Камень преткновения

– Вот здесь! – Сигильбор указал на трещину в скале.       Тьелкормо оглянулся с сомнением – узкий темный разлом, разваливший утес пополам, уходил вверх и вглубь, подход к нему был завален каменными обломками. Предположить в нем дверь, даже тайную, было сложно. Амбаруссу это смущало меньше – такие в Менегроте встречались. Он ободряюще улыбнулся Охотнику и подошел к проводнику. – А теперь для безопасности,… – он кивнул на своего дружинника, отцепившего от заплечного мешка моток веревки. – Это не причинит тебе боли, и мы потом, конечно, тысячу раз извинимся. Думаю, идя к нам, ты должен был предвидеть это.       Синда поджал губы, но возражать не стал и терпеливо снес, пока верный затягивал узлы у него на поясе. – Так значит, она открывается песней? – Да, – подтвердил дориатец. – Не знаю, сможет ли кто из вас такую спеть.       Это он уже говорил, там, в лагере. Маглора, который наверняка смог бы, с ними нет.       Напев начинался свистом вьюги, шуршаньем поземки. Синими зимними сумерками и скованными морозом губами. Лишь в горле трепетал негаснущий огонек – не пламя их Дома, что взметается ярко и бурно, разрывая обступающую тьму и обжигая неосторожных. Этот был огнем каменным, огнем, что будет неизменно на своем месте, словно гора. Он был здесь извечно, от начала Арды, пережил Войну Стихий, перенесет все, что ни готовит судьба, и пребудет до конца мира. Ему не страшны ни ветра Манвэ, ни воды Ульмо. О, Аулэ, супруг Матери Живого, поистине, многого мы не знаем о тебе!       Амбарусса чувствовал, как огонь этот размягчает и плавит все вокруг – и гору, и лес, и даже, казалось, воздух. Протяни руку – и все это можно лепить заново. – Смотри, – прошептал Тьелкормо. – Скалы…       Как это произошло, когда? Трещина между скалами превратилась в проход шириной в три локтя, между камнями вилась отчетливо видная тропинка. – А я понял, – вдруг пробормотал Эглатон. – Только сказать не сумею. Так пели дед и отец. И мать пела каждый раз на новой стоянке, и я пел с нею. Там были другие лес и камни, но разговор с ними такой же. Я, наверное, смог бы повторить…       Походные мешки они оставили за россыпью валунов, присыпав снегом. – Я пойду первым, – Охотник подтянул лямку перевязи и одернул куртку, скрывавшую легкую кольчугу. – Ты, Амбарусса, знаешь проходы, если что, примешь отряд. Вперед!       Когда последний воин миновал каменный уступ, прикрывавший вход, младший Феанарион оглянулся. Позади опять была лишь узкая щель, в которую с трудом пробивался тусклый свет зимнего пасмурного дня. Дверь закрылась. – Эглатон, – обернулся он к оруженосцу. – Запоминай хорошенько дорогу.       Юный нандо со всей серьезностью кивнул.       Проход между скалами позволял идти, лишь растянувшись цепочкой. Сверху они то смыкались на высоте тридцати локтей, погружая тропу в сумрак, то расходились, позволяя дню заглядывать в расселину одним глазком. Серые слоистые сколы сменялись зернистыми красными с черным массивными глыбами, в глубине темной теснины вдруг вспыхивали по камню льдистые искры.       Постепенно щель над головой сужалась, становилось темнее, и тропа превратилась в тесный коридор, явно вырубленный руками. Три светильника Феанаро на всех – неважное освещение, но эльдар этого хватало. Вот так же он кружил по этим проходам несколько недель назад... Иль то были месяцы?..       Амбарусса прервал себя, чувствуя, что воспоминания уносят его прочь от отряда и товарищей, туда, где…       Нет. Не должно быть сейчас места подобным мечтам. Амрас Феанарион пришел сюда за Камнем своего отца. Пришел с войском и готов на все.       Отделка стен становилась все лучше. Стали попадаться настенные светильники, которые он видел в Менегроте прежде. Путь петлял, поворачивал, раздваивался, они миновали несколько залов, однако пока никого не встретили. А вот, кажется, и знакомая развилка! Она нанесена на карту, младший сын Феанора проходил ее в один из вечеров… Он ощупал малахитовые бусины на конце косы…       Вот зал, где его нашел тогда Эглатон! Уже близко… Как он, помнится, спешил тогда остановить Макалаурэ. В тот день брат шел к королю по приглашению – а теперь они идут непрошенные. И тогда это была ловушка, а теперь, когда Хаэрон…       Внезапно Амбаруссу обдало жаром. – Голос! Тот голос! Ну, конечно! – он встал как вкопанный. – Раньше, раньше надо было это понять! – Турко, стойте! – кричать было нельзя, но Охотник услышал. – Что случилось? – встревоженный, Тьелкормо отодвинул синду-проводника и подошел к младшему брату. – Это был Хаэрон! Тот, кого я никак не мог вспомнить все это время. Кого я слышал тогда. А сейчас – как наяву… совершенно точно!.. Хаэрон!       Бывшему лорду Химлада не понадобилось много времени, чтобы осознать сказанное. Развернувшись, он схватил Сигильбора за грудки: – Вот, значит, как? Твой родич думает, что он хитрее всех? – Я не понимаю,… – начал синда. – Вяжи его!... Сейчас поймешь.       Проводнику быстро стянули руки за спиной и заткнули рот. – Амрас, план меняется. Ты знаешь, где мы находимся? Вести сможешь? – Смогу, – кивнул младший. – Мы поворачиваем – и идем вскрывать третью восточную дверь. Как договаривались. Наше войско войдет в Менегрот, и Первый Королевский Советник сильно пожалеет, что вздумал играть в эту игру с сыновьями Феанора! – Эглатон!       Резвый юноша мгновенно оказался рядом со своим лордом. Единственный, кто сможет пройти обратный путь и выбраться наружу. Он серьезно кивал, выслушивая, какую донести весть. Передовые отряды должны быть уже совсем близко… – И скажи браннону Маглору – пусть долг взыщет с Хаэрона.

