На подходах к Аросу
Огонь пожирал ветки одну за другой. Зеленая хвоя ярко вспыхивала, языки пламени с гудением рвались вверх, пока она умирала, чернея и сворачиваясь, – и опадали, оставляя лишь бессильно гаснущие в пепле угольки. Тогда Амбарусса бросал в костер следующую – кучи лапника на снегу рядом с ним должно было хватить до середины ночи. И опять целые пригоршни искр летели в темнеющее небо. – Что, тоже не спишь? – Тьелкормо пододвинул поближе чурбак и присел рядом. Младший, не отрывая взгляда от костра, помотал головой. Охотник подобрал прутик и задумчиво ворошил им прогоревшие головешки, подгребая их поближе к жару. – Мне кажется, Турко, или в Амане хвоя не сгорала так быстро? Бывший лорд Аглона пожал плечами. – Здесь вообще все быстрее, чем там. Не знаю. Может быть, потому, что здесь атани. Они все торопятся, и из-за них торопится весь мир. Военный лагерь никогда не засыпает полностью. Эльдар ходят между палатками, кто-то так же сидит у огня, разгребает снег в проходе, тихо разговаривает. Эльфам не нужно так много спать, но в войске немало смертных, да и лошадям необходим отдых. – Еще два дня, Турко. Через два дня мы подойдем к Аросу. Он отсчитывал дни и проклинал того, кто изобрел счет времени. Три месяца… Два месяца… Месяц… И вот теперь – два дня. Наверное, так же мыслят Пришедшие Следом. Еще он проклинал братьев. Проклинал отца. И Сильмарил. Себя тоже проклинал – за мысли о предательстве. О том, что можно просто бежать из крепости – и забыть, забыть обо всем об этом. И никто за ним не погонится... Поймут же, все прекрасно поймут... Нет. Забыть он не сможет. День, когда он пойдет на предательство, будет его концом. Можно стерпеть что угодно, но не это. Еловое полено прогорело и развалилось надвое, костер выстрелил искрами. – Уверен, лед на Аросе нас пропустит, – качнул головой Охотник. – У Четырех Медведей последние годы, говорят, хорошо держался, а ныне зима студеная. К утру мои вернутся, но я и сейчас тебе сказать могу – пройдем. – Да, хорошо бы, – отозвался Амбарусса, вытягивая ноги к живительному теплу. – Тогда можно через третью и четвертую восточные двери. Хоть от покоев далеко, но зато войти легче. А там уж… Все планы обсуждались и обсуждались уже столько раз. Брать защищенную пещерную крепость столь малыми силами – такого они еще не пробовали. Многие полягут в этом деле из тех, что сейчас спят в палатках, сидят у костров, смеются где-то рядом. Но не Ангамандо они возьмут, увы, не Ангамандо. – Ты по-прежнему уверен, что это лучшее направление? – Ни в чем я не уверен! – младший Феанарион с досадой хлопнул перчатками по сапогу. – Это самое разумное из того, что мы успели разведать. Вон, кстати, твои возвращаются, не надо и утра ждать. Тьелкормо удивленно поднял брови и встал, вглядываясь в темноту: – Мои?.. Да нет, Амбарусса, моим рано, это дозорные. И, по-моему, они ведут кого-то. Братья обменялись тревожными взглядами. Лазутчик? Что ж, этого следовало ожидать – перемещение войска не могло остаться незамеченным… Пленник стоял у крайней палатки, в окружении троих дружинников. Несмотря на завязанные глаза и стянутые за спиной руки, не чувствовалось, чтобы он был испуган, скорее, просто волновался. Старший верных Куруфинвэ, которые обнаружили пришельца, прежде всего, известил своего лорда, и, когда они подошли, Искусник уже пристально разглядывал синду в куртке со светлым мягким мехом и широкой узорной каймой. Подошедшим лишь махнул рукой, давая знак молчать. Из темноты вынырнул Макалаурэ, через минуту снег заскрипел под решительными шагами Майтимо. – Кто послал. Сколько вас. Где остальные? – слова Куруфинвэ падали, как ножом отрезанные. – Я должен говорить с кем-нибудь из сыновей Феанора, – повязка не позволяла взглянуть в глаза пленному, но в голосе не было страха. – Я знаю в лицо лордов Маглора и Амраса, они приезжали в Менегрот. Братья удивленно переглянулись, но по знаку Майтимо последовали за ним в палатку. Когда темная ткань была снята, синда внимательно всмотрелся в черты окруживших его. Кивнул, встретившись взглядом с Макалаурэ, скользнул по Амбаруссе, задержался на возвышавшейся надо всеми рыжей голове Майтимо, отметил застежку плаща у левого плеча. – Вижу, что вы те, кого я ищу. В подоле моей куртки под тесьмой спрятано послание. Можете сами достать его, – он повел плечами, указывая на связанные руки. Развязывать его никто не собирался. Куруфинвэ опустился на колени, быстро и осторожно отпорол непрочно пришитую узорную ленту. Узкая сложенная втрое полоска пергамента переходила из рук в руки, читали ее молча. «Сыновьям славного Феанора. Ни вам, ни мне не нужно кровопролитие. Я всегда говорил, что Камень лучше отдать. Есть пути к Диору лучше тех, что разведал лорд Амрас. Посланный