрастало ледяной коркой. Спина покрылась холодным потом, заставляя ёжиться в знойную погоду, но не давая забыть, что во мне ещё есть, чему замерзать. Автомобиль слегка подпрыгнул от резкого хлопка дверью багажника, и я вместе с ним. — Пора заканчивать этот чёртов перфоманс! — проходя мимо меня, зло заключил Итан. Я вжалась в сидение от вида очередного пистолета, покоившегося в руке Хьюза, и спинка сзади, как поверхность батута, вытолкнула меня из тачки. — Давай поговорим на твоём языке! Ты хотел повыебываться нестреляющей пушкой? У меня тоже имеется ствол, и сейчас ты рискуешь остаться без яиц, мразь, если не поднимешь свою безумную задницу и не свалишь отсюда нахуй! — Итан в ультимативной форме осветил перспективы Джасперу, стискивая пальцами рукоятку. Джуди вскочила и побежала внутрь мастерской, а я — хвостом за Хьюзом, опираясь на дрожащие ноги. — Пф, Джуди, ты такая же глупая, как и остальные, — вдогонку кинул Джаспер и соизволил посмотреть на Итана. Зрение вернулось в норму, позволяя заметить, как просветление Коулмана бесследно покинуло его: шея вытянулась, утягивая подбородок слегка вверх, а глаза сощурились в подозрениях. Этот прищур означал ожидание указанных действий. В этот момент кудрявая голова Райли повернулась в мою сторону. — Это травмат, — одними губами сообщил мне Райли так, чтобы Джаспер этого не увидел. Что он хотел этим сказать — усмирить мою возникшую, по его мнению, панику? Да она и не собиралась возникать: тоскливая скверна повредила шестерёнки, отвечающие за эмоции, блокируя обороты. Только одна мысль пронеслась в голове: «Этот рыжий моральный урод недостоин гнева Хьюза, он им питается. Джаспер заслужил тотального равнодушия!». Да, и Рыжего оружие не проняло: маска сумасшедшего не собиралась сходить с его лица. Может, Джаспер вообще задумал самоубийство чужими руками, не набравшись духа встретиться со смертью в одиночку, и теперь устраивал провокацию. Нет, не бывать этому! — Итан, поцелуй меня, пожалуйста, — я ошарашила всех присутствующих и саму себя выпущенной фразой, кроме Скотта, поднявшего большой палец вверх: он положительно оценил мою нелепую попытку прекратить бряцание оружием. Итан обернулся на зов, теряя с каждым микродвижением злобу, что он собирался обрушить на Джаспера. — Милый, не надо, — обронила я, выводя на лбу бровями неровные запятые. Пришлось загнать все своё смятение во взгляд, чтобы притянуть Итана к себе. Ко мне присоединился Уилл, что-то шепнув Хьюзу на ухо. Итан подчинился, держа со мной непрерывный зрительный контакт, опустил пистолет и направился ко мне. Мои руки поднялись для объятий. — Спрячь его, пожалуйста, мне страшно, — я снова глотала рвущиеся наружу слёзы, вкушая запах и тепло моего Итана. Одна щека и пальцы, стискивающие ткань, стремились срастись с футболкой парня. Итан отвечал мне на ухо: — Всё хорошо, я не собирался стрелять, Вероника! Всё хорошо! По-моему, Хьюз сам не верил в своё «всё хорошо»: он не то чтобы сильно удивлялся моей жажде не расцепляться с ним никогда, скорее боясь причин её возникновения и дальнейших последствий моего потрясения. — Скучно, Бел, очень скучно! — изнывая, Джаспер поднялся с насиженного трона. — Они слишком заняты своими несостоявшимися телесными травмами! — Итан, а направь ещё раз пистолет в меня, — в шальном азарте Белинда подскочила с места и в два прыжка очутилась около нас с Хьюзом. — Бел, зачем ты тратишь время на пустоту? Идём! В этой зацикленности на мирском дерьме нам делать больше нечего! — недоумевал Джаспер. — Обожаю людей с оружием в руках, они такие сексуальные! Дай малышке тоже подержать эту вескую причину слушать и понимать, — Белинда, игриво скалясь, прикусила нижнюю губу и кивнула в мою сторону. Не дождавшись ответа, она утонула в эйфории от собственного громкого хохота. По-моему, Белинда создавала искусство из выпущенных смешков. Итан не оценил шедевральное исполнение, поскольку я, не ожидая новой волны гомерического смеха, нервно вздрагивала и прислонялась к нему сильнее. Мой парень же, отвернувшись от советчицы, жевал что-то во рту, будто в нём застряла невысказанная злоба, и он пытался унять её языком. — Увидишь, как хороша Вероника с пистолетом в руках, направленным тебе в самое сердце. Смерть на грани страсти, страсть на грани смерти…. — Белинда задрала голову к небу, говоря так, словно выступая посредником, через которого шла потусторонняя информация. Все конечности девушки вытянулись и напряглись, как струны: её насыщало что-то невидимое. — Тогда-то ты точно почувствуешь что-то иное, «милый», настоящие чувства, — девушка спародировала моё обращение и, подхватив подол, бабочкой полетела к потухшему Солнцу. Джаспера заметно шатало; если бы не произошедшее пятнадцать минут назад, то я бы жутко забеспокоилась, но какое сейчас мне дело до его отношений с наркотиками?! Он раздражал всем своим существованием. Казалось, ещё одна его «просветленная» реплика, и тогда моя рука сама выхватит у Хьюза пистолет и всадит резиновую пулю Джасу в лоб! Может, после такого свихнувшийся идиот пришёл бы в себя? — Дорогуша, ты никуда не идёшь! — Райли пресёк очередную попытку Белинды поддаться зову неизвестности и последовать за слетевшим с катушек Джаспером. — Ты немедленно оставляешь своего барыгу дешёвой свободой и едешь обратно в дом, иначе я звоню родителям, а они, узнав о твоей восстановившейся дружбе с порошками, покупают тебе билет в Акапулько на завтрашний рейс! — чётко скандируя каждое слово, настаивал Райли. Белинда закатила глаза и округлила плечи, сутулясь так, будто кутала спину во тьму. Поездка обратно в Мексику её явно не привлекла, о чём свидетельствовало недовольное лицо девушки. Она пробубнила себе под нос какое-то проклятие, вероятно, на испанском, поскольку по губам я этого не смогла разобрать и, никак не прощаясь с Джаспером, поплелась за Райли. — Вот видишь, Джас, все мы чем-то привязаны! Твоя свобода — утопия, которая не имеет никакого отношения к реальности, даже твои эти… Как их?.. Ме… Менады… имеют семью и обязательства перед ней! — рассудил Райли. Джаспер в ответ показал ему средний палец и не без труда достал мобильник из кармана. — Советую вспомнить о своих привязках, мудак! — не удержался Итан с неприкрытым презрением в голосе и повёл меня к машине. — Джас, кажется, эксперимент с мескалином провален, — слабо отпихиваясь от Райли, Белинда поделилась странным выводом. — Кажется, от лабораторных мышей было бы больше толку, — поддакнул Джаспер, трясущимися руками раскуривая сигарету, и с разочарованием выдохнул, кашляя дымом: — никогда не