***

      Кровь пахнет только кровью. Когда они пробились к двери, меч и руки Амбаруссы были уже в липких засыхающих потеках. К сожалению, незаметно подойти не получилось – тревогу все же кто-то поднял. Сбежалась стража, и за последние два коридора они отдали жизни четверых верных.       Когда, наконец, пал тяжелый дубовый затвор, звякая выломанными петлями замка, в караульное помещение ворвался свежий морозный воздух. А за ним – потоком латники с восьмиконечной звездой на коттах. – Турко! – Курво!       Эти двое поверх всех голов видели друг друга, поверх алых пятен на снегу, поверх скорчившихся на склоне тел с торчащими красноперыми стрелами. – Морьо, вовремя вы подошли, – Амбарусса никак не мог отдышаться. Попытался отереть руки о подол, но кровь уже засохла, пот размазывался по лицу вместе с грязью. – А ты мог бы и пораньше вспомнить, голова дырявая, – пробурчал Карнистиро, сторонясь, чтобы освободить проход для новых и новых воинов – эльдар и отрядов атани. – Теперь веди к четвертой двери. Туда идут Нельо и Кано, пора впустить их. – Нет, – вмешался Тьелкормо. – Сделаем по-другому. Если четвертые ворота падут, вся стража кинется защищать Диора. Мы должны дойти до него раньше, пока вы свяжете их боем. Младший покажет дорогу мне, а вам – кто-то из его верных.       Короткие приказы Куруфинвэ, отбиравшего тех, кто пойдет вместе с Охотником в королевские покои, торопливые указания Карнистиро, выкрики командиров. В голове было до странности ясно. У выхода из привратного чертога Амбарусса еще раз обернулся. Несколько воинов расчищали зал – относили в угол тела эльдар – мертвых или раненых? У стены сидел связанный Сигильбор с кляпом во рту, в глазах его был ужас. На этот раз не было ни гнева, ни ярости. Просто не хотелось верить, что все это по-настоящему.       Младший Феанарион махнул рукой Нуменсуро, оставшемуся с половиной его дружины показывать братьям дорогу, и нырнул в извилистый уходящий вверх коридор.