скажет больше.» Подписи под письмом не было. – Как тебя зовут, и кто послал тебя с этим? – начал Майтимо, глядя на пленника с высоты своего роста. – Мое имя Сигильбор, я родич Хаэрона, Первого Советника короля. И я здесь по его поручению, – ответил тот. – Известно ли тебе, что здесь написано? – Старший помахал запиской. – Да, – кивнул синда, – она написана при мне, и я сам зашивал ее в подол. Вам предлагается прямой путь в покои Диора, и я должен показать его. – И тебя не смущает, что вы предаете своего короля? Слово «верность» ничего не значит для дориатрим? – Мы верны, прежде всего, своему народу, лорд Маэдрос, – Сигильбор постарался выпрямиться, насколько позволяли стянутые за спиной руки. – В отличие от пришлого выскочки-адана, который готов платить кровью присягнувших ему эльдар за свою фамильную драгоценность. Кто-то должен это остановить. Майтимо кивнул, вид его был неприступен, как стены Химринга, так что даже Амбарусса не сказал бы, насколько он поверил словам перебежчика. В голове у него крутились обрывки мыслей: предательство, родич Хаэрона, ход в королевские покои… что-то ускользало от него, словно ящерица, юркнувшая в каменную россыпь. – Ты должен будешь показать нам на карте, каким путем ты сюда шел, – вмешался Куруфинвэ. – Покажу, – согласился посланник. – Это тот самый путь, которым я поведу вас, если согласитесь. Только все войско не пройдет там незаметно. Отряд десятка в три воинов. И я помогу вам открыть дверь – без меня вы с этим не справитесь. – А затем? – Путь через переходы в королевские покои. Диор часто носит Камень Света, не запирает его в сокровищнице. Вы появитесь неожиданно, и он уступит силе. – А если нет? Сигильбор с презрительной гримасой пожал плечами: – Какое мне дело? Дориат ничего не потеряет, если этот пришлый будет убит…***
Разговор шел по третьему кругу: – Но это даст нам хотя бы войти во дворец! – А если все-таки ловушка? Разве можно доверять дориатрим? – А если не ловушка? Может, мы отказываемся от единственной возможности. – Вы с Кано только что чуть не попали в западню! – А без этого мы, может, вообще положим большую часть войска, да только зубы обломаем. И что тогда? Они разбудили Карнистиро, но это лишь добавило к спору еще один раздраженный голос. Они трижды посылали за Сигильбором, заставили его рисовать планы лесных дорог и переходов дворца, сверяли со своими записями. Выслушали старших своих верных. В палатку набилось столько народу, что стало жарко. Наконец, отпустив командиров, братья остались вшестером. – Нельо, я иду с этим синдой! – объявил Тьелкормо, едва дождавшись, когда упадет полог за последним из уходящих. – Я слышал все ваши возражения. К балрогам! Я должен идти туда и взглянуть ему в глаза! – Мы здесь не за этим, – сурово заметил Майтимо. – Я помню. Я заберу у него Сильмарил. Чего бы… чего бы это ни стоило. Но я должен пойти – и, наконец, покончить... со всем! Я беру своих верных. А дориатца этого – поведем на веревке. Не удерет, если что. А ведь, пожалуй, Амбарусса знал, что это будет именно Охотник. И знал, что предложение будет принято – с самого начала знал. Ну что ж, если все получится, то хотя бы она будет жива. А он – если что, его есть, кому встретить... – там… К Морготу мрачные мысли! – Турко, возьми меня с собой! – все повернулись на звонкий голос младшего... Сколько раз это звучало – давно, там, под украшенной резьбой крышей дома в Тирионе. Под сводами белокаменной Форменоссэ… Большой и сильный красавец Тьелкормо тогда снисходительно улыбался, щелкал по носу или дергал за рыжие вихры. Только тогда было: «Возьми нас…» – Возьму,… Питьо. «Питьо»… Этим именем никто не звал его в Эндорэ. Когда-то были Питьо и Тэльво, всегда вместе. А один – он стал Амбаруссой. Амрасом… Младший тряхнул головой и улыбкой встретил взгляд Охотника: – Лучше всех Менегрот знаю я и мои верные. А Кано пойдет с остальными. Старший с минуту разглядывал их молча. Потом отвел взор, разглаживая левой рукой карту, испещренную их совместными набросками. – Хорошо. Давайте посмотрим… Они еще раз перестраивали планы, прикидывали, какую дверь можно попробовать взломать изнутри, договаривались, как посылать вести. Тьелкормо называл его несмышленым воробьем, а Амбарусса фыркал и пытался доказать, что лучше знает. Но попробуй что-то докажи Охотнику. Майтимо внимательно выслушивал Искусника и Карнистиро, вычисляя время подхода… Макалаурэ, наконец, объявил, что всем нужно хоть немного поспать и вытолкал младших братьев из палатки. Когда пришло время завтракать, они сидели по разные стороны костра. Как-то само собой так получилось – те, кто идет с Сигильбором, и остальные. Двое и четверо. Все решено, и можно не думать. И хорошо, что больше не нужно считать время.