найдут выхода из лабиринта Элджернона… Если не знать, что Коулман и его подружка принимали в туалете, то их диалог запросто можно было бы спутать с повседневным обсуждением двух учёных о проваленном опыте. Стоп? Не героин, а мескалин? Что? — Твари, а если бы кто-то свихнулся из-за ваших галлюциногенов? — Хьюз что-то понял, чего моей больной голове было не дано так быстро постичь. Неужели видения в доме Скоттов — результат действия мескалина, который эти двое добавили в еду или выпивку? Осознав ситуацию, Райли начал орать на Белинду, Белинда — на Райли, и все эти разборки на грязном испанском обрамлял сдавленный хохот Джаспера, что опирался на удрученного Уилла. Итан вновь усадил меня в машину и даже помог пристегнуться, чтобы я больше не вскакивала. Все движения парня были резки и отрывисты. Одичавшие серо-голубые глаза метались в поисках выхода из гневной камеры. Кожа обтянула скулы настолько сильно, будто вот-вот порвётся от натиска сжатых челюстей. — Едем домой! — сквозь зубы скомандовал Итан, собираясь закрыть за мной дверь. Я моргнула, не зная, как утешить пылающего злобой Хьюза. Он спешно направился к багажнику, а моя голова последовала за ним, выворачивая шею на сто восемьдесят градусов. Сквозь верхушки сидений я наблюдала, как Итан укладывает пистолет обратно, что-то шепча себе под нос. На несколько мгновений он замер, держась ладонью за крышу, а, переведя немного дух, захлопнул багажник, от чего мне снова пришлось испытать секундную невесомость. Сев на водительское сидение, Итан, перед тем как тронуться, осмотрел меня с ног до головы и застопорился на сбитых коленях. Я спрятала ссадины под ладонями, вовсе не ощущая никакого дискомфорта в местах ушибов. Видимо, на ближайшей неделе мои луки будут обязательно включать джинсы или юбки в пол! «Потрясно»! Райли махнул нам рукой — мол, они сами разберутся, поезжайте, — и мы покатили к моему дому. Итан молча бесился, наверное, мечтая убить Джаспера, и меня почему-то это не сильно беспокоило. Голову начало медленно отпускать, ослабляя невидимый железный обруч. Я решила позалипать в телефон, чтобы как-то переключиться от прокручивания пережитой сцены и эмоций Итана. Странно, но ни одного пропущенного от родителей. — Хм, подозрительно: ни мама, ни папа не звонили… — вслух произнесла я. — Я ещё днём написал Фрэнку, что всё в порядке, — оборвал меня Итан. Видимо, он на правах ответственного взял на себя отчётность перед моими родителями. — Да охренительный порядок… Я чуть тебя не потерял из-за этого урода! Нет, сука, я это так не оставлю, он заплатит за твои нервы, Вероника! — свирепел Хьюз, сжимая руль до противного кожаного скрипа. Я не могла возразить и не хотела: подсознательно мне тоже не терпелось сделать гадость Джасперу. Но побуждения у нас отличались. Я всё ещё не верила, что мой лучший друг направил на меня дуло пистолета полчаса назад и мог запросто убить, поэтому целью было вернуть обаяшку Коулмана шоковым образом. Надежда на возвращение в предсмертном бреду то теряла сознание, то снова его обретала, и так по кругу. Почти подъехав к дому, Итан потерял прошлое раздражение и, вероятно, испытывал переутомление, сдерживая зевки. — Итан, можно ты ещё немного побудешь со мной? — я говорила тихо и неуверенно, опасаясь отказа из-за усталости парня или осмысления прошедшего дня, настаивающего на полном одиночестве. Мне же наоборот не требовалось сейчас уединение. Я всячески его избегала, опасаясь захлебнуться в бурном потоке сознания. — Да, конечно, — Итан сразу же ухватился за моё предложение, вызывая детскую радость, — вроде, у тебя ещё есть время: хочешь, развернёмся и поедем на набережную? — Нет, давай мы просто посидим у меня дома, — почти не смущаясь, ответила я. — Интересно… — задумчиво протянул Итан и с полуулыбкой согласился: — Хорошо, давай!***
— Мам, пап, я дома, и не одна! — крепко держа Хьюза за руку в прихожей, я никак не могла совладать с дурацкой опаской — вдруг он в последний момент передумает и уйдёт. — А с кем ты? — отозвался папа из зала. — С Итаном, — с этими словами мы синхронно высунулись в проём двери. Папа, отдыхающий в своём любимом кресле, махнул нам рукой, приглашая войти, а мама поприветствовала нас сосредоточенным взглядом, на секунду отрываясь от экрана ноутбука. — Мы посидим у меня в комнате, — утвердительно оповестила я, прикрывая израненные колени рюкзаком. Пусть только попробуют возразить — моё состояние не заставит истерику ждать. Вероятно, неприкрытая настойчивость вынудила маму вернуться в реальность и отвлечься от сайта нашей лавки. Обычно на выходных она именно им и занималась, отслеживая интернет продажи. — Здравствуй, Итан, как хорошо, что ты зашёл, — улыбнулась, наконец, мама и совершила попытку обломать наши уединенные посиделки, указывая на большую миску на краю длинного обеденного стола: — Хотите пончики? О нет! Я не собиралась ни с кем делить растерявшегося Хьюза, тем более с пончиками, и, повернувшись к нему, ментально передала сообщение: «Скажи нет!». — Нет, спасибо, миссис Эрн, — деликатно отказался Итан. Папа жестом руки, незаметном маме, но не мне, подначивал Хьюза подниматься на второй этаж, и тот послушно зашагал, поскрипывая досками лестницы. — Дверь держи открытой, — попросила мама. Она себе надумала, что мы решили продолжить заниматься непотребствами в их присутствии? По её мнению нам не хватило этого на Дне рождении? Уверена, мама подозревала, что я и Итан спали в доме Райли не валетом, если вообще спали, а занимались чем-то поинтереснее… Сейчас точно не тот момент, да даже намёка в потрясенной голове на это не было. Ах, да мама ведь вовсе не в курсе о спектакле Коулмана… Я равнодушно кивнула, наблюдая папину усмешку. Складывалось ощущение, что отец и Итан состояли уже долгое время в тайном сговоре. Не удивлюсь, если они периодически встречались в местном баре и общались обо всём. Может, папа в нём видел сына, которым я должна была родиться? Отмереть меня вынудила мысль о возможном беспорядке в комнате. Лихорадочно вспоминая, в каком состоянии была мной оставлена вчера спальня, на внезапно открывшемся втором дыхании я понеслась за Итаном по лестнице. Мне пришлось обогнать парня и буквально впустить на невероятной скорости сквозной ветер в своё девичье логово. — За тобой кто-то гнался с первого этажа? — усмехнулся Итан, степенно переступая порог в мой маленький мир. Он, к счастью, собрался и потушил беспощадное пламя обиды на Джаспера и Белинду. — Да, совесть, — выпалила я, осматривая комнату на наличие предметов, которым лучше не попадаться на глаза Хьюза. Моя виолончель, наверное, заливалась смехом про себя, дивясь неожиданному появлению, да ещё и с такой компанией. Как ни странно, кровать была идеально заправлена; ни одной забытой салфетки, элементов одежды, небрежно повисших на спинках кровати или стула и прочего бардака. Я, громко выдыхая остатки беспочвенной паранойи, уселась на край кровати и похлопала по покрывалу рядом, приглашая Хьюза последовать примеру. Тот, кусая внутренности собственных щёк и обводя заинтересованным взглядом суровых и не очень мужиков на плакатах, свидетелей моей постоянной жизненной драмы, медленно опустился на кровать. Я взяла Итана за руку: страх потерять его всё ещё напоминал о себе. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Итан, переключаясь на изучение моего лица. — Лучше, ты ведь живой и рядом, — невесело улыбнулась я и подняла на него просящие глаза: — Возможно, это прозвучит странно: сегодня всё ещё воскресенье… Я и ты… Мы можем разделить молитву вместе? Итан задумался на несколько секунд, видимо, вспоминая текст. — Я готов, — хрипло сообщил Итан и положил ладони внутренней стороной на постель передо мной. — Отче наш, сущий на небесах! — тихо начала я, укладывая свои ладони поверх Хьюза, и он подстроился под моё чтение, даря ему немного басовых ноток,— да святится имя Твое;
да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
— Итан не сводил с меня глаз, наблюдая, как с каждым словом нависшая над нами тьма расходилась,— и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
Мы трижды обратились к Спасителю, становясь участниками таинства наших душ. Только на последней строчке пришло осознание, насколько сакральным для меня явилось это действо, насколько укрепились мои чувства на новом, особенном уровне. На секунду почудилось, что кровать — необитаемый остров, и кроме природы, Бога и нас самих ничего больше не существует… Не знаю, насколько серьёзно воспринял молитву Итан, но одно лишь согласие разделить её поразило меня до глубины души, претерпевшей истязания и уже готовой покинуть сегодня моё тело во имя любви. Дух расцвел, засиял и воспрял рядом с Итаном. Наши исповеди с Джаспером спиной к спине уступали и не впечатляли меня так, как прочитанное «Отче наш» с Хьюзом. Боже, спасибо, что такой человек рядом со мной! — Из меня, честно сказать, не очень словесная поддержка, но я… — начал зачем-то оправдываться Хьюз. — Ты рядом, — перебила я. — Это было лучшее утешение в моей жизни… Я серьёзно, — я заулыбалась, краснея от своего же откровения. Это было не обычное девичье кокетство, а благодатный свет, бьющий изнутри. Его лучей поначалу боишься с непривычки, путая с банальным смущением. — Иди ко мне, мой маленький телохранитель, — Итан глубже уселся на кровати и пригрёб меня к себе, укладывая нас обоих. — Не такой уж и маленький, — обводя плечо парня носом, заметила я. — Пообещай так больше не рисковать, малышка, — попросил Итан, чмокая меня в лоб. Я съёжилась от яркой вспышки воспоминания, где Джаспер под страхом смерти игрался с Джуди, обращаясь к ней схожим образом. — А ты пообещай, что временно не будешь меня так звать, это звучит жутко после случившегося, — я ответила встречной просьбой. — Как скажешь, принцесса!.. О! — воскликнул Итан и потянул одну руку к тумбочке. — Это что, твой дневник? — Итан, не трогай! — игриво взвыла я, барахтаясь в объятиях парня. — Отдай, говорю! Итан практически меня не держал, однако вырвать компромат не получалось. Хьюз то приближал блокнот ко мне, то резко отдалял, наверняка наслаждаясь моей детской реакцией. Конечно, я подыгрывала ему, иначе бы просто надулась и ждала, когда он перестанет меня дразнить. — Ладно, — сдалась я, переставая хватать блокнот, — дам прочитать, но только один день. Назови дату… Итан вручил мне мой же тайник впечатлений. — Хм, дай секунду, — задумчиво хмыкнул Хьюз и тут же переменился в лице, воодушевленно заулыбавшись, — а я знаю, давай пятое мая… — А вы романтик, мистер Хьюз, — немного удивилась я, листая исписанные страницы, и слегка отстранилась, щуря глаза в подозрениях, — или подождите… Да вы — самовлюбленный плут! Ты хочешь узнать, насколько классно целуешься? — Ну-у, — замялся Итан, — знаешь, после бесконечной череды обломов не мешает капельку поднять самооценку… — рассмеялся Хьюз и сменил тон на более серьёзный: — Это был мой первый поход куда-то с тобой, и хотелось бы знать, насколько тебя всё устроило… Мне важно твоё искреннее мнение… Итан превращался в ненасытного: ему, видимо, показалось недостаточным моё признание в доме Скотта. Я быстро пробежалась взглядом по строчкам и нашла момент поцелуя. — Держи, — я вложила в руки Итана дневник, ловя себя на волнительном предвкушении его эмоций. Хьюз изо всех сил сдерживал умиление, завязывая губы смущенным бантиком. — Я — «неизвестная пропасть под названием «Итан Хьюз», — прочитал Итан с торжественной интонацией и добавил комментарий: — Так интересно описано, может, тебе стоит это перепечатать, принцесса?.. Имена изменить и перепечатать? Красиво, правда…. — комплименты Итана нагло подавила Виктория. — Ну что, змеёныш, Хьюз младший сражён твоим платьем? — бесцеремонно заваливаясь в мою комнату, спросила сестра. Я приподнялась на зов в объятиях Итана, а он просто повернул голову к двери. — Ой, — неловко выдавила Тори. — Хьюз младший давно подбит, — не растерялся Итан, сильнее прежнего прижимая меня к себе. — Привет! — Привет, Итан! — поздоровалась сестра и обратилась ко мне: — Ты бы дверь закрыла, а то… — Мама наказала держать открытой, — отрезала я, возвращая голову на теплую грудь Итана. — Ладно, развлекайтесь, — смущенно пропищала Тори и оставила нас наедине. Атмосфера уюта и долгожданного спокойствия подталкивали меня придвигаться к Итану всё сильнее, закидывая на парня одну ногу. Я забрала у него дневник и запихнула в ящик тумбочки. — Знаешь, а мне даже нравится быть в статусе твоего плюшевого оленя, — улыбался Итан, зарываясь носом в волосы и усаживая Бэмби рядом с моим лицом. — Я ему завидую… Я выхватила у Хьюза игрушку и вернула её на место. — Тогда пусть он посидит подальше и не будет нервировать тебя, — промурчала я, нежась в объятиях Итана. — Поспишь, принцесса? — поинтересовался Итан. — Думаю, ты устала… Тело продолжало слушать его больше, чем меня. Оно полностью обмякло в мужских руках и приняло обтекаемую форму. — Угу, — я больше не стеснялась показать себя маленькой, хрупкой, беззащитной рядом с Хьюзом. Мы оба уязвимы и восприимчивы, оба переживаем друг за друга. Неимоверно захотелось остановить сегодня и тысячу раз пережить несостоявшуюся смерть только ради этого особенного момента. Ради вечера рядом с Итаном, в окружении его любви, заботы и неповторимого тепла. Пусть Джаспер считает, что я слишком привязана к одной «пробуждённой пустоте» и раба собственных чувств, но это лучшее рабство из всех, что придумало человечество. Любовь, и она взаимная!***
Я одиноко вошла в совершенно пустое утро после фантасмагории грёз. Наверное, этот тусклый вакуум принёс своими «проповедями» Джаспер, накликав душевное молчание. Мне приснился зал суда с десятками людей, упакованных в чопорные монохромные костюмы. Все они, как один, повскакивав с деревянных коричневых скамеек, угрожающе выкидывали вперёд руки и кричали: «Распни его!». Паря невидимым облаком над заседателями, я так и не смогла разобрать, кого необходимо было предать повешению на кресте, поскольку рядом с адвокатом сидели двое подсудимых в оранжевых робах: Джаспер и Итан. Они почему-то улыбались, но совершенно по-разному. Коулман всё ещё походил на агрессивного психа, сбежавшего с лечебницы, а Итан с каким-то беспечным благоговением любовался всем вокруг. Оба не от мира сего, оба — блаженны. Судья, водрузив локти, облаченные в рукава красной мантии, на массивный стол, вслушивался в гул разъяренного зала, где заседатели уже начали пихать друг друга в порыве, пока в зал не вынесли огромную чашу с водой. Лицо правосудия встало и вытянуло вперёд кулак, заточая в него весь шум, точно дирижёр, приказывая оркестру смолкнуть. Наступила кристальная тишина. Плескание ладоней в наполненной чаше охватило слух, и звуки соприкасающихся капель с гладью перехватывали дыхание столпившихся. Меня по спирали притягивало всё ближе к сосуду, до того момента, покуда я, наконец, не смогла взглянуть на неё сверху вниз. Омовение рук закончилось, а по воде всё также продолжали бежать круги, являя приволье техасских прерий. Эта картина, вероятно, пришла из просмотренных вестернов, ведь мне не доводилось бывать в тех краях. Средь пыльных равнин, усеянных кусками торчащих травинок ковыля, с разрумяненного закатом холма спускался Джаспер в огромных ковбойских сапогах. Он медленно двигался, вскидывая запястья по линии горизонта. Продолжения красных лучей — рыжие волосы, примятые сверху стетсоном, отливали медью и путались в лапах чёрного ворона, что величественно сидел на плече Коулмана. Джаспер ужинал простором, всей сущностью вбирая его через нос. Одинокий техасский рейнджер… Звон будильника смыл эпичную сцену, оставляя мне лишь перекатную пустоту прерий. Может, это и есть нирвана? Такое ровное безжизненное состояние не покидало меня полтора дня с передышкой на короткую встречу с Итаном и разговор по FaceTime с Мэттью в одном из перерывов на работе. Морено был шокирован, узнав о концовке вечеринки в честь Дня рождения Скотта: — Никки, это не прикол? Этот конченный реально наставил ствол на Итана? — Да, Мэтт… — подтвердила я, уже не в первый раз жалея по ходу диалога о том, что вообще завела эту тему. Конечно же, Морено её развил с каким-то маниакальным интересом. Мэттью сравнивал Джаспера с самым известным заключённым Штатов. — Блять, да он современный Чарли Мэнсон! — в удивленных замечаниях Ангела затерялось восхищение — это слегка пугало. — Он возомнил себя гуру?.. Или, вообще, мессией? Что за сектантские речи про пустоту? Откуда это? Глядишь, он нас обратит в свою Семью и мы пойдём убивать людей с фразами «Я — дьявол, и я пришёл выполнять дьявольскую работу!»… — В культ поклонения Диониса! Заканчивай пересматривать «Однажды в Голливуде», ты уже сливаешься с персонажами! — психанула я, собираясь отключиться, но передумала, успокаиваясь: — Он говорил, что нас всех ждёт какая-то трагедия… — Типа Конец Света… — с трепетным придыханием высказался Ангел. — Может, это просто какая-то метафора… Вообще, мне всё равно, — бросила я и сфокусировала взгляд на коробке с надписью «на склад». — Я не хочу идти на репетицию в четверг: вдруг он мне всадит в бок нож, пока мы будем играть? — Мне кажется, это было гениальное представление; думаю, Коулман вообще не собирался ни в кого стрелять, а возомнил себя проповедником, которого будут слушать только под угрозой смерти! — Мэттью будто озвучил какой-то трейлер спектакля. — Поэтому не переживай за свою безопасность на репетиции: если что, мы его свяжем — будет ртом держать палочку! — поддержка из Морено выходила дрянная; Ангел назвал этот эксперимент «гениальным представлением». Сарказм? А если нет? Боже, что с ним не так? Я посмотрела бы, как он воспринял бы гениальность Джаспера, стоя под дулом заряженного пистолета. Карли, Райли, Эшли и, неожиданно, Джуди беспокоились за мою пошатнувшуюся психику — возможно, непосредственное участие подталкивало их задавать вопросы, а вот Морено — не особо. Это удручало, ведь на его дружескую поддержку я подсознательно рассчитывала, но, видимо, не в этом случае… — Мэтт, мне пора, — я соврала, не желая раздувать из несмешных шуток Мэттью конфликт. — Жду тебя в четверг! — конечно же, он ждёт, ни одному же ему выступать объектом для издёвок. Положив трубку и упав на стул картонного царства мамы, я всё отчётливее понимала, что даже если бы Итан выстрелил в Джаспера резиной, солью или настоящим свинцом, то его оправдали бы. Мой парень обезоруживал террориста, захватившего в заложники детей и их учителя. Вдруг Ангел не понимал серьёзности своих предположений? Что если Джаспер и правда выйдет на новый этап своих манипуляций? Он ведь смог нас собрать у мастерской, что ему мешает теперь приказать нам убивать невинных, накачав наркотой? Чем чаще всплывало в голове изображение чёрной дыры-дула, тем мрачнее рисовалась наша поездка на фестиваль, а полный распад группы — реальнее. Моё внезапно возникшее желание отчаянно разнести все коробки в подсобке к чертям усмирило уведомление от Итана. Итан💚 13:10 Принцесса, я хотел спросить по поводу среды. Если вдруг ты не в настроении, то мы можем перенести. Я 13:15 Всё в силе, милый❤️ Итан💚 13:17 Отлично❤️ Тогда мчу в магазин! Честно сказать, я подсознательно ждала среду, как уход от всех этих домыслов. Пусть мне и придётся испытать боль, но Итан будет ещё ближе — ближе, чем обычно…***
Потому что тот, кто сталкивается с сексом, знает, что он находится перед чем-то, что происходит со всей силой только тогда, когда потерян контроль. Когда мы находимся с кем-то в постели, мы даём разрешение на то, чтобы человек слился не только с нашим телом, но и со всей нашей личностью. В этот момент независимо от нас сообщаются только чистые силы жизни, и тогда мы не можем скрыть, кто мы.
Пауло Коэльо
Почти на исходе жаркого июльского дня Эшли, пожелав удачи и наказав периодически держать связь, высадила меня возле двухэтажного дома, принадлежащего семье Хьюзов. Деревянное покрытие стен необычного оливкового цвета обрамлялось белоснежными карнизами в виде толстых балок и завершалось скатной серой крышей. Плиточная дорожка условно разделяла зелёный ковёр газона на женскую (садовую) половину с нежными кустами гортензий и мужскую — с закрытым гаражом, перекрытым машиной Итана. Я поправила волосы, испытывая небольшое волнение перед свиданием, и не успела ступить на тропинку, как тут же мне навстречу выскочил коричневый лабрадор с поистине добрыми глазами. Собака, миновав широкую веранду, пошевелила носом и, грациозно потряхивая лощёной шерстью, спустилась по ступенькам. Я не отступила и встретилась с ней на середине дорожки, замерев в ожидании торжественного лая. Она обнюхивала края моих тёмных джинс-труб и, виляя хвостиком, пару раз гавкнула. — Ты — красавица, — дружелюбно обратилась я к животному, и она меня поняла, радостно закидывая мне на ногу свои передние лапы. Я присела к ней, осторожно почёсывая за ушком, и та полезла мне в лицо шершавым языком. Странно, но у меня не возникло никаких опасений, что это милое создание способно укусить. Я часто слышала, что животные похожи на своих хозяев; эта шоколадка напоминала мне Итана — зеленоватые глазки так же сияли, как у него. — По-моему, ты ей понравилась, — а вот и хозяин объявился. Пока мы с собакой общались, Итан возник на крыльце, опираясь на белоснежную балку. Сегодня Хьюз был наряжен в разноцветную рубашку и неизменно очарователен. Женское эго меня слегка прикусило, ведь я, в угоду конспирации, нарядилась по-простому, не забывая прикрыть свои незажившие колени. Я, улыбаясь одновременно ему и ласковому питомцу, поднялась и зачем-то поправила съехавший белый топик. — Лейла, дай Веронике пройти, — покосился на собаку Итан и подмигнул мне. Лейла отозвалась, обижено скуля, и поплелась обратно в дом, с любопытством оборачиваясь на гостью. Итан же, не теряя зря времени, очутился рядом со мной и завлёк в пылкий поцелуй, выхватывая рюкзак из руки. — Надеюсь, ты голодная, потому что я очень, — облизывая губы и оглядываясь по сторонам, предупредил Хьюз. — Переживаешь, нет ли за мной хвоста из группис? — подколола я, поправляя воротник рубашки парня. — Мы пока не настолько крутые, чтобы кому-то было не насрать, где я живу, а тем более караулить у дома… Хотя, — Итан окинул меня оценивающим взглядом, — есть тут одна очень симпатичная фанатка, и я почти влюбился, берегись… — Что значит «почти»? — я недовольно ткнула Хьюза в твердую грудь указательным пальцем, поднимая вопросительно бровь. — Настолько, что проверяю, не угрожает ли ей опасность, — закончив фразу, Итан без спроса закинул меня на плечо. Я от неожиданности завизжала, легонько барабаня кулаками по спине мою рок-звезду: — Отпусти! — Что-то пока не хочется, — ответил Итан, шлёпая меня по ягодице, и поднялся по лестнице, чуть ли не протирая моими волосами ступеньки. Лейла же с ошарашенной мордочкой следила за нашими чудачествами и осуждающе залаяла, пока Хьюз не подал ей знак замолчать. Она всецело была за меня. Я уже однозначно полюбила эту собаку. Итан вернул мне вертикальное положение, и я сразу насупилась, сдув выбившиеся волосы с багрового лица. — Прошу, принцесса! — не обращая никакого внимания на моё негодование, Хьюз открыл передо мной дверь. Я вошла в просторное жилище, оформленное в светлых тонах. Яркие акценты, как, например, белый с хаотичным зелёными полосами ковёр в прихожей или чёрная люстра необычной формы с жёлтыми лампами, предавали живости бледной мебели, выполненной будто из зефира. Рядом с платяным шкафом висели несколько фотографий друг под другом. Двойные рамки запечатали в себе воспоминания из детства моего парня. Я захотела поближе их рассмотреть, но хозяин лишил меня возможности познакомиться с милым малышом Итаном. — У меня уже всё готово, — Хьюз поспешил провести меня в гостиную, чуть ли не заталкивая в комнату, где за диваном цвета спелого киви прямо около панорамного окна стоял обеденный стол, засервированный белой скатертью на двоих. — Вау! — изумилась я. Итан, усадив за стол, удалился к источнику аппетитного аромата, а я, дождавшись, когда он полностью пропадёт в дверном проёме кухни, решила изучить более детально гостиную в компании настороженной Лейлы. Взгляд застрял на журнальном столике, где возвышались свечи в чёрных подсвечниках, соседствуя с большой шахматной доской. Интересно, кто у них главный игрок? В поисках ответов на этот вопрос, я перебралась глазами на очередные снимки. Они выглядели намного свежее: наверное, Итану на них, как мне сейчас. Мэлони и Энтони светились от гордости, обнимая свою дочь, выпускницу колледжа, а Итан, севший перед ними, изображал, как кусает диплом сестры. Я усмехнулась, подумав, что, наверное, ещё тогда родителям стоило задуматься о несерьёзном отношении их сына к высшему образованию. Следующей была нежная фотография Хьюза с новорождённой племянницей на руках. Два ангелочка… — Мал… — осекся Итан, забывшись, — Вероника, фотографии смотришь? — Да, ты тут грызёшь чужие дипломы, — положительно тряхнула головой я и пошла на усилившийся вкусный запах. — Думаю, сейчас диплом Шэрон на большее и не годится… Эх, какие-то мы оба непутёвые, — рассказывал Итан, раскладывая сочный стейк по керамическим тарелкам. — Почему? Непутёвые разве могут готовить такую красивую еду? — облизывалась я, усаживаясь на стул. — Мы оба потратили деньги и время на то, чем по большому счёту не занимаемся, — ответил Итан и, видимо, не удержавшись, чмокнул меня в щёку. — Хм, вы ещё молоды, всё может быть, наверное… Виктория вот тоже долго не могла найти работу по специальности и с нормальной зарплатой, но спустя год поисков устроилась, и ей очень нравится, — обнадёжила я. — Вот именно, что всего лишь год, зайчонок, — указал Итан, включая фоном что-то блюзовое, и разделил, наконец, со мной стол, усаживаясь напротив. — Выглядит восхитительно, — я отвлеклась на стейк, украшенный стеблями спаржи и ломтиками запеченного картофеля. — Самая восхитительная здесь — это ты! Кстати, что там с мистером Льюисом, когда репетиция? — поинтересовался Итан, наполняя наши бокалы красным вином. — Мы встречаемся с ним в понедельник… — я не могла сосредоточиться на вопросе, полностью поглощённая наслаждением от тающего кусочка говядины. — М-м, кто тебя научил так классно готовить? — Сам, ещё в Пасадене, — самодовольно жуя, ответил Итан, — но твои кексы побеждают, с выпечкой я не в ладах! «Классно» оказалось не последним комплиментом блюду Итана за этот вечер. Мы без умолку болтали обо всём, запивая вином пережитое в воскресенье и закусывая нежнейшим стейком. Лейла за нами внимательно следила, периодически дефилируя из одного угла гостиной в другой и помахивая гладким хвостом. Наступающая ночь зажгла лампочки на люстре и наши с Итаном влюбленные глаза. Я незаметно для себя привыкла к атмосфере дома Хьюзов. Ну или это вино ослабило натяжение канатов-нервов. Неловкость и волнение в незнакомом месте уходили, сменяясь уютной радостью. Почему я всецело принадлежу этому шатену, поедающему вовсю мясо, но при этом испытываю непередаваемую лёгкость, ту самую свободу? Я свободна, свободна в любви! — У вас так много зелёного… А твоя комната в том же стиле? — вставая из-за стола и забирая с собой почти полный бокал, подсказывала я, что готова на неё взглянуть. — К сожалению, нет, — развёл руками Хьюз и, последовав моему примеру, поднялся с места. Я опёрлась на спинку дивана, купаясь в истоме от одного присутствия Итана рядом. Слух улавливал, как мой парень подкрадывался сзади, и вместо того, чтобы не шевелиться, мне зачем-то понадобилось развернуться с бокалом в руке и потерпеть очередное фиаско, сталкиваясь с Хьюзом. Напиток, лизнув стекло, пролился на нашу с Итаном одежду. — Блин-блин, — понимая, что рискую испачкать ещё и свой лучший белоснежный бюстгальтер, я с чертыханиями быстро поставила сосуд на журнальный столик и сняла с себя топ. — Понял, тебе просто не терпится меня раздеть! — смеясь, Итан оттянул на себе испачканную рубашку. — Потерпи чуть-чуть… — парень осёкся, стихая в смехе и изумленно утопая в моих кружевах. Я смущенно прикрылась крестом из рук. Итан поставил бокал и также медленно принялся расстёгивать пуговицы, приближаясь ко мне. Я поджала губы, краснея от стыда и отводя взгляд. — Ит… — я хотела выказать непонимание, но слюна во рту мне помешала, а Хьюз, справившись с рубашкой, прячущей знойное тело, разрушил моё убежище, разводя мои руки. — Моя девочка, — низко прошептал Итан, подползая пальцами к застёжке. Неужели он собрался забрать мою честь прямо в гостиной? На это обращение отозвалась не только я, прижимающаяся к Хьюзу, но и Лейла — собака звонко подала голос. — По-моему, она тебя ревнует, — усмехнулась я, смерив взглядом из-за плеча возмущенную Лейлу. — Давай, я закину в стирку, уберу тут и насыплю ревнивице еды, а ты пока посмотришь мою комнату, — Итан, смаргивая влечение, отстранился и забрал из моего обессиленного кулака топик. — Без тебя? — недоумевала я. — Может, мне тебе помочь? — Я сам. Десять минут, принцесса, — собирая грязные тарелки, пообещал Хьюз. Я хмыкнула и направилась к широкой лестнице. — Вторая дверь справа, — крикнул мне вслед Итан, — там открыто! Я думала, что хотя бы Лейла проведёт мне немую экскурсию по дому. Увы, нет! Меня бросили в одиночку знакомиться с безлюдным вторым этажом в бюстгальтере. Наверное, мне стоило благодарить Лейлу, что я в нём, а не без… Что же? Проваливаясь пятками кроссовок в ворс ковралина, я шла по коридору, освещенному квадратными бра. Из указанной комнаты лился неоновый синий. Да, это однозначно пристанище Итана Хьюза. Первое, что бросалось в глаза — идеальная чистота; моя комната определенно проигрывала в этом. Только позже поняла, что этот эффект достигался с помощью жёсткого зонирования. Комната сильно отличалась от общего оформления дома. Напротив двери вдоль окна расположился длинный чёрный стол, напоминающий широкую заниженную барную стойку. Справа она упиралась в стену, отделанную под серый кирпич и подбитую книжными полками с научной литературой, а слева — уже в более обособленное хранилище для книг, увенчанное сверху коллекционными японскими мечами. Мэттью при виде катан захлебнулся бы слюной. Я пробежалась взглядом по красно-серому стеллажу, заставленному восточными и американскими авторами. Он уживался рядом с крупным комбиком и красующимися в ряд тремя гитарами, над которыми висели грамоты, делящиеся на творческие и нет. Если совершить четверть оборота налево, точно как сделала я, то упрёшься взглядом в ещё одно окно, завешенное плотными тёмно-синими шторами, и подле него — двуспальную кровать, укутанную сероватым покрывалом, с перенесённой на него гравюрой «Большой волны в Канагаве». По сторонам от прикроватных тумб размещались ровно во всю стену шкаф и диагонально — чёрный кожаный диван, примыкая к музыкальной зоне. Хм, а вот центр пустовал: возможно, из-за этого комната казалась такой огромной. Я всё внимательно рассматривала, стараясь разгадать многогранную натуру моего спутника. Синий неон добавлял приватности и при этом создавал обстановку камерной выставки. Вот экспозиция из гитар, подмигивающих бликами; на краю стола у проигрывателя торчала виниловая пластинка, привезенная мной из Бостона; а вот возле монитора поместился маленький горшок с золотыми шрамами, заменяя подставку для канцелярии. Офигеть! Меня лишат девственности на объекте искусства. Я начала смеяться про себя, но сильно разойтись не успела, поскольку подоспел сам художник. — Осваиваешься? — укладывая руки мне на талию, заботливо поинтересовался Итан. — Да, тут так необычно — стык Азии и Европы, — восхитилась я и вытянула шею в направлении мечей: — Они же не настоящие? — Нет, — улыбался Хьюз, разворачивая меня к себе лицом, — ты хочешь ближе посмотреть? — Хм, нет… — задумчиво протянула я, ощущая, как Хьюз еле сдерживается, чтобы не поцеловать меня. — Итан, а где ты хранишь мои трусики? Просто интересно, — откровенно флиртовала я. — Всё тебе скажи, — произнёс Итан мне на ухо. — Ты начинаешь меня пугать, — я прикрыла рот ладонью в театральном ужасе и почти сразу же кокетливо заулыбалась. — Даже не знаю, как тебя успокоить. Может и следует меня чуточку побаиваться, — Итан перешёл на сексуальный шёпот и, словно шелест листьев, ласкал мои уши. — Поищем твою красную комнату?.. А вдруг у тебя фамилия не Хьюз, а Грей? — заигрывала я, стараясь сделать свой голос как можно более соблазнительным. — А у тебя есть какие-то особенные пожелания? — решил узнать Итан, оставляя горячий поцелуй на моей шее. — У меня пока есть одно… — я пристально посмотрела на Хьюза, намекая на то, что он и есть моё особенное пожелание. Итан, набрасываясь на меня с поцелуями, сразу понял без дополнительных разъяснений, что мои разговоры — это призыв к действию. Однако любопытство, не успевшее охватить все необычные предметы в комнате, заставило передумать, уворачиваясь от напора, и отложить неизбежное соитие на какое-то время. Да и требовалось оповестить родителей о том, что со мной всё в порядке, пока не настала полночь. — Надо написать маме и продолжим, — замялась я, прикладывая палец к разгоряченным губам Итана. — Как напишешь, отключи звук хотя бы часа на два-три — не хочу, чтобы нам снова кто-то помешал, ладно, принцесса? — уговаривал меня Хьюз, усаживаясь на диван. — Хорошо. Я отложила телефон, напечатав Эшли с мамой сообщения, и активировала режим «не беспокоить». — Итан, а почему ты никогда не показывал то, что написал, когда мы… когда мы были в ссоре? Говорят, для тебя этот момент стал плодотворным периодом, — вспомнила я, легонько проводя указательным пальцем по полке стеллажа. — Ну-у, — протяжно произнёс Итан. — Позади тебя в стопке есть папка с твоим именем, подай её сюда, — затушевался он, нервно похлопывая себя по бокам. Кажется, мой кавалер не был готов к такой демонстрации. Я обвела маленькую открытую тумбу глазами и быстро нашла нужную светло-зеленую картонную папку с подписью «Вероника» на корешке. Там было много других такого же формата папок, в основном озаглавленных фамилиями «Клэптон», «Хендрикс», «Бек», «Пейдж» и прочие. Итан обхватил ладонями «Веронику» и, повернувшись ко мне боком, принялся что-то искать. Он стесняется? Итан достал оттуда листок с карандашным текстом и потянулся за гитарой. — Фух, у меня аж ладони вспотели от тебя, — признался Итан, вытирая одну руку об ткань джинс, — может, присядешь? — Нет, я буду слушать стоя, — запротестовала я и попыталась успокоить парня, — не нервничай… — Сырой материал, предупреждаю! — Да-да, — понимающе покачала головой я,— Я добрёл до крАя,
Растворяясь в виски,
К небесам взывая
На коленях низко,
Искупался в брани,
Принимая риски
В дымчатом тумане, —
Итан, прикрыв веки, доставал чистые строчки из потаённых недр души, что обнажалась с каждым ударом по струнам, —Сердце в балагане
Испускало искры.
У порога мая
Ты была так близко,
Словно как из рая,
Мне совсем чужая
В бликах серебристых, —
на многовение я почувствовала себя лишней, лишней на этой исповеди. На припеве Итан открыл печальные глаза, поражающие своей чистотой и искренностью. Темп исполнения ускорился, как и моё сердцебиение.— Отсюда к звёздам до Луны,
Чувства созидая в слове «мы»…
Ты меня спасёшь, вытянешь из мглы,
Зависть обожжёт злые языки… —
улыбка пристала к покрасневшему от умиления лицу. Руки требовали объятий, а душа — поддержки голосом, но я посчитала это не очень хорошей идеей, побоявшись нарушить интимность светлой меланхолии.— В манящем дурмане,
В неге утопаю,
Словно в океане,
О тебе мечтаю.
В лепестках шафрана
Струями каштана
В мыслях оживаешь… —
внутри визжала маленькая Никки, а мои вытянутые руки соединились внизу, как барьер для просящейся наружу экспрессии. Итан так старался, лаская баритоном слух.— Раны заживляешь,
Светом их скрепляя,
Жизнь моя былая
На глазах до тла
Принесла тепла,
Чувства воскрешая,
Мне совсем чужая,
Стала вмиг родная… —
всё перевернулось в голове под конец второго куплета. Я путала радость от прикосновения с откровением Итана и печаль, возникшую из ниоткуда чёрной воронкой Джаспера. На припеве меня окончательно поглотили воспоминания воскресенья, кидая в холод, как тогда. Я встала спиной к музыканту, неудачно блокируя ужасный поток. Струны замерли, замолкая. — Тебе не понравилось? А я предупреждал, — расстроенным тоном сказал Итан и накрыл мои плечи своими ладонями: — Я довёл тебя до слёз? — Мне очень понравилось…. — я повернулась к утешителю, подавляя комок. — Я на секунду представила, что этого всего не было бы, если бы в воскресенье кто-нибудь из нас умер… Вдруг он бы выстрелил в тебя или меня?.. Вдруг, милый? — я влетела в грудь парня, теряя душевное равновесие, и обхватила его щёки ладонями. — Но ведь никто не умер, зайчонок, мы вместе, не стоит об этом думать, — Итан помог ему устоять, смахивая мои тревоги рукой, проводя по волосам. На местоимении «мы» произошёл щелчок, склоняя меня перенаправить терзание в наслаждение и жить здесь, сейчас, в комнате моего любимого парня. Вот он, вот этот долгожданный и самый что ни на есть подходящий момент! На волне всплеска эмоций, я с жадностью прилипла к губам Хьюза, будто судорожно старалась запечатлеть в памяти их вкус, неустанно впитывая жар его дыхания. Итан, пылко отвечая и утрачивая остатки мнимого контроля, распустил руки. Он незаметно для меня расстегнул мои джинсы и, задерживаясь на ямочках поясницы, пробрался к ягодицам. Я стянула рубашку на Итане до локтей и вжалась в обнаженный торс, испытывая прилив удовольствия от того, как расплющилась моя грудь при соприкосновении. — Я невыносимо тебя хочу, Вероника… — прохрипел Хьюз и, думаю, умолчал продолжение: — Только попробуй сейчас сбежать! На этой выставке современного искусства удирать некуда, только если в окно. Да и зачем, если отстраняясь больше, чем на фут, я изнывала от острой нехватки Итана? Ровно как сейчас, когда он спустился вниз, чтобы оставить меня в одном нижнем белье. Джинсы слились с полом, а я — с мягким покрывалом, оказываясь, благодаря Итану, на кровати. Он, не спеша, без стеснения рассматривал меня с ног до головы и параллельно освобождался от рубашки. Разноцветная ткань улетела куда-то в неизвестность рядом с кроватью, а с ним и мои прошлые страхи спрятались под матрас. Я приняла, как мне показалось, максимально эротичную позу, чуть приподнимаясь на локтях и слегка раздвигая ноги, согнутые в коленях. Один только взгляд Итана придавливал меня плотной возбуждающей взвесью и плавил всё изнутри, заставляя ёрзать на покрывале. Мир вокруг постели разрушался: всё исчезало, кроме Итана, и мне невероятно нравился такой Апокалипсис. — У меня… — сглотнул Итан, и я нагло оборвала его, резко потянув за пряжку ремня. Сердце билось в феерии, наблюдая, как мускулы Хьюза подрагивали от вожделения, а глаза накрывал туман от моих прикосновений через ткань боксеров. Теперь мы были на равных, почти полностью обнаженные. Итан потянулся к моим губам, что тёрлись друг о друга в томящем ожидании, и тут же пополз вниз, орошая пламенными касаниями подбородок, шею, ключицы. Он, сняв верх, припал к моей груди, заточенной огненным трепетом, оставляя влажные поцелуи и пикантные укусы. Я извивалась в руках Итана и, громко вздыхая, таяла, точно снег под весенними лучами. Тело вздрогнуло от удовольствия, и парень увеличил его, еле касаясь пальцами кожи живота. — Так будет удобнее, — Итан приподнял мою поясницу и подложил под неё тёмную подушку. Забота Хьюза располагала, укрепляла доверие, и стирала неловкость. — Угу, — робко согласилась я. Ладонь, соприкасаясь тыльной стороной, поплыла по внутренней поверхности одного бедра, а по соседнему медленно спускался её владелец, моща себе лесенку из поцелуев. Парень осторожно снял с меня стринги, вынуждая ноги непроизвольно сомкнуться. Итан бережно вернул им прежнее откровенное положение и обдал меня потоком новых ярких невероятных эмоций. Я отдалась ощущениям, оттягивая одной рукой волосы на голове Хьюза и направляя его. Позвоночник, вырывая из меня протяжное «Да!», изгибался подобно той самой волне, что накрывала Канагаве подо мной. Удовольствие растягивалось в бесконечность, стирая возможные пики и выступая капельками пота — слезами счастья. — Сладко, — выходя из плена моих бёдер, заключил Итан и полез к тумбочке. В это время я, впредь не смущаясь своей наготы, расползалась мягкой дымкой по покрывалу, словно перистые облака по голубизне небес. Нет, это однозначно выше них, выше облаков. — Итан… Мне так хорошо, — я вытягивала из себя восхищения, словно гладкие ленты. Мы обменялись тёплыми улыбками и почти невесомыми поглаживаниями. Хьюз, вернувшись с защитой на прежнее место, надорвал зубами алюминиевую упаковку и ловко облачился в латекс. — Ты такая красивая, Вероника, — Итан отвлекал меня комплиментами, одной рукой лаская грудь, а другой помогая себе совершить задуманное. Я испытывала полное расслабление, но несмотря на моё состояние и старания возлюбленного, первой пришла тупая боль, как плата за наслаждение. Бёдра охватила мелкая дрожь, однако Итан, плавно со всей осторожность двигаясь, проводил руками по ногам, сдавленным напряжением, и, точно плёнку, снимал его. — Ты — любовь, — прошептал Итан, смотря мне в глаза и накрывая меня своим горячим торсом. Я тут же обхватила Хьюза руками, тлея от желания оказаться как можно ближе, чтобы мне стало тесно. От него пахло не похотью, а естеством и персиковым рассветом. Дыхание Итана обдавало жаром лицо и шею, испаряя первые болевые ощущения. В этот момент чувствовалось присутствие чего-то потустороннего, внеземного, магического. Всё распадалось на мельчайшие частицы, а после — с невероятной скоростью складывалась воедино и снова разлеталось, чтобы соединиться. Итан предстал в сознании чем-то большим, чем просто парнем, большим, чем возлюбленный. Он дополнил меня, как недостающая часть меня, часть воплощения моей любви. У Итана не росли за спиной крылья, которые могли бы меня спрятать от злого мира, но он и без этого неплохо справлялся. Тугие косые мышцы пресса и лопатки казались тёплыми, словно согревающее одеяло в дождливый день. В моих глазах его кожа испускала мягкий свет, сияла лаской. Неужели я причастна к этому свечению? — Ты потрясающая, моя девочка, — возбужденный голос Итана в одночасье обрёл форму и воспринимался сразу несколькими органами чувств. Звук шёлком соскальзывал с плеч, волнующе задевая грудь, и плавно перетекал к низу живота. Вибрации и дребезг связок пронизывали до кончиков пальцев. Он любил меня голосом… Глубокая тишина комнаты Итана свидетельствовала тому, как нутро мгновенно отзывалось на нежные касания сладостной песней из будоражащего шёпота признаний, коротких или протяжных вздохов блаженства и громких всхлипов. В неё золотой нитью вплеталась наша всепоглощающая и всеоживляющая любовь. Кожа друг друга секундно охлаждалась и снова нагревалась, словно чувства раздували раскаленные угли, заставляя их краснеть во время очередного плавного или резкого толчка. Пальцы в исступлении блуждали и хватали, соблазнительно проминая под собой влажные тела, охваченные страстью, что праздно поджигала те самые фейерверки, не взорвавшиеся в машине. Огненные фонтаны тряслись перед раскатом от томления и, вспыхивая, раскидывали счастье яркими искрами. Они, истлевая в воздухе, обращались розовыми лепестками сакуры. Эти лепестки медленно накрывали нас, путаясь в густых волосах наших голов, опьянённых эйфорией. Я, погружаясь в это море из нежнейшей сакуры, впервые наблюдала, как душа отслаивается от тела, когда Хьюз, изливаясь, утробно шептал моё имя и задыхался от блаженства, завлекая в поцелуй с неимоверной пылкостью. — Вероника, моя Вероника…