***

      Макалаурэ прав, звуки в этих залах были непохожи сами на себя. Удары стали о сталь не звенели, а скрежетали, зато стрелы свистели, будто птицы-корольки в лесу. Но разве кто-нибудь из них сейчас на себя похож?       Конечно, стража у покоев Диора была. Когда они пришли – была. Теперь они лежали на полу вперемежку с воинами нолдор, на ступенях кто-то еще стонал. Вот выбили ту самую дверь, Тьелкормо первым перепрыгнул через обломки и нырнул в полутьму королевской прихожей.       Фить-йу! – стрела коротко пропела у самого уха и ударила в резную притолоку. Амбарусса, уже было устремившийся за братом, резко ушел влево вниз и перекатом за каменные перила. – Берегись! Стреляют! – он оглянулся, стараясь понять, где мог спрятаться лучник. На другой стороне лестницы скорчился за колонной дружинник Меньолимо, зажимая левое плечо. Между пальцами его торчал наконечник, насквозь пробивший руку и два слоя кольчуги. – Под потолком, вон там, в углу! – Все под галерею! На левую сторону! Не высовывайтесь!       Большинство воинов прижались к стене под балконом, кто-то так и остался лежать у подножия лестницы.       Всех ходов вокруг королевских покоев Амбарусса не знал – ему тогда так и не дали здесь все осмотреть. Но маленькая дверца за спиной раненого эльфа точно вела на третий ярус, туда, где, должно быть, засели стрелки. Ему до нее – шагов пятнадцать, а остальным – через ползала бежать. – Меньолимо, убери ноги, – бросил он. – Мне в тот коридор проскочить надо.       И громко, командиру верных брата: – Селорион, ты за старшего! Я – наверх, отвлеку их! А вы идите на помощь Келегорму! – Лорд Амрас, я с тобой! – раненый эльда метнулся за ним.       Вверх по узкому проходу, развилка, поворот – чувство направления у эльдар не теряется ни в лесу, ни в степи, ни под землей. Их было трое у оконца – стрелки без доспехов. Видно, только прибежали, поднявшись по тревоге… – Айя Феанаро!..       Луки против меча, опять луки против меча. Все закончилось быстро.       Спустившись обратно в зал, Амбарусса переступил через мертвого Меньолимо, лежавшего у двери. В спине дружинника торчали три стрелы, от которых он прикрыл своего лорда.

***

      Трое на коленях над телом, и белокурая коса на ярком узорчатом ковре. Охотник лежал на боку, двое держали его, третий, разрезав пропитанную кровью куртку, прижал руку к левой ключице – стрела вонзилась в вырез легкой кольчуги. Эльда давил на рану пальцами и придерживал древко, что-то бормоча себе под нос.       Турко... Этого тоже не должно было быть. Но это было... Амбарусса с трудом сглотнул и заставил себя отвести взгляд. Надо было идти дальше – пусть это хотя бы не будет напрасным.       Ратники хлопали дверьми, перекликались с товарищами в соседней комнате, что-то докладывали Селориону. Высокого богато одетого адана, неподвижно лежавшего лицом вниз, раскинув руки, старательно обходили. В спине его торчал кинжал с незнакомой рукояткой. Что ж, Диор, ты знал, что мы придем. «…Ничто не спасет от мести жестокой…»       Он обернулся к старшему верных: – Все проверить. Соседние помещения, есть ли щели для лучников. Мы не знаем этих покоев… Где тот, кто стрелял в моего брата? – Мы не нашли его, лорд Амрас, – покачал головой Селорион. – Тут были лишь лорд Келегорм, да вот этот лежал,… – он кивнул на распростертое тело. – Это бывший король Дориата, внук Элу Тингола, сын Лютиэн и Берена, решивший, что имеет право носить на груди Сильмарил, - Феанарион огляделся. - Кто сразил его? – Никто из нас не делал этого, – уверенно ответил эльда.       Амбарусса опустился на колени, выдернув торчавший нож, перевернул тело, расстегнул... Где то, ради чего они пришли сюда? Ради чего не остановились ни перед кровью, ни перед потерями. Ради чего Нельо терпел муки и увечье. Единственное, что у них осталось, что даст хоть какую-то надежду. – Где он… отдай,.. – он не замечал, что шепчет эти слова, ощупывая еще не остывшее тело жесткими пальцами. – Где он…       Внезапно из-под полуоткрытых век блеснуло серебром, темные бездны зрачков поймали его взгляд. – Хаэрон… я ему верил… он – в спину… и забрал,… – слова оборвались хрипом, Диор вытянулся и затих.       Амбарусса поднялся. Значит, предатель все-таки убил своего короля. Что ж, таковы дориатрим – какое ему до того дело. Но он посягнул на Камень… Теперь мстить ему будет не только Макалаурэ – все сыновья Феанора. – Селорион, оставь здесь тех, кто сможет защитить лорда Келегорма и продержаться до прихода братьев. Остальные – со мной, мы найдем его. Хаэрона, Первого Советника